Читать книгу: «На грани фантастики», страница 2
– Пустяки! За знакомство – это святое дело! Я угощаю! – возразил Пересвет. – Да и просто неприлично, если я буду есть один.
Пересвет сделал заказ по-немецки, даже не спросив Артёма, что он хочет. Вскоре принесли четыре рюмки егермейстера и кружку пива. Пересвет поднял настойку и провозгласил:
– За знакомство!
Алкоголь быстро растёкся теплом по пустому желудку Артёма, сняв скованность, с которой он подошёл к столу.
– Ну что, молодой человек, – начал разговор Пересвет, – как давно вы стали баловаться литературой?
– Стихи писал ещё в школе. В институте рассказы начал писать. Ходил в литературный кружок. Но «Марс» – моя первая большая книга.
– Для первого раза просто восхитительно! – перебил Артёма Пересвет. – Живо! Образно! Такому просто нельзя научиться! Хотя я и не очень люблю фантастику, читал, не отрываясь. Очень благодарен, что вы прислали мне рукопись… Впрочем, предлагаю перейти на «ты». Мы ж фактически коллеги. И пожалуйста, не называй меня по отчеству. Жуть как этого не люблю. Просто Аркадий.
– Спасибо, Аркадий! – Артёму очень льстила хвала мэтра. – Я на эту книгу поставил всё. Потерял работу, девушку, друзей. А после получения отказов от нескольких издательств был практически в отчаянии. Ваше… Твоё письмо воскресило меня.
– Что издатель понимает в литературе? Он думает только о бабках. Он не видит искусства – только товар, которой либо можно, либо нельзя продать. Но, я думаю, в этой беде смогу тебе помочь. Но рано о деле! Между первой и второй перерыва нет совсем!
Они снова выпили. Принесли аппетитную мясную нарезку и свежие овощи. Артём с не совсем приличной жадностью набросился на еду.
– Эй, парень! Не торопись! Сейчас ещё рульку принесут!.. Так о чём это я? Издатель думает, как заработать на писателе. А писатель думает об искусстве, ибо времена, когда писательство могло прокормить, безвозвратно прошли. Я и сам большую часть времени подрабатываю редактурой в местных русскоязычных журналах, да ещё если что по фрилансу перепадёт. Но что я всё о себе? Расскажи, как писалась эта книга. Я и сам хочу пережить воспоминания о временах, когда на печатной машинке писал свой первый роман. Первый роман – как первая любовь. Бывает раз в жизни.
– Я не знаю, что рассказывать, – сконфузился Артём.
– Как не знаешь? А как родилась основная идея? Как она обросла образами, подсюжетами, героями?
– Идея родилась перед последними выборами в Думу. Я тогда загорелся принять участие в поддержке одной партии, даже был наблюдателем. И, увидев всю эту кухню изнутри, понял, что всё это устроено просто уродливо – и реклама кандидатов на уровне роликов АО «МММ», и административный ресурс, и нарушения, на которые всем наплевать. В России извратили саму суть демократии. Мне захотелось об этом написать. Что я и сделал, только перенёс события на 100 лет вперёд и на другую планету.
– Как это напоминает меня! Я своим романом пророчил революцию к двухтысячному, и, хоть пророк из меня оказался никакой, все догадались, о ком и что я написал. Впрочем, продолжай!
Артем всмотрелся в лицо Аркадия, и оно вдруг сделалось ему неприятным. Особенно отталкивающими показались красные прожилки на крупном носу, выдававшие человека неумеренно пьющего. Пересвет отвлёкся от разговора на свою рульку и начал её быстро разделывать, будто боялся, что кто-то отнимает. Он отложил вилку и нож и стал помогать себе руками. Пухлыми, блестящими от жира пальцами отковыривал кусочки мяса и запускал их за толстые губы. В перерывах он шумно запивал еду пивом.
«Как странно беседовать с этим неприятным нетрезвым человеком о высоком, – подумал Артём. – Впрочем, кто сказал, что все гении должны иметь нордически безупречную внешность?»
