Читать книгу: «Под чёрным крылом войны»

Шрифт:

ISBN 978-5-4498-7282-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДЕТИ БЕДЫ

ЭВАКУАЦИЯ

Слово «эвакуация» знают все. Но не все знают, какой ужасный смысл несло в себе это слово во время Великой Отечественной войны.

В марте 1942 года в Ленинграде началась вторая волна эвакуации населения. Дошла очередь и до детского дома, в котором жили четверо друзей – Элик Пронин и Борис Васильев тринадцати лет, Витя Рюмин двенадцати лет и Саша Иванов девяти лет.

– Ну, ребята, поедем мы с вами в дальние дали, на новые места.– Сказал самый умный из них – Элик. Его родители до войны были учителями, и Элик был начитан лучше, чем его друзья.

– И в школу больше ходить не надо. – Обрадовался Борька.

– Может, пожрать дадут чего-нибудь побольше. – Размечтался Витька.

И только Саша молчал. Он думал о маме, которая умерла от голода, совсем недавно. О папе, которого увезли вместе с институтом, где он работал, и слёзы наворачивались ему на глаза.

Прошли 6 месяцев от начала блокады, и страшная блокадная зима. Всё чаще стало пригревать солнышко, а ехать им предстояло по «Дороге жизни» через Ладожское озеро до железнодорожной станции. Дорога была скользкой от водяной плёнки подтаявшего льда, глубокие полыньи от взрывов вражеских снарядов – от начала до конца пути. Ехать можно было только ночью, из-за опасности авианалётов, а день уже прибывал – наступила весна, так что надо было спешить.

Ох, и страха натерпелись ребята, на этой дороге.

Посадили их в открытый кузов бортовой машины и повезли в темноте, в составе целой колонны таких же машин, в которых ехали, в основном, ребятишки дошкольного возраста, но были и подростки до 15 лет.

Машину, загруженную до предела, мотало из стороны в сторону. Дети сидели, вцепившись в борта, и друг друга. Элик успокаивал Сашу:

– Не бойся, Саша, держись за меня. Скоро мы уже доедем до берега.

Сашу трясло от сильного и промозглого ветра, ледяных брызг из-под колёс и от боязни, что машина перевернётся, и они все утонут, поэтому он промолчал.

Замирали от страха все дети и обе воспитательницы, сопровождавшие их.

Вот машина вдруг опасно накренилась на один бок, и юные пассажиры, чуть не скатились, как с горки, в ледяную воду, – бывало и такое. Воспитательница, Нина Ивановна, сидящая с края, вдруг истошно вскрикнула – машина так накренилась, что, если бы она протянула руку, то зачерпнула бы ледяной воды. Но тут шофёр выровнял машину, и поехал дальше. Ехали медленно и долго, объезжая полыньи и ещё не растаявшие торосы. Всем казалось, что этой страшной поездке по размытой дороге с глубокими полыньями, при сильном ледяном ветре и под призрачным светом бледной луны – не будет конца. Все окоченели, но не жаловались, терпели. Эта была дорога смерти, которая подстерегала их каждую минуту, она останется в их памяти на всю жизнь.

Когда желанный берег начал уже просматриваться тёмной полосой, вражеская артиллерия начала стрелять по озеру, не прицельно, а наобум. Дети видели, как взлетали фонтаны воды со льдом – то слева, то справа. Но сильнее бояться, чем они уже боялись, просто не было сил. Ребятишки становились безучастными к непрерывной опасности этой дороги.

К концу пути многие из них, уставшие от монотонного и натужного звука работающего мотора, и раскачивания машины, задремали, опустив голову на грудь, – ведь это была ночь.

Наконец, машина выехала на твёрдую дорогу, и быстро помчалась к станции, где стоял эшелон из теплушек, готовый к отправке. Сонных и озябших ребятишек, у которых от долгого сидения ноги казались ватными, построили и пересчитали. Они сбились в кучу, стараясь хоть как-то сохранить остатки тепла, зевая, дрожа и поёживаясь, закрыв глаза, стояли, покачиваясь, терпеливо ожидая своей очереди на посадку. А время, казалось, остановилось, хотя ночное небо начало бледнеть.

Первыми погрузили самых маленьких детишек – до четырёх лет, их набралось 3 вагона, потом – детей до 15 лет. Последними, заполнили вагоны-теплушки взрослые, которым выдали разрешение на эвакуацию. Все надеялись, что в вагоне будет тепло, но это был необычный вагон.

