Читать книгу: «Ведьмина тропа», страница 6

 Паренёк поднялся, подал руку Мирославе:

– Долгие годы я приходил сюда, искал с ним встреч, просил забрать меня обратно. Мне по-прежнему тяжело жить в мире людей, несмотря на то, что я полюбил своих новых родителей. Моя…сущность и это тело не совсем совместимы – каждое движение отдаётся во мне болью.

Но не подумай, что я жалуюсь. Мне в любом случае стоило окончательно разорвать эти узы – нельзя всегда жить в двух мирах.

– Получается, что это не из-за нас ты не сможешь вернуться?

– Не из-за вас. Хозяин не хочет принимать меня обратно, для него я сразу был наполовину человеком – существом с изъяном, и он надеялся, что в мире людей я погибну…

–Так для чего тебе нужен такой отец? – Резко спросил Саша, – Твои настоящие родители – люди, как ни крути.

– Я знаю. – Спокойно ответил Стёпка. – Но я ничего не могу поделать со своей истинной сущностью – меня тянет домой. И будет тянуть всю жизнь.

– Твой дом – там. – Саша махнул рукой куда-то в сторону, имея ввиду деревню, – Твоей матери пришлось смириться с такой страшной болью, суметь принять тебя и полюбить, а ты рвёшься… куда? Бегать по лесам и скалить зубы, как вот эти вот… – Он снова махнул рукой, теперь уже в сторону леса.

Мирослава перехватила его руку, крепко сжала:

– Он всё понимает, Саша! Но есть же вещи, чувства, которые сильнее нас!

– Вот именно. – Уже привычным, спокойным тоном ответил Саша.– Некоторые многое отдали бы за такую материнскую любовь.

Мирослава ничего не ответила, снова вспомнив рассказ бабушки о Сашиной семье, точнее о том, что с ней стало. Стёпка поглядел понимающе и сказал как можно бодрее:

– Давайте же, идём! Вас уже третий день ищут!

–Как третий? – Не понял Саша, переглянувшись с Мирославой.

– Мы же только вчера вечером…. – девушка замолчала на полуслове, встретившись взглядом со Стёпкой.

– Время идёт иначе, когда леший водит по кругу. –Паренёк засунул руки в карманы и уверенно зашагал вперёд.

Глава 10.

Солнце близилось к зениту, делалось очень жарко. Приторный запах трав кружил голову, но Стёпка всё вёл друзей вперёд. Ни Саша, ни Мирослава не понимали, как же они сумели за одну ночь зайти так далеко в лес.

Стёпа объяснял это тем, что ребята потеряли счёт времени, потому что находились под воздействием морока, наведённого Лесным Хозяином. По той же причине они сбились с пути и никак не могли найти дорогу назад.

– Меня вот что волнует, – наконец произнёс молчавший всю дорогу Саша. – Почему Хозяин навёл этот морок и зачем ему нужна Мира? Ведь нужна? Я правильно понял?

Стёпа кивнул, глядя в глаза нового друга:

–Да, ты понял почти правильно. Но об этом нам придётся поговорить позже, потому что сейчас мы уже пришли, а разговор выйдет долгим.

И действительно, через пару минут друзья услышали доносившиеся до них голоса людей – оказывается, они стояли на лесной опушке, совсем недалеко от дома Саши – стоило только пересечь небольшое поле, плавно переходившее в болото, усеянное ондатровыми хатками.

– Идите. – Стёпа кивнул в сторону деревни. – Мне лучше не появляться с вами – если увидят, что это я вас вывел из леса, то пойдут слухи, которых и без того хватает.

– Но ты придёшь к нам? Как скоро? – Взволнованно спросила Мирослава, машинально прижав ладонь к груди – туда, где под футболкой прощупывался деревянный кругляш.

– Отдохните сначала. Скоро вы почувствуете, сколько на самом деле провели времени в лесу. – Слегка улыбнулся Стёпа и взглядом указал на руку Мирославы, прижимавшую к груди кулон: – Не снимай оберег, он действительно очень сильный. Пока он на тебе, ни одно лесное существо тебя не коснётся и не наведёт морок. Всё было бы иначе, не оставь ты его дома.

