Читать книгу: «Под чёрным крылом войны», страница 4
– Завтра я уезжаю на работу в пионерлагерь на всё лето. Не знаю, как ты будешь здесь без меня, кто будет водить тебя на прогулку, да и я, буду скучать по тебе. – В её голосе послышались слёзы. Кирилл хорошо понимал, что творится в душе у девочки – 26 лет не 16. Он, взяв Нюрку за руку, посадил её рядом, погладил по голове:
– Не расстраивайся, Нюрочка, всё будет хорошо. Ты такая добрая, я тоже к тебе привязался, и буду скучать. Я тебе так благодарен за то, что ты для меня сделала, ты вернула мне надежду и желание жить. А, гулять я буду с соседями по палате. После того концерта все стали проявлять ко мне внимание и заботу. А я буду ждать твоего возвращения, – и он поцеловал её руку. Нюрка сдержала слёзы, палата – бывший класс, так что, они были не одни, попрощалась и вышла, глотая слёзы. Нюрка была переполнена нежностью к Кириллу, будь её воля, она никогда не рассталась бы с ним, и водила бы его за руку всю свою жизнь, ухаживая за ним, как за ребёнком.
На другой день Нюрка с братом уехала в пионерский лагерь на работу. Душа её разрывалась от тоски и горя. Она, наконец, осознала, что помогая Кириллу отыскать мать, она своими руками может лишить себя, своего любимого.
Нюрка не была красавицей. Внешность её ещё не совсем сформировалась. Рослая белобрысая девчонка с тонкими косичками, завязанными колечками за ушами. Курносая, круглолицая, с серыми глазами под светлыми бровями. Улыбка, правда, у неё была добрая и зубки ровные и белые. Косметикой в то время девочки её возраста не пользовались совсем, да и косметики – то тогда не было никакой, кроме помады, чёрного карандаша для бровей и пудры грубого помола в картонной коробочке. Нюрка размышляла:
– Аделаида Петровна! Ну и имечко! Да ещё депутат горсовета. Кирюша-то слепой и не видит, что я такая нескладная и некрасивая, а мать у него зрячая, вряд ли я ей понравлюсь. Не пара я ему. Увезёт она от меня моего любимого Кирюшеньку, и не увижу я его больше никогда.
И она, безутешная, заливалась слезами, не видя выхода из этого тупика.
Вожатая Ася, двадцатипятилетняя студентка пединститута, видя её состояние, разговорила Нюрку, и та всё ей рассказала.
– Ну, и чего же ты, так убиваешься, глупенькая. Ты же не видела его мать, может всё будет хорошо. И потом, ты же не знаешь, любит ли тебя Кирилл! Он же тебе не говорил об этом? Скорее всего, он относится к тебе не как к невесте, а как к молоденькой девчушке – тебе только 16, а ему 26. Тебе надо ещё учиться, а ему лечиться. А, может, у него есть жена или невеста, кто знает?
– Про невесту не знаю, а жены точно нет – Кирюша говорил только о матери.
– Успокойся, Нюра. Вот будет пересменка, и съездишь на денёк в город на продуктовой машине, повидаешься с Кириллом.
Этот разговор немного успокоил Нюрку, и она стала ждать окончания первой смены, чтобы во время перерыва между сменами съездить домой, повидать маму и Кирилла. Наконец, это время пришло. Нюрка приехала в город.
Мама, увидев её, тревожно спросила:
– Что с тобой, доченька, случилось чего? Ты такая взбудораженная! А я-то тебя и не ждала.
– Да нет, мама, всё в порядке – Колька здоров, хлеб ест за двоих, подрос, загорел – и она посмотрела на мать, а та разглядела в глазах дочери не высказанный вопрос, и сказала:
– С твоим подопечным всё нормально. Приезжала его мать, фифа в шляпке. Вела себя, как прокурор на суде. Хотела забрать Кирюшу, да врач отсоветовал. Сказал, что курс лечения не окончен, и везти больного сейчас нельзя, может случиться осложнение. Обещал, что сообщит ей, когда можно будет Кирюшу забрать. А мать его на всех смотрела свысока, не приведи, Господь, такую свекровку – живьём съест, если вообще до ЗАГСа допустит. Она для своего чада «прынцессу» найдёт. Так что, доченька, «не с нашим свиным рылом, да в калашный ряд». Руби дерево по плечу, а то надорвёшься. Тебе ли горевать! Когда у тебя вся жизнь впереди!
