Читать книгу: «Цифровое общество в культурно-исторической парадигме», страница 16
Психологическая помощь детям в период адаптации в приемной семье
Жуйкова Е.Б.,Психологический институт РАО, г. МоскваПечникова Л.С.,Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва
Аннотация. Подчеркивается необходимость приоритетного развития психотерапевтической помощи и сопровождения принимающих семей, по сравнению с усилением контроля. Характеризуется период адаптации приемного ребенка, его основные этапы, запросы на психотерапевтическую работу и мишени психотерапии. Предъявляется опыт проведения психотерапии 16 детей дошкольного и школьного возраста из 12 семей в онлайн-режиме с использованием образовательной игровой программы, позволяющей психологу и ребенку дистанционно взаимодействовать.
Ключевые слова: приемный ребенок, приемная семья, усыновление, психотерапевтическая помощь, адаптация приемного ребенка, психологическая помощь онлайн.
В последние годы интерес исследователей к проблемам семей, воспитывающих приемного ребенка постоянно растет. Это связано с несколькими факторами, среди которых: (а) развитие социальной политики в сторону уменьшения практики институционального устройства детей-сирот и предпочтение ему семейного устройства; (б) раскрытие внешних границ принимающих семей, в связи с обязательной подготовкой родителей и другими требованиями; (в) постоянные изменения во взаимоотношениях общества и принимающей ребенка семьи (от активной стимуляции, в том числе материальной, к приему большего числа детей-сирот, до ограничений и установления систем контроля за функционированием). Институт принимающей семьи, в целом, и конкретные семьи оказываются в особом фокусе внимания и постоянно подвергаются оценке и социальной, и научной. Опыт родительства квалифицируется в категориях функциональности/дисфункциональности, а государство делает выводы о необходимости отбора приемных родителей (Милосердие.ru, 2017). Эта оценка ставит вопрос о целесообразности развития семейного устройства в существующей форме, но обходит вопрос необходимости улучшения качества жизни приемной семьи. Между тем, уже на протяжении многих лет, международные исследователи указывают, что усыновленные и приемные дети находятся в зоне риска по психическим заболеваниям и социальной дезадаптации. И хотя этот риск ниже, чем у детей из детских домов и интернатов, тем не менее, приемные дети чаще, чем дети в кровных семьях, сталкиваются с такими проблемами, как агрессивность, воровство, ложь, оппозиционное поведение, уходы из дома, гиперактивность, снижение самооценки, сложности в обучении и др. (Brodzinsky, Schechter, 1990). Такие данные говорят о необходимости развития системы сопровождения принимающих семей (как с усыновленными, так и приемными детьми), совершенствования практики психологической помощи, особенно в кризисные периоды.
Один из наиболее трудных этапов в развитии принимающей семьи, это период адаптации, длящийся от полугода до нескольких лет после появления ребенка, именно в это время формируется привязанность между родителями и детьми и перерабатывается травматический опыт членов семьи, предшествующий их объединению. Период адаптации начинается с так называемого «медового месяца» и «опережающей привязанности», когда дети и родители испытывают удовлетворение от объединения, облегчение после переезда и интерес к новым условиям (Красницкая, 2001). Затем наступает «регресс», разочарование друг в друге, проверка правил и границ, проекция паттернов поведения, сформированных до образования принимающей семьи, потеря контроля над поведенческими и эмоциональными проявлениями. Признание проблем и принятие родителями и детьми друг друга, отказ от нереализованных ожиданий, совладание с чувствами от нереализации надежд, снижение требований друг другу и выстравивание достаточно стабильной структуры семьи – знаменует завершающий этап периода адаптации, «привыкание». Анализируя причины процессов, происходящих в период адаптации, и опираясь на различные концепции, специалисты отмечают широкий круг факторов, вызывающих проблемное поведение ребенка и сложности совладания с ним у родителей: (а) опыт депривации и потери объекта привязанности у ребенка; (б) сложности формирования привязанности (особенно, при ранней депривации); (в) конфликт лояльности (к приемной семье и предыдущим значимым фигурам) у ребенка; (г) кризис идентичности и принадлежности у всех членов семьи; (д) отказ родителями принимать факт, что они «вторые» родители, отсутствие рефлексии мотивации и ожиданий. И наконец, множество исследователей указывают на биологические факторы, в том числе на (д) пренатальные трудности и родовые травмы, а также на тот факт, что (е) в период адаптации ребенок находится под воздействием стресса, сравнимого с потерей родителя или развода родителей (Brodzinsky, Schechter, 1990).