С этими словами парень исчез за деревьями, предоставив друзей самим себе.

– Что мы всем скажем? – Спросила Мирослава, взглянув на хмурого Сашу.

Он неуверенно качнул головой:

– Ну не правду это уж точно, иначе приедут за нами ребята в белых халатах.

– Да, в дурку нам пока рановато, надеюсь. – Устало вздохнула девушка, оглянувшись на лес. – Ведь это всё мне не приснилось?

– Не думаю, что мы с тобой видели одинаковый сон. – Улыбнулся Саша и направился в сторону дома, придерживая девушку за руку, чтобы она не споткнулась на кочках, незаметных в высокой траве.

На поляне, и на болоте – везде были люди. Собралась едва ли не вся деревня, плюс несколько человек в форме и собаки, которые залаяли, стоило друзьям выйти из леса.

К ним тут же бросились, узнали, повели домой. На ходу полицейские начали вести допрос – кто, откуда, сколько лет, где были и что делали.

Прибежала баба Надя, со слезами на глазах вцепилась во внука и тут же притянула к себе Мирославу, целуя обоих. Затем разогнала всех полицейских, которые выглядели весьма недовольными – приехали по срочному вызову из Кербеевки, собак привезли, а всё ради чего? Подростки, скорее всего не пропадали, а просто сбежали, нагулялись и вернулись, стоило ли из-за этого тревогу поднимать?

Дома у Саши баба Надя быстро накрывала на стол, наливала им горячий чай и всё говорила, говорила…

– Когда ты за Славой побежал, я сразу же в полицию позвонила, только они не сразу соизволили приехать. Тогда я всю Кикеевку на уши поставила, уже сами мы вас искать начали.

Вчера к вечеру явилась полиция, наконец-то, стали с собаками искать. На Глеба я сама лично заявление написала, только они сказали – нет улик, дело заводить не будем. Эти… они ведь разбежались быстро. Погрома в доме нет, только вазу разбили и, как я думаю, забрали компутер и может ещё чего ценного из вещей – я заходила, но не проверяла, по углам на лазила. Так что тебе, Слава, самой нужно будет съездить в участок в Кербеевке и заявление написать. Толку мало, да только и спускать с рук нельзя такое.

Кстати, бабушка твоя ничего не знает – я побоялась, что её там удар хватит от таких новостей, да и сердцем чуяла, что найдётесь вы.

А собаки-то эти, полицейские… особо далеко в лес идти не захотели – скулили, поджав хвосты.

Ох, как же вас так угораздило-то? Ты, Саша, лес-то вроде хорошо знаешь.

Саша, который чуть ли не залпом пил кружку за кружкой горячий чай, вдруг серьёзно посмотрел на Надежду Ивановну и сказал:

– Баб, нас не три дня не было. Мы только вчера вечером в лес попали. Я Миру увёл за огороды, хотел в обход к нам привести, но оказалось, что там повсюду друзья Глеба. Я не справился бы со всеми сразу, а без потасовки точно не обошлось бы. И тогда сдуру в лес помчался, тоже думал, что хорошо его знаю, со следа собью…

– Да о чём ты внучек? – Баба Надя подозрительно посмотрела на Сашу. – Ты на календарь посмотри – ровно третий день, как пропали вы.

– Саша правду говорит. – Подала голос Мирослава, которая устроилась на диване, свернувшись калачиком и уже почти засыпала, убаюканная навалившейся усталостью и голосом Надежды Ивановны. – Нас леший кругами водил, думали, не выберемся.

Надежда Ивановна вдруг села на стул, вздохнула, покачав головой:

– Верю я вам, ребятки. – И добавила, заметив удивлённый взгляд Мирославы: – всякого повидала в жизни, вот и верю. Только за то, что вас леший водил, бабке твоей нагоняй хороший нужен!

– Это ещё почему? – Сашка чуть не подавился чаем.

– Да потому что ведающая она – тебе ли не знать! – Надежда Ивановна осеклась, словно сказала лишнего, махнула рукой и посмотрела на Мирославу: – Знает она много про нечисть разную, и как с ней совладать – тоже. Если бы она не утаивала от тебя свои знания, то рассказала бы о том, что если в лесу заблудишься и поймёшь, что кругами ходишь, то сними всю одежду и надень наизнанку. И иди в одном направлении, но спиной вперёд. Так и выйдешь из лесу. Старый проверенный способ – мне о нём ещё моя бабка рассказывала.

