Читать книгу: «Ведьмина тропа», страница 12

Глава 22.

Проследив за взглядом Сашки, Мирослава ахнула, прикрыв рот ладонью. Почувствовала, как чаще забилось сердце, в надежде снова увидеть друга.

Она бросилась на улицу, но остановилась у калитки, сообразив, что это не имеет смысла. Тем не менее, она отворила щеколду, и вышла на полянку перед участком, понимая, что выглядит сейчас довольно глупо – стоит и пристально вглядывается в лицо того, кто идёт по дороге.

А по дороге неуверенной походкой шёл Стёпка. Не их друг Степка, конечно, а тот, который пропал десять лет назад. Он исчез в лесу семилетним мальчиком, а сейчас возвращался взрослым парнем.

Он был очень худым, как будто ему приходилось долго голодать. Из одежды – какие-то рваные лохмотья, едва прикрывающие тело. Грязные волосы, ниспадавшие на плечи, давно спутались в колтуны, но Мирослава смогла определить их цвет, как светло-русый. Не белый, к которому она привыкла. Да и уши у него были обычные, человеческие.

Парень испуганно глянул на девушку, не понимая её пристального взгляда, и перешёл на другую сторону дороги, ускорив шаг, лишь один раз обернувшись.

–Получилось. – Шепнул за спиной Сашка, который вышел следом за девушкой, и теперь стоял рядом. – Он вернулся.

–Да. Но что с тем, с нашим? Жив ли? Как узнать?

– Поживём-увидим. Ты ведь теперь другая, вроде как. Сходим на днях в гости к Лешему и спросим, а?

– Можно попробовать, наверное. Но вдруг… вдруг Стёпки теперь нет?

– А я думаю – есть. Он такой назойливый, хоть и тихий, от него просто так никто отделаться не сможет. – Ободряюще усмехнулся Саша и повёл Мирославу обратно в дом – слушать рассказ Глафиры Петровны.

Они застали её возле рабочего стола, где так и остались лежать травы, ножницы, ступка с пестиком и кое-какие мисочки. Старушка печально рассматривала это всё, но не прикасалась, будто теперь эти вещи принадлежали не ей, а кому-то другому. На вернувшихся ребят она, казалось, не обратила внимания, но спустя несколько минут, заговорила:

–Ты, Слава, прирождённая ведьма – я это почувствовала ещё когда ты совсем крошкой была, потому и сделала для тебя сильный оберег. Думала, что получится защитить тебя от Агафьи и от себя самой.

Таким как ты не слишком-то нужно обучение, но я расскажу тебе всё, что сама знаю. Теперь, без Силы, мои отвары, конечно, не будут иметь тех свойств, которыми должны обладать, но знания-то остались.

Я помню себя в молодости, когда мне пришлось принять этот дар. Я не хотела им пользоваться, думала даже в лес уйти, жить отшельницей. Так и поступила бы, но встретила деда твоего, и поняла, что если оставлю его, то буду жалеть всю жизнь.

А ещё – матушка…Она учила меня исцелять травами, учила защитным словам, оберегающим. Она была очень светлым человеком и всегда старалась помогать людям так, чтобы при этом и не навредить. До неё в нашем роду, насколько я знаю, светлых ведьм не было.

Мирослава вдруг вспомнила о загадочной женщине, явившейся ей в Нави:

–Бабушка, а у тебя есть её фото?

–Конечно. – Кивнула старушка и обратилась к Саше: – Ты, милый, сходил бы в мою комнату. Там, в шкафу, на самом верху лежат старые альбомы. Принеси нам зелёный.

Когда Сашка ушел, Глафира Петровна серьёзно посмотрела на внучку:

– Слава, будь осторожна. Тёмные силы коварны, а те, кого мы любим – наша слабость. Ты привязалась к Саше, я вижу…

–Неужели ты так говоришь, потому что Агафья принесла в жертву своего мужа? – Прервала её Мирослава, закатывая глаза. – Почему сравниваешь меня с ней?