Аркадий, увидев, что его собеседник замолчал, пустился в совершенно бытовые рассказы о его житье-бытье на чужбине, которые мало того что были не очень интересны, но ещё очень сильно напоминали недовольное стариковское брюзжание. Единственное, что позабавило Артёма, так это тирада о том, как живой классик русской литературы ходил в местный русский магазин, чтобы купить там двухлитровую пластиковую бутылку очаковского пива.
– Что поделаешь? Ностальгия! Вкус Родины! – резюмировал Пересвет и указал на бокал немецкого пива, стоявший перед ним. – Слишком вкусно! Слишком качественно! Приторно хорошо!
Между тем принесли вторую рульку для Артёма. Аркадий попросил повторить порции ликёра и пива. Разговор принимал всё более непринуждённый характер.
– А что ты хотел сказать своей книгой? – вернулся Пересвет от баек о местной жизни к теме литературы..
– Мне кажется, что любой автор, плохой или хороший, когда пишет, мечтает сделать мир немного лучше. На этом стоит вся русская классика, —ответил Артём, удивляясь некоторой своей высокопарности, в которой, правда, не было ни капли лукавства.
– А ты не думал, что через какое-то время, может два года, может пять, может десять, ты сам не будешь согласен со своими идеями, которые взлелеял в «Марсе»?
– Уверен, что нет. Я облёк в литературу общечеловеческие ценности…
– Поверь моему опыту. Книги – как дети: как только роман ушёл в издательство, он начинает жить своей жизнью, как выросший ребёнок. Ты уже ничего не изменишь в нём. Что ты заложил в него, то останется там навсегда. А сам ты продолжишь меняться, как меняется любой человек. Более того, найдётся какой-нибудь критик, или просто читатель, который увидит в твоём детище свои смыслы, какие ты даже не думал в него закладывать. Ты не помнишь советских учебников с заявлениями типа «Чехов обличал пороки буржуазно-мещанского общества». А я сейчас уверен, что никого он не обличал, просто писал, о чём ему хотелось. Но кто-то ведь увидел это обличение, придумал его в угоду политической конъюнктуре. Нет, книги – как дети… У тебя не будет сигареты? Люблю выкурить одну после сытного обеда.
– А как же твоя первая книга, да и прочие? Последний роман?
– Сегодня готов отречься от семидесяти процентов написанного в моём первом романе. Могу поклясться хоть на Библии, хоть на «Капитале» Маркса, – Аркадий развязано хихикнул. – Я давно разуверился в политике. Чем отличаются патриоты от либералов? И там, и там – либо проходимцы и жулики, либо фанатики. Первые отвратительны своим лицемерием, вторые – непроходимой глупостью и зашоренностью.
Артём был обескуражен. Ему вдруг показалось, что Аркадий уже совсем пьян и не понимает, что несёт.
– Но тогда получается, что во всех остальных своих книгах ты лицемерил! – выпалил молодой человек.
– Э-э-э, – протянул Пересвет. – Я их и не писал!
На это Артём уже не нашёлся, что сказать.
– Что? Удивлён? – Аркадий облизнул губы. – Вот не писал я их, и всё.
– Но…
– Вот тебе и «но»! Про литературных негров, небось, подумал? Брось! Ни один литературный негр не напишет так, как написаны все мои книги. Негры пишут халтуру.
– Но тогда как?
– Очень просто. Когда вышла моя первая книга, я окунулся в политическую тусовку с головой, но очень быстро понял, в чём измазался. Сколько же там говна! И я сбежал сюда, в Австрию. Это всё устроила моя бывшая жена. Для пущего лоска в одном из интервью я, напустив туману, сказал, что меня вынудили уехать. Первая книга отлично выстрелила и неплохо кормила меня года два. Когда стало ясно, что деньги подходят к концу, я сел за вторую книгу. Но не смог написать ни строчки. О чём писать, если я уже ни во что не верил? Помог случай. В один из дней мне пришла посылка из России. Чёрт знает, как отправитель узнал мой адрес: тогда не было Интернета. В посылке была дискета, на ней – первый роман одного парня из Питера, моего поклонника и в чём-то подражателя. Это немаловажно. Я пригласил его сюда и купил у него рукопись. Неделя на корректуру, и я сдал издателю свой второй роман. А с появлением глобальной Сети я стал получать романы начинающих писателей пачками. Девяносто девять процентов мусор, конечно…
– Стоп! – у Артёма пронеслась в голове нехорошая догадка. – Пригласил, как меня?