В рамках различных программ поддержки и сопровождения нами проводилась психотерапевтическая работа с семьями, принявшими на воспитание приемного ребенка. Всего помощь была оказана 12 семьям и 16 детям, в них воспитывающихся. Возраст детей: от 5 до 15 лет, большинство детей являлись младшими школьниками и дошкольниками. Все семьи, на момент оказания помощи, проходили период адаптации, дети находились в семье от одного месяца до четырех лет. Психотерапевтическая помощь проходила в формате семейной психотерапии и игровой терапии, с использованием методов нарративного, когнитивно-бихевиорального и системного семейного подходов. Консультации были организованы в онлайн-режиме, с использованием программного обеспечения аудио- и видео связи Skype и образовательной платформы CoSpaces Edu (https://cospaces.io/edu/resources.html). CoSpaces Edu – это «интуитивная» обучающая технология, разработанная для образовательных учреждений, позволяющая в рамках психотерапевтической работы создавать на едином для психотерапевта и ребенка поле анимированых персонажей, их окружение, 3D-объекты, организовывать диалоги между ними. Таким образом, создается общее пространство онлайн для игровой психотерапии, доступное как на персональном компьютере, так и на планшете и сенсорном телефоне. Детям до 7 лет на первых консультациях нужна помощь родителей для занятий, дети более старшего возраста могут пользоваться программой самостоятельно. Онлайн-формат работы, включающий привлекательную для детей деятельность, вызывающий аналогию с компьютерными играми и играми на планшете, создает высокий уровень первичной мотивации к занятиям даже у детей, настроенных оппозиционно к родителям и психологической помощи. Известно, что использование гаджетов, то, как воспринимается информация, полученная через них, различается у разных поколений (Марцинковская, 2012). Подростки больше доверяют информации в интернете, более свободно себя чувствуют в онлайн-пространстве, при этом само содержание информации и эмоциональное отношение к ней не имеет значительных различий у людей разных поколений (Марцинковская, 2012).
Таким образом, используя в консультировании онлайн-формат, мы делаем форму получения информации более привлекательной для детей, а содержание работы при этом понятно и разделяется обоими поколениям. Онлайн-формат дает психотерапевту некоторый «бонус» для установления контакта и развития мотивации к изменениям у ребенка. В случаях работы с детьми, переживающими период адаптации, это имеет ключевое значение, так как дети часто не доверяют специалистам в этот период, оппозиционно настроены по отношению к предложениям родителей «разбираться с проблемами», демонстрируют нарушения поведения, трудности внимания, нередко замыкаются и не идут на контакт. Немаловажно и то, что дети могут заниматься из дома, в больших городах, где на дорогу к профильным специалистам могут уходить часы, это имеет особое значение.
Основные запросы приемных родителей в период адаптации ребенка связаны с нарушениями у него контроля собственного поведения, отсутствием рефлексии чувств и понимания последствий собственных действий, «включением» паттернов «дерись, беги, замри», отсутствием позитивного образа себя, игнорированием чувств других, а также тревожной симптоматикой (Brodzinsky, Schechter, 1990). Говоря о собственных сложностях, родители указывают на чувства разочарования, усталости, беспомощности, на неустойчивость воспитательных стратегий и внутренние конфликты во взрослой подсистеме между супругами, а также другими людьми, участвующими в воспитании.
Предъявляемая родителями симптоматика, как мы указывали ранее, описывается в рамках разных объяснительных моделей, однако, большинство специалистов рассматривают ее, прежде всего, как последствие травматического опыта и нарушений привязанности.
В первый период нахождения в семье психотерапевтическая работа ведется в нескольких направлениях (Levy, 2000).