Нюрка ничего не ответила, но с облегчением вздохнула – Кирюша ещё здесь, и уедет не скоро, хоть и поняла, что её опасения относительно его матери – были не напрасны. Наскоро перекусив, она помчалась в госпиталь. Тихо подойдя к кровати, она стояла, и, молча смотрела на Кирилла:
– Какой же он красивый! Мне всё в нём нравится, как же я буду жить без него! – Нюрка не замечала, что он худой, наголо стриженный, в застиранной, и слишком широкой для него, пижаме. Правда, есть люди, на которых и телогрейка смотрится, как смокинг. Кирилл почувствовал присутствие Нюрки по её взволнованному дыханию:
– Нюрочка, это ты? Приехала, наконец. Ну, рассказывай, как тебе понравилась твоя работа. Меня вспомнила хоть разок? Наверно, и думать забыла, про своего инвалида?
Нюра стояла, молча, боясь расплакаться на глазах у всех. Она с трудом справилась с волнением и тихо спросила:
– К тебе приезжала мать?
– Да, представляешь! Примчалась, как только получила твоё письмо. Какая же ты умница! И ты знаешь, что сказала мне мама? Она проконсультировалась у глазных врачей в Свердловске, и они в один голос заявили, что, возможно, из-за контузии образовалась опухоль, которая давит на зрительный центр мозга. Если эту опухоль убрать, я снова буду зрячим. Это только предположение, соломинка, за которую я пытаюсь держаться, но я не хочу думать ни о чём другом. Такие операции делают пока далеко не везде. Возможно, нам придётся вернуться в Ленинград, там у нас есть квартира, хоть и пустая, а у мамы много знакомых, которые нам помогут. Но, пока я окончательно не поправлюсь, операцию делать нельзя. Так, что я тебе ещё надоем, пока не уеду. – Весело заключил он.
Побыв ещё немного около Кирилла, Нюрка побежала на оптовый склад, там загружали продукты для второй смены лагеря. С этой машиной она и вернулась в пионерлагерь. Колька уже стоял у ворот – ждал её и гостинца от матери. Получив малюсенький кулёчек с конфетками-красными, словно атласными, подушечками, он спросил:
– А когда мамка приедет?
– В первое же воскресенье, когда приедут родители. – А про себя подумала:
– Какой же он всё-таки ещё ребёнок. По мамке скучает, чуть не плачет, а ему ведь уже 10 лет.
Нюрка обняла братишку, чмокнула его в макушку и легонько подтолкнула его к вожатой. Вожатая Ася уже поджидала Нюрку. Им надо было подготовить помещение для второй смены ребятишек их отряда.
Пионерский лагерь того времени сильно отличался от тех, что появились, лет 15 спустя. Дети жили в бараках, спали на деревянных раскладушках, обтянутых парусиной, которая быстро теряла свою упругость и провисала чуть не до пола. Подушек хватало не всем, а матрасы, набитые клочковатой ватой, пропахли детской мочой. Старые застиранные простынки и серые байковые одеяльца дополняли картину. Но, набегавшись за день, и наевшись хлеба, которого дома не все дети той поры ели досыта, пионеры падали на свои раскладушки, принимая самые немыслимые позы, устраиваясь поудобнее, и засыпали крепким сном.
Ася с Нюрой перемыли полы, застелили раскладушки, заделали марлей окна от комаров. В игровой комнате расставили шашки и шахматы. Разложили на полочке книжки. Это было всё, чем можно было занять детей в непогоду. Впрочем, лето было в разгаре, дождей было мало и все они были грибными. Так что, дети могли весь день проводить на улице. Ася с Нюрой водили их в лес, который просматривался насквозь, за земляникой. В поле, заросшем ромашками, плели венки. Купались в речке с пиявками в заводях, с илистым дном и белыми кувшинками на воде. Готовили концерты для родителей, которые приезжали каждое воскресенье. Вместе с физруком проводили спортивные соревнования. Пели песни у костра, инсценировали русские народные сказки.