Пересвет посмотрел мутными глазами из-под белесых бровей на Артёма, молча выпил рюмку и серьёзно, по-трезвому, сказал:
– Мне нравится, что ты быстро соображаешь, парень!
– Нет! Это мой роман! Я его написал! Он не продаётся! – Артём вскочил.
– Знаю! Знаю! – замахал руками Аркадий. – Садись уже. Пойми, это твой единственный шанс издать книгу и изменить мир. Ты же знаешь этих шакалов-издателей. У них в глазах вместо зрачков знаки долларов! Они не станут вкладываться в неизвестного автора. А под моё имя возьмут твою книгу. Будет большой тираж, и я тебе хорошо заплачу.
– Нет! – Артём не мог поверить в происходящее, сюрреализма добавлял алкогольный туман в голове. – Книги – как дети. Нельзя продавать своих детей!
– Какая разница, кто написал «Тихий Дон»? Он гениален, и неважно, написано на обложке «Шолохов» или «Ермаков». У тебя полно долгов, как я понял. Вот и выбирай – вернуться в Россию с голой задницей и никому не нужным романом, или с деньгами и запахом полиграфической краски от изданной книги.
– Нет! Ты… Вы страшный человек!
– Давай без патетики. Из семи молодых, таких же, как ты, парней я нашёл язык с пятью. Двое отказавшихся канули в безвестность. Кроме меня, никто не испытал радости чтения их книг. Нишу революционного романа в России на ближайшие лет десять занял Аркадий Пересвет! И не настолько это востребованное направление, чтобы кто-то стал продвигать такую литературу, если её не написал я.
Артём молча отрицательно мотал головой.
– Слушай, Артём! Нынешняя ситуация немного отличается от предыдущих. Я попал в затруднительное финансовое положение, а ты так долго получал заграничный паспорт. Короче, я уже сдал твою рукопись и получил аванс. Вот твоя доля. С учётом некоторой нестандартности ситуации я увеличил твой процент по сравнению с тем, что плачу обычно.
На столе появилась пачка банкнот. Для Артёма это была колоссальная сумма.
– Пути отхода я тоже продумал. Если ты решишь подать на меня в суд, я на следующий день выпущу статью, в которой напишу, что это был лишь эксперимент: как книгу, не достойную внимания, были готовы выпустить только из-за того, что её якобы написал Пересвет. Статья написана. Я могу выложить её в своём блоге хоть завтра. Да, будут сложности с издателем. Но у меня уже есть запасная рукопись. Деньги-то многим нужны.
Артём молчал.
– Даю тебе подумать десять минут, а я пока в туалет, – Пересвет убрал деньги в карман и, покачиваясь, вышел из-за стола.
Когда он вернулся, Артём ещё ничего не решил. Но уже колебался. Предложенные деньги, которые провинциальный клерк мог зарабатывать не один год, ему в сложившейся ситуации очень бы пригодились. Но отречься от своей книги! От своей мечты!
– Но в твоём издательстве читали мою рукопись, – сказал Артём, когда Аркадий вернулся.
– Они читают обычно только первую главу. Я её так отредактировал – родная мама не узнает. Кстати, твою фамилию я тоже упомянул. У меня там целая страница традиционно под благодарности: начинаю с родителей и издателя, заканчиваю друзьями. Ты среди них. Ну? По рукам?
Повисла пауза. Артёму казалось, что воцарилась полная тишина и он слышит только стук своего сердца. То ли хмель помог ему решиться, то ли годы унизительной нищеты, но через минуту он выдавил из себя:
– Да.
