Читать книгу: «Цифровое общество в культурно-исторической парадигме», страница 17

Культурно-историческая психология в современном обществе

Олешкевич В.И., Бурлакова Н.С.,

Научно-практический центр психического здоровья детей и подростков им. Г.Е. Сухаревой; Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва

Аннотация. В статье обсуждаются вопросы историчности, культурологичности и практического значения культурно-исторической психологии для анализа современного общества и формирования новых психологических практик. Показывается важное прикладное значение культурно-исторической психологии для организации воспроизводства и развития культуры, изучения диалога культур и интеграции инокультурного опыта. Культурно-историческая психология по сути дела рассматривается как средство анализа развития психологии и метод интеграции различных ее направлений в культуре.

Ключевые слова: культурно-историческая психология, общество, культура, диалог, самосознание, интеграция.

Когда говорится о культурно-исторической психологии, то обычно имеется в виду именно историческая психология, т. е. предполагается понимание психики и человека именно в историческом модусе. Соответственно здесь рассматриваются явления, психические факты как включенные в историю и развивающиеся, имеющие некоторую точку своего происхождения, специфическое направление роста и тенденции дальнейшего развития (Выготский, 1983). Достаточно глубокие исследования такого рода обычно предполагают задействование двух аналитических позиций: позиции внешнего наблюдателя (исследование реальных фактов, истории их развития) и внутреннюю позицию исследователя, включенного в данный исторический процесс. Внутренняя позиция опирается на более феноменологическое и экзистенциальное видение развития человека в данной исторической ситуации, проблем, с которыми он сталкивается, способов их разрешения, как в самосознании самого человека, так и в наблюдаемом им изнутри обществе в целом. В этом смысле, когда говорится о культурно-исторической психологии, то неявно это означает, что это психология того общества и той культуры, в которую мы включены уже изначально и которая определенным образом организует наше развитие, в том числе и как психологов.

Когда историчность культурно-исторической психологии понимается таким образом, то это предполагает нашу ориентацию на некоторое целостное понимание развития общества, культуры, в которую исследователь непосредственно включен, а также динамики и тенденций развития этого исторического целого, внутри которого психолог и может выделить значимые для него предметности, требующие их более углубленного понимания. В этом отношении культурно-историческая психология как дисциплина гуманитарная должна прежде всего опираться на детальное понимание тех явлений, того опыта, которые становятся последующими предметами изучения. В этом отношении психология похожа на искусствознание, где, например, по словам М.М. Бахтина (1979), не может быть никакого исследования без понимания художественного произведения, и где глубина понимания является предпосылкой и условием всякого возможного исследования. Максима о необходимости понимания, а затем уже исследования не является банальной для культурно-исторической психологии, еще раз подчеркивая ее историчность и гуманитарность. При таком ракурсе культурно-историческая психология может быть также и настоящей практической психологией. В этом случае можно объединить в единый процесс культурно-историческое понимание психологических, социальных, культурных и пр. явлений, их исследование и все возможное разнообразие психологических практик, ориентированных на прикладные разработки результатов соответствующих исследований.

В этой связи важно отметить, что история постсоветского общества последних десятилетий разработана явно недостаточно. В особенности это касается культурно-исторического аспекта тех социально-психологических трансформаций самосознания людей, которые шаг за шагом можно было бы проследить в процессе более детального изучения скачкообразных изменений, происходивших в это время, например, резкого перехода от дефицита товаров к состоянию «дикого» капитализма, а затем к быстрому росту сетевых супермаркетов с разнообразием ассортимента с непривычной для советского человека проблемой выбора действительно нужных ему вещей. Это также и резкая переориентация в ценностях. Если раньше образование получалось, чтобы затем с интересом для себя работать, то теперь основная ценность заключается в том, чтобы много зарабатывать, а сама ценность труда отходит на второй план. Если в советское время были устойчивые нравственные ценности, то начиная с 1990-х гг. ведущее положение начинают занимать сугубо утилитарные ценности. Внутри психологии тоже ведущее положение начинают занимать преимущественно утилитарные и прагматически ценностно-ориентированные подходы. Ориентация человека, пережившего личный, социальный и общественный кризис в условиях слома СССР, на мифологизируемую западную культуру автоматически предполагала формирование чувства собственной неполноценности и вытеснения или дискредитацию всего традиционного, «советского», устоявшихся социальных практик и норм. Произошел переворот в ценностях, на социальную поверхность выходили часто люди, которые с точки зрения советской культуры авторитета не имели, и считались скорее находящимися вне социальных норм. Эти трансформации самосознания привели к размыванию ценностей и породили некоторый экзистенциальный вакуум в самоопределении человека в этой культурной ситуации.