Глафира Петровна кивнула:

– Ни в коем случае не сравниваю. Но она не сделала бы этого, если бы не соблазн получить бессмертие.

– Не беспокойся, я бессмертия не хочу. – Усмехнулась Мирослава, не желая продолжать этот глупый, как ей казалось, разговор. – Тем более – такого.

Старушка едва заметно покачала головой, думая о чём-то своём. Она не сомневалась в намерениях внучки. Как и не сомневалась в коварстве Владыки Нави. Он и его тёмные прислужники рано или поздно найдут лазейку к душе почти каждой ведьмы. Им ведь добрые ни к чему, им нужны те, кто творит тёмные дела.

Вернулся Сашка с альбомом в руках, и Глафира Петровна, пролистав несколько страниц, открыла нужную, положила на стол.

Мирослава склонилась над альбомом – со старой, зернистой фотокарточки на неё смотрела та самая женщина, призрак которой она повстречала в Нави.

– Это она. – Шепнула девушка, – Значит, это прабабушка помогла мне. Дала путеводный клубочек и вовремя остановила от того, чтобы ступить в реку. Наверное, это была не хорошая река?

– Это была река забвения. – Кивнула Глафира Петровна, тоже разглядывая фотокарточку, провела пальцами по черно-белому изображению. – Души умерших, переходя через неё, теряют память о своей земной жизни, и обретают подобие жизни загробной. Если же в реку войдёт живой человек, то он умрёт, навсегда останется в Нави.

Я не знаю, какими силами матушка сумела связаться с тобой, почему она узнала тебя, почему помогла. Она ведь никогда не встречалась с тобой – померла рано. Одно я знаю точно – она любила бы тебя всей душой, а любящие люди порой могут помогать нам даже с того света. О мире Нави я знаю мало… Пока что…

Она тихо и печально вздохнула, захлопнула альбом, взглянула на внучку:

– Да, всё же, обучать тебя придётся. Чем раньше ты получишь основные знания, тем лучше – быстрее познаешь Силу, и быстрее поймёшь, как лучше её применять. Но для начала я расскажу тебе о ведьмах в нашем роду и о том, откуда появилась Кикеевка.

– А Кикеевка здесь при чём? – Не понял Сашка, уже устроившийся на стуле, приготовившись тоже слушать. Попутно он не спеша перелистывал альбом, вглядываясь в незнакомые лица, смотревшие на него со старых снимков.

– Мы напрямую связаны с этой землёй, и этой деревней. Её основателем был наш предок, Кикеев Поликарп Дмитриевич.

***

– Стёпа, ты вернулся? – Даже из кухни Ирина Афанасьевна услышала скрип входной двери. Сколько просила мужа смазать петли, да всё без толку – слишком был занят подготовкой к следующему учебному году. Всё лето ещё впереди, а у него – подготовка. Она не стала отрываться от замешивания теста, поэтому снова крикнула:

– Кушать хочешь? Скоро ватрушки будут, ты же их любишь!

В ответ последовала тишина. Неужели не Стёпка, а муж пораньше вернулся? Чего же молчит тогда?

–Степан! – Позвала она, но не дождавшись ответа, вытерла руки о передник и вышла в прихожую, да так и замерла на месте, сразу осознав, кто перед ней стоит.

В голове за секунду пронеслось огромное количество мыслей и воспоминаний. На мгновение она снова оказалась на коленях в снегу, обнимающей мальчишку, до боли похожего на её пропавшего сына. Его слова о том, что настоящего сына уже не вернуть.

В груди больно кольнуло от чувства будто он её обманул тогда, но она тут же отмела прочь эту мысль. Помнила ведь взгляд того малыша, а она всегда видела, когда он лгал. А лгал он лишь однажды – когда его поколотили соседские мальчишки, а ей он говорил, будто упал.