Аркадий сразу повеселел, так как дело получилось уладить. Он полез в мешковатую сумку, стоявшую рядом с его стулом, и достал какие-то бумаги:
– Тогда небольшие формальности для пущей уверенности договорившихся сторон. Договорчик подписать и расписочку. И денежки твои. Это только аванс. Потом переведу остальное… Но платить сейчас не вздумай! Сегодня я угощаю.
Остаток вечера Артём опустошённо молчал, невпопад отвечая на вопросы ставшего необычайно словоохотливым Аркадия. Кусок не лез ему в горло, а после каждого тоста «за искусство» Артём чокался, но не пил, а ставил рюмку обратно на стол.
Когда начало темнеть, стало ясно, что Пересвет напился. Он ещё порывался выпивать, что-то говорил, а под конец промычал свой адрес и попросил проводить до дома. Благо, жил он не очень далеко от центра.
Перед домом Пересвету приспичило в туалет, и он помочился, спрятавшись за мусорным баком. Хорошо, что его жильё было в переулке, а не на центральной улице.
– Если негде ночевать, можешь у меня перекантоваться. У меня и бар неплохой. Ещё по одной бахнем, – Аркадий был чрезвычайно дружелюбно настроен. «Как престарелый развратник, напоивший и растливший невинную молодую девушку, а потом любезностью пытающийся загладить свою вину», – почему-то подумалось Артёму.
Аркадий долго возился у двери с ключами, пока Артём не забрал их и не открыл дверь сам.
Пропустив хозяина, зашёл вслед за покачивающимся Пересветом в его небольшую квартиру. Аркадий, придерживаясь за стенку, прошёл через маленькую прихожую и, не разувшись и не раздевшись, рухнул на диван. Через минуту раздался негромкий храп.
Артём в это время всё ещё топтался в прихожей. В квартире был полумрак, и только свет с лестничной клетки вырезал жёлтый прямоугольник на полу. Всё нутро Артёма кипело после произошедшего. Грудь сдавливала ненависть к лежащему на диване пьяному цинику, несколько часов назад укравшему последний смысл его жизни.
Вдруг его взгляд упал на тумбочку, стоявшую в прихожей. На ней лежали старые осенние перчатки. «Куда преступнику без перчаток? – мелькнула у Артёма мысль о их хозяине. – Или они оставлены здесь провидением для меня? Свершить суд, и никаких следов!»
От этой идеи на спине Артёма выступила испарина. Он взял перчатки в руки. Прикосновение прохладной, чуть волглой кожи вызвало судорогу отвращения. «Как дохлая крыса – на ощупь», – пронеслось в голове недоброе подростковое воспоминание. Он поднёс перчатки к лицу. В нос ударил неприятный табачный запах, как от пепельницы. Хозяин явно много курил в них. Привыкнув к сумраку, Артём разглядел, что на ладонях кожа потёрта, из-за чего на ней появилась сетка маленьких грязно-желтоватых трещинок, а на большом пальце правой перчатки разошёлся шов, оголив тряпичную подкладку.
«Что я их изучаю? Что тяну?» – со злостью на себя подумал Артём и стал натягивать перчатки. Они оказались маловаты и сдавили пальцы, отчего он вдруг ощутил, что руки его абсолютно ледяные.
Артём закрыл входную дверь. Стало совсем темно, так как свет уличных фонарей практически не пробивался сквозь закрытое жалюзи. Артём медленно пошёл вдоль стены, шаря по ней рукой. Шорох скольжения перчатки по бумажным обоям, стук собственного сердца и беспокойное дыхание спящего создавали непередаваемое ощущение ужаса.
Артём подошёл к Пересвету и положил руки ему на горло…
Через минуту всё было кончено. Аркадий даже не пытался сопротивляться. Артём, как ему показалось, мгновенно протрезвел. Он, не снимая перчаток, сразу полез в ноутбук Пересвета. На счастье, не были запаролены ни сам ноутбук, ни электронная почта. Артём удалил всю свою переписку с писателем и выключил компьютер. После этого он выскочил из квартиры и долго бежал по улице, привлекая внимание прохожих и не понимая, куда и зачем бежит.