– А Вы не знаете, почему она эти знания от меня утаивает? – Устало спросила Мирослава, чувствуя, как тяжелеют веки.

– Не мне тебе о том рассказывать. Если рассудить, то есть у неё на то причины. Только кто знает – может, для тебя и лучше было бы всё знать.

Саша не сводил хмурого взгляда с бабушки, потом молча встал и укрыл пледом уснувшую девушку. Надежда Ивановна только с грустью покачала головой, заметив, как внук нежно коснулся плеча Мирославы прежде, чем уйти.

В доме Быковых и речи не шло о том, чтобы Мирослава отправилась жить домой. Надежда Ивановна, вместе с внуком помогла девушке перенести необходимые вещи из дома Глафиры Петровны, а Сашка переселился в летнюю кухню, уступив свою комнату.

Когда переносили вещи, обнаружились и все пропажи после налёта Глеба. Не было ноутбука, старенького кнопочного телефона, который использовался как домашний, денег, которые Мирослава держала в тумбочке возле кровати- даже искать не нужно было.

Этим же вечером друзья почувствовали, что бродили по лесу не одну ночь, а гораздо больше, – болели мышцы ног и спины, никто их них не мог нормально уснуть, как будто сбились биологические часы.

Мирослава то и дело просыпалась от кошмарных снов, вскрикивала. Дважды к ней заходила Надежда Ивановна, чтобы успокоить, приносила тёплое молоко. Проснувшись в очередной раз и взглянув на часы, девушка решила, что хватит беспокоить добрую старушку и вышла на улицу, накинув на плечи тонкий кардиган.

Она постояла на крыльце, вдыхая густой и ароматный летний воздух, посмотрела на луну, невольно бросила взгляд на летнюю кухню, где ночевал Сашка. Мирослава не удивилась, когда увидела тусклый свет ночника в окне – парень тоже не спал.

Подошла к домику, и хотела уже постучать в двери, но тут вдруг уловила лёгкий запах табачного дыма, доносившийся из сада. Девушка завернула за угол кухоньки и увидела Сашку, стоявшего в саду с сигаретой в зубах.

Он смотрел на небо и не услышал приближения девушки, поэтому вздрогнул, когда под её ногой хрустнула веточка. Оборачиваясь, парень одновременно отшвырнул сигарету подальше в сад, но увидев Мирославу, облегчённо вздохнул, сказал улыбнувшись:

– Бабушка не одобряет. Ты не против? – Его рука замерла над новой сигаретой, которую он уже собрался достать из пачки взамен выброшенной.

Мирослава помотала головой:

– Не против. – Она встала рядом. Щёлкнуло колёсико зажигалки, оранжевый огонёк выхватил из темноты волевые черты лица. – Не думала, что ты куришь.

– Да я и не курю особо. – Он выдохнул дым в сторону от девушки. – Очень редко. В основном только когда нервничаю.

– А нервничаешь часто?

Он скосил на неё глаза, лёгкая улыбка тронула губы:

– Да всё чаще в последнее время.

Она поняла намёк, кашлянула:

– Я не при чём, оно само так выходит.

Они постояли молча, пока Саша курил. Затем он затоптал окурок, засунул руки в карманы джинсов:

– Я серьёзно, Мира. Вокруг тебя что-то происходит. И у меня всё не идут из головы слова того…существа, лешего. Он ясно дал понять, что ему нужна была ты.

Девушка поёжилась, снова перебирая в голове события прошлого дня. Точнее – трёх дней.

– Если бы не Стёпка, то что? – Спросил парень сам себя. – Что было бы? Тебя утащил бы леший? Зачем ты ему?

– У меня предположений нет. – Пожала плечами Мирослава. Она и без того пыталась отыскать хоть какую-то взаимосвязь между собой и Лесным Хозяином.

–Нам нужно поговорить со Стёпкой. Как бы там ни было – он знает если не всё, то большую часть. – Решил Саша.

