Читать книгу: «Стервец», страница 19

Глава 42. По душам

1

Стервец мертв?

Дорогие мои читатели, недавно меня настиг чрезвычайно растревоживший меня слух. Что, если негодяй, убивавший людей в прошлом году, всё ещё жив и находится на свободе?

Вы спросите: как такое возможно? А я вам скажу: давайте вспомним недавний скандал, прогремевший в рядах наших доблестных защитников. Сын главы Центрального управления милиции Фамильяр был жестоко убит неким мстителем. Милиция провела пресс-конференцию, на которой заявила: именно Фамильяр оказался пресловутым Стервецом – маньяком, убившем пятерых с июля по ноябрь прошлого года. Но кем был таинственный мститель, ликвидировавший негодяя?

А я вам скажу.

Это был настоящий Стервец.

Удивлены? Что ж, взгляните на мои аргументы. Первый я уже однажды высказывала: самая очевидная причина неуловимости убийцы заключается в том, что он знал все детали дела и совершал свои тёмные дела по науке, то уводя следствие по ложному пути, то нарочно акцентируя внимание на вещественных доказательствах, имеющих к нему непосредственное отношение.

Второй аргумент? Он есть у меня! Стервец физически развит. Я считаю, именно он ответственен за смерти Фамильяра (которого ошибочно или умышленно прозвали Стервецом) и профессиональных охранников дачного посёлка, в котором тот находился. Напомню: Фамильяр был крайне силён, а также вооружён. Нужно быть настоящим демоном, чтоб вступить в прямую конфронтацию с таким человеком и выйти из неё живым и невредимым, оставив после себя лишь прах и пепел побеждённого.

Вам ещё мало аргументов? Но уже вырисовывается какая-то картина, не так ли? Хм… Нет, не «какая-то», а вполне определённая! Но самое интересное я оставила на сладкое.

Пора сбросить маски. Пора раскрыть правду. Правду, которая может стоить мне жизни, но я готова, готова рискнуть всем, чтобы вскрыть тот гнойный нарыв нашего общества, того негодяя, что толкнул наш мир к хаосу, крови и смерти.

Как вы знаете, я одна из первых начала рассказывать стране о Стервеце, более того, дала маньяку имя. У многих возникал вопрос: откуда у меня, простой журналистки, раньше всех появлялась информация о каждом убийстве? Многие догадались: у меня был информатор. Крот. Он продавал мне информацию за существенную цену, и ценой той была – я сама. Моя душа. Моё тело. Моя честь.

Иначе говоря, я спала с информатором. Теперь – нет. Больше – ни в жизнь. Но у меня до сих пор есть массив неопубликованной информации, причём не записанной где-либо, а сохранённой в самом безопасном сейфе – моей памяти.

Дамы и господа, правда номер один в том, что Стервец имеет прямое отношение не просто к милиции, а к группе, вёдшей расследование его дела. Я это знаю потому, что с одним из членов этой группы я и спала (оцените мою игру слов!).

А правда номер два, она же и самая интересная правда, заключается в том, что Стервец и убийца – разные личности. Убийцей, которого все искали, действительно был Фамильяр. Физически сильный мужчина, он проламывал черепа и душил людей без особых трудностей. Но ловким Фамильяр не был: убийство в больнице чуть не пошло к чертям именно потому, что в нём не требовалась грубая сила.

И тут мы подошли к самой главной правде: Стервец – гениальный манипулятор, использующий свой ум и ловкость для одному ему ведомой игры – игры преступной, кровавой, но по-своему прекрасной. Он провернул серию убийств с помощью своего инструмента – Фамильяра. Но когда тот перешёл черту и стал своевольничать, Стервец с лёгкостью избавился от него.

И это значит, истинное зло всё ещё живо.

Если после публикации этой статьи меня убьют, знайте:

Я БЫЛА ПРАВА.

И помните: я погибла не зря, а за правду.

С уважением и последним поклоном,

ваша идущая на заклание

Розовая Фламинга

В понедельник три сотрудника Центрального управления милиции в разное время отреагировали на одно и то же событие.