Теплушка военного времени – это пустой вагон – без освещения, полок, столиков, и, главное, без туалета. С одной широкой дверью, которая на остановках открывалась настежь, сдвигаясь в сторону. Но в центре вагона стояла маленькая железная печка-буржуйка, которая топилась дровами и углём, если они были. Тепло от такой печки было только в непосредственной близости от неё, остальное пространство теплушки – холодина и сквозняк.

Не на Урал и не в холодный март можно было бы ехать детям в таких теплушках, но выбора не было. Многие дети приехали в Свердловск совсем больными, от холода, голода и усталости, с разными простудными заболеваниями. Некоторые, очень ослабленные дети не пережили этого скорбного пути, но, выбирая между жизнью и смертью целого поколения, приходилось идти на вынужденные жертвы.

Когда разместились на полу, детям выдали по маленькому кусочку хлеба и стакан жидкого чая. Элик, получив свой хлеб, начал помаленьку отщипывать кусочки, и тщательно их пережёвывать, запивая чаем. Так учила его мама, когда была жива. Борька, глядя на него, тоже, сдерживая себя, растягивал удовольствие, пытаясь обмануть свой желудок, который недовольно урчал.

Витюшке было всего 12 лет, он очень хотел есть, и не умел ещё себя сдерживать, поэтому мальчишка запихал в рот весь свой кусочек, и, не успев его как следует прожевать, нечаянно проглотил, чуть не подавившись. Он, сидя на полу вагона, подтянул ноги, наклонил голову и заплакал, его желудок свело спазмом от такого питания. Мальчику стало легче, когда он выпил свой чай. Саша съел свой кусочек машинально, не почувствовав ни вкуса, ни сытости.

Никто из детей в вагоне не попросил ещё хлеба – все знали, что добавки не будет. Потом четверо друзей придвинулись в угол, и, привалившись друг к другу, уснули под мерный стук колёс.

Утро не принесло ничего хорошего. Поезд неожиданно резко остановился. Дверь вагона открылась, впустив холодный воздух, и грубый мужской голос прокричал:

– Все быстро из вагона, авианалёт, бегите в посадки вдоль дороги! – Дети, ещё сонные, худо-бедно согревшиеся, вяло зашевелились. Взрослые подгоняли их:

– Быстро, быстро, дети! Самолёты сейчас будут стрелять по вагонам, тащите тех, кто не проснулся к выходу. Затаитесь под деревьями.

Элик с Борькой подхватили Сашу, и, подталкивая к выходу Витьку, вывалились из вагона. Самолёт уже заходил со стороны паровоза и резко снижался для атаки. Ребятишки бросились в посадки, и вскоре услышали: та-та-та-та! Это крупнокалиберный пулемёт расстреливал вагоны. Самолёт разворачивался для атаки трижды, потом улетел. Ни травы, ни листьев на деревьях, ещё не было. Ребятишки, не обращая внимания на самолёт, и мальчики, и девочки, присели по нужде, ведь туалета в вагоне не было. Обычные человеческие чувства притупились.

Когда вернулись в вагон, обнаружили, что крыша прострочена дырками, как швейной машинкой. Теперь дуло и оттуда, особенно ночью. В соседних вагонах были жертвы – не всех малышей успели вынести.

До первого эвакопункта ехали двое суток. Там, специальная команда, увезла погибших в дороге детей и взрослых для захоронения.

Остальных покормили горячим супом без мяса, зато с капустой, картошкой и капелькой растительного масла. Детей предупредили:

– Ребята, кушайте помаленьку, хорошо пережёвывайте пищу, а то заболит живот и будет понос, а туалета в вагоне нет. – Но голодные и измученные детишки не прислушивались к этим советам, и торопливо выхлёбывали этот суп, прямо через край мисочки, не прикасаясь к ложке. Суп исчез быстрее, чем хотелось, и ничего другого не предвиделось. Надо было освобождать место для других страждущих, стоящих в очереди за супом.

Когда детей построили и повели в туалет, они увидели, как по «железке», протащили искорёженный паровоз, пострадавший где-то в пути во время бомбёжки.

Целую неделю, добирался эшелон с детьми до Свердловска, часто и надолго останавливаясь, и пропуская военные грузы. И всё это время, дети сидели на полу, не снимая верхней одежды, не умываясь и не причёсываясь, а ведь в вагоне были и девочки.

Но вот, наконец, эшелон прибыл в Свердловск. Его поставили на запасной путь. К вокзалу пришлось тащиться пешком, хорошо, что налегке. Только за самыми маленькими пришла машина.