Значит, просто что-то изменилось, значит, её настоящего сына вернули. Скорее бы пришёл и тот, второй, который был с ней рядом столько лет, которого она любила, как родного. Наверняка и он обрадуется этому возвращению, мальчики точно подружатся. Но в груди раненной птицей забилась тревога.

Парень, который сейчас стоял на пороге, смотрел на неё немного дико, исподлобья, но жалобно и с тоской, разъедающей душу.

– Мам, я же… не… не люб-лю ватрушк-ки…– Тихо сказал он, заикаясь, как будто долго не разговаривал, и теперь заново привыкал к артикуляции.

Ирина Афанасьевна закрыла рот ладонями, приглушив громкий стон и рыдания, рвущиеся из груди. Силы её оставили, и женщина упала на колени, зарыдала в голос и засмеялась сквозь этот плач, глядя на сына.

–Что с т-тобой? –Прошептал парень и бросился к ней, обнял, уткнувшись лицом в плечо. – Я…вернулся. Я очень… очень скучал…

Ирина не могла остановить поток слёз – тяжело было одновременно плакать от радости, и оплакивать горе. Крепко обнимая сына, она проклинала те силы, которые сотворили такое с её детьми.

Она хотела – очень хотела – чтобы они оба были сейчас рядом, но вдруг поняла, что тот, второй, больше не вернётся. Он, не менее родной, потерян для неё навсегда.

Женщина не знала, что именно он сделал, но была уверена – лишь благодаря ему вернулся её настоящий сын. Вот что означали те цветы – незабудки – букетик которых она обнаружила вчера утром на своей подушке. Прощание. И обещание помнить.

Глава 23.Послесловие.

Давным-давно в здешних краях жил – был колдун, и звали его Кикеев Поликарп Дмитриевич. Он чурался мира, не признавал благ цивилизации и от того ушёл жить в лесную чащу. Увёл за собой несколько последователей – людей, жаждавших познать тайны чернокнижия.

Вместе они отстроили маленькое поселение в десяток домов и стали жить вдали от мира, в лесной тиши познавая тайны колдовства, которым учил Поликарп.

Сам же Поликарп более всего желал получить настоящую колдовскую мощь, с которой он мог бы повелевать силами природы и самой жизнью, обрести бессмертие. Но всё, на что хватало его способностей, так это на мелкие чёрные делишки – хворь навести или порчу. Исцелял тоже, да при этом и вред делал исподтишка – незаметно вытягивал часть жизненных сил у людей, обращавшихся за помощью. Тем самым себе жизнь и продлевал, оттого и в пятьдесят лет выглядел на тридцать.

Но вот что он действительно умел –так это черпать колдовскую силу прямиком из Нави, да вот только не для себя, для других. Если приходила к нему какая женщина, искренне желавшая ведьмой стать, он помогал. Злился, правда, от того что для себя не может немного силы зачерпнуть.

Однажды привёл он в дом жену. Кто такая и откуда взялась – никто не знал, но то, что в ней ключом била та самая сила, о которой мечтал Поликарп, видно было за версту.

Одним шепотком умела та женщина свести человека в могилу. Её боялись, а Поликарп преклонялся перед ней. Звали её Агафья.

Минуло время, поселение потихоньку расширялось, именовали его теперь Кикеевкой – по фамилии основателя. Постепенно приходили новые люди, желавшие уединиться от мира или соприкоснуться с могуществом сильной колдуньи.

У Агафьи и Поликарпа родилась дочь, ничем не приметная девчушка. Когда она из девочки превратилась в девушку, Поликарп пропал – говорили, будто Агафья его свела в могилу. Слухи те были не беспочвенны, потому как кто-то из соседей обнаружил на заднем дворе Агафьи человеческие кости, разложенные на солнце – сушиться, да отбеливаться, и сопоставил эту находку с исчезновением Поликарпа.

Сама она после исчезновения супруга изменилась – всё чаще уходила в лес и подолгу там оставалась. С людьми и вовсе общаться перестала, да они и сами не стремились.