Первый – в полдень – многословно, но неразборчиво выругался себе в усы и гневно трахнул кулаком по столу.

Второй – около 16:00 – простонал: «Да чтоб тебя, Фламинга!»

Третий – ровно в 19:07:35 – был самым лаконичным. Он буркнул: «Блядь».

Сидевшая рядом Диа обеспокоенно взглянула на мужа.

– Это… так плохо, да?

– Угу. Прости за мат.

– Ничего страшного.

Корд в сердцах шмякнул журнальчик об диван.

– Страничку порвал, – улыбнулась Диа.

– Прости, – вновь извинился Корд. – Но эта дура-журналистка даже не поняла, что натворила.

– Она ведь придумала это? По телевизору говорили, что Стервец мёртв.

– Это ложь.

– То есть как?

– Милиция сказала, что Стервец убит, но правда в том, что мы сами точно не знаем. И если убийца ещё жив, она действительно подписала себе смертный приговор.

– А про то, что она спала с…

– Правда.

– Ты знаешь с кем?

– Знаю.

– С Форсом?

– А ты догадливая.

Диа смущённо улыбнулась.

– Я просто только его знаю и знаю, что ты с ним работал над делом Стервеца.

– Он, судя по всему, влюбился в журналистку и понаделал ошибок на горячую голову, – объяснил Корд. – Но ничего страшного не происходило. Поэтому я ему не мешал.

– Разве по закону ты не должен был сообщить начальству?

– Должен. Но дружба для меня важнее законов.

– Ну и муж у меня! – восхищённо прошептала Диа и прижалась к Корду. – Теперь ты опять будешь пропадать до ночи?

Корд нежно поцеловал её в макушку.

– Вряд ли. Разве что Стервец убьёт эту Фламингу.

2

Форс хлопнул входной дверью так громко, что даже соседи услышали.

Он очень спешил. То, что сделала Фламинга, немыслимо, недопустимо. Она подставила под удар не только себя, но и его самого!

Хех… Он поставил свою карьеру выше её жизни… Неважно!

Скинув ботинки и отопнув их со своего пути, Форс прошагал в свой кабинет и подошёл к телефону. Яростно закрутился циферблат: мужчина набирал номер женщины, которая его предала.

Во время гудков он постарался придать своему голосу максимальной суровости, но этого и не требовалось.

– Алло?

Её голос вызвал в нём приятные воспоминания, но он от них отмахнулся.

– Фламинга! Что ты натворила!

– Кто это? Форс?

– Хочешь сказать, не узнала?

– Слушай, не ори, и так голова кругом идёт.

– Ещё бы она не шла, после такого фортеля! Ты хоть понимаешь, как сильно меня подставила?

– Что? Тебя? Тебя интересует только это?

– Чего ты добивалась, вот скажи? Скандала? Рейтингов? Моего звонка?

– Твоего звонка? А ты ничего не попутал? Свою орбиту имеешь, так что теперь – центр вселенной?

Форс опешил.

– Чего?

– Я говорю, толс-тя-чок, не слишком ли ты много на себя берёшь, а? Звонишь тут со своими претензиями, хотя должен бы извиняться?

– Ч-что? – напор Форс сдувался быстрей, чем проткнутый иглой воздушный шарик.

– Значит, бросил меня тут со всем этим дерьмом, а теперь наезжаешь!

– Я тебя не бросал!

– Неужели?

– Мы просто поссорились…

– Серьёзно? Просто поссорились, да? Полгода без звонков, а теперь вдруг – нате! Типа, я вас ебал, любовь ещё, быть может, в хуйце моём угасла не совсем?

– При чём тут это вообще…

– А при том! При том! – Голос в трубке глушили слёзы ярости. – Кто мне там признавался в любви, кто говорил, что всегда будет со мной, а как только я разок накосячила, сразу свинтил? И теперь, когда меня серьёзно взяли за жопу, грозятся уволить и похерить всю мою жизнь, он, подзалупыш ёбаный, звонит и орёт, что я мразь?! Что я, сука, сука, которая ему, видите ли, карьеру портит, да? А вот, сука, ответный удар тебе, понятно?