Дети с ленинградского эшелона выделялись в толпе. Это были бледные дистрофики с потухшим взглядом, безучастные ко всему, что их окружало. Детей снова покормили супом.

Оказалось, что эшелонов с эвакуированными скопилось не меньше десяти. На станции стояли шум, гам и неразбериха. Все что-то кричали, доказывали, спорили, толкались, куда-то спешили. Одна толпа вклинивалась в другую, разрезая её, как волнорез. Сопровождающие охрипли от крика, призывая своих подопечных детей. Нина Ивановна с напарницей вела детей в здание вокзала, там им должны были сообщить место окончательного пребывания. И никто в том момент не мог знать, что никто из четверых друзей жить в детдоме больше не будет.

У Витьки Рюмина после супа закрутило в животе. Он увидел в стороне от перрона уличный туалет, и помчался туда, не успев сказать об этом Нине Ивановне. Он сидел над загаженной и зловонной дыркой долго, пока весь не переваренный суп, не покинул его кишечник. Бумаги в туалете, конечно, не было, воды в кране – тоже. Обессиленный, и пропитанный запахом туалета, Витька, пошатываясь, вышел наружу, и побрёл к вокзалу, надеясь отыскать свою группу. Но тут, его чуть не сшибла с ног, новая толпа беженцев, она закрутила его, как в водовороте, и Витька, совершенно ослабевший, присел к какому-то забору, теперь уже не зная, в какую сторону идти. Ему все здания казались одинаковыми. Он подумал:

– Посижу немного, и пойду искать своих. – Живот у него болел уже вполне терпимо, поэтому Витька, радуясь такому облегчению, задремал у этого забора, набираясь сил. Сидеть там было холодно и грязно, но перейти на другое место он уже не мог.

НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

Его разбудил осмотрщик вагонов:

– Ты что это здесь расположился, как у себя дома на постели? – Пошутил он. – Откуда ты взялся и куда направляешься?

– Я только сегодня из Ленинграда приехал в детский дом, да пока бегал в туалет, потерял своих. Вы не знаете, где все наши?

– Вон оно что! Так ты из Ленинграда! То-то я вижу, что ты такой румяный, да толстый! – Витька невольно улыбнулся этой шутке. Правда, его улыбка напоминала гримасу тощей обезьянки.

– Так ваших, уже отправили электричкой в Первоуральск. Но ты не горюй. Я тебя посажу на следующую, а там уж ты и найдёшь своих. А пока пойдём-ка в бытовку, я тебя чайком напою.

В бытовке Витька смог, наконец, помыть свои грязные руки. Добрый дядя Сеня дал ему кусочек пирожка с капустой и стакан крепкого сладкого чая. От тепла бытовки, и от этой еды, у Витьки зашумело в голове, и он снова задремал.

– Ну, поспи пока, а как придёт электричка, я тебя разбужу.

В электричке было народа – не протолкнуться. Витька пробрался в тихий закуток, и присел на корточки, прислонившись к стенке. Осмотрщик, дядя Сеня, провожая его, дал ему с собой ещё кусочек пирожка в газетке, предупредив:

– Сразу-то не ешь, Витёк, потерпи, а то опять понос прошибёт. Ехать тут недалеко, чуть больше двух часов. Вот когда приедешь на место, на вокзале в буфете купишь себе чаю, вот тебе 3 копейки. И только тогда, помаленьку, съешь этот пирог, запивая чаем. Ну, бывай, парень, расти большой и здоровый! – И он, помахав рукой, отправился работать.

Когда проехали первый перегон, машинист по радио объявил:

– Приготовьте билеты к проверке, на линии контроль. Безбилетники будут доставлены в отделение милиции для составления протокола. Витька испугался – у него не было билета, и в милицию он не хотел. Увидев, что несколько человек направились к выходу, Витька полез за ними, решив, что это тоже безбилетники. Электричка остановилась, и Витька вышел на утоптанную площадку, вместо перрона. И было-то ему только 12 лет. Он понятия не имел, как правильно поступить, и действовал по наитию.

– Как же я тогда найду своих? – Вяло подумал он, потом решил: – Да ладно, не найду и не надо, не шибко это большое удовольствие жить в детдоме. Может как-то всё по-другому устроится. Если что, мне помогут найти мой детдом в Первоуральске.

