Читать книгу: «Мятеж», страница 4
На них шло нечто чудовищное.
Ибо сказано человеку: не узри ты иных миров и будешь спасён, или узри и падёшь смертию.
Второй залп, третий, четвёртый.
Если бы они послушались приказа Воина и уходили сейчас в сторону Ворот Танно, их бы смели с наскока, не глядя, ушли бы только флагманы, чья масса покоя логарифмически вытягивала длину прыжка. У остальных не было бы ни шанса.
Тем лучше, думал про себя Финнеан, с облегчением погружаясь во мрак гиперрежима. Тем лучше, не будет потом сожалений. Если оно вообще будет, это «потом».
Контр-адмирал перестал себя осознавать за мгновение до финального залпа.
Ещё мгновение тишины перед бурей.
И вот оставшаяся без зрителей гемисфера раскололась от огненного водопада, накрывшего почти радиан телесного угла. Это к ним на всех парах неслось то, что так долго готовилось их тут изловить и сожрать. Голая математически точная ярость пустоты. А потом вторая волна. А потом третья.
Квол к тому моменту уже ожил. Он был слеп, глух и беспомощен. Ему оставалось только обречённо следить, как падает мощность на воротах накопителя. Когда она дойдёт до нуля, все, кто есть на борту, умрут.
________________
Местное сверхскопление галактик (Сверхскопление Девы или Суперкластер Девы) – нерегулярное объединение галактик размером около 200 миллионов световых лет, включающее Местную группу галактик, скопление галактик в Деве и несколько других групп галактик.
Великий Аттрактор – гравитационная аномалия, расположенная в межгалактическом пространстве на расстоянии примерно 65 мегапарсеков от Млечного пути в созвездии Наугольник. В прилегающих к Аттрактору областях Вселенной галактики обнаруживают крупномасштабное течение в его сторону со скоростью до 700 километров в секунду. Тем не менее, постоянная Хаббла приводит к тому, что Аттрактор, в свою очередь, движется от нас в результате расширения Вселенной со скоростью порядка 4 тысяч километров в секунду.
Первые гравитационные волны были зафиксированы на частотах, соответствующих диапазону человеческого слуха, здесь и далее имеются в виду именно они, обычный звук в космосе, разумеется, не распространяется.
Забираясь в недра ложемента, Цзинь Цзиюнь по привычке затянул пояс истрёпанного рабочего комбинезона повыше, чтобы оранжевые складки не мялись между ног. Наверное, это выглядело потешно со стороны, но кто его вообще здесь увидит.
Санжэнь, старик без родни и дома, один за сотни парсек от ближайшего обитаемого мира, Цзинь Цзиюнь даже по меркам старателей, трудящихся за битый эквивалент на далёкую и полузабытую «Янгуан», как никто другой ценил своё одиночество.
Единственным его постоянным собеседником последние пятнадцать лет оставался ломаный-переломаный квол, просрочивший все мыслимые пороги шатдауна, да и тот последние бортовые полгода на него за что-то дулся и разговаривать не желал. Цзинь Цзиюнь относился к этому со спокойствием монаха-отшельника. В чём-то так и было, разве что он никогда не был религиозен, спокойствие ему придавала размеренная, если не сказать монотонная жизнь оператора астероидного тральщика, и никакие особые религиозные ритуалы для этого ему не были нужны.
Вот только сейчас, когда радары готовились изловить планетоид в сеть, Цзинь Цзиюнь никак не мог успокоиться, всё ёрзал в своём ложементе, машинально делая один и тот же охранительный жест левой рукой, пока наконец не вспомнил про оставленный с прошлого раза над проектором гемисферы лохматый моток силикатной резины. Раздалось дребезжащее треньканье. Навязчивые повторения в трудную минуту помогают успокоиться, и Цзинь Цзиюнь с видимым удовольствием принялся щипать ребристые нити, прислушиваясь к их мерному звуку.
Трень. Брень.
Аларм рявкнул и пропал, но Цзинь Цзиюнь, бросив моток себе за спину, уже ловко выводил тральщик на касательную траекторию. Индикатор рабочего тела тут же неуклюже тронулся на юг, помигивая красным.