Директор пионерлагеря, Семён Никитович – был смуглым высоким и плотным мужчиной с резкими чертами лица. Чёрные глаза, чуть на выкате, крупные зубы вечно приоткрытого рта из-за одышки – дыхание его звучало, как придушенное всхлипывание – нагоняли страх на детей. Он казался им великаном-людоедом, как в сказке, про кота в сапогах. На самом деле он был добрым человеком и делал всё, что мог, чтобы сделать жизнь детей в пионерлагере сытой и интересной. Обманчив бывает внешний вид человека.
День у Нюрки был занят под завязку. Но с вечера, когда дети засыпали, тоска по Кириллу не давала уснуть. Она выходила из барака, где жила вместе с детьми и Асей, садилась на скамейку, и замирала.
Время для неё сводилось только к текущему моменту. Вчера было похоже на сегодня и завтра, и тянулось, как старая резина. А Нюрка подгоняла время, стремясь быть поближе к Кирюше, видеть его, слышать его приятный голос. Она болела им, и выздоравливать не желала. Как невозможно бывает убежать от нахлынувших чувств. И как трудно смириться с неизбежностью, если считаешь её несправедливой.
Розоватая полоса на горизонте возвещала о конце дня. На прозрачно-синем небе зажглись первые вечерние звёзды. Луна медленно всплыла над землёй, и чуть затмила блеск этих звёзд. Когда звёзды осыпали весь тёмный свод небес, тишина опустилась на спящий лагерь. Ветерок слегка шевелил высокую траву, где-то запел сверчок. Из барака вышла Ася, присела рядом, и тихо заговорила:
– Спят наши сорванцы. А ты всё скучаешь, подруга?
– Да я уже поняла, что мне надо смириться с неизбежностью – Аделаиду Петровну мне не одолеть. Но душа моя всё равно рвётся к нему. Он мой единственный. И что бы со мной не случилось в жизни, Кирюша останется единственной любовью в моей жизни. Я вот думаю, родить бы ребёночка от него, такого же умного и талантливого, и посвятить ему всю свою жизнь, как ты думаешь? Но я же никогда не смогу даже намекнуть ему об этом.
– Вот и хорошо, что не сможешь. Родишь ты ребёночка, и повесишь его на свою маму, а ей и вас двоих хватает на её зарплату и мизерное пособие за потерю кормильца. Ты помогла ему, и пусть это греет твою душу, а остальное выброси из головы, и живи дальше. Люди в эту страшную войну всё теряли, а потом начинали снова строить всё сначала, думая о насущных проблемах – так мы все устроены. Тебе сейчас 16, а через 2—3 года, ты уже по-другому будешь смотреть на жизнь.
Они замолчали, думая каждая о своём. Нюра не поверила подруге, что она будет смотреть на жизнь по-другому: – Этого просто не может быть. – Подумала она.
С речки начал подниматься туман. А на белёсых крыльях тумана парила ночь, скрадывая все звуки. Свет электрических лампочек на летней кухне и туалете, проступающий из тумана, был похож на глаза хищных зверей в дикой глуши. А там, куда этот свет не проникал, царила кромешная тьма. Ночная прохлада заставила девушек, зябко поводя плечами, отправиться спать.
Нюрка приехала домой 15 августа. Помылась, переоделась, что-то перекусила на ходу, и помчалась в госпиталь. Она взлетела на третий этаж, даже не заметив ступенек. В палате все спали. Нюрка тихо прошла к кровати Кирюши и остановилась. Непонятно было, спит он или нет. Он не спал, нашёл её руку и посадил рядом с собой. Она прошептала:
– Как ты узнал, что это я?
– Я смогу отличить тебя среди многих других. Я чувствую тебя, потому, что мы с тобой на одной волне. – Также шёпотом, ответил Кирюша. Потом добавил: – Я ждал тебя.
– Я тоже скучала по тебе, ты самое дорогое, что есть в моей жизни. – Неожиданно для самой себя, прошептала Нюрка. – Я знаю, мы скоро расстанемся, но я всё равно буду любить тебя всегда.