– Фламинга, я… – Голос Форса задрожал.

– Что Фламинга? Ну что Фламинга?

– …прости.

– Что?

– …прости меня, пожалуйста.

Повисла пауза. Ни один из них не мог сказать ни слова, лишь по ту сторону слышались плохо скрываемые всхлипы.

– Я… я правда поступил нечестно по отношению к тебе. Всё-таки я мужчина и должен был… ну знаешь… мне просто раньше не приходилось такого делать, и вот… Я слабак, наверное, да, ты сейчас так и думаешь, и ты права, конечно, я даже этот разговор провалил, но послушай, я хочу загладить свою вину, я… Мы могли бы… встретиться…

– Давай… в пятницу. Вечером, – ледяным тоном отрезала Фламинга. – В четверг позвоню, скажу время.

– Ла-ладно, – опешил Форс.

– Все, пока, – и положила трубку.

Форс ещё несколько секунд слушал гудки, а затем обессиленно рухнул на стул. Разговор дался ему тяжелее, чем он думал. Но теперь всё изменится. Наверняка. Он постарается.

3

Утром следующего дня Корд ворвался в кабинет своего начальника.

– Читали? – с места в карьер начал он.

Шеф коротко кивнул.

– Я думаю, сынок, у тебя есть решение этой проблемы?

– Смотря что считать проблемой. Если начнётся скандал, придётся отдуваться вам. Но насчёт журналистки… Думаю, мне стоит с ней поговорить.

– Разрешаю. Мы однажды беседовали о кроте в наших рядах. У тебя есть догадки, кто бы это мог быть?

– Если верить журналистке, не так-то много людей под подозрением. Думаю, разговор с ней это прояснит.

– Хорошо. Доложи по возвращении.

Корд посетил статистика, где достал личное дело Розовой Фламинги (лицо на фото показалось ему смутно знакомым) и адрес издательского дома, в котором находилась редакция журнала.

Спустя полтора часа и одну пробку (очередные мудаки врезались друг в друга на перекрёстке), Корд достиг издательства – эталонного примера дурацкой современной архитектуры: семиэтажная стеклянная «свечка» своей елдовостью портила ансамбль прекрасных трёхэтажных зданий в стиле барокко. Что поделать – мода на прозрачность.

Войдя в фойе, Корд узнал у девушки на ресепшене местонахождение нужной редакции. Поднявшись на лифте на третий этаж, он достиг пункта назначения.

Миновав большой зал, где трудились журналистки, верстальщицы, корректоры, он прошёл в кабинет главного редактора, которым оказалась неприметная женщина средних лет в очках с толстенными стёклами. После короткого диалога, Корд узнал, что Фламинги на рабочем месте ещё нет: она сегодня задерживается, хоть и не предупреждала.

«Странно, – подумал Корд. – Стервец действительно пришёл за ней?»

Решив подождать хотя бы полчаса, следователь направился к её рабочему месту и уселся на офисное кресло на колёсиках. Крутясь на нём туда-сюда, он скрашивал ожидание, подслушивая разговоры журналисток («Слушайте, как сформулировать „на этой неделе Дев ждёт удача‟, чтобы не повторять прошлый гороскоп? – Их и тогда удача ждала? – В том и дело! – Напиши: „Девам следует быть осторожней в своих желаниях‟. – Я уже написала это Львам!»).

Примерно через двадцать минут дверь в зал вновь открылась, и Корд развернулся к вошедшей…

Фламинга остолбенела. За её рабочим местом сидел он. И улыбался.

– Привет, Фламинга.

Увидя её вживую, он сразу её узнал. Жизнь вновь свела их спустя десять лет. И повод снова был отнюдь не радостный.

– Я не займу у тебя много времени. – Корд поднялся с кресла и подошёл к ней. – Здесь есть менее людное место?

Теперь они сидели на первом этаже, за столиком корпоративной столовой. Кроме них и поваров на кухне здесь почти никого не было: завтрак уже прошёл, а до обеда было больше часа.