1. Формирование паттернов привязанности. Создание безопасных детско-родительских отношений, нередко восстановление способов взаимодействия, которых ребенок был лишен на предыдущих этапах развития. Позиция родителя должна быть последовательна, стабильна, соответствовать состоянию ребенка, содержать эмпатию, поддержку, иметь позитивную эмоциональную окраску. В ходе терапии родители и ребенок получают опыт тактильного взаимодействия, так называемого «контейнирования» чувств, родитель выступает в роли «большого», ребенок в роли «маленького», родитель определяет структуру и форму взаимодействия, откликаясь на потребности ребенка в данный момент.
2. Системная терапия. Направлена на установление стабильной родительской подсистемы, когда все взрослые действуют согласовано, проясняют стратегии, разрешают конфликты за пределами взаимодействия с ребенком, исключая процессы триангуляции, формируют новые правила и структуру семьи.
3. Формирование навыков, с использованием интегративных моделей. Организация условий для экспериментов родителей с различными коммуникативными техниками, поведенческими стратегиями, формирование навыков взаимодействия, для поиска наиболее комфортных для всей семьи паттернов взаимодействия в ситуациях обострения симптоматики.
4. Переписывание историй. Закрепление и развитие позитивного опыта детско-родительских отношений, формирование совместных планов, мечтаний, надежд, проговаривание с ребенком семейных перспектив, создание традиций, совместных праздников.
Данные направления работы требуют устойчивого эмоционального состояния родителей, стабильности выбранных стратегий, переживая со своей стороны адаптационный кризис, сомнения в перспективах развития отношений, они не всегда могут сменить паттерны, демонстрировать ребенку позитивную обратную связь; дети также не демонстрируют стабильно признаки привязанности и симпатии в адрес приемных родителей.
В этой ситуации экстернализированная картинка, которая создается на экране в игровой программе, становится внешним образом альтернативных отношений, проигрывая которые и родитель, и ребенок получают эмоционально-позитивный опыт. Этот опыт затем с помощью домашних заданий переносится в реальное взаимодействие.
Основные этапы терапии при использовании игровой онлайн-программы:
а) знакомство, сбор информации о семье, запроса, определение целей психотерапевтической работы, осваивание функций игровой онлайн-программы всей семьей;
б) установление контакта с ребенком, свободная игра, игра с «простыми» инструкциями: поставить членов семьи, построить безопасное место для героя и т.д.;
в) диагностический этап: конструирование историй и игры, соответствующей проблематике семьи. Ребенку предлагается развивать игру, содержащую конфликт или переживания, конгруэнтные настоящему опыту семьи. Среди тем и используемых для игры инструкций: «придумай два мира, в одном из которых герою страшно, а в другом – спокойно», «построй дом и его окружение, в котором живет семья, в которой людям трудно вместе», «придумай ситуации, в которых герой поступает не так, как ему на самом деле бы хотелось», «давай создадим мир, в котором с героем будут поступать так, что он этого не ожидает»;
г) интервенции и конструирование альтернативного опыта: на этом этапе психолог совместно с ребенком ищет альтернативные стандартным паттернам действия (поиск помощи, рефлексия чувств, ясные коммуникации, эмоциональный контакт с близкими). Большое значение в работе с детьми в период адаптации на этом этапе играет визуализация альтернативного контакта с приемным родителем. Например, создавая диалог между персонажами, психолог может приписать образу родительской фигуры «терапевтические» тексты: «я злюсь, когда ты дерешься и ломаешь вещи, но ты мой сын навсегда», «я не всегда могу обнять тебя, мне нужно еще поучиться это делать, но внутри – я тебя обнимаю», «когда тебе страшно, я буду всегда говорить: никогда не позволю никому больше обидеть тебя». В большинстве случаев, такие альтернативные взаимодействия вызывают у ребенка отклик-проверку: «а я тебя все равно ударю», «я никогда не изменюсь», «ты меня не будешь любить» и т.д. Психотерапевт демонстрирует устойчивость позиции родителя внутри игры, согласно концепциям терапии нарушений привязанности. Интервенции терапевта могут быть и «из роли», ассоциированной ребенком с собой, как правило, они связаны с переходом на открытые коммуникации, проговаривание, в противовес демонстрации действий. В ходе игры может быть организован даже телесный контакт персонажей, фигуры могут обнимать друг друга, стоять плечом к плечу (родительская пара), держать на руках ребенка, вытягивать руки, защищаясь от контактов. Тематика интервенций, в целом, соответствует основным направлениям помощи в период адаптации: прояснение коммуникаций, декларация принадлежности ребенка к семье, обозначение родительской позиции по отношению к прошлому опыту и перспективам развития отношений, формулировка семейных правил, границ, создание безопасного пространства и позитивного эмоционального детско-родительского опыта и т.д.;
д) перенос опыта и онлайн-пространства в жизни семьи. В зависимости от остроты протекания адаптационного кризиса, существуют несколько путей интеграции «сконструированной» реальности в детско-родительское функционирование. Во-первых, демонстрация родителю созданной игры с обсуждением увиденного, формированием стратегий поведения дома. Во-вторых, привлечение родителя в наблюдение за игрой и присваивание ему «терапевтических» текстов, как правило, выражающееся в декларированном согласии («да, именно это я хотел бы тебе сказать/сделать, но у меня не получалось»). Третий вариант, включение родителя в игру, создание условий для самостоятельного конструирования части истории (взрослый может защищать, прятать, обнимать, помогать справиться с трудностями и т.д.), этот вариант возможен, если родители в достаточно «ресурсном» состоянии и могут поддерживать терапевтические тексты.