– Ты…сходишь к нему вместе со мной? – С надеждой взглянула на него Мирослава. – Если честно, я его теперь немного боюсь… И так всё произошедшее со мной похоже больше на страшный сон или фильм ужасов, а тут ещё оказывается, что безобидный с виду паренёк – не человек.

– Конечно, схожу, о чём ты спрашиваешь… – Сашка взглянул на неё как-то странно, затем взял за руку. Девушка непонимающе посмотрела на него, но руку не убрала. Её взгляд невольно упал на губы парня, и она поспешно отвела глаза. – Ты не думала о том, чтобы уехать?

Она опешила от такого вопроса – совсем других разговоров ждёшь, когда стоишь в ночном саду и держишь за руку симпатичного тебе парня. Он продолжил, не дав ей заговорить:

– В ту ночь на карьере, я не сказал тебе правду. – Сердце Мирославы ухнуло куда-то вниз, романтические мысли сразу улетучились. – Я видел, то, что тебя удерживало. Но в тот момент и сам не поверил, думал – привиделось. Но теперь понимаю, что всё было по-настоящему.

– И что же…было там?

–Рука. Длинная, костлявая, вся в скользкой чешуе. Я не видел само существо, только руку – вода была очень мутной, темно… Но руку я уж точно разглядел.

По спине девушки пробежал холодок. На неё снова нахлынул страх, который она испытала там, на карьере. Если бы не Саша, то она так и погибла бы там. Или нет? Или её ждала другая, более страшная участь? Кто и куда мог утащить её?

Вспомнились твари из леса – горящие глаза и острые зубы. Сейчас это всё казалось просто сном….

– Эй. – Саша легонько встряхнул её руку, заметив, что Мирослава всё больше погружается в мрачные мысли и поддаётся страху. – Послушай. Ты по каким-то причинам нужна этим лесным тварям. Но если ты уедешь, они не доберутся до тебя. – Он помолчал, затем втянул воздух, будто что-то мешало ему говорить. – Хотя, признаюсь – мне совсем не хочется, чтобы ты уезжала.

Она вскинула голову, удивлённо заглядывая в его лицо, почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди – это что, признание в чувствах?

– Почему? – Спросила тихо.

Но Сашка проигнорировал вопрос, продолжил говорить:

– Если ты решишь остаться, то знай – я буду с тобой, я буду драться за тебя и защищать даже ценой своей жизни, если вдруг на то пойдёт. Но будет лучше, если ты уедешь. – Он прошептал это скороговоркой, затем вдруг порывисто обнял её, коротко поцеловал в макушку и быстрым шагом направился к кухне.

Она услышала, как хлопнула дверь. В окне мелькнул его силуэт, затем огонёк ночника погас. Ещё некоторое время она стояла, в недоумении глядя на кухню. В голове всё ещё звучали слова Сашки, и было в них что-то странное, в интонации с которой он говорил – как будто знал, что драться и умирать придётся.

И от этого ей сделалось страшно. И без того казалось, будто Сашина бабушка тоже хранит какую-то тайну. Вдруг это как-то связано с самой Мирославой, и Сашка знает что-то, о чём не хочет или не может ей сказать?

Решив, что завтра с утра первым делом поговорит со Стёпкой, а потом поедет к бабушке в больницу и уже после решит, что делать, Мирослава направилась к дому. Она твёрдо решила расспросить Глафиру Петровну о тайнах, которые та скрывала, и о колдовских умениях. Неужели, её бабушка действительно ведьма? Может, она сделала нечто такое, что разгневало лесную нечисть, и гнев этот коснулся Мирославы?

Она тихонько прошла в Сашину комнату и достала из сумки тетради – те самые, которые нашла в столе у бабушки. Почему-то из всех вещей она захватила их в первую очередь, ей казалось, что в них она сможет найти хотя бы часть ответов. Вот только нужно их перечитать очень внимательно на этот раз. Особенно места о защитных амулетах и обрядах. Защита – это то, что ей сейчас нужно.

Спать не хотелось, поэтому она удобно устроилась на постели, разложив тетради вокруг, взяв ручку и блокнот. В первую очередь она выписала имена из тетрадей, о которых собиралась спросить у бабушки – Поликарп Дмитриевич К. и Агафья Александровна К.