Фламинга заказала себе кофе, чтобы слегка унять дрожь. Не помогло, скорее даже усугубило.

– Знаешь, я не думал, что Розовая Фламинга – это ты. Это бы многое объяснило.

– Что объяснило? – она пыталась говорить уверенно, но её голос умудрился сорваться на последнем слоге.

– Сюжет твоих статей. Фокусировка на мне. Без имён, конечно, – ты ж не дура, – но кому надо, тот заметил.

Фламинга ничего не ответила.

– Ты, думаю, догадываешься, зачем я здесь.

Фламинга хлюпнула кофе. Получилось громче, чем она рассчитывала.

– Ты обвинила милицию во лжи и сокрытии правды, а некоторых её сотрудников – в том, что один из них и есть Стервец. Мне любопытно: сознаёшь ли ты последствия подобных обвинений?

Фламинга ничего не ответила.

– Мы провели совет, – солгал Корд для пущей официальности, – и уговорили начальство дать тебе ещё один шанс. Журналистка – что с неё взять? Я, правда, не догадывался, кто ты, но… В общем, решение принято. У тебя есть ровно один вариант: в ближайшем номере ты должна написать статью с такими тезисами. Во-первых, признаться, что солгала и обвинила милицию, не имея на это ни прав, ни веских оснований. Сказать, что сделала это для того, чтобы вернуть былую славу, или поднять тиражи журнала, или что-нибудь ещё в таком духе. Во-вторых, нужно опровергнуть жизнь Стервеца – ведь, как ты знаешь, он мёртв. Ну и в-третьих, ты должна извиниться. Перед милицией, читателями и всеми, кто тебе поверил.

– Такую статью не пропустят… – тихо пробормотала Фламинга.

– В твоих интересах добиться публикации, можно в другом журнале, но под своим именем. Иначе – тюрьма. Ну или, если твоя догадка верна, смерть от рук Стервеца. Или, если этого ты избежишь, я просто расскажу всем, кто ты такая. Думаю, это твоя главная тайна, не так ли?

– Это шантаж!

– Конечно, – согласился Корд. – Ты пиздишь, я шантажирую. Мы оба переходим границу, верно? Но у меня, в отличие от тебя, есть правдивый источник информации. Твоё дело, помнишь? Оно получилось не слишком объёмным, но информации в ней – жопой жуй. А если учесть, как наше общество не любит этих, на букву «пэ», твоя жизнь полетит в другое «пэ» со скоростью ракеты.

Корд задумчиво посмотрел на журналистку.

– Знаешь… ты не кажешься мне плохим человеком. И тогда не казалась. Я думаю, после освобождения ты искренне пыталась начать новую жизнь. И у тебя почти получилось. Если б ты вовремя вылезла из этого дерьма со Стервецом, мы бы сейчас друг напротив друга не сидели. Как так вышло вообще?

– Меня заставили. – Кофе Фламинги совсем остыл, но она продолжала его пить. – Сказали, уволят, а эта работа – всё, что у меня есть…

– Неправда. Ещё у тебя есть Форс. Главное не отталкивать.

4

– Полагаю, никакого крота на самом деле нет. – Корд положил папку с делом журналистки на стол Шефа. – А Розовая Фламинга – она.

Шеф развязал тесемки и открыл документ. С первой страницы на него смотрела напуганная тридцатилетняя женщина, учительница литературы средней школы № 69.

– Если честно, я даже не подозревал, кто такая Фламинга. Извините.

Шеф продолжал задумчиво изучать документы. Старое дело Корда, одно из первых. Именно после него Шеф обратил внимание на молодого следователя – приятеля своего сына, постоянного участника различных пьянок. Тот показался ему умнее, чем выглядел, чем вёл себя на публике. Наведя о нём справки, Шеф узнал, что манера обучения Корда была специфической: парень идеально сдавал интересные и, по его мнению, нужные для профессии предметы (преимущественно практической направленности), но при этом халтурил на всех остальных.

Раскрытие этого дела стало по-своему гениальным.