Электричка покатила дальше. Витька осмотрелся. На этой станции была какая-то деревня. Он подошёл ближе к домам, кругом были глухие заборы и дворы под навесом. Маленькие окна недружелюбно смотрели на Витьку. Он не знал, что делать дальше. Просить милостыню он не мог, воровать – тем более, ведь он пионер. Размышляя, он, не торопясь, прошёл деревню и дошёл до речки. Присел отдохнуть и съел пирожок из газетки. Запить было нечем, но это ничего, зато, сыт. Настроение улучшилось, хотя, была вторая половина дня, а он так ничего и не придумал.

Витька медленно побрёл вдоль реки, она была ещё подо льдом, и от неё несло холодом, а он всё шёл и шёл по узкой тропинке, сам не зная, куда. Чем дальше он шёл, тем чаще он переводил дыхание, отдыхая. Что влекло его в эту сторону, он и сам не знал, и не думал об этом.

Наконец, он увидел какой-то домишко-не домишко, шалаш-не шалаш, какое-то строение, и пошёл туда. Дойдя до домика, Витька присел на пенёк возле невысокого деревянного столика, передохнуть и, надеясь, что его заметят. Голова его кружилась от усталости. Витька закрыл глаза. Ему казалось, что он пришёл на край света. На самом деле, от деревни Витька прошёл не больше километра.

Дверь открылась, и вышел старичок с ноготок, ростом почти как Витька, но с короткой бородой и косматыми бровями над колючими глазами. На нём была видавшая виды телогрейка и ватные штаны, заправленные в валенки с галошами. На голове – какая-то немыслимая, вытертая и порыжевшая шапка, из – под которой, торчали седые космы.

– Вот так дед, на лешего из сказки похож. И избушка у него наверно на курьих ножках. – Подумал Витька, разглядывая деда.

– Это кто же ко мне на заимку пожаловал? – Мягким баском произнёс мужичок. Звук этого голоса успокоил Витю, он почувствовал, что этот старичок поможет ему. И он рассказал короткую историю своей жизни, включая эвакуацию. Старик слушал, не перебивая, потом сказал:

– Витюшка, значит, сирота одинокий, как и я. А я дед Митяй, рыбак, стало быть. Ушёл я от людей-то, старался подальше от них держаться, да видно судьба послала мне тебя, нежданно-негаданно, в помощники. Старею, ноги-то от сырости болят, даже за хлебом стало трудно в деревню сходить. Поживёшь у меня на свежем воздухе, травками тебя отпою, может, и окрепнешь, а там видно будет. Рыбу-то ловил когда-нибудь?

– Папа ловил, а я только рядом был.

– Ничего, рыбалка дело нехитрое, научу. Ты как, ленивый парень, али нет? – Витька смущённо пожал плечами, не зная, что сказать. Потом придумал: – Я буду стараться, дедушка.

– Ну, пошли, Витя, потчевать тебя буду помаленьку, а потом воды нагреем и помоешься.

А, тем временем, когда Витька убежал в привокзальный туалет, и не пришёл обратно, его друзья и Нина Ивановна забеспокоились, но им сказали, что никуда мальчишка не денется, его найдут и доставят в детский дом позднее.

Расположились на полу табором, как цыгане. Сидячих мест всё равно не было. К Нине Ивановне подошёл какой-то мужчина. Они переговорили, и она подозвала к себе Элика с Борькой и ещё нескольких ребят 13—14 лет. Мужчина провёл их в кабинет дежурной по вокзалу, усадил на стулья, и обратился к ним:

– Меня зовут Владимир Андреевич, я директор ремесленного училища. – Он помолчал.

– Ребята, вся наша страна нацелена на то, чтобы победить врага. Наша Красная Армия бьётся, не щадя сил, и мы с вами должны ей помогать. Здесь, в Свердловске, сейчас есть заводы, где плавят металл, из которого делают танки, пушки, снаряды для наших солдат. Но на этих заводах не хватает рабочих рук, особенно знающих специалистов-рабочих. Нам нужны слесари, токари, фрезеровщики и другие. Я предлагаю вам пойти учиться в Свердловское ремесленное училище, и, получив одну из этих профессий, влиться в ряды защитников Родины. Кто согласен, поднимите руки.

Руки подняли все.

– Молодцы! Через год, когда вы получите специальность, вы станете комсомольцами, верными помощниками нашей партии во главе с Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

– А теперь, коротко расскажите мне о себе. Начнём с тебя. – Он указал на Элика, потому, что тот был выше других ребят.

– Меня зовут Элик Пронин, мне 13 лет, в июле будет 14. Учился в 7 классе.

– Какое необычное у тебя имя!