Ничего, или нам сегодня повезёт и мы наконец изловим марганцевого стервеца, или это опять окажется обычный снежок, но даже и в таком случае можно будет спокойно пополнить запасы и возобновить охоту.
После тычка скрюченным артритным пальцем в пипку виртсенсора за борт послушно свесился рентгеновский радар. На таких расстояниях он лучше других показывал плотность, а значит, и предполагаемый химический состав. В облаках Оорта вообще мало чего бывает интересного, но на то и нужны тральщики, чтобы среди отвалов воды, силикатов и вездесущего алюминия, не говоря уже о ещё более банальном феррите, отыскать самородок – малое тело с преимущественным содержанием марганца, а везунчикам доставалась и вовсе экзотика вроде берилла или ещё более редкого во вселенной лития. После поимки астероида с кларковым числом, скажем, ниже десятки можно было прямо сейчас собирать вещи домой, всё равно больше так в жизни не повезёт.
Ха, «домой». Сказал санжэнь.
Впрочем, сейчас Цзинь Цзиюнь охотился за давно вычисленным, хотя и никак не желающим даться в сети простым марганцево-никелевым малышом массой покоя в гигатонну. Невесть какой куш, но одним таким можно удовлетворить нужды Галактики в этом металле на доброе десятилетие, избавив инженеров «Янгуан» от необходимости колупаться в коре бесчисленных суперземель, что вынуждало бы персонал химических процессоров годами без толку мотаться туда-сюда в их негостеприимные гравитационные колодцы.
Вместо этого трудились старатели, обшаривая периферии старых звёзд в поисках остатков неудачного планетообразования.
Для успешного аркана нужно было две вещи – гравитационная праща в виде местной планеты да хорошая ловушка тральщика. Ну, и умелые руки.
Цзинь Цзиюнь выдохнул, спуская триггер. Цель, только что плавно продефилировавшая через всю гемисферу, тусклым пятнышком утвердилась прямо по курсу. Оставалось только разогнаться по дуге орбиты, плавно подобраться к сволочи сзади и поиметь.
Гравигенератор послушно принял нагрузку и потащил, попутно накапливая мощность в эмиттерах до ключевой фазы поимки, внизу же принялся разматывать своё сизое мутное полотно сфероид Гюйгенса.
Кто бы знал, зачем какой-то остряк дал никому не нужному небесному телу такое громкое название, причём тут вообще математик замшелых времён за семь столетий до Века Вне? Цзинь Цзиюнь сколько ни рылся в куцей бортовой библиотеке, ответа так и не нашёл, впрочем, когда суперземля вот так тяжело катится под тобой, мерцая своим потусторонним желтоватым светом, начинает казаться, что это имя ей было дано не зря.
Так, что ещё такое…
Цель принялась раскачиваться.
Пока в рамках приличий, но амплитуда всё росла. Цзинь Цзиюнь покосился на индикатор тензора кривизны поля и не поверил своим глазам – показатели отчётливо колебались вослед эволюциям цели.
Пискнуло подтверждение – кларково число чуть ниже сотни, масса две гигатонны, плотность, асимметрия… да, это был он, родимый. Но куда?!
Цзинь Цзиюнь мрачно ругнулся и сорвал ограничитель. Теперь пошло расходоваться энзэ капсулы. Будто этот самый запас ему так уж необходим. Санжэнь он или что там, а умирать на самом деле после аварийного прыжка в промёрзшей до абсолютного нуля скорлупке, которую потом может быть поймают, а может и разморозят, вовсе не хотелось. А иначе один фиг ему торчать в этом облаке, пока дежурный рудовоз «Янгуан» не прибудет.
Так, вроде перестал трепыхаться. Теперь аккуратно подвести к захвату…
Тензор опять скачком прошёл отсечку, в этот раз превысив лимит сразу на два порядка.
Цзинь Цзиюнь почувствовал, как его брови полезли куда-то под самую облысевшую макушку.