Чувство собственной неполноценности в этих условиях привело к массовым процессам интроекции западных социальных практик и образцов жизни. Это явление можно до сих пор широко наблюдать в психологии в виде заостренной ориентации на образцы западных практик. По сути, вся современная психотерапия, развивающаяся в стране, со всем многообразием школ и традиций, в сущности, представляет собой нередко механическое перетекание к нам некоторых устоявшихся стандартов западной культуры. И в этом процессе, казалось бы, ничего плохого нет. Это заимствование опыта, ликвидация пробелов в широких областях культуры и пр. Однако проблема состоит в том, что таким образом вместе с техническими процедурами и навыками заимствуется и соответствующие ценности, социальные установки, которые не являются безусловными для отечественной культуры, и которые чаще разрабатываются в достаточно узких либеральных кругах общества. Но самое главное – до сих почти не существует обратного процесса, а именно анализа этих практик, подходов с более широких и фундаментальных методологических позиций. Получилось так, что достижения психологии, имманентной развитию культуры в России, были оттеснены на периферию психологического осознания, не получив дальнейшей разработки. Хотя многие работы и идеи Л.С. Выготского, А.Р. Лурии, П.Я. Гальперина могли бы стать отправной точкой для критического анализа и более глубокой интеграции всего многообразия западных школ и подходов в организацию развития российской психологии. В ответ можно услышать возражение, что современная наука включена в глобальные процессы, и что в эпоху глобализации национальные школы в конечном счете исчезают. На этот вопрос культурно-историческая психология отвечает следующим образом: всякая психология является в сущности рефлексией той социальной и культурной жизни, в которую включен человек. И в этом отношении действительно продуктивная культурно-историческая психология должна рефлектировать то общество, в котором мы живем, которое развивается и в этом движении испытывает определенные проблемы и сложности, а способствовать разрешению этих проблем и могла бы эта психология (Олешкевич, 2011).

Это относится не только к психологии, национальные традиции и культуры мышления присутствуют и в других науках. Но особенно очевидным это является в контексте культурно-исторической психологии. Сказанное не отменяет существование глобальных пространств развития науки, где могут конкурировать не только различные школы, но даже различные понимания того, что, собственно, являет собой наука. Наконец, не нужно забывать, что наука – это часть культуры, в которой присутствует также и психотехническая культура.

Современность характеризуется серьезным ускорением исторического времени. Быстрые изменения технологий и связанного с ними образа жизни создают целый ряд проблем в организации психического развития целых поколений. Человек не успевает за современным прогрессом. Особенно это касается российского общества, где различного рода изменения происходили и происходят еще быстрее и резче, чем это было в западной Европе. Стремительность происходящего в том числе не оставляла времени для свободного и детального осмысления заимствованного зарубежного опыта. Если информационные технологии развивались на западе все-таки гораздо более размеренно и систематично, опирались на естественные тенденции развития западной культуры, то в России они наложились в целом на неприспособленную к этим технологиям культуру, что вызвало целый ряд социальных и психологических последствий. До сих пор это сказывается и в видимом разрыве поколений, в возникновении различных диссонансов в образе жизни человека, в освоении информационной культуры и включении в нее.

Конечно, на сегодняшний день все способны оценить основные достоинства информационного общества, способность информационных технологий облегчить жизнь, их возможности открыть более широкие пути коммуникации, получения услуг, сокращения расстояний и пр. Но сегодня осознается все глубже тот факт, что технологии меняют также и образ жизни, и самосознание человека, причем это может происходить в заранее непредсказуемых направлениях. Оказалось, что с одной стороны, информационное общество от многого освобождает, но оно формирует также и зависимого от технологий человека, зависимого от навязанного этими технологиями услуг, что оно может быть связано с формированием не человека-творца своей жизни, но человека-потребителя. Оказалось, что информационные технологии открывают широкий простор для манипуляций человеческим сознанием и т.д. В этом случае возникает вопрос о том, кто владеет этими технологиями? Кто их может развивать и в каких направлениях? Оказалось, что информационные технологии также связаны с определенной культурой и растут на определенных культурно-исторических основаниях, которые также важно изучать.