Глава 11.

Утром на подоконнике стояли цветы в вазочке. Так как цветы ставили со стороны улицы – на ночь окно оставалось приоткрыто, а дверь в комнату заперта изнутри – Мирослава сразу поняла, чьих это рук дело. Вспомнила вчерашний разговор, улыбнулась – Саша всегда был сдержан, спокоен, держал в себе все эмоции и даже в чувствах признался по-своему, не так как сделал бы это другой парень.

Мирослава подошла к окну, улыбнувшись, вдохнула аромат полевых цветов, и подумала о том, что как же это странно – после случившегося с ними слова уже оказались и не нужны. Там, в лесу оба поняли что-то важное о чувствах друг к другу.

Девушка ещё не забыла, как крепко держал её Саша за руку на протяжении их блужданий по лесу. И не забыла того, как он закрыл её собой, когда корявый длинный палец Лесного Хозяина указал на неё. Саша словно сделался выше ростом, обнял так, словно мог собой укрыть её от беды.

И ведь они знакомы совсем не долго, но при этом с Сашей было очень легко говорить, да и чувствовала она себя рядом с ним, будто на самом деле они знают друг друга уже очень давно. Наверное, это и называется родством душ?

Стёпки дома не оказалось, несмотря на то, что Мирослава и Саша пришли к дому Филатовых почти с рассветом. Мирослава собиралась поехать в Гусарино, в больницу к бабушке, а так как путь не близкий, стоило выезжать пораньше.

Когда друзья постучали в калитку Филатовых, к ним вышла Ирина Афанасьевна и теперь, зная её историю, друзья иначе взглянули на женщину. Раньше они не обращали внимания на её взгляд – полный усталости, тоски, и тепла.

Так смотрят те, кто смирился с утратой и нашёл в себе силы жить дальше, обрёл новый смысл, но не переставал при этом помнить и о том важном, что было потеряно навсегда.

Ирина Афанасьевна держалась спокойно и дружелюбно, пригласила друзей зайти на чай и подождать возвращения Степана. Но все они знали, что парень мог вернуться не скоро, поэтому от чаепития пришлось отказаться.

– Я рада, что вы дружите со Стёпой. – Сказала женщина им на прощание. – У него никогда не было здесь друзей. Заходите к нам в любое время.

Саша проводил Мирославу до остановки. Через пятнадцать минут должен был подойти междугородний автобус.

На остановке они держались в стороне от двух старушек, которые, поздоровавшись, с подозрением поглядели на молодёжь и тут же о чём-то зашептались. Наверняка обсуждали недавнее исчезновение подростков – самая серьёзная новость в Кикеевке за последнее время.

– Ты уверена, что мне не стоит ехать с тобой? – В очередной раз спросил Саша, но Мирослава отрицательно покачала головой.

– Да, уверена. Мне хочется побыть одной и подумать о многом, а дальняя дорога – лучшее место для размышлений.

– Хорошо. Только позвони, когда соберешься обратно. Я буду дома, не пропущу звонок. Приду встретить тебя.

Девушка, несмотря на мягкое тепло, разливающееся в груди, укоризненно взглянула на парня:

– Ты же не собираешься теперь везде сопровождать меня?

– Если понадобится. – Кивнул он серьёзно. – Я не знаю, чего дальше ожидать от Глеба и не хочу, чтобы ты ходила одна по улицам. Тем более – вечером.

– Как думаешь, мне стоит послушать твою бабушку и написать заявление на него?

– Честно? – Парень скривил губы в скептической усмешке. – Написать можно, но менты не станут разбираться с местными. Думаешь, это первый раз, когда их компания вломилась к кому-то в дом? В прошлом году они вынесли всё ценное из дома Морозовых, когда те уехали на неделю в город, к родственникам. Вся деревня знала чьих это рук дело, и что? А вот если Глеб узнает про заявление, то может ещё больше обозлиться.

– Я и не знала, что он сколотил целую банду. И значит, теперь нужно сидеть, поджав хвост? – Возмутилась Мирослава, но Саша успокаивающим жестом коснулся её плеча, слегка улыбнулся.

– Конечно же нет. Что-нибудь придумаем. – Он глянул на дорогу поверх головы девушки. – Вот и автобус.