События произошли зимой. У трёх мальчиков пятнадцати лет школы № 69 родители стали обнаруживать странного рода синяки и царапины по всему телу, а вокруг голени и кистей у них время от времени появлялись красные полосы, которые затем быстро исчезали. Озадаченные родители пытались выведать у сыновей, что с ними случилось, но те молчали как партизаны.

Всё решил случай. Одна из матерей, заподозрив неладное в ответах сына, подала в отделение милиции заявление об изнасиловании. Там его изучили, покумекали, вызвали паренька на допрос – молчок. Ну, раз жалоб нет, чего беспокоиться? Но мать продолжала настаивать: здесь что-то не так. Для отмазки к ней отправили новичка – дескать, что он сделает, поболтает с ней, успокоит, ну и ладно.

Новичком оказался Корд. Придя к ним домой с более опытным коллегой, он поговорил с матерью (коллега со скучающим видом щелкал ногтями всю беседу), затем она провела их в комнату к сыну. Тот сидел на своей кровати и терпеливо ждал, когда эти олухи наконец уйдут и он сможет пойти на улицу с ребятами.

Мать приказала ему показать свои синяки. Сын покорно, но с каким-то презрением протянул Корду руки – тонкая красная полоса вокруг кисти, задрал штаны – такая же вокруг голени, оттянул горло водолазки – то же самое на шее. И тут Корд, улыбнувшись, произнес фразу, ставшую впоследствии легендарной:

– Что, любишь дрочить с удушением?

Скучающий коллега офигел. Мать офигела. Пацан офигел.

И в следующий миг из глаз матери брызнули слёзы, сын, вытаращив глаза, шевелил ртом, будто рыба, выброшенная на берег, а коллега застыл у двери.

И мальчик всё рассказал. О своей учительнице, о других ребятах. Он искренне не понимал, почему к ним все пристали, ведь они сами предложили тридцатилетней женщине заняться этим, и им всем это нравилось…

На следующий день за учительницей пришли. Её обвинили в совращении малолетних, педофилии, и отправили за решётку за десять лет. Отсидела она восемь с половиной: вышла по условно-досрочному за примерное поведение. Сменила имя, устроилась работать журналисткой и какое-то время жила мирно.

– Так, – Шеф оторвался от изучения дела – Почему ты считаешь, что крота не было?

– Потому что информация в статьях ерундовая.

– Но она была близка к правде, – возразил Шеф.

– Разве? Я не слишком их изучал, потому что они изначально показались мне фигнёй. Тексты либо поверхностные, либо домыслы, либо вообще чистая фантазия. Никакой конкретики и никакой информации, способной помешать делу.

– Хм. – Шеф задумчиво зашевелил усами. – А что скажешь на то, что Розовая Фламинга не единожды указывала некий анонимный источник информации?

– Разве журналистка жёлтого женского журнальчика не может писать всё, что ей в голову взбредёт?

– А что скажешь насчёт последней статьи, где она указала, что спала с одним из следователей?

– Спекуляция, – отмахнулся Корд. – Она мне сообщила, что её заставили написать эту статью. Наверное, тиражи упали. Вот Фламинга и попыталась создать инфобомбу. А по правде, за ней ничего не стоит, кроме страха быть уволенной. И опять же, помните, как она помогла вам во время скандала с вашим сыном? Если бы она действительно хотела вредить, она бы скорей попыталась добить наше Управление в лице вас.

Шеф кивнул.

– Знаешь, сынок, кое-что меня тревожит, – медленно, подбирая каждое слово проговорил он. – Если Фламинга в последней статье действительно воскресила убийцу, последствия могут оказаться страшными.

– Знаю. Можем ли мы предоставить ей защиту?

Шеф покачал головой.

– У нас нет оснований. Официальная позиция милиции – Стервец мёртв. Мы не можем ни изолировать журналистку, ни приставить к ней наших людей, иначе попросту дискредитируем себя. Это если не считать, что она нас оклеветала.

– Ясно. Значит, остаётся только ждать.

5

Корд устало плюхнулся на стул. Форс озадаченно посмотрел на друга.