Такие колебания кривизны пространства мог выдать приближающийся поперёк плоскости протопланетного диска предварительно разогнанный до релятивистских скоростей шальной транзитный юпитер или…
Цзинь Цзиюнь развернул на гемисфере дип-проекцию, лишая пространство липких тенёт светового предела. Тридцать тиков до светила, семь световых часов запаздывания растворились в небытие.
Теперь ему в темя словно слепил мучительно яркий прожектор прожигающего материю насквозь нейтринного потока.
Движение ладони выключило этот безумный фейерверк. Если бы от него было действительно так просто отделаться.
Цзинь Цзиюнь печально проводил глазами удаляющегося малыша. Забавно, ты его хотел изловить, а он в ответ тебя убил.
Индикатор запаса рабочего тела почти на нуле, энзэ разрядников тоже, считай, наполовину исчерпан. Можно попытаться откачать обратно энергию ловушки, но и её теперь не хватит, чтобы совершить прыжок.
Да и всё усиливающаяся свистопляска тензора нехитрым образом намекала – вероятность благополучной проекции в дип всё равно невелика. Тральщик был мощной, но довольно примитивной машиной, да и без опытного навигатора…
Где-то там, в семи часах отсюда, недра дохлого красного карлика вдруг вознамерились обратиться в новую.
Так что, cанжэнь, будем помирать?
Цзинь Цзиюнь тряхнул головой и вновь потянулся к управлению. Не собирался он так легко сдаваться. Гюйгенс, вот его спасение. Сизая туша уже восходила на гемисфере во всём своём мрачном величии. Молчаливый квол, как и прежде, не соизволил откликнуться на зов, но информацию для расчётов всё-таки принял, и, немного поразмыслив, прислал ответ – ресурсов для возвращения более чем достаточно, а вот возможных причин для такого поведения местного светила в банках не значилось. Будь звёздочка потяжелее, вездесущий нейтринный поток при взрыве по типу сверхновых просто выжег бы всё пространство на декапарсек вокруг, никакие суперземли от него не скроют, триллионы градусов фотонного эквивалента даже с учётом ничтожной эффективной площади рассеяния заведомо превращали всё вокруг в мгновенно распадающуюся кварк-глюонную плазму, давая на выходе перенасыщенную металлами планетарную туманность, но это была всего лишь дурная «нова», пусть и вопиюще неуместная для столь мелкой звездульки, а значит, на поверхности Гюйгенса в районе ночной тени экватора, есть шанс пережить катаклизм, когда с планеты фронтом ударной волны начнёт срывать атмосферу.
Остатки энергии пустить в экраны, а в остальном положиться на безумную тысячекилометровую толщину плотной ледяной газовой оболочки, которая не сдастся без сопротивления. Звучало как план.
Безумный, идиотский, ни на чём не основанный.
Генераторы, рассчитанные на гигатонны массы покоя, рванули на себя складки пространства с такой резвостью, будто их задачей было разом преодолеть сверхсветовой барьер, ну, если бы такое было физически возможно. Гюйгенс послушно покачнулся в недрах гемисферы и начал с видимой скоростью надвигаться, вновь заполняя собой всё пространство.
Юмор ситуации, если в ней вообще можно было отыскать какой-то юмор, состоял ещё в и том, что тральщики, чьи эффекторы в основном состояли из генераторов внешних полей, хоть и были чисто пространственными кораблями, на деле идеально подходили для погружения в атмосферу сколь угодно плотную, горячую, или, как в данном случае, промёрзшую насквозь.
Так что когда вокруг крафта замерцало плазменное гало гиперзвуковых скачков уплотнения, Цзинь Цзиюнь даже не стал уводить тральщик на касательную. Так и продолжил ломиться лоб в лоб с песочным гигантом. И вот уже то, что с орбиты казалось подёрнутым рябью перламутровым зеркалом, на глазах приняло трёхмерные очертания гигантских стокилометровой высоты аэрозольных столбов из кристаллизованных углеводородов, скорость же по мере роста плотности атмосферы снизилась сначала до звуковой, а потом крафт и вовсе начал буквально тонуть в плотной азотно-метановой каше, погружаясь в неё как в болото, в ворохе углеводородного конденсата, к которому чуть позже добавились каскады статических разрядов.