Выдохнувшись, он остановился и увидел, что на руках у него всё ещё надеты перчатки. Он начал срывать их, но руки тряслись, пальцы были ледяными, а перчатки не хотели слезать. Провозившись с ними несколько минут, он наконец стянул их и выбросил в ближайшую урну. Его рейс был утром. Артём поймал такси и рванул в аэропорт.
Прошло полгода. Артём шёл по крутому спуску одной из центральных улиц Вейска. Боясь разоблачения, он не вернулся в свой родной город, а сразу поехал сюда. Свою квартиру он позже сдал через знакомых, а здесь снял комнату в сельском доме на окраине у неразговорчивой старухи и устроился работать без трудовой книжки менеджером по продажам в магазин оргтехники. Деньги Пересвета он тратил нехотя и очень экономно…
Дорогу недавно отремонтировали, и ровный чёрный асфальт несколько контрастировал с неказистыми, обветренными пятиэтажками, стоявшими по обеим сторонам улицы. Артём шёл, понурив голову, и невольно изучал свежее дорожное покрытие. Всё произошедшее с ним казалось ему немного нереальным, каким-то кошмарным сном. Но он не мог перестать думать об этом. При этом не искал оправданий, не придумывал выхода из ситуации, не анализировал прочитанных в Интернете статей про убийство Пересвета на предмет его возможной поимки. Просто в мозгу пульсировала одна мысль: «Ничего не вернуть».
Из состояния отрешённости Артёма вырвал гудок автомобиля. Погрузившись в себя, он машинально вышел на проезжую часть Т-образного перекрёстка и чуть не попал под колёса. Подняв глаза, увидел, что стоит перед городским центральным книжным магазином. Слева от двери красовался большой постер: «МАРС. Последняя книга последнего русского классика».
ЖЕРТВА
Виктор с усилием открыл глаза. Вся комната была залита солнечным светом, так как на окнах отсутствовали занавески. Немного привыкнув к его яркости, Виктор разглядел прямо перед носом выгоревшие обои с незамысловатым советским дизайном.
Во рту пересохло. Всё тело ломило, а нижняя губа явно распухла от знакомства с чьим-то кулаком. Виктор попытался пошевелиться и обнаружил, что левая рука пристёгнута наручниками к изголовью старой железной кровати с панцирной сеткой. Крепко выразившись, он резко развернулся и застонал от боли. Где его так отмутузили, он не помнил.
Собственно, всё, что смог припомнить Виктор, так это только то, как зашёл в свой подъезд в районе девяти вечера. А вот нажимал ли он на кнопку вызова лифта, уже было не очень понятно.
Комната, в которой он очутился, оказалась крошечной. Кроме кровати, в ней находились стол, стул и тумбочка. Все предметы мебели были из разных гарнитуров и соответствовали так называемому «бабушка-стайл». На полу лежал большой, во всю комнату, полинялый ковёр, оставивший видимыми лишь узкие полоски жёлтого линолеума вдоль стен. Пахло пылью.
За окном можно было разглядеть кусочек деревенского двора. Его явно вывезли загород.
– Эй, есть здесь кто? – Виктор не горел желанием знакомиться со своими похитителями, но почувствовал острую необходимость посетить туалет. Он ещё несколько раз попытался докричаться, но то ли его голос был так слаб, то ли в квартире никого не было, поэтому к нему никто не подходил. Чертыхнувшись, он сел на кровати, расстегнул ширинку и справил нужду прямо на ковёр. Моча пошла с кровью, из-за чего на полу расползлось зловонное красное пятно.
После, со стоном упав опять на грязную, перепачканную в том числе его собственною кровью подушку, Виктор замер и, пытаясь абстрагироваться от боли, стал собираться мыслями. Основной задачей было понять, по какой причине он оказался в столь незавидном положении.
Что это? Привет из прошлого? Водились за Виктором грешки юности, но не настолько сильные, чтоб ждать возмездия двадцать лет. Да и свидетели тех грешков, как соучастники, так и жертвы, в большинстве своём были уже на том свете. Или может, это Соколов. Его тогда пришлось круто подставить, и он поехал по этапу. Но это было лишь стечение обстоятельств. Ничего личного. Да и срок был маленький. Он уже давно вышел. И если сразу не стал мстить, какой смысл это делать сейчас?