– Какой-то ты замученный, – заметил он.

– Да ездил в издательство, решал вопрос с Фламингой.

– Что за Фламинга? – Форс сделал вид, что не понимает, о ком речь.

– Журналистка. Написала статейку про нас и Стервеца, вчера опубликовали. Бездоказательная чушь, но пару моментов следовало ей прояснить. Слушай, – слегка наклонился к другу Корд, – мне с тобой нужно поговорить, и это очень важно. Сможешь сегодня?

– Сегодня?

– Ну да. Сходим в наш старый бар, посидим, выпьем да побалакаем. После работы.

– А что, давай. Сегодня у меня всё равно планов нет.

Повезло: их обычный столик был не занят. Бармен, узнав их, улыбнулся:

– Я уж думал, никогда вас больше не увижу.

– Да ладно тебе, всего лет пять прошло, – Корд пожал ему руку. – Решили немного поубавить с алкоголем, только и всего.

– Здоровье уже не то, сам понимаешь, – вздохнул Форс, принимая эстафету рукопожатия. – Тридцать два – это не двадцать семь, это похмелье по полдня и клятва больше никогда не пить.

Бармен хохотнул.

– Ну а сегодня что будете?

– Начнём, как обычно, с литра светлого, а там, может, и на тёмную сторону перейдём, – усмехнулся Корд.

Они сели за столик и стали ждать, пока им принесут заказ. Через пять минут миловидная официантка с игривой улыбочкой поставила перед ними две полных пивных кружки и тарелку с закусками.

– Что ж, будем!

– Будем!

Друзья чокнулись кружками так, что пена немного пролилась на стол. Они расхохотались.

– Ещё не нажрались, а уже свинячим! – прокомментировал Корд. – Ладно, погнали!

И, молодецкими глотками осушив половину кружек, они с шумом поставили их на стол и выдохнули. Хорошо пошло!

– Так о чём ты хотел со мной поговорить? – Форсу показалось, он уже начал немного хмелеть.

– О тебе. И Фламинге. – Корд серьёзно посмотрел на друга. – Я знаю, что это ты сливал ей информацию.

У Форса в груди что-то ёкнуло.

– И… давно?

Корд кивнул.

– Первые подозрения закрались ещё в сентябре. А когда я подкинул тебе идею про религиозный мотив, уже не сомневался. Ну а сейчас Фламинга фактически подтвердила это в своей статье.

Форс задумчиво пробормотал:

– Насчёт религиозного мотива… Я только сейчас вспомнил: в твоём отчёте его не было.

– Именно.

– Я даже не обратил на это внимания. И сегодня ты позвал меня сюда, чтобы сказать, что рассказал о… моей деятельности Шефу?

– Нет.

– А для чего?

– Да просто задолбала эта тайна. И я вообще не собирался тебя сдавать.

– Но почему? – удивился Форс.

– Ну, мой друг обрёл счастье. Зачем его рушить?

– По закону…

– Да ну его. Ни ты, ни Фламинга не делали чего-то плохого. Важной информации не раскрывали, а спекулировать на таком ярком событии, как появление маньяка, законом не запрещено.

Немного помолчав, Форс ответил:

– Спасибо.

Корд залпом допил бокал и подозвал официантку. Та забрала стакан и отправилась за новой порцией пива, теперь тёмного.

– Однако это лишь половина разговора. Я не собираюсь тебе вредить и кому-то что-то говорить, но насчёт Фламинги… Это не моё дело, конечно, но всё же… Вы поссорились?

Форс кивнул.

– Почему?

– Потому что она оказалась… – Форс вздохнул. – В общем, она мне лгала.

– Насчёт своего прошлого?

Форс внимательно посмотрел на друга.

– Ты её узнал?

– Да.

– Вот. Я посчитал, что она связалась со мной лишь чтобы отомстить тебе. Как бы… я с самого начала знал, что она меня использует, и меня это устраивало – я думал, пусть всё начнётся так, а дальше нормально станет, но… Я не мог встречаться с той, кто использует меня ради мести другу.