Впрочем, это всё, как и ледяные клещи температуры не выше сотни кельвинов, внешние поля тральщика даже не замечали. Последние километры практически вертикального спуска проходили в полной тишине и молчании – гемисферу заливало оранжевое метановое гало, атмосфера Гюйгенса здесь была почти недвижима, и лишь чернело вокруг бесконечное зеркало этанового океана.
Корыто покачнулось и замерло. Приехали.
Цзинь Цзиюнь последним скупым движением врубил гравигенную «вопилку», сам же с кряхтением полез из ложемента.
Кого ты тут пытаешься позвать на помощь, а ещё и под самым носом у эпицентра негодной астробури: оставшиеся шесть часов в космических масштабах – величина ничтожная. Всем, кому хватило везения оказаться именно здесь (почему, зачем?!), уж точно достанет ума сейчас со всех ног улепётывать из этой системы куда подальше.
Так что сиди тихо и жди, когда всё стихнет. Если можешь – молись, чтобы пронесло.
На поверхности чужой суперземли, чья кора практически полностью состоит из твёрдой углекислоты пополам со льдом, и чью поверхность покрывает жидкий компот из углеводородов.
Занятно, но это было так похоже на его родной мир.
Янсин, с которой Цзинь Цзиюнь был родом, как и следовало из названия, являлась довольно редкой в этих широтах Галактики водной суперземлёй, вольготно раскинувшей свою орбиту в самом центре местного пояса обитаемости.
Мягкий климат, богатая кислородом азотно-аргоновая атмосфера, местная примитивная жизнь, навеки застрявшая на уровне колониальных прокариот. Для неё тут не нашлось дна, пускай и сколь угодно глубокого – вокруг чёрных курильщиков на иных планетоидах развивались невероятно сложные биоты. Янсин же хоть и была суперземлёй, но она вовсе не была «землёй», поскольку у неё банально не значилось каменного ядра. Она целиком состояла из воды разной плотности и степени насыщенности металлами, самые глубины её представляли собой спрессованную кашу жидкой углекислоты с кристаллами впаянной в неё алмазной дроби и взвеси азотных полимеров. Если бы не бедность химического состава да полное отсутствие градиентов температур, пожалуй, там могла бы сформироваться своя собственная экзотическая жизнь, но увы.
В результате такого строения при диаметре в три террианских гравитация на поверхности составляла здесь лишь семь десятых от стандартной, и в результате даже малейший ветерок вздымал в небо фонтаны брызг. А уж хороший шторм легко разгонял волны в полусотню метров до вершины гребня. Увы, разбиваться обо что-либо волнам тоже было несподручно ввиду отсутствия банальной суши, так что бесконечные маты местных цианобактерий размером с ноготь мизинца каждая просто вольно покачивались на этих волнах, тогда как люди, что их однажды заселили, вообще не обращали на это волнение никакого внимания, соревнуясь в сооружении всё более гибких в своей хитрой инженерной реализации плавучих конструкций.
Планета-океан. Только небо, там, конечно, было серо-голубое, а не серо-жёлтое, как здесь, на Гюйгенсе.
Да и оно сейчас стремительно темнело. Может быть, это твой последний закат. Смешно. Он же – первый за пятнадцать лет.
Цзинь Цзиюнь никогда ни о чём таком не мечтал, хотя ему, как человеку далёкому от касты Юньсюйцзу, с его-то скромным шестнадцатым рангом, никто не стал бы мешать покинуть Янсин в любое время, но традиционалистское общество, развивавшееся в этом мире под неусыпным патронатом «Янгуан Цзитуань», было далеко от идей экспансии, да какой там экспансии, сородичи Цзинь Цзиюня всегда смотрели не выше пола, а планировали не дальше завтра, за них думали Дозволенные. Для большинства же сама мысль покинуть пределы плоского мира Янсин была чужда.