– Да, я знаю это, спасибо тебе, добрая моя. Да, мы скоро расстанемся, врач сообщил мне, что через две недели меня выпишут, и мама увезёт меня к себе в Свердловск. Мне предстоят ещё трудные дни – операция, быть может, и не одна, долгое лечение и восстановление. Я не знаю, сколько времени это продлится. Но когда я приду в норму, обещаю тебе, я напишу тебе, и ты приедешь ко мне повидаться. Ты представляешь? Я тебя даже не узнаю, ведь я ни разу не видел тебя. Я знаю только твой голос и улавливаю твоё присутствие, но и это тоже не мало. Постарайся эти две недели приходить сюда каждый день, хорошо?
– Я буду приходить.
– А когда приедет моя мама, я познакомлю вас, я ей о тебе рассказывал.
– Хорошо.
Две недели пролетели мигом. Нюра встретилась с Аделаидой Петровной, и они друг другу не понравились. Кирилл почувствовал это, и сказал матери:
– Мама, я так благодарен Нюре за её доброту и участие.
Она кивнула головой, и показала Нюрке на дверь палаты. Нюрка поняла и вышла. Следом за ней вышла и мать Кирилла. Под её цепким взглядом Нюрка поёжилась.
– Я хочу отблагодарить тебя за заботу о моём сыне. – И она протянула Нюрке деньги.
– Мне хватило бы и простого «Спасибо», но только от души. А деньги оставьте себе.
– Как хочешь, милочка! Если ты рассчитывала на моего сына, то напрасно. У него другая дорога. А тебе, для начала, неплохо было бы освоить грамматику и писать без ошибок.
Нюрка повернулась и пошла своей дорогой.
– И эта отповедь вместо благодарности?! Может быть, я и наделала ошибок, когда писала ей письмо, но разве это главное?! – Рыдания душили её, не давая дышать. Самое обидное было то, что эта женщина сказала правду – она действительно надеялась на чудо, не желая расставаться с Кирюшей навсегда. А пришлось…
Нюрка не видела, как увозили Кирюшу, не попрощалась с ним, и была безутешна. Теперь она не ждала от жизни ничего хорошего и углубилась в учёбу.
НАДЕЖДА
Когда Надежда получила на мужа похоронку, то думала, что жизнь её кончилась. Она никак не могла поверить, что больше никогда не увидит своего Мишаню. Многие тогда получали похоронки, смерть косила всех без разбора, но Надя была уверена, что с её Мишей ничего такого случиться не может, ведь у них дети и они очень любят друг друга. И вот, случилось. Эта похоронка чуть не убила её саму.
Они прожили вместе почти 15 лет. Всякое бывало в их жизни – и ссоры, и драки. Они люди простые, и не умели сдерживать свои эмоции, оба были вспыльчивыми, а орать друг на друга было привычно для них с самого детства – так жили и их родители. Но размолвки были не долгими, происходило бурное примирение с объятьями, поцелуями и раскаянием, обещаниями больше никогда… и ни за что… и жизнь продолжалась.
Они поженились в 1926 году. Закончились первая мировая война, на которой воевали их отцы и Мишина мать, Фрося-пулемётчица, революция, иностранная интервенция, гражданская война. Сглаживалась послевоенная разруха. Жить было по-прежнему трудно, но легко наша страна никогда и не жила. Тотальные репрессии, их семей не коснулись – ни тогда, ни потом. Они слышали о них, краем уха, но не придавали этому значения – они свято верили всему, о чём говорили по радио и писали в газетах.
Зато наступил мир. В 1926 году им было по 16 лет, но они считали себя вполне взрослыми – тем более что ранний брак тогда был не в диковинку – время было такое. Они торопились жить, как будто чувствовали, что мир этот, ненадолго. Их родители не возражали – они были вполне современные люди. В то время и регистрация брака и развод были парой пустяков – взяли паспорта, забежали в ЗАГС, 10 минут, и вы женаты. То же самое и с разводом. Так что, не поживётся молодым – разбегутся, рассудили их родители, лучше пусть сын женится, чем свяжется с кем не надо – по глупости. А тогда это запросто могло быть – в народе, особенно среди молодёжи, пышным цветом расцвела тюремная романтика.