К остановке подкатил старенький «пазик» с выгоревшими полосками на боках и потёртой «бархатной» обивкой на сиденьях.

– Ладно, до вечера. – Улыбнулась Мирослава. – Если встретишь Стёпку…

– Я договорюсь с ним о встрече, без тебя ничего выяснять не буду. – Закончил Саша и девушка удивлённо ахнула, будто он прочитал её мысли. Перед ступеньками автобуса они на секунду замешкались, и ей вдруг показалось, что вот сейчас Саша её поцелует. Его взгляд и правда задержался на губах девушки, но вдруг в глазах мелькнула какая-то тоска и боль, и он отвернулся, лишь коротко обнял её, легонько подтолкнув к автобусу.

Пока «пазик» разворачивался, Саша помахал рукой, он улыбался, но тоска во взгляде не исчезла.

Когда Кикеевка скрылась за поворотом ухабистой дороги, Мирослава извлекла из сумки блокнот с ручкой и две тетради – одну она прочитала ночью, вторую взяла в дорогу. Просмотрела свои ночные конспекты – заметки и выписки из самой пугающей тетради – той, которая была подписана именами Поликарпа и Агафьи.

Выглядело жутковато – среди собственного торопливого, неровного почерка то и дело можно было разобрать такие слова, как «жертва», «кровь», «порча», «хворь», «бесы».

В конце конспекта она отметила вопросы, ответы на которые казались особенно важными.

Кто такие Поликарп и Агафья?

Почему Поликарп перестал вести записи, а вместо этого за них взялась Агафья?

В том, что первое время писал именно Поликарп, не приходилось сомневаться – почерк был мужским и многие заговоры написаны в мужском роде.

Записей, сделанных женской рукой было мало, но и выглядели они при этом как страшный дневник сумасшедшей, а не сборник заговоров. Самые странные из них Мирослава отметила закладками прям в тетради и сейчас пересматривала заново. От некоторых слов становилось не по себе.

Взять хотя бы вот это: «Давеча девки Клюковых пошли по ягоду, да так и не воротились. Искали их трое суток, да чего уж там искать – предупреждала я их, но не поверили. А расплатились бы как положено за услугу мою, так и живы бы остались. Закон наш неписаный ведь как гласит – за всякое дело платить надобно. Я свою часть уговора выполнила, а они – думали схитрить – надели амулетики заговорённые, чтобы я их силу взять в уплату не смогла… Узнать бы кто дал им эту защиту, но то – лишь дело времени. Главное, что лес получил своё, Он взял своё. Глядишь – так и сторгуемся, получу и я то, что мне надобно, а то помирать-то страсть как не охота…»

Подобные записи, от которых у Мирославы по спине начинал бежать холодок, перемежались заговорами и обрядами, некоторые из которых выглядели совершенно фантастически:

«Чтобы обернуться зверем – найди в лесу пень старый, воткни в него две дюжины ножей и прыгни через них две дюжины раз. Но будь осторожна – стоит кому-то подсмотреть и забрать хотя бы один нож – навеки вечные останешься зверем…»

Разбирать написанное было сложно – почерк мелкий, торопливый, будто писали в большой спешке. Но вот самая последняя страница отличалась – буквы ровные, чёткие, с тщательно выведенными закорючками. Начало текста было похоже на обращение к кому-то.

Мирослава перечитала этот кусочек:

«Но ни к чему тебе наука, здесь описанная. Для того, что бы ведать это ремесло, нужен тебе лишь пройти обряд.

Заключив с Ним договор, силу получишь нашу. Поликарп не обманет – всё честь по чести будет. Для этого в купальскую ночь, явись в ведьмин час на перепутье тропок, что вдоль Плакуньи. С собой нож медный возьми – им ты кровь себе пустишь, когда настанет момент клятву скреплять. Больше ничего при тебе лишнего быть не должно – только твоё желание продолжить дело нашего рода. Дело наше – во славу Господина и для приумножения его силы, но о том, ты уже верно, знаешь, ведь мать учит дочь свою.