Как правило, использование онлайн-игры становится частью психотерапевтической работы, включающей также семейную терапию и домашние задания. Многие родители получают поддержку в Клубах приемных родителей, помощь врачей и других специалистов. Однако именно создание условий для проработки ключевых для приемной семьи тем принятия новых отношений, совладания с травмами предыдущих периодов жизни, формирования новой идентичности родителей и ребенка, развитие отношений привязанности – являются ключевыми задачами психологической помощи в период адаптации ребенка в принимающей семье.
Библиографический список
1. В СКР заявили о росте числа недобросовестных опекунов // Милосердие.ru, 23.06.2017. URL: https://www.miloserdie.ru/news/v-skr-zayavili-ob-uvelichenii-chisla-nedobrosovestnyh-opekunov/ (дата обращения: 15.09.2018).
2. Красницкая Г.С. Вы решили усыновить ребенка. М.: Дрофа, 2001.
3. Марцинковская Т.Д. Информационная социализация в изменяющемся информационном пространстве // Психологические исследования. 2012. Т. 5. № 26. URL: http://psystudy.ru/num/ 2012v5n26/766- (дата обращения: 15.09.2018).
4. Brodzinsky D.M., Schechter M.D. The Psychology of adoption. USA, NY: Oxford university press, 1990.
5. Levy T.M. Handbook of attachment interventions. USA, San Diego: Academic press, 2000.
Online psychotherapy for children, passing the postplacement period of adoption in adoptive/foster family
Zhuikova E.B.,Psychological Institute of the RAE, Moscow;Pechnikova L.S.,Lomonosov Moscow State University, Moscow
Abstract. The article emphasizes the necessity of priority development of psychotherapy and support of adoptive/foster families, in comparison with strengthening of control. The period of adaptation of the adopted child, its main stages, requests for psychotherapeutic work and targets of psychotherapy are characterized. Experience of psychotherapy of 16 children of preschool and school age from 12 families in the online mode with the use of the educational game program allowing the psychologist and the child to interact remotely is reported.
Keywords: adopted child, adoptive family, foster family, adoption, psychotherapy, post placement period of adoption, psychological help online.
Мнемический «Google-эффект» при имитации деятельности детектива
Ласьков Г.Д., Букинич А.М., Нуркова В.В.,Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва
Аннотация. Мнемический «Google-эффект», который заключается в снижении воспроизведения после копирования материала на электронные носители, важен в контексте дискуссии о влиянии цифровых технологий на ВПФ. Эксперимент (N = 64) проводился с помощью компьютерного интерфейса, в игровой форме имитировавшего деятельность детектива, где варьировались цели испытуемых и компьютерная операция, выполняемая относительно материала. В заключении применялся имплицитный тест выбора стимула из четырех равновероятных. Разнонаправленный мнемический эффект выполнения компьютерных операций был зафиксирован как при реализации цели запоминания, так и при отсутствии мнемической цели, что, на первый взгляд, поддерживает прогноз деградации контроля над действием в результате делегирования его операционального состава компьютеру. Однако анти- «Google-эффект» наблюдался в случае негативной цели «не запоминать». На фоне низкого уровня выбора новых стимулов, операция «стереть» снижала воспроизведение, а операция «сохранить» – повышала. Таким образом, испытуемые продемонстрировали способность к поведенческому игнорированию содержания исполненных команд, сравняв уровень воспроизведения с нейтральной командой «пропуск».