– Да. Мой папа учитель физики, он и придумал мне имя Электрон, сокращённо Элик. В то время, когда я родился, принято было давать необычные имена. У нас в классе был мальчик по имени Трактор, девочки Милиция и Индустриализация. – Ребята согласно закивали, припоминая похожие случаи.

– Мама тоже учительница – русского и литературы. Жили мы в Ленинграде. Когда началась война, папа ушёл на фронт. Мама погибла от осколочного ранения, когда возвращалась из школы.

Я остался один и попал в детский дом. – Голос Элика дрогнул, но он сдержал слёзы.

– Этот парнишка будет в их группе лидером. – Подумал Владимир Андреевич.

Затем все ребята рассказали о себе. Истории их были похожи – одна печальнее другой.

– Сейчас вы все подпишете этот протокол, и копию его я передам вашей воспитательнице, а потом пойдём обедать в столовую.

Жизнь заставила этих ребят повзрослеть слишком рано. Мало кто из них дожил до пенсионного возраста, а если и доживали, то недолго пользовались благами оплаченного ничегонеделания.

А сейчас мальчишки радовались, что они не вернутся в детский дом, что жизнь их изменится, и они будут работать наравне со взрослыми, забыв о блокаде, обстрелах, смерти близких и чужих, о голоде и лишениях в ледяной квартире зимой.

Пока на вокзале его старшие друзья вступали в новую жизнь, Саша Иванов увидел в зале ожидания вокзала свободное место, и сел на него. И тут он услышал разговор двух мужчин, сидящих рядом.

– Наш институт прямо разбух от светил науки. Кто только к нам не приехал со всех концов страны. Из Москвы и Ленинграда, с Украины и из Белоруссии.

У Саши застучало в голове от волнения:

– Ведь мама говорила, что папа мой тоже уехал с институтом куда-то на Урал или в Сибирь, точно не помню. Я всё равно не знал, где они находятся. А вдруг, он сюда уехал, здесь же Урал, и я его найду. – Сердечко его радостно заныло, так, что уши покраснели. Он решил спросить об отце:

– А в вашем институте нет учёного по фамилии Иванов Андрей Николаевич? Я из Ленинграда, и мой папа уехал со своим институтом. – Мужчина оглядел Сашу, пожалел его про себя, и ответил:

– Нет, малыш, учёного с таким именем из Ленинграда у нас нет. Но, может быть, он приехал в другой институт? Какая у него специальность?

– Не знаю. – Опустив голову, прошептал Саша. А мужчины вернулись к прерванному разговору.

– Если здесь не один институт, то надо просто поискать, и найти папу. – Такая мысль могла прийти только малышу в его, Сашином, положении. – Пойду по городу, буду читать надписи, и спрашивать у людей. – Он не представлял, какую непосильную цель он перед собой поставил.

Саша встал и вышел из здания вокзала в город, никем не замеченный.

Лидия Максимовна Сандалова, врач-терапевт эвакогоспиталя, шла по городу после напряжённого рабочего дня. Сегодня опять прибыло несколько эшелонов с ранеными солдатами и эвакуированными гражданами. Среди них много больных по её профилю. Рабочий день её, формально, закончился ещё три часа назад, но главный врач попросил Лидию Максимовну поработать ещё, немного отдохнув. Она не возражала, дома её никто не ждал, поэтому она приходила туда только по необходимости.

Муж Лидии Максимовны ушёл к молодой искательнице приключений, когда их сыну, Саше Сандалову, было 10 лет. Вся жизнь её с этого момента была посвящена сыну. Он был идеалистом и мечтателем, совсем, как его отец. А отец Саши перед войной решил вернуться к своей жене, будучи многократно обманутым своей молодой женой. Но Лидия Максимовна простить его предательства не смогла.

Когда началась война, она могла сделать сыну бронь, чтобы он работал в госпитале. Но Саша даже слушать об этом не захотел. Он ушёл на фронт. Попал под Белгород, и погиб там, в сентябре 1941 года. Она осталась одна. Ей казалось, что смысл её жизни погиб вместе с сыном.

У неё оставалась только работа, она заменила Лидии Максимовне всё, что было ей дорого до смерти Саши. Душевная рана ещё не зажила, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Как жаль, что мой мальчик не успел жениться, и не оставил мне внука. Мне было бы для кого жить. – Иногда думала она.

Сегодня Лидия Максимовна шла в Дом связи на улице Ленина – сестра из деревни прислала ей посылку.