Да и лично Цзинь Цзиюнь вряд ли мог бы вспомнить себя молодого безбашенным революционером, стремящимся к свободе, желающим вырваться из тесного ему мирка на просторы Галактики, чтобы встретить там…
Что встретить, к чертями космачьим, одиночество и смерть?
Становиться покорителем дальних космических просторов он никогда и не планировал.
Цзинь Цзиюнь с кряхтением брёл по палубе, подволакивая ногу. Здесь, на поверхности, было хороших два «же», но врубать компенсаторы не хотелось, формально – по соображениям экономии, хотя какая тут экономия. Просто Цзинь Цзиюнь был не прочь напоследок почувствовать себя, что называется, «на грунте».
Каюта его представляла собой традиционно жалкое зрелище – куча тряпья и никому не нужных безделушек, сваленных под стойку засохших пищевых пакетов и невесть к чему тут рассыпанных запчастей. Неудивительно, что сюда Цзинь Цзиюнь заглядывал куда реже, чем в рубку. Спал он в основном там же, отчего его ложемент тоже изрядно успел провонять. Да и без разницы.
Направлялся сюда Цзинь Цзиюнь не ради уюта, и уж тем более не собираясь тратить свои, возможно, последние часы на дурацкий сон. Целью его был вполне конкретный предмет.
Отчаянно скрипя коленками, он полез в рундук, в самую глубину, куда не заглядывал, кажется, с тех самых пор, как отсюда вынесли вещи прежнего оператора. Вместе с тем, что там от него осталось. Дело было незнамо где, так что даже память о том месте стёрлась. Но Цзинь Цзиюнь твёрдо помнил одно – что он сюда в тот раз положил. А вернее сказать – спрятал.
Простая деревянная коробочка, безыскусно покрытая слоем защитного полимера, закрытая на ещё более непритязательный крючок из потёртой нержавейки.
Не открывая её, Цзинь Цзиюнь, присел на краешек послушно развернувшегося рядом с ним кресла. Вдохнул. Задержал дыхание. С шумом выдохнул.
Трещотка колец на левой руке вернула к жизни сверкающий фрактальный мир топологического пространства.
Нейтринные потоки рвались в недра дипа подобно огненным водопадам. И ни малейшего намёка на спадание активности.
Цзинь Цзиюнь поморгал, пытаясь стереть это радужное сияние с натруженного глазного дна, но это было так же невозможно, как всё то, что вокруг него сейчас творилась.
Это никакая не «нова». Дохлое местное светило пожирало собственные недра с энергией полноценной «сверх», а значит… значит, и Гюйгенс не спасёт. Такие вспышки в тесных системах двойных звёзд сдирали фотосферы с красных гигантов за добрые десятки тысяч тиков от эпицентра, что им жалкая суперземля с её тухлой газовой оболочкой и тщедушным тельцем диаметра двадцать мегаметров. Нейтринный поток изжарит эту область пространства спустя шесть часов, а чуть позже сюда придут ударные волны барионной материи.
Безумно. Невозможно. Но так будет.
Что ж. Он обещал себе, что позволит себе открыть эту шкатулку, только когда настанет время умирать.
Он сдержал слово.
Скрип получился душераздирающий. С таким звуком впору открывать древние склепы.
Запаянный в пластик чёрный шарик чуть неправильной формы диаметром в три миллиметра, тускло блестевшая металлическая ложка с пипкой на конце длинной ручки и стеклянная колба с длинным свёрнутым втрое носиком и прорезью в широкой части под размер этой самой ручки. Походный набор путешественника во времени.
Цзинь Цзиюнь проворным движением поместил шарик в колбу, вновь на секунду задержав дыхание. Крепко вцепившаяся в ложку ладонь чуть дрожала на весу. Поехали.
По щелчку механического рычажка пьезоэлемент зажёг вокруг шарика мгновенно схлопнувшееся синее пламя, в ответ шарик благополучно расплескал своё пузырящееся содержимое по дну ложки, распространяя вверх по колбе белёсый дымок.
Одним вдохом, это принимают в себя одним вдохом, надо только дождаться, пока достаточно остынет и насытится. Жгутик дыма побежал по тройному изгибу, три два один.