Культурно-историческая психология в этом отношении должна быть не только историчной, но и культурологичной. Она способна глубоко и тонко осуществлять понимание и рефлексию основания и особенностей развития российской культуры, анализировать ее диалоги, взаимосвязи с другими культурами, а также образование в ней транскультурных и глобализированных содержаний (Зинченко, Пружинин, Щедрина, 2010). В этом отношении она может заново осознать и изучить те инновации и модернизации, которые осуществлялись в образовании и медицине в России в последнее время. Инновации могли представлять собой как инокультурные процессы, так и быть орудием явной или неявной агрессии против традиционной российской культуры. В этой связи культурно-историческая психология может открывать новые пути заимствований и культурологически значимой переработки опыта, идущего от иных культур. И одна из важнейших задач культурно-исторической психологии состоит в культурологической и культурно-исторической рефлексии влияния информационных технологий на развитие российской культуры и ментальности в образовании, где важно четко различить практики и понятия информации, знания и понимания. Информационная культура ориентирована на генерирование, поиск и обработку именно информации и в ней поэтому затушевываются действительные функции знания и понимания, которые важно особо рефлектировать, проектировать их развитие и контроль.

Культурно-исторический анализ истории российского общества последних десятилетий дает возможность построить и картину его состояния, понять, что мы потеряли и что приобрели, и исторически осознать современное состояние культуры, психологию различных социальных групп, культурно-исторические причины сложившегося состояния (Андреева, 2002). На основе такой целостной культурно-исторической картины развития российского общества есть возможность более глубокого понимания и целого ряда проблем психического здоровья, развития патопсихологических явлений, кризисных явлений в семье, в социальных организациях и пр. Таким образом, обозначенное представление о предметности культурно-исторической психологии позволяет не только выстроить понимание психического развития системно и целостно, но и организовать соответствующие исследования, а также сформировать адекватные психологические практики, ориентированные на развитие культуры и самосознания людей.

Наше культурное состояние достаточно рельефно презентируется теми образцами культуры, которые представлены в СМИ. Уже один анализ этих материалов позволяет получить некоторое представление о кризисных точках в развитии культуры. Но ведь культурно-историческая психология на основе своих исследований может также и проектировать соответствующие образцы для идентификации и таким образом принимать активное участие в развитии российской культуры.

Библиографический список

1. Андреева Г.М. В поисках новой парадигмы: традиции и старты XXI в. // Социальная психология в современном мире / Под ред. Г.М. Андреевой, А.И. Донцова. М.: Аспект Пресс. 2002. С. 9–26.

2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 3. Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6 т. Т.

3. Проблемы развития психики. М.: Педагогика, 1983. 368 с.

4. Зинченко В.П., Пружинин Б.И., Щедрина Т.Г. Истоки культурно-исторической психологии: философско-гуманитарный контекст. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 575 с.

5. Олешкевич В.И. Культурно-исторический анализ в западной «психотерапевтической» психологии и новые формы культурно-исторической психологии // Культурно-историческая психология. 2011. № 1. С. 99–107.

Applied cultural-historical psychology in modern society

Burlakova N.S., Oleshkevich V.I.,

Scientific-Practical Children's Mental Health Centre n. a. G. Sukhareva of Moscow City Department of Healthcare; Lomonosov Moscow State University, Moscow

Abstract. The article focuses on historical, culturological and practical importance of cultural-historical psychology for analysis of modern society and shaping of new psychological practices. It demonstrates applied relevance that cultural-historical psychology has for organization of reproduction and development of culture, analysis of cultural dialogue and intergration of cultural experience belonging to a different culture. The authors examine cultural-historical psychology as a tool to analyze development of psychology and as a method to intergrate its different schools iwithin the culture.

Keywords: cultural-historical psychology, society, culture, dialogue, self-awareness, integration