Странно было думать и о том, что он перешёл дорогу кому-то из конкурентов. Ни конфликтов не было, ни угроз не получал. Обороты более чем скромные, не то что двадцать лет назад. Да и держалась его фирма лишь на личном знакомстве с заместителем мэра Сергачева, который по старой институтской дружбе делился с ним госзаказами. Ну и он с ним делился. Куда без этого? На то она и дружба. Так что для их городка крыша была что надо.
И любовница у него идеальная. С одной стороны, незамужняя, то есть выяснений отношений с рогоносцами ему не грозило. С другой стороны, не имеющая большого желания выходить замуж. Она наелась браком ещё с первым мужем, который оставил её с тремя детьми и без средств к существованию в середине девяностых. Её вполне устраивали редкие встречи с Виктором «для здоровья» и его небольшие подарки.
Или жена узнала про любовницу? Но откуда? А если и узнала, то не могла его Ленка такое организовать. Говорят, конечно, что в тихом омуте черти водятся. Но Виктор изучил этот омут за тридцать лет совместной жизни вдоль и поперёк. Не способна она. А если завела мужика, который надоумил её избавиться от него? Неужели Ленка? Милый домашний Ленчик? В это не хотелось верить.
Тогда что всё это значит? А может, это какие-то молодые беспредельщики похитили, чтобы выбить из него деньги? Развелось сейчас отморозков, которые ни перед чем не останавливаются. Степаныч рассказывал. А он как никак начальник отдела полиции.
Виктор поёжился. Такие могут выбить выкуп из его мягкотелой Ленки. А потом закопать его где-нибудь в лесу, чтобы следов не оставлять. Воображение живо нарисовало этот сценарий. Виктор представил себе своё тело, присыпанное землёй и закиданное ветками.
Хотя какой только смысл ему это представлять? Он-то точно этого уже не увидит. От этой мысли по спине побежали предательские мурашки. Как это? Его просто не будет, и он не сможет ни видеть, ни слышать, ни как-то реагировать на то, что происходит вокруг. Виктор никогда об этом не задумывался раньше. Смерть была где-то далеко в будущем, а значит, её как бы и не было. А сейчас он ощутил её реальность. Она представилась абсолютно невозможной, но при этом настолько же абсолютно неизбежной.
Виктор тряхнул головой. Не о том мысли. Да и путаница какая-то началась. Нужно думать о том, как он здесь оказался. А ещё лучше о том, как отсюда выбраться…
Часы тянулись мучительно долго. За окном уже стемнело, когда Виктор услышал, как где-то щёлкнул замок и отворилась входная дверь. В коридоре послышался топот нескольких пар ног. Судя по звукам, кто-то собирал вещи. Затем раздался рингтон телефона. Низкий мужской голос односложными фразами с кем-то переговорил, после чего сказал:
– Сегодня на Преображенском.
– Здорово! – отозвался совсем юношеский голосок. – Там тихо. Никто нам не помешает. У меня там бабка похоронена.
– Не болтай, – оборвал его первый голос. – Ведро возьми. Магистр сказал, что из головы чашу сделаем. Вываривать будем.
– Я бы предпочёл, чтоб сегодня оргия была, как в прошлый раз.
– Да не ссы! У каждого из нас когда-то была первая чёрная месса. Всё покажем, всё подскажем и поддержим, как родного.
– А почему мужика-то приносим в жертву? Девку было бы прикольнее.
– Это не важно, Рыжий. Кого поймали, того и приносим. Не повезло мужику, конечно. Не его сегодня день… – раздался смешок. – Сумку ещё вот эту возьми. Сейчас вещи в машину отнесём, потом вернёмся за ним.
Хлопнула входная дверь. Виктор попытался осознать услышанное. Из разговора стало понятно, что это были какие-то сектанты-сатанисты. И выходило так, что эти ненормальные собираются убить его на кладбище, чтобы принести в жертву сатане. А из его головы сделать… От этой мысли Виктора стошнило. Он завыл во весь голос и в исступлении стал пытаться вырвать руку из наручников, но лишь разодрал её в кровь.