Сладковатый запах с шумом устремился Цзинь Цзиюню в ноздри, полузабытым образом щекоча горло.
Притон был самым обыкновенным, каких сотни вокруг каждого крупного порта – полутёмное помещение с грязными лежанками, на которых вповалку валялись, пялясь незрячими глазами в потолок, такие же, как он, бедолаги, чья обыденная реальность была заведомо более тусклой, чем любой, даже самый унылый морок пси-индуктора.
Цзинь Цзиюнь был молод и глуп, когда кто-то из приятелей показал ему, что можно пробираться сюда и целыми ночами, заплатив на входе символическую плату в полсотни цзяо, ловить чужие грёзы, будто они были своими собственными.
Дёшево и довольно опасно, особенно если нарваться на наведёнку совсем уж отмороженного психонавта, пацаны врали, от этого реально может двинуть крышняк. Впрочем, по молодости подобная перспектива тебя не особо пугает.
А в порту люди бывали всякие. За пару таких визитов Цзинь Цзиюнь успел побывать капитаном дальних трасс и корпоративным выдвиженцем, чемпионом виртуалок и даже матерью троих детей, что было и вовсе странно, потому что, как и все, кого он знал, Цзинь Цзиюнь помнил себя лишь с десятилетнего возраста и никаких «детей» не видел в жизни, хотя и имел о них какое-то представление из школьных учебных эрвэграфий.
Это всё было так ново и неожиданно, что Цзинь Цзиюнь потом долго сидел на берегу, не отводя глаз от медленно прожигающего горизонт светила. Рассветы на Янсин длились по три стандартных часа кряду, благо толща океана и стокилометровая подушка атмосферы делали суточные колебания температур едва превышающими десять кельвин. Опять же, если ты – юный психонавт на отходняке, нет ничего лучше, как посидеть вот так, послушать мерный плеск волн о стенку мата, и повспоминать, кто же ты на самом деле таков есть, мил человек.
Родня, приятели, матросы с сейнера, делившие с ним один кубрик всю путину, первые девчонки, всё это было так серо, так беспросветно, что хотелось тотчас вернуться обратно на провонявшую кислым потом и дешёвыми благовониями циновку, чтобы… чтобы что?
Никакие иллюзии не изменят твою жизнь, не исправят ошибку твоего рождения на свет. Во всяком случае здесь, в тенётах остатков полумёртвой корпорации.
Янсин была, кажется, самым скучным миром в заселённой части Галактики, ведь благодаря небанальному химическому составу она представляла собой идеально гладкий сфероид, покрывавшие де её поверхность бактериальные маты отличались лишь весьма слабыми оттенками красного и зелёного, причём каждый был почти идеально симметричным диском, больше или меньше – какая разница. Спутников у Янсин не было, звёзды тоже были видны плохо, и только мутное гало центра Галактики в самую ясную ночь слегка просвечивало сквозь пелену водного конденсата. Планета царствующего однообразия.
Местные времена года тут различались лишь по силе полуденного зноя, да по времени сбора урожая подсаженной в эти бесконечные воды специально слепленной генетиками Семи Миров макрели. Та была питательна, хорошо приспособилась к местному рациону и низкой солёности, только оставалась она такой же серой, как и всё вокруг, а ловить её было так же просто, как управлять домашними сервами – заложенная биологическая программа сама загоняла нагулявшую вес рыбу в приёмочный док траулера.
Временами Цзинь Цзиюнь и сам начинал себя чувствовать такой же рыбой – тупой, мерно жиреющей на бескрайних, безумно однообразных водорослевых полях.
И снова отправлялся в очередной притон.
Рекрутера он встретил случайно, как и всех до него.
Заметил неприметного мужичонку, чьи глаза как-то совершенно нездешним образом бегали по сторонам, привычным образом прокрался за ним, да и прилёг через занавесь, с нетерпением дожидаясь, пока тот затихнет. И наконец рванул пломбу аппликатора.