Роль онлайн-игр в социальной адаптации при психических заболеваниях

Бойко О.M.,

Научный центр психического здоровья, г. Москва

Аннотация. В статье описаны результаты исследования соотношения использования он-лайн игр и особенностей социальной адаптации у мужчин, страдающих психическими заболеваниями. Было обследовано 82 человека в возрасте от 16 до 31 года, госпитализированных с 2012 по 2015 годы в 4 отделение ФГБНУ НЦПЗ. Применялись калифорнийский опросник социальной сети и опросник к методике «рисунок социальной сети» (О.Ю. Казьмина, 1997), опросник COPE (Carver et al., 1989, адаптация Е.И. Рассказова, Т.О. Гордеева, Е.Н. Осин, 2013). Оценка характера использования онлайн-игр проводилась в ходе полуструктурированного интервью, разработанного для данного исследования. Обработка производилась в статпакете SPSS c использованием U-критерия Манна-Уитни. Выявлены значимые различия в структуре системы межличностных взаимодействий и в ее качестве как генератора социальной поддержки, а также используемых копинг-стратегиях. Полученные результаты демонстрируют, что использование онлайн-игр, в том числе у людей, страдающих психическими заболеваниями, можно расценивать как часть социализирующей активности, которая может существенно влиять на уровень доступной социальной поддержки.

Ключевые слова: социальная поддержка, интернет, онлайн-игры, коммуникативное использование онлайн-игр, психическая болезнь.

Новинки научно-технического прогресса не только облегчают бытовую сторону жизни человека и создают новые сферы занятости, но и вводят в обиход новые способы коммуникации людей между собой и совместного времяпрепровождения. Интернет больше двух десятилетий является частью повседневной жизни большого числа людей, расширив в том числе и профессиональные представления о «нормальных» видах общения и способах обмена социальной поддержкой (I.G. Sarason, B.R. Sarason, 2009). Онлайн-игры, участвовать в которых одновременно может много людей с разных концов света, в психологии больше принято рассматривать в негативном контексте, фокусируясь на таких сторонах, как формирование зависимости и снижение уровня социальной адаптации с нарастающим отчуждением от круга знакомств. Однако эти характеристики свойственны не только для онлайн-игр, но и для любого варианта неадаптивного использования интернет-продукции в целом: будь то бесцельный интернет-сёрфинг, безостановочное использование социальных сетей или что-то аналогичное, да и для практически любого достижения научно-технического прогресса, которое может быть использовано для времяпрепровождения (R.S. Tokunaga, 2014). В то время как еще в 2012 году S. Trepte, L. Reinecke, K. Juechems было продемонстрировано, что участие в онлайн-играх может позитивно отражаться на качестве социальной адаптации человека, если выполняются такие условия, как территориальная близость места проживания участников и наличие в игре коммуникации между ними (S. Trepte, L. Reinecke, K. Juechems, 2012).

Психическое заболевание, отрицательно сказываясь на общей активности человека и его способности поддерживать взаимоотношения с другими людьми, часто социально дезадаптирует страдающего им человека, вымывая из круга общения людей, с которыми человек не связан родственными связями, уменьшая число друзей, снижая общую близость в общении и сокращая взаимообмен социальной поддержкой (Казьмина, 1997). Онлайн-игры, как способ времяпрепровождения, предъявляют меньше требований к работоспособности и толерантности к неопределенности, при этом создавая ситуации, в которых заданы возможности для взаимодействия с другими людьми, создания общих смыслов, общей истории. В связи с этим, учитывая имеющиеся данные о положительном влиянии онлайн-игр на социализацию при условии соблюдения таких факторов, как наличие территориальной близости с другими игроками и поддержание общения с ними, возникает вопрос о связи использования онлайн-игр с качеством социализации у мужчин, страдающих психическими заболеваниями.

Данные, использованные в публикации, являются частью большого конгломерата данных, полученных в ходе изучения характера использования интернет-технологий людьми, страдающими психическими заболеваниями, и их соотношения с такими параметрами их социальной адаптации, как величина и состав круга общения, характер обмена социальной поддержкой, а также с уровнем текущей психопатологической симптоматики и особенностями багажа применяемых копинг-стратегий.

Материалы и методы

Материалом стали данные обследования 82 мужчин в возрасте от 16 до 31 года, госпитализированных в отделение № 4 отдела по изучению эндогенных психических расстройств и аффективных состояний ФГБНУ «Научный центр психического здоровья», соответствовавших следующим критериям отбора: наличие эндогенного психического заболевания, актуальное отсутствие острой психотической симптоматики, согласие пациента на участие в исследовании. Возраст участников – от 16 до 32 лет. Методический инструментарий составили калифорнийский опросник социальной сети, опросник к методике «Рисунок социальной сети» (О.Ю. Казьмина, 1997), опросник COPE (адаптация Е.И. Рассказова, Т.О. Гордеева, Е.Н. Осин, 2013), а также разработанное специально для данного исследования полуструктурированное интервью, направленное на исследование характера использования интернета, включающее в себя вопросы относительно использования онлайн-игр и коммуникации в них с другими участниками. Полученные данные были обработаны в статпакете SPSS с использование U-критерия Манна-Уитни.