Ключевые слова: Google-эффект, опосредствование, структура мнемической деятельности, информационные технологии и ВПФ, моделирование деятельности.
Вопрос о влиянии делегирования внутренних компонентов когнитивной деятельности внешним устройствам на состоятельность функционирования высших психических функций человека вызывает полярные суждения. Согласно оптимистической точке зрения, выраженной А.Н. Леонтьевым (Леонтьев, 2001, с. 346), передача операциональной стороны деятельности компьютеру избавляет когнитивный аппарат человека от рутины, высвобождая ресурс мышления для более продуктивного целе-образования и, как следствие, генерации все более широкого репертуара операций. Другими словами, Леонтьев прогнозировал, что с внедрением компьютерных технологий, мышление сосредоточится на производстве новых целей, которые в перспективе будут автоматизироваться и пополнять номенклатуру доступных операций, а те, в свою очередь, будут воспроизводиться в компьютерных программах.
По нашему мнению, данный тезис вызывает сомнения уже с позиций методологии самого деятельностного подхода, так как, акцентируя процесс автоматизации целевого уровня деятельности и перехода цели в статус операции, игнорирует обратную детерминацию целевого уровня деятельности «снизу – вверх». Нормальный способ функционирования операционального состава деятельности подразумевает, что неосознаваемые сейчас операции прежде были таковыми и способны потенциально вернуться в сознание в случае необходимости их контроля. «Достаточно какого-нибудь отклонения от нормального осуществления этой операции, и тогда сама эта операция, как и ее предметные условия, отчетливо выступают в сознании», – писал об этом А.Н. Леонтьев (Леонтьев, 1959, с. 528).
Однако современный пользователь получает операциональный состав реализации своей цели в готовом виде, минуя этапы его освоения. При таком «отчужденном» характере взаимодействия с корпусом операций человек не только утрачивает способность контролировать и корректировать их протекание, но и, согласно пессимистической позиции, может попасть в зависимость от эмансипировавшихся операций.
Так, например, было показано, что возможность видеть на дисплее цифрового фотоаппарата снятый кадр существенно снижает качество отсроченного воспроизведения контекстной информации запечатленного эпизода по сравнению с воспоминанием об эпизоде съемки аналоговым фотоаппаратом, где такая возможность отсутствует (Нуркова, Козяр, 2012).
Пожалуй, наиболее популярным аргументом в пользу гипотезы «бунта» операций является т.н. мнемический «Google-эффект», заключающийся в том, что воспроизведение намеренно заученных ранее фактических сведений менее эффективно в случае информирования испытуемого о сохранении материала в файле по сравнению с информированием о его стирании (Sparrow, Wegner, 2011). Поскольку компонентом «Google-эффекта» является также преимущество воспроизведения «адреса» искомого материала над его точным содержанием, авторы трактуют эффект как манифестацию механизма трансактной (разделенной) памяти (Wegner, Guiliano, Hertel, 1985). В то же время несколько попыток повторить эффект закончились неудачей (Friede, Elizabeth, 2013), так что «Google-эффект» был включен в число не прошедших репликацию результатов в получившей широкий резонанс статье в журнале Nature (Camerer et al., 2018).
Таким образом, не остается сомнений в том, что поиск эмпирической поддержки как оптимистической, так и пессимистической гипотез относительно детерминирующей роли компьютерных операций относительно успешности реализации целей весьма далек от своего завершения.
Предпринятое нами экспериментальное исследование имеет ряд существенных отличий от оригинального опыта, впервые выявившего наличие «Google-эффекта». Во-первых, вместо одной цели «запомнить» были введены три независимые целевые переменные – «запомнить», «не запоминать» и контрольное условие отсутствия эксплицитной цели. Во-вторых, исходя из соображений экологической валидности результатов и перспективы их генерализации на реальные жизненные ситуации, мнемические цели и операции были включены в игровой контекст имитации деятельности детектива, расследующего преступление. В-третьих, пассивное наблюдение за «судьбой» предъявленного материала было заменено на активную и обоснованную в рамках игры реализацию операций «save», «delete» и «пропуск». И, наконец, в четвертых, в качестве более тонкого теста памяти нами использовалось отсроченное интуитивное решение о релевантности материала задаче на основе переживания его субъективной знакомости.