Перед ним разверзлась чернота космической ночи, которую насквозь прожигали разноцветные искры звёзд и тусклые пятна далёких галактик. Тёмные волокна пылевых туманностей и спирали протопланетных дисков, злые царапины нейтронных звёзд, далёкое эхо квазаров, замиравший где-то под самой диафрагмой гравитационный зов произошедших миллиарды лет назад слияний ультрарелятивистских объектов. Галактика во всей её чудовищной красе раскинулась вокруг Цзинь Цзиюня, насколько только хватало глаз. И ни единый атом этой волшебной вселенной не повторял другой.
Очнулся Цзинь Цзиюнь посреди тесного прохода, и слёзы текли из его глаз.
– Подсматривал, поганец?
Тот самый мужичонка, стоит и смотрит на него, усмехаясь.
– Ч-что?
– Да не ври, я ж вижу.
Палец указал на болтающийся у запястья прогоревший аппликатор.
– А-а… – не нашёлся, что сказать, Цзинь Цзиюнь.
– Ты что-то парень туповат. Но, я смотрю, тебе понравилось?
Цзинь Цзиюнь радостно в ответ закивал.
– Поди теперь и сам хочешь туда?
И поднял указательный палец вверх.
Цзинь Цзиюнь огляделся вокруг. Этот закат. Этот берег. Этот мир. Эта жизнь.
Уже гораздо позже ему хватило ума догадаться, что рекрутеры «Янгуан» не станут просто так ошиваться по левым притонам, что его анкета заранее была собрана и отверифицирована, подшиты все данные тестов и проведены новые. Осталось только изловить глупого пацана и поманить его пальцем.
Цзинь Цзиюнь ничуть не был на то обижен. Более того, когда двое суток спустя он оказался у стапелей коспоморта, с вытаращенными глазами глядя вокруг и не веря собственным органам чувств, там его снова встретил тот же мужичонка. Он вручил ему файл с данными, указал на гейт и протянул чёрную горошину.
– Спрячь её, парень, и обещай мне, что достанешь, только когда станет невмоготу. А до тех пор завязывай с модификаторами, мой тебе совет.
Цзинь Цзиюнь этот посул отчего-то принял близко к сердцу и действительно с тех пор не расставался с заветной шкатулкой, будто продолжая верить в своё предназначение.
Цзинь Цзиюнь тряхнул головой и морок рассеялся. «Капсула памяти», так это называлось. Больше века минуло с тех пор, как он умер для своего мира.
Санжэнь, так их называли, тех, кто покинул семью и исчез в непомерных просторах Галактики. Они больше, чем просто умерли, они растворились в этом пространстве без следа.
Теперь он вспомнил.
На самом деле не было ничего, о чём можно было бы жалеть.
Зато были красоты планетарных туманностей, закаты двойных звёзд, попойки на жилых палубах космических станций и бесконечные рассказы о смерти.
Люди погибали в огневом барраже, погибали в авариях, просто пропадали, уйдя на прыжок и не вернувшись.
Космос заглатывал человека живьём, и больше никто не мог сказать, что же с ним стало.
По этой причине Цзинь Цзиюнь не заводил знакомств, не набивался никому в друзья, и вообще предпочитал одиночество любому коллективу. Работа оператора тральщика внешних планетарных орбит приносила ему одиночество и спокойствие, которые были идеальной заменой тишине родного океана.
Цзинь Цзиюнь сам для себя год за годом открывал эту Галактику. Самая тупая и бессмысленная работа на свете служила для него отдушиной, потому что он сам наполнял её смыслом. Смыслом смотреть и видеть.
Так почему же сейчас, когда в этой его судьбе наступала кульминация, он предпочёл спрятаться от неё на самом дне атмосферы Гюйгенса?
Цзинь Цзиюнь в три прыжка одолел расстояние между каютой и рубкой. Нужно прикинуть, сколько у него осталось времени.
Если всё равно суждено погибнуть, то чур не в метановом болоте. Эта планета не станет для него убежищем, от гнева сверхновой уже не спастись, так какой же тьмы ему тут торчать?! Перед ним разворачивалось одно из самых грандиозных событий в обозримой вселенной, осталось с комфортом занять место в первом ряду.