Как будешь на перепутье, позови Поликарпа по имени трижды, и трижды обернувшись противосолонь, тогда и явится к тебе тот, кто может силу тебе дать. Как слова заветные повторишь – тут же ножом медным пусти себе кровь, да окропи ею тот предмет, который тебе даруют – так ты укрепишь своё слово, и сделка будет совершена, а ты получишь силу и сможешь продолжить дело всего рода нашего.»

Мирослава ничего не поняла из прочитанных слов, но на душе от них делалось неприятно, холодно и одиноко. К кому обращалась женщина, написавшая эти слова? Она надеялась, что скоро узнает об этом от бабушки.

В голове вдруг родилась смутная догадка – «на берегу Плакуньи»? Уж не о реке ли Плакучей идёт речь? Мирославе стало не по себе – заблудившись в лесу, они с Сашей как раз находились недалеко от этой речки, если верить словам Стёпки, а он навряд ли ошибался.

Девушка сделала пометку в блокноте, и открыла вторую тетрадь, которая не была подписана именем. Аккуратный почерк, похож на женский. Писала точно не бабушка – очень сильно отличается наклон букв.

Записи в ней больше привлекали Мирославу – все они были для защиты и охраны от тёмных сил.

«Ангел мой, пойдём со мной. Ты- впереди, я за тобой» – Одними губами прошептала Мирослава, повторив одну из записей. Эти слова рекомендовалось произносить при выходе из дома, особенно, когда отправляешься в дальнюю дорогу.

«Когда приснится дурной сон, постучи трижды по оконной раме и скажи, глядя в окно: «Куда ночь, туда и сон» и беда минует тебя».

Много было заговоров и шепотков для исцеления, например, для остановки крови из раны: «Баба шла по дороге, собаку вела за собой; баба пала, собака пропала; руда стань, больше не кань».

Все слова были такими странными, но тем не менее, вчитываясь в них, Мирослава начинала ощущать прилив каких-то сил, тех самых, в которые она раньше не верила. Девушка предпочитала считать, что просто накручивает себя, но то, что ей довелось повидать за минувшие дни, заставило бы кого угодно поменять своё мнение.

Вторую половину тетради занимали описания трав и рецепты с ними, рекомендации по использованию.

За чтением Мирослава не заметила, как оказалась в Гусарино. До больницы добралась быстро. Она ехала сюда, полная решимости расспросить бабушку обо всём, но стоило оказаться в больнице, как решимость эта улетучилась. Не повредят ли бабушке эти разговоры?

Как хорошо, что Надежда Ивановна не позвонила и не сообщила ей о пропаже внуков – не хотела раньше времени беспокоить подругу, полная веры в то, что ребята найдутся. И теперь, глядя на бабушку, лежавшую на кровати с книжкой в руках, Мирослава засомневалась. Она помнила то отчаяние и страх, которые звучали в голосе Глафиры Петровны в прошлый раз, когда она просила не снимать амулет.

За минувшее время с Мирославой приключилось столько всего, что она и не знала с чего начать и как подступиться с расспросами.

Как оказалось, ей не нужно было ничего начинать – стоило Глафире Петровне увидеть внучку, как взгляд её изменился, и девушка поняла, что та что-то знает. Но откуда? Неужели успела позвонить Надежда Ивановна, и всё рассказать?

– Что-то случилось? – Бабушка пропустила приветствие, лишь похлопала ладонью по постели рядом с собой, и Мирослава замерла в недоумении. – У тебя очень усталый вид, как будто не выспалась.

–И тебе привет, бабуля. Да. Я переехала пока к Быковым, а ты же знаешь, что на новом месте я плохо сплю… – Девушка отвела глаза, всё ещё терзаясь сомнениями. Села рядом с бабушкой на краешек кровати, в нерешительности сжала сумку, не зная стоит ли достать тетрадь.

– Ах, почему Надька не сказала мне? – Всплеснула руками Глафира Петровна и осыпала внучку вопросами. – А почему ты у них? Тебе страшно одной, наверное? И почему ты не звонила так долго? Я уже начала переживать. И сама как не позвоню, вас с Сашей всё дома нет.

Мирослава кивнула:

– Да, страшно стало. А переехала я только вчера, баба Надя ещё не успела тебе рассказать.

Она достала пару книжек для бабушки, коснулась рукой тетрадей, замерла в нерешительности.