День клонился к вечеру. Сумерки опускались на город. Была уже вторая половина марта, но весна ещё не вступила в свои права, и к вечеру похолодало. Чтобы получить посылку, пришлось постоять в очереди. Ей выдали фанерный ящичек, который оказался тяжёлым, и Лидия Максимовна поняла, что без машины ей не обойтись.

Она вышла на крыльцо Дома связи, и стала раздумывать, что ей делать с этим ящичком. И тут она услышала какой-то звук – не то котёнок пищит, не то младенец плачет. Она повернула голову на звук, и увидела в углу за высоким крыльцом фигурку ребёнка, сжавшегося в комочек.

Это был Саша Иванов. Он устал, его клонило в сон, но детский страх темноты и холод, держали его в напряжении. Он не ел целый день. Папу и его институт он так и не нашёл. На остановку Ленина-Толмачёва он приехал на трамвае – ему сказали, что там недалеко есть институт, но найти его не хватило сил.

Он сидел, не в состоянии больше двигаться, и тихонько поскуливал, как щенок.

Лидия Максимовна спустилась с крыльца, и, обогнув его, подошла к нему. Он весь дрожал, лоб его горел огнём. Он был похож на маленького грязного зверёныша. Мальчик открыл глаза, и посмотрел на неё. Что произошло в этот момент между этими одинокими душами? Какая-то невидимая связь установилась между ними. Видела и раньше Лидия Максимовна беспризорников, особенно, с тех пор, как в город хлынули толпы эвакуированных бедолаг. Но ничего подобного она при этом не испытывала. А к этому подкидышу потянулась вдруг её душа, и поняла она, что он – её спасение. Они в этой жизни спасут друг друга от тоски и одиночества.

Она не стала расспрашивать его, а подхватила его худенькое тельце на руки, и вернулась к крыльцу с посылкой. Неожиданно для неё самой, давно забытое чувство нежности охватило Лидию Максимовну – эту сильную женщину с непреклонным характером.

Впервые она растерялась, не зная, что делать. Чтобы позвонить в госпиталь, надо было вернуться в Дом связи. Но что делать с посылкой, когда на руках ребёнок!

И тут она увидела военного, который поднимался по ступенькам Дома связи.

– Товарищ майор, прошу Вашей помощи. Я врач эвакогоспиталя. Только что я нашла этого малыша за крыльцом. И ещё у меня тяжёлая посылка. Я дам Вам номер телефона, пожалуйста, позвоните в госпиталь…

– Я на машине, и отвезу Вас, куда скажете, только получу письмо до востребования.

Он вернулся быстро, отвёз Лидию Максимовну домой, и занёс ей посылку.

Она налила в ванну тёплой воды, быстро раздела мальчика. Через полчаса он лежал в тёплой и чистой постели. Он очнулся и с благодарностью посмотрел на неё.

– Кто Вы, тётя? – Тихо спросил он.

– Я твоё спасение. Выпей лекарство и спи.

– Меня зовут Саша. – Прошептал мальчик и отключился.

– Это судьба послала мне этого несчастного ребёнка, даже имя его, как у моего сына.

Лидия Максимовна позвонила в госпиталь, объяснила ситуацию, и пообещала завтра с утра выйти на работу. Потом она позвонила соседке, попросив её зайти.

Они договорились, что соседка, Маруся, будет присматривать за малышом, пока Лидия Максимовна на работе.

Саша крепко спал, и Лидия Максимовна занялась посылкой.

Её старшая сестра Клавдия жила недалеко от Свердловска, в лесничестве. Муж её до войны был лесником, а Клавдия, бухгалтер по образованию, вела домашнее хозяйство. У них была корова, свинья, пуховая коза, куры. Племянник Саша, родной сын Лидии Максимовны, всё лето, бывало, проводил в лесу у тёти. Вместе с двоюродными братьями, он купался, загорал, помогал по хозяйству.

Два сына Клавдии воевали. Теперь, её муж работал в совхозе на ферме, а она по-прежнему вела хозяйство и считалась лесником. У неё были помощники – муж и жена, жители соседней деревни.

Областное начальство берегло её и опекало, а она его подкармливала, хотя ей и платили за это смешные деньги. Всё было пристойно и взаимовыгодно.

В посылке было всего понемножку: кусочек домашнего сыра, кусочек сала, баночка с мёдом, лук и чеснок со своего огорода, и мелкие сухарики настоящего чёрного хлеба – целый холщёвый мешочек. Немыслимое богатство по тем временам.

Лидия Максимовна написала сестре благодарственное письмо, сообщив ей о своей «находке».