Как же так? Он попал в руки психопатов! И что его могло бы спасти, неясно. Кроме того, всё это, оказывается, нелепая случайность. Не задержись он вчера на работе, эти ублюдки схватили кого-нибудь другого. Но не его! Он просто оказался не в то время и не в том месте. Но это же так несправедливо! Он просто не может умереть сейчас и вот так! Это ж сюрреализм какой-то!
В комнату зашли трое мужчин, одетых во всё чёрное, и уставились на него. Виктор соскочил с кровати, но остался у её изголовья, так как наручники его не пускали. Взгляд его сделался безумным:
– Я никуда с вами не поеду!
– Мужик, давай без глупостей, – сказал один из вошедших, на вид старше других по возрасту.
– Ну, отпустите меня, пожалуйста, – в глазах Виктора появились слёзы. – Я вам денег дам. У меня их много, честное слово. Только не убивайте.
– Не нужны нам твои деньги. Да даже если б были нужны, где мы сейчас замену тебе найдём? Так что хватит заговаривать нам зубы. У нас времени мало.
– Да что я вам сделал?
– Ничего не сделал. Нам вообще на тебя наплевать. Но, чтобы Вельзевул помог нам в некоторых наших делах, ему нужна небольшая жертва. Твоей душонки как раз хватит, – «старший» достал из кармана ключи от наручников и сделал шаг к пленнику.
– Не подходите ко мне! – страх смерти начал перерастать в ярость. Виктор приготовился к драке.
– Сам виноват, раз по-хорошему не понимаешь, – сказал худощавый длинноволосый парень. Голос явно принадлежал тому, у кого планировалась первая месса. Он вразвалочку подошёл к Виктору и ударил его ногой в район колена. Виктор умудрился ответить свободной рукой, и разбил нападавшему нос. Это стало сигналом остальным. Все набросились на жертву и начали с остервенением избивать. Виктор попробовал нанести пару ударов, но потерял равновесие и упал, повиснув на пристёгнутой к кровати руке.
И перед тем как навсегда потерять сознание, он вдруг вспомнил, что так и не сводил в зоопарк внучку Светланочку, хотя очень-очень давно ей обещал.
НЕВЕСТА НАСЛЕДНИКА
Республика есть правовой механизм, а монархия есть правовой организм.
Иван Ильин
Осталось потерпеть три месяца, а потом бразды правления возьмёт в свои руки цесаревич. И он сможет спокойно уехать в Крым, на любимую дачу под Алуштой. Будет следить издалека за перипетиями мировой политики и изредка давать советы, если конечно попросят.
Он всё сделал, как и обещал народу двадцать лет назад, принимая на себя должность верховного правителя Российской империи. И русское экономическое чудо, безусловно, будет названо его именем. Как говорится, что не удалось Столыпину… Впрочем он-то знает: не это главное дело его жизни.
Империя немыслима без Императора. И многие хотели бы видеть его, Николая Петровича Васильева, первым императором после долгого перерыва и родоначальником новой династии. Но Николай Петрович изначально решил для себя, что его долг по восстановлению монархии никак не сочетается с возложением на себя шапки Мономаха.
На цифровой панели появилось сообщение, что в приёмной ожидает министр императорского двора. Николай Петрович сразу оживился, снял трубку и набрал секретаря.
– Лена, приглашайте скорее Ивана Дмитриевича! И принесите нам чаю.
Вошедший был лет на двадцать моложе верховного правителя, но уже с заметными залысинами и животом.
После коротких приветствий Иван Дмитриевич сразу перешёл к делу:
– У нас возникла небольшая проблема с цесаревичем.
– И она требует моего прямого вмешательства? Пора привыкать решать небольшие проблемы самостоятельно.
– Дело в том, – Иван Дмитриевич сделал вид, что не заметил реплику верховного правителя, и продолжил доклад. – Что у Анны Сергеевны Полыхаевой выявлен отрицательный резус-фактор крови. И согласно секретной директиве М, являющейся приложением к Уложению Российской империи…
– Не продолжай, – Николай Петрович вяло махнул рукой. – Она не сможет стать невестой цесаревича Алексея.