Родители Миши жили в перенаселённой коммуналке, зато у семьи Нади от бабушки остался вполне приличный дом на окраине города. Там и поселились молодые Бурковы вместе с родителями Надежды.
Первых, два года, о ребёнке они не думали – вместе ходили на танцы, в кинематограф. Вели себя, как жених с невестой. Точнее, как любовники – и это было интересно. Но родители стали донимать, что хотят внуков, что хватит по танцам бегать: «Так, гляди, помрёшь и внуков не понянчишь». Тогда в 1929 году молодые родили дочку Нюрку. Время бежало без остановки. Надежда окончила курсы машинописи, и работала машинисткой. Михаил выучился на шофёра, и работал на заводе. Брак оказался на удивление прочным – молодые по-настоящему любили друг друга, хотя частенько «сталкивались лбами», в основном, из-за ревности. В декабре 1935 года Надя родила сына Кольку. Она тогда сказала мужу:
– Это тебе, Мишаня, подарок к Новому году.
– Спасибо, роднуля! А у меня для тебя тоже есть подарок. Закрой глаза.
И он надел жене на шею кулон – овальную капельку из гранёного хрусталя на позолоченной цепочке. Надя редко надевала этот кулон – берегла, и хранила его в красивой коробочке.
Жили, как все в то время, растили детей. Работа машинисткой очень нравилась Надежде. Они с Мишей и, с помощью родителей, купили даже собственную печатную машинку, чтобы зарабатывать, даже, находясь в декретном отпуске. Надежда и Нюру научила печатать, когда та пошла в пятый класс. Печатала Нюра довольно бегло, но пока с ошибками.
Не успели, как следует обжиться – грянула война. Отцу Нади в 1941 году было 56 лет, но он, как старый коммунист, записался в труд. Армию. Он рыл окопы у Новгорода и погиб в августе 1941 года, при бомбёжке оборонительных сооружений. Мать недолго его пережила – она умерла от сердечного приступа. А в феврале 1942 года Надя получила похоронку на мужа:
«Ваш муж, Бурков Михаил Николаевич, 1910 года рождения, погиб смертью храбрых, в бою под городом Москва, в результате вражеского артобстрела, 10 февраля 1942 года. Похоронен в братской могиле у деревни Капустино Московской области». Надежда перечитала похоронку несколько раз, прежде чем смысл сообщения дошёл до её сознания.
Пережить сразу столько горя Надежда была не в силах. Она забывала ходить на работу, перестала за собой следить. Она бы стала пить, если бы у неё были деньги, но откуда им было взяться? Надя изводила себя думами об ушедших родных, и даже дети не могли выдернуть её из глубокого омута тоски, как из вязкой трясины. Она стала походить на худенького подростка.
В этот период семью спасала Нюрка. Она взяла на себя заботу о Кольке и матери: топила печку, носила воду, варила картошку, через день, ходила в очередь за хлебом вместе с Колькой, чтобы им дали буханку хлеба и калач. Приходилось будить Кольку рано утром. Он никак не хотел вставать, цеплялся за подушку, натягивал на себя одеяло. Нюрка стаскивала его с кровати, быстро одевала, укутывала потеплее – даже и в марте было ещё холодно, и тащила братишку за руку до магазина. Он канючил всю дорогу, но она уговаривала его:
– Не капризничай, Колька, ты уже большой. Я тоже хочу спать, но кто же купит нам хлеба, если мы не пойдём в магазин? Наша мама болеет, её надо кормить, а то она умрёт от голода. Тогда мы с тобой будем сиротами, и нас отправят в детдом.
– Я не хочу в детдом, я хочу с мамкой.
– Ну, так иди сам, мне тебя тащить тяжело. Завтра не пойдём, и ты поспишь. – Так и ходили они, тянули эту не детскую лямку, пока были деньги, но их оставалось совсем мало.