– Что там у тебя? – Старушка наклонилась, чтобы заглянуть в сумку и замерла, увидев знакомые обложки. В палате воцарилось молчание – можно было услышать тихое тиканье настенных часов. Мирослава не спеша достала тетради, протянула бабушке.

– Узнала всё-таки, сама… – вздохнула Глафира Петровна, покачав головой и взяв безымянную тетрадь, погладила её по обложке. – Эх, прихватило меня, я и не успела спрятать их как следует.

– Кто в ней писал? – Мирослава наблюдала за тем, как бережно держит бабушка блок пожелтевших страниц.

– Именно в этой – твоя прабабка, моя мать.

Слова Глафиры Петровны повергли девушку в шок – подобного она точно не ожидала. В голове отчего-то сделалось пусто. Некоторое время обе они молчали, думая каждая о своём. Затем Мирослава тихо спросила:

– Она была ведьмой? И ты тоже ведьма, верно?

Глафира Петровна грустно улыбнулась:

– Да какая из меня ведьма… Так, знахарка разве что, всю жизнь только чаи целебные составляла. – Она отвернулась вдруг к окну, взгляд её сделался туманным, задумчивым. Старушка погружалась в воспоминания. – Никогда я, видит Бог, не использовала свою силу сполна. Лишь однажды…

Она замолчала, сокрушенно покачивая головой и не глядя перелистывая страницы тетради, проводя по ним рукой, словно гладила. Мирослава решилась нарушить затянувшееся молчание, достала следующую тетрадь:

– А это чьи записи?? Кто такие Поликарп и Агафья?

Глафира Петровна нахмурилась, тетрадь в руки не взяла, только отрицательно качнула головой.

– Тоже предки твои. Все у нас в роду, после Агафьи были наделены силой ведьмовской. С неё всё и началось, проклятие это…Хотя, может и раньше –теперь уж никто не сможет сказать наверняка.

Старческие пальцы судорожно сжались на старых страницах, почти сминая их. Словно борясь с собой, Глафира Петровна медленно произнесла, заглядывая в глаза внучки:

– Уезжай отсюда. И не возвращайся никогда. Мне помирать уж скоро, но ты и после того не приезжай.

– Баб, не говори так. Ты же знаешь, что я не уеду. Тем более сейчас, когда тебе плохо…

– А будет ещё хуже, с каждым днём всё хуже и хуже! Такие как я умирают долго, страшно! – Эти слова Глафира Петровна почти выкрикнула, приподнявшись в постели. – Но я не этого боюсь. Боюсь, что и тебя коснётся воля Агафьи.

– Объясни же мне нормально! – Воскликнула Мирослава, бросив тетради обратно в сумку и нервным движением застегнула «молнию». – Говоришь какими-то загадками! Как в кино прям!

– Если бы это было кино…

–Так расскажи мне! – Девушка потянулась к бабушке, ухватила её за руку в требовательном жесте. Больничное одеяло сползло и Мирослава увидела на руке Глафиры Петровны следы от многочисленных капельниц. – Что это? Почему их так много? Тебе сейчас столько капельниц требуется?

Тут вдруг бросился ей в глаза и землистый цвет лица старушки, и осунувшиеся щёки, почти фиолетовые круги под глазами, и бледные губы. За стеной своего непонимания и вопросов она и не заметила сразу ухудшившееся состояние Глафиры Петровны.

– Тебе было плохо?

– Не твоего ума дело. – Вдруг процедила старушка сквозь зубы. – Сказано тебе – уезжай! Я тебе сразу говорила, просила не приезжать. Думала одумаешься, с родителями уедешь. Так нет же – будто сами черти сюда притянули!

Мирослава оторопела, поднялась с кровати и отступила на шаг – никогда прежде она не слышала в голосе бабушки столько злости и раздражения.

– Почему ты так говоришь? – Тихо спросила она, – Почему не можешь просто рассказать о том, что происходит? Знала бы ты что я пережила за последние дни… что видела. Ты думаешь, что я не поверю твоему рассказу? Так после всего что я видела – поверю!

Глафира Петровна покачала головой:

– Я как раз этого и боюсь – что ты поверишь! Вера – она не всегда к добру. Уезжай.