И что с того, что он станет тут единственным зрителем.
Генераторы поля ещё даже не успели отдать излишки накопителям, так что прогрев занял от силы несколько минут. Веретенообразный корпус тральщика с глухим чавканьем оторвался от чёрной жижи и повис, разворачиваясь кормой, пока мощность потока достигла минимальных пороговых значений.
Старт был громким.
Тот углеводородный компот, что заменял Гюйгенсу водные океаны, мог оставаться в жидкой фазе лишь при температуре ниже двухсот кельвин, дальше даже при юпитерианском давлении всё местное химическое разнообразие переходило в мета-стабильное состояние, готовое начать бурно делиться на фракции при малейшем градиенте давлений.
Энергия, рванувшая вниз в факельной зоне, превратила всё вокруг в океан холодного красно-бурого пламени, плотно запаянного в густую химическую пену, это возгонялся водяной лёд, игравший тут роль планетарной тверди, после начинал вступать в реакцию с водяными парами рассеянный в плотной атмосфере карбид кальция, так что в результате тральщик покидал недра атмосферы Гюйгенса подобно древней химической ракете, громогласно, в клубах едкого дыма, облепленный коростой осадка. В ледяных мирах любой значимый источник энергии немедленно приводил к бурным эффектам, сравнимым с последствиями субъядерного распада. Цзинь Цзиюнь усмехнулся. Спустя пару часов тут будет так много энергии, что от планеты останется лишь релятивистский джет по направлению к северному полюсу Галактики.
Верхние слои тысячекилометровой стратосферы Гюйгенса тральщик проходил уже на гиперзвуке, тугим пакетом отходящих косых скачков, сияющих фиолетовым гелиево-водородным свечением, громогласных и бесцельных, чистая трата энергии, не более того.
Двух сотен минут, проведённых в этом оранжевом полумраке, Цзинь Цзиюню хватило, чтобы понять – там он умирать не хочет.
Выглянувшее из-за плеча массивного Гюйгенса светило по-прежнему оставалось безмятежным тусклым зрачком, пялящимся в вечность. Ему суждено было просуществовать десятки миллиардов лет, если не больше, но что-то изменило эту судьбу, так что теперь оно уже и не существовало вовсе, во всяком случае в своём прежнем виде, и лишь тридцать тиков межпланетного расстояния мешали Цзинь Цзиюню воочию убедиться в реальности и неотвратимости этой титанической метаморфозы.
Но он дождётся.
Говорят, каждый атом нашего тела уже когда-то побывал в недрах взрывающейся звезды. Если весь первичный водород чисто статистически сконцентрирован в сверхмассивных коллапсарах и холодных недрах лениво тлеющих звёзд первого поколения, то элементы тяжелее бериллия так или иначе были продуктом неравновесных ядерных реакций, и в фотосферах светил сравнимого со вселенной возраста не встречались вовсе.
Так что и укутанный в песчаный туман Гюйгенс, и благополучно сбежавший астероид с его скромным кларковым числом, и поблескивающая масляной плёнкой силового кокона металлическая пуля тральщика и сам Цзинь Цзиюнь со всеми своими воспоминаниями, так кстати пробудившимися к жизни под самый её конец – вся эта материя лишь готовилась вернуться домой в первозданный хаос небытия, намеренного вот-вот начать заново цикл зарождения жизни.
Миллиард лет спустя на этом месте будет вращаться грандиозная планетарная система, богатая трансуранами, горячая металлическая спираль, в самом ядре которой будет сверкать юное солнце.
А ещё спустя несколько миллиардов лет здесь может появиться высшая жизнь. Странная, чуждая, но куда более богатая марганцем и никелем, фосфором и серой, готовая строить себя из сотен новых аминокислот и миллиардов новых белков.
А вот Цзинь Цзиюня в ту пору, разумеется, никто и не вспомнит, как не вспомнит никто и его давно угасшую цивилизацию, самые следы существования которой давно рассыпались на атомы.
Цзинь Цзиюнь был готов начать этот цикл.