Результаты и их обсуждение

У респондентов, не играющих в онлайн-игры, по сравнению с играющими, система межличностных взаимодействий содержит меньше людей, с кем респондент советуется в решении учебных и профессиональных проблем; оказывающих респонденту помощь в принятии наиболее важных жизненных решений; которых респондент считает своими друзьями и знакомыми; стаж знакомства с которыми составляет от 5 до 10 лет. Сравнение по характеристике «коммуникация в процессе онлайн-игр» подтвердило различия в числе друзей и знакомых; а также показало меньшее число в круге общения людей, стаж знакомства с которыми составляет от 6 месяцев до 2 лет, и тех, об образовании которых у респондента нет сведений, а также продемонстрировало снижение уровня использования копинг-стратегии «юмор» в группе респондентов, не использующих онлайн-игры с коммуникативными целями. У использующих компьютерные игры с коммуникативными целями меньшим, по сравнению с не использующими, оказалось число людей в круге общения, которым респондент оказывает и которые оказывают респонденту практическую помощь (инструментальную социальную поддержку) с частотой «редко».

Полученные результаты могут иметь несколько объяснений. С одной стороны они могут быть проявлением различий в протекании имеющегося психического заболевания. Тогда большая тяжесть нарушений сказывается и на мотивационной сфере личности, снижая уровень интереса к различным способам времяпрепровождения, в том числе онлайн-играм, и уменьшая мотивацию к общению, что довольно быстро приводит к сужению круга общения до тех людей, с кем человек связан родственными узами.

С другой стороны, они могут свидетельствовать о том, что использование онлайн-игр оказывает положительное влияние на систему межличностных взаимодействий человека, сглаживая разрушительное действие психического заболевания в ее отношении. Это можно объяснить как тем, что онлайн-игра становится одним из интересов, который можно разделить с другими людьми, который, при этом не является слишком личным, что создает область общих смыслов, помогающих сближаться в удобном для всех участников темпе и регулировать уровень близости. Последнее приобретает дополнительную значимость при психических заболеваниях, сопровождающихся повышением сенситивности в общении.

Более пристальное внимание к полученным результатам демонстрирует сужение ядра системы межличностных взаимодействий и ухудшение выполнения ею буферной по отношению к стрессу функции за счет уменьшения источников разного типа социальной поддержки у респондентов, не использующих коммуникативные возможности онлайн игр и не играющих в онлайн-игры. На это указывает даже показатель меньшего по сравнению с группой не использующих онлайн-игры с коммуникативными целями людей, числа людей с которыми взаимообмен инструментальной социальной поддержкой происходит с частотой «редко» в обе стороны, при условии, если вспомнить, что в диапазоне ответов это следующий уровень после «никогда». Что скорее можно трактовать как показатель снижения обмена инструментальной социальной поддержкой в кругу общения респондентов, не использующих компьютерные игры с коммуникативными целями по сравнению с респондентами, использующими компьютерные игры с коммуникативными целями.

Также представляется интересным не только сниженное в сравнении с использующими коммуникацию в онлайн-играх число людей, стаж знакомства с которыми невелик (от 6 месяцев до 2 лет), но и уменьшенное число людей, связи с которыми поддерживаются уже достаточно долго (от 5 до 10 лет), наблюдающееся у тех респондентов, которые не играют онлайн-игры в сравнении с играющими (без рассмотрения вопроса общения в игре). Это может служить подтверждением предположения о том, что в некоторых случаях онлайн-игры помогают сохранить уже имеющиеся отношения (например, создавая дополнительную область общих интересов) и, при условии общения с товарищами по игре, помогать заводить новые знакомства.

Более низкий показатель использования копинг-стратегии «юмор» у респондентов, не использующих онлайн-игры с коммуникативными целями, может объясняться тем, что использование юмора как копинг-стратегии дает возможность одновременно общаться по поводу ситуаций, возникающих в игре и при этом сохранять эмоциональную дистанцию по отношению к происходящему. Это снижает уровень напряжения и тревоги из-за возможных сложностей. Другим объяснением будет предположение о том, что использование юмора как стратегии совладания связано с уже имеющейся меньшей социальной тревожностью респондентов, использующих коммуникативные возможности онлайн-игр. Так как, согласно исследованиям, при шизофрении копинг-юмор положительно влияет на взаимодействие с другими людьми именно при отсутствии социальной тревожности и, напротив, усиливает социальную изоляцию (снижает стремление к общению) при ее наличии (И.В. Григорьева с соавт., 2014).