Эту новость ему сообщили ещё утром. Новость! Если бы быть чуть предусмотрительнее и поручить тщательнее проверить эту Полыхаеву год назад, не было бы никакой новости. Непростительная беспечность. Сейчас их отношения с цесаревичем зашли слишком далеко, и Алексею будет тяжело пережить грядущий разрыв. Очень некстати перед этим самым днём, дату которого он определил ещё двадцать с небольшим лет назад, ровно в день стопятидесятилетия отречения Николая Второго.
– Цесаревич знает?
Министр императорского двора замялся:
– Мне сложно ответить на этот вопрос. Возможно, она сама говорила ему.
– Почему не проверили Анну сразу после её прибытия в Императорский городок, как это положено по инструкции?
– Мы проверяли. И мне кажется, что без участия кого-то очень влиятельного она никак не могла бы подменить анализ крови при диспансеризации.
– Это пахнет изменой, Иван Дмитриевич, – верховный правитель тяжело поднялся из кресла и начал мерить шагами кабинет. Министр вжался в спинку стула, зная тяжёлый характер верховного. – Идите вон!
Последние слова были сказаны после тягучей паузы и почти шёпотом, вызвав у Ивана Дмитриевича настоящий ужас. Он поднялся со стула, ни живой ни мёртвый, и мелкими шажками потрусил в сторону двери.
– Впишите ужин со мною в график цесаревича на сегодня, – бросил ему в спину Николай Петрович.
Ещё до ужина верховному правителю доложили, что лаборантка, подменившая на первичной диспансеризации анализ, уже даёт показания. С её слов пробирку с кровью Анны она случайно разбила. И из страха перед строгой начальницей сфабриковала новые образцы уже со своей кровью. А на старые анализы Анны, хранившиеся в Едином медицинском банке, никому не пришло в голову взглянуть. Нелепая случайность, а сколько теперь проблем!
Николай Петрович, согласно этикету, пришёл раньше цесаревича и, подбирая нужные слова для разговора, обещавшего быть тяжёлым уже сидел за длинным столом, сервированном, однако, только на двух человек. Цесаревич вошёл бодрым шагом и крепко пожал ему руку. По лицу Алексея нельзя было сказать, знает ли он о возникшей проблеме с его женитьбой. Он дружелюбно щурил свои серые глаза на верховного правителя чуть сверху, так как был почти на полторы головы выше него. Наконец, они трижды облобызались, уколов бородами щёки друг друга, и цесаревич пригласил садиться за стол.
Начали с постороннего. Цесаревич пустился в рассуждения о ситуации в Объединённой Персии. Верховный больше молчал, тихо радуясь своему верному выбору. Россию предстояло возглавить умному и последовательному политику. Наконец, умело вставляя фразы, Николай Петрович, как и хотел, вывел разговор на прошлое, на начало всего большого дела.
– Помнишь, Алексей, наше знакомство? – спросил он. Только он да родители были с наследником на «ты».
– Да… Я тогда жутко испугался. Мне ж пять лет всего было, а тут приехало столько мужчин, почти все в военной форме. Потом этот скоропостижный переезд в закрытый городок…
– Да, Алексей! Время было сложное. Когда мы отобрали двадцать пять претендентов на титул цесаревича, на их переезд с родителями у нас были считанные часы. И одну семью мы перевезти не успели, ты помнишь: кто-то выдал их данные антиимперским головорезам.
– Да уж, а сколько у нас было просто завистников!
– Не говори так про наш народ. Да, среди не прошедших отбор были и обиженные. Сам объяснял одному ретивому отцу, почему недостаточно показать максимальный потенциал развития сына, почему наследник должен быть абсолютно здоров. Но большинство-то перекрестилось, когда отсеялось. Все ж понимают, что это за ноша.
– Понимают ли? Вспомни, как Михаил Архангелов отреагировал, когда был последний отсев. А вроде тихоней был.