Таким образом, целью исследования стало изучение влияния направленной на внешнюю форму хранения материала рутинной операции взаимодействия с компьютером в условиях ее согласованности или противоречия актуальной мнемической цели.
Испытуемыми выступили студенты факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова (64 человека: 9 юношей, средний возраст 20 лет).
Исследование выполнялось по внутригрупповому плану с 2 независимыми переменными («мнемическая цель», «операция») и 1 зависимой переменной («отсроченный выбор стимула»). Каждая из независимых переменных имела 3 уровня, что составило 9 вариантов предъявления стимула в каждом из двух блоков. Для проведения эксперимента был разработан специальный веб-интерфейс на языках JavaScript, HTML, CSS.
Исследование включало две сессии в игровом формате для создания мотивации выполнения поставленных в рамках эксперимента задач. На первой встрече испытуемому сообщалась «легенда», согласно которой он – частный детектив, получивший кратковременный доступ к виртуальному архиву следователя (представлен разработанным веб-интерфейсом). Испытуемому предоставлялась возможность ознакомиться с рядом фотографий, часть из которых имели отношение к расследуемому делу и были получены законно; другая часть – также релевантны задаче детектива, но, поскольку получены из неофициальных источников, к делу приобщены быть не могли; и третья часть – это улики по другим делам, которые не должны были интересовать детектива. Чтобы правильно использовать шанс доступа к архиву, испытуемому необходимо было следовать появлявшимся на экране синхронно с каждой фотографией инструкциям. На целевом уровне – запомнить фотографию, не запоминать, инструкция отсутствует (контрольное условие). На операциональном уровне – сохранить фотографию, удалить или пролистнуть фото (контрольное условие). Для обоснования каждой комбинации испытуемым предлагалась игровая «легенда», например «Данное фото имеет ценность для расследования (запомните его), однако руководству его лучше не видеть (немедленно удалите)». В качестве стимульного материала рандомизированно предъявлялись 9 фотографий, включавших в себя 3 лица, 3 орудия преступления и 3 дополнительных объекта. Процедура повторялась дважды, якобы для двух различных «преступлений».
Через неделю на второй встрече испытуемому сообщалось, что архив утрачен и теперь при расследовании ему придется опираться на собственную память. Для каждого из «преступлений» на экран выводилось описание последовательности событий, пробелы в которой испытуемые должны были заполнить выбором фотографии. Для выбора предъявлялись наборы из трех присутствовавших в разных условиях в первой серии стимулов плюс один новый стимул-дистрактор того же типа. Выбор носил принудительный характер и должен был опираться на знакомость стимула, сформированную в установочной серии (например, «Один из этих людей – преступник, выберите кто это»).
После завершения сессии испытуемым сообщались реальные цели эксперимента. Анализ данных проводился в программе SPSS v.24.
Приведем результаты подсчета процента от максимально возможного количества выборов стимула, который в первой серии предъявлялся в каждом условии. После реализации цели «запомнить» испытуемые сделали следующие выборы: выбор фотографий после выполнения команды “save” составил 19%, выбор фотографий после выполнения команды “delete” – 43%, выбор фотографий после нажатия клавиши “пробел” – 33% и выбор новой фотографии – 5%. Отсутствие явной цели относительно предъявленного материала оказалось связанным с выбором стимулов условия команды “save” в 19% случаев, команды “delete” в 39%, команды «пробел» в 31% и выбором новой фотографии в 11%. Наконец, при реализации цели «не запоминать» процент выборов составил соответственно по 29%, при уровне выбора нового стимула в 13%. Данные различия значимы на уровне р < 0.05.
Проведенный по абсолютному числу выборов двухфакторный дисперсионный анализ с повторными измерениями также показал значимость фактора «операции»: F(63, 12) = 14.091, p < 0.001, MSE = 0.635, = 0.409, и значимость взаимодействия факторов «цели» и «операции»: F(63, 12) = 3.583, p = 0.004, MSE = 0.409, 
= 0.270.