Таким образом, можно утверждать, что онлайн-игры, как новый, с точки зрения исторической перспективы, способ времяпрепровождения, оказывает влияние на социальную адаптацию мужчин, страдающих психическими заболеваниями.

Выводы

Отталкиваясь от полученных результатов, можно сделать следующие выводы:

1. Использование онлайн-игр мужчинами, страдающими психическими заболеваниями, даже без коммуникации с другими участниками внутри игры, сопровождается положительным влиянием на способность к генерации социальной поддержки системой межличностных взаимодействий индивида, по-видимому, за счет поддержания общего круга интересов с людьми, в нее входящими.

2. Коммуникация с другими участниками онлайн-игр помогает мужчинам, страдающим психическими заболеваниями, заводить новые знакомства и поддерживать их.

3. Более низкий уровень использования копинг-стратегии «юмор» у респондентов, не использующих коммуникативные возможности онлайн-игр, может быть проявлением имеющейся у них социальной тревожности, требующей отдельного внимания в психокоррекционной работе психолога.

Заключение

Представленные данные наглядно демонстрируют, что взгляд на увлечения онлайн-играми у людей, страдающих психическими заболеваниями, лишь с негативной точки зрения требует пересмотра. В работе психолога с мужчинами, страдающими психическими заболеваниями, направленной на повышение уровня социальной адаптации и предотвращение рецидивов, это может применяться в виде поощрения коммуникации с другими участниками онлайн-игр и помощи в преодолении проблем, связанных с дефицитом навыков общения, в том числе общения в онлайн-пространстве.

Библиографический список

1. Влияние копинг-юмора на социальную тревожность при шизофрении / И.В. Григорьева, Е.А. Стефаненко, Е.М. Иванова и др. // Национальный психологический журнал. 2014. № 2(14). С. 82–89.

2. Казьмина О.Ю. Структурно-динамические особенности систем межличностных взаимодействий у больных юношеской малопрогредиентной шизофренией: Дис. … канд. психол. наук. М., 1997.

3. Рассказова Е.И., Гордеева Т.О., Осин Е.Н. Копинг-стратегии в структуре деятельности и саморегуляции: психометрические характеристики и возможности применения методики COPE // Психология: Журнал Высшей школы экономики. 2013. Т. 10. № 1. С. 82–118.

4. Nowland R., Necka E.A., Cacioppo J.T. Loneliness and Social Internet Use: Pathways to Reconnection in a Digital World? // Perspectives on Psychological Science. 2017. С. 1–18.

5. Sarason I.G., Sarason B.R. Social support: Mapping the construct // Journal of Social and Personal Relationships. 2009. № 26. С. 113–121.

6. Tokunaga R.S. A Unique Problem or the Manifestation of a Preexisting Disorder? The Mediating Role of Problematic Internet Use in the Relationships Between Psychosocial Problems and Functional Impairment // Communication Research 2014. Vol. 41(4). С. 531–560.

7. Trepte S., Reinecke L., Juechems K. The social side of gaming: How playing online computer games creates online and offline social support // Computers in Human Behavior. May, 2012. Vol. 28. Is. 3.

The role of online games in social adaptation of the men with mental disorders

Boyko O.M.,

Mental Health Research Center, Moscow

Abstract. Article consists the results of investigation relation of online gaming and social adaptation features by men with psychical disorders. There 82 men (age from 16 to 31 years old), who was hospitalized from 2012 to 2015 years in Department of endogenous mental disorders and affective states from Mental Heath Research Center, are surveyed. Methodical tools included Californian social support questionnaire, questionnaire by “picture of social network” (Kazmina O.U.), Cope inventory (Carver et al. 1989 in Rasskazova’s, Gordeeva’s, Osin’s russian version). The ways of online games using was assessed with semi-structured interview, that was developed specially by this research. Data processing in SPSS Statistic program with Mann-Whitney U-test. There significant differences in structure of the system interpersonal transacting as social support producer and coping strategies was received. This results demonstrated online gaming using from men with mental disorders is the part of socializing activity, that can influence to the level of available social support.

Keywords: social support, internet, online games, communicative using of online games, mental disorder.