Однажды она не вернулась из леса, а дочь её, Аннушка, постепенно также прослыла колдуньей. Злобной была и нелюдимой, поселилась на краю деревни и гостей принимала только тех, кто за колдовской помощью приходил.

Люди вроде как не хотели, а приходили – куда деваться? Других поселений поблизости в то время не было, и случись захворать – к кому идти, как не к местной знахарке?

И что с того, что у её дома часто поутру обнаруживались следы копыт, будто сам чёрт приходил? Да и то, что, бывает воет она на луну, подобно волчице, тоже не беда, если от этого никто не страдает.

Вот только, получившие помощь, вскоре начинали болеть, чахли на глазах, а то и вовсе помирали. Мужа у Аннушки не было, только полюбовник, Тимофей Куропатов. Каждый в поселении недоумевал как мужик этот связался с ведьмой-то, и были уверены – приворожила. А как родила Аннушка дочку, так Тимофей и пропал, подобно Поликарпу.

Девочку назвали Антониной и была она нравом ещё похуже матери. На людей бросалась, голоса слышала и постоянно разговаривала с ними. От кого у неё ребёночек появился – никто так и не узнал.

Матерью Антонина побыла не долго, да и ребёнок постоянно плакал у неё. Сердобольные соседки норовили помочь, но ведьма не слишком-то пускала их в дом.

Никто не знал даже имени девочки, а когда та начала подрастать, соседи между собой прозвали её Надеждой, потому что оказалась она полной противоположностью матери и бабки, росла доброй и отзывчивой. А значит-была надежда на то, что не пойдёт по стопам своей матери и бабок.

Одна из соседок –одинокая старая женщина – постоянно привечала Надежду у себя, угощала вкусной едой и дарила новые вещи. Жаль ей было хорошую девочку, ведь у Антонины она ходила в лохмотьях.

Кто, знает, может быть, эта доброта старой женщины и оберегла душу Надежды от зла, не позволила ей уподобиться тёмным ведьмам, когда настало её время.

Когда исполнилось Надежде восемнадцать, и пришла пора принимать колдовской дар, мать воспротивилась – не хотела с силой расставаться, которая давала ей чувство власти и продлевала молодость. Она всё чаще разговаривала сама с собой, окружающий мир воспринимала иначе – будто какую-то помеху, витала в иной, своей собственной реальности.

Так или иначе, задумала она перечить судьбе, и не повела дочь на встречу с духом Агафьи, а решила убить Надежду – утопить в болоте. Может, так она не только силу при себе оставит, но и ещё чего-нибудь ей перепадёт от хозяина Нави. Вон, бабка её, Агафья, принесла в жертву муженька своего и бессмертие обрела, стала хранительницей. Кости его до сих пор при ней, несмотря на то, что она уже сама и не ходит по земле живых. Да ей и ни к чему ходить-то, ведь теперь вся лесная нечисть у неё на побегушках. А останки Поликарпа для неё вроде ключа между мирами.

Но как раз в то время, когда Антонина попыталась воплотить в реальность задуманное зло, мимо проходил охотник – Золотухин Пётр. Увидев, как ведьма пытается утопить свою дочь, он, не раздумывая, вскинул ружьё и выстрелил.

Надежду вытащил из трясины, отвёл домой. Долго не могли они в глаза друг другу смотреть, но тем не менее Пётр всё чаще захаживал в гости – приносил дичь и ягоды лесные. А после они поженились, и родилась у них дочь – Глафира, а попозже – вторая, Марфа.

Красотой и нравом уродились они в мать, чему та не могла нарадоваться. Учила она дочерей только доброму, наставляла в познании трав и минералов, обучала их обеих знахарской премудрости, зная, что скоро придётся сделать тяжёлый выбор, и обременить одну из них колдовским даром, связью с потусторонним миром.

Но, судьба распорядилась иначе.