Таким образом, разнонаправленный мнемический эффект выполнения стандартных компьютерных операций («Google-эффект») был зафиксирован нами в совокупности с реализацией цели намеренного запоминания. Причем эффект проявился при применении чувствительного имплицитного теста интуитивного выбора одного стимула из четырех равновероятных, что свидетельствует в пользу его фундаментального характера. Переживание большей знакомости стимула и, как следствие, более вероятный его выбор следовал за выполнением операции “delete”, в то время как в результате выполнения операции “save” субъективная знакомость стимула оказывалась пониженной, что значимо тормозило выбор. Аналогичные данные, полученные для условия, когда цель действия испытуемого не была явно определена, казалось бы, поддерживают «пессимистическую» версию прогноза деградации способности контроля над выполняемым действием в результате делегирования его операционального состава компьютеру. Другими словами, не важно, намерен ли человек запомнить материал или следует изолированной инструкции, содержание выполняемых операций равно определяет результат. Хотя, следует заметить, что возможно и более мягкое (впрочем, спекулятивное) объяснение: испытуемые могли трактовать контрольное условие как наличие скрытой задачи запомнить, ведь, согласно игровой «легенде», фотографии из этого условия в принципе могли пригодиться в дальнейшем. Однако крайне важным нам представляется обнаруженный факт снятия «Google-эффекта» в случае реализации негативной цели «не запоминать». Следование цели «не запоминать» давало равновероятный выбор всех виденных в первой серии стимулов на фоне значимо более низкого уровня выбора новых стимулов. При этом наблюдался своеобразный анти- «Google-эффект», так как операция “delete” теперь, наоборот, снижала воспроизведение, а операция “save” – повышала. Получается, что испытуемые, во-первых, помнили «старые» стимулы и, во-вторых, поведенчески игнорировали содержание исполненных команд, сравняв уровень воспроизведения с нейтральной командой «пропуск».
Библиографический список
1. Леонтьев А.Н. Лекции по общей психологии / Под ред. Д.А. Леонтьева, Е.Е. Соколовой. М.: Смысл, 2001.
2. Нуркова В.В., Козяр Г.Н. Какие воспоминания мы выбираем? Как цифровой фотоаппарат изменяет нашу память // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 4. С. 12–25.
3. Friede E.T. Googling to Forget: The Cognitive Processing of Internet Search. URL: https://scholarship.claremont.edu/cmc_theses (дата обращения: 04.10.2018).
4. Evaluating the replicability of social science experiments in Nature and Science between 2010 and 2015 / Camerer C.F. et. al. // Nature Human Behaviour. 2018. Т. 2. № 9. С. 637–644.
5. Sparrow B., Liu J., Wegner D.M. Google Effects on Memory: Cognitive Consequences of Having Information at Our Fingertips // Science. 2011. Т. 333. № 6043. Р. 776–778.
6. Wegner D.M., Guiliano T., Hertel P.T. Cognitive interdependence in close relationships // Compatible and incompatible relationships. 1985. Р. 253–276.
Mnemonic "Google-effect" in the context of gaming simulation of a detective activity
Laskov G.D., Bukinich A.M., Nourkova V.V.,Lomonosov Moscow State University, Moscow
Abstract. The mnemonic "Google-effect", which reduces the reproduction of the material after copying it to electronic media, is important in the discussion about the impact of digital technologies on the Higher Mental Functions. The experiment (N=64) was conducted using a computer interface in the form of a game imitation of a detective activity, where we varied subject’s goals and computer operations with given material. Finally we used an implicit test to provide a choice of equiprobable stimuli. Multidirectional mnemonic effect of computer operations was recorded both in the realization of the mnemonic purpose, and in activity without the mnemonic purpose. At first, such result supports the idea about the decline of control over the action as a result of the delegation of its operational composition to the computer. However, anti-"Google-effect" appears in conditions of negative purpose "do not remember". In general context of the low level of new stimuli choice operation "erase" reduced reproduction, while operation "save" increased it. Thus, subjects demonstrated the ability to behaviorally ignore the content of the executed commands, equalizing the reproduction level to the level of neutral command "skip".
Keywords: Google-effect, mediation, structure of mnemic activity, information technologies and HMF, activity modeling.