Тогда Нюрка пошла на другой конец города к бабушке Фросе Бурковой. Но та мало чем могла помочь невестке и внукам. Однако она пришла к ним, несмотря на больные ноги и одышку, и, взялась за невестку. Фрося не стала жалеть её, и оплакивать сына вместе с ней, а отчитала «под первый номер»:
– Ты чего это лежишь, будто нет у тебя детей? Ты забыла, что идёт война, и не одна ты оплакиваешь своих родных? Твой муж – мой сын, и он отдал свою жизнь не для того, чтобы его дети погибли от голода и холода. Ты себя не жалей, пожалей других. Сейчас многие молодые женщины идут на фронт, чтобы заменить своих погибших мужей, и бить фашистов до полной победы, как и мы когда-то. Но у тебя дети, и ты должна их сохранить. Ты знаешь, что Нюркину школу закрыли, и оборудовали там госпиталь? Детей временно перевели в мужскую школу. Перестань страдать и иди работать в госпиталь, хотя бы санитаркой, там для тебя теперь будет линия фронта. Сейчас не время стучать на машинке. Вот там и увидишь, что многим людям гораздо хуже, чем тебе, и это поможет тебе пережить твоё горе, каким бы безмерным оно не было. – Потом она обняла Надежду и добавила: – Я на тебя надеюсь, доченька. У нас с дедом кроме тебя и внуков никого не осталось.
Вот так Фрося-пулемётчица вернула невестку к жизни.
Свекровь была права. Надежда устроилась в госпиталь санитаркой. Чего только она там не повидала. Поначалу она пролила немало слёз, жалея искалеченных страдальцев, молоденьких солдатиков, которые в бреду звали маму, а потом хватали её за руку и просили:
– Тётя Надя, посидите со мной, мне рядом с Вами не так больно.
Ей было очень трудно и физически, она не привыкла к такой нагрузке. Весь день на ногах, не разгибая спины. Особенно изнурительными были ночные смены. А эти тяжёлые и застоявшиеся запахи хлорки, карболки, гниющих ран и т.д., которые пропитали даже стены госпиталя.
Постепенно она привыкла ко всему – то, что становится постоянным и обыденным, уже не так затрагивает душу и тренирует тело.
Домашнее хозяйство вели родители. Дрова для печки заготавливал Миша. Огород тоже был на родителях. А теперь всё это свалилось на них с Нюркой. Надя была благодарна дочке – она была незаменимой помощницей и опорой своей матери – у неё оказался сильный характер, а душа добрая – этим она очень походила на своего отца и бабушку Фросю. Но, по большому счёту, Нюрка была всего лишь подростком, и ей было очень нелегко делить тяготы военного времени с матерью. Так и пережили они эту ужасную войну, и дождались Победы.
Но легче жить не стало. Не было у них кормильца, добытчика и хозяина в доме, правда, не у них одних. На родителей Миши надеяться не приходилось – старики постоянно болели, их подкосила смерть единственного сына, хотя и они, изредка, помогали.
Надежда переживала за Нюрку, когда поняла, что дочку осенила первая любовь. Видела, что из этого ничего не получится, но не мешала ей самой это понять. Её дочь была не по годам самостоятельная и толковая, а Наде был всего 31 год, и она не забыла себя, в Нюрином возрасте, и свою любовь к Мише. Хотя здесь была совсем другая ситуация.
Посылая Нюрку на работу в пионерлагерь на всё лето, она надеялась, что расставание снизит накал Нюркиной любви к взрослому парню. Ей казалось, что он играет с Нюркой, как кошка с мышкой, от скуки. Другие выздоравливающие раненые читали книжки, играли в карты, в шашки или шахматы, глазели на улицу, сидя на окнах, и задирая проходящих мимо женщин. Некоторые из раненых «крутили любовь» в парке у школы с местными девчонками. Кирилл был лишён этих радостей из-за своей слепоты.
Однако любовь Нюрки к Кириллу не только не угасла в разлуке, а стала ещё сильней.
Когда Кирилл уехал, Нюрка перестала ходить в госпиталь. Ей было больно видеть всё, что напоминало о Кирюше. Она скрывала от всех свои слёзы и тоску, а Надежда подумала, что Нюрка смирилась с неизбежным. Да и учёба на последнем курсе требовала серьёзного отношения.
Приближалась весна – пора посадки картошки и овощей. Что ни говори, а огород – кормилец, но он требует заботы и ухода. На огороде они работали втроём – их маленький мужичок Колька тоже старался помогать. Потом надо будет как-то заготовить дрова на зиму. Для этого Надя откладывала деньги по чуть-чуть уже несколько месяцев.