Корд улыбнулся.

– Во дурак.

– Ну слушай… – смутился Форс. – Я же от чистого сердца!

– Короче, вы поссорились из-за херни под названием Корд.

– Да. Гм, то есть… Всё не так просто. Ты знаешь, что она была в толпе на месте первого убийства?

– Не-ет, – искренне удивился Корд.

– Она призналась, что тогда узнала тебя и решила немного поиздеваться над тобой в своих статьях. Но… – Форс вздохнул. – Мне показалось, это может быть не всей правдой. Фламинга могла оказаться Стервецом – не убийцей, но манипулятором. У меня не было доказательств, а с тобой я мнением поделиться не мог, потому что боялся, что ты меня сдашь. Такой вот замкнутый круг. Возможно, Фламинга как раз его просчитала и поэтому чувствовала себя в безопасности.

– Понимаю. – Корд задумчиво отхлебнул пиво. – Ты её любишь?

– Да.

– А она тебя?

– Думаю, тоже.

– Значит, извиняйся.

Форс вздохнул.

– Да понял уже. – Он улыбнулся. – В пятницу. Но, с учётом того, что я тебе рассказал… Если она действительно Стервец…

– Презумпция невиновности, Форс. Какой смысл избегать любимого человека из-за подозрений? Сначала докажи его вину. Но даже потом, если любишь, никаких проблем. Разве что трахаться придётся в комнате для свиданий.

Мгновение тишины – и Форс от души расхохотался.

Официантка принесла друзьям два свежих стакана с пивом. Форс, как раз закончив со своим, тут же с удовольствием потянул пену с тёмного напитка.

– Третья причина…

– Погоди, я думал, ты сказал, что мы покончили со второй половиной.

– Знаешь ли, я следователь, а не математик, – улыбнулся Корд и чокнулся с другом стаканами. – На самом деле, я просто забыл. В общем… – Корд сделал паузу, не зная, как смягчить. Решил говорить напрямую. – Я собираюсь уволиться.

Форс, едва поднеся кружку к губам, медленно поставил её на стол.

– Как? Зачем?

Корд вздохнул.

– Я больше не кайфую от ловли бандитов. Теперь меня прёт от семейной жизни. А скоро я стану отцом – ты, наверное, заметил живот Дии, когда глухаря ей отвозил.

Форс кивнул.

– Ну вот. Мысль об увольнении закрепилась во мне после того, как Фамильяр устроил в меня стрельбу. Я подумал: блин, если в следующий раз его покушение удастся, я потеряю всё, что обрёл. И тогда решил: хватит. Хватит гоняться за бандитами, рисковать своей жизнью и так далее.

Корд посмотрел на пиво. Скоро оно станет противно тёплым, а значит, с болтовнёй пора завязывать.

– А ещё раньше… Помнишь ту фигню с масками? Я посчитал это вызовом от Стервеца. Годом раньше я был бы в восторге: настоящий игрок, интеллектуальная битва, кто кого?! Думаю, любой приличный детектив вступил бы в противостояние с убийцей. Ведь это честь – одолеть сильного врага. А я тогда сидел, по-моему, вечером, на диване и думал: а ведь мне насрать. Стервец надо мной издевается, да – ну и что? Я не чувствовал опасности своей жизни. Если бы он хотел, мог бы запросто подставить меня после резни в больнице. А он не стал. Просто, видимо, затеял ему одному понятную игру – может, чтобы доказать мою профнепригодность, может, по иным причинам. Но по-настоящему вредить мне не хотел. И я тогда подумал: раньше, когда я задерживался на работе, чтобы получше изучить материалы, или уходил среди ночи на очередное место преступления, я чувствовал себя этаким супергероем, борцом с преступностью… А теперь стал чувствовать себя мудаком. Не потому, что Диа как-то не так на подобное реагирует, а потому, что мне самому нифига уже не хочется никуда от неё уходить.

Форс кивнул.

– Я тебя понимаю.

– А ещё, – Корд улыбнулся, – я всегда считал себя детективом, способным раскрыть любое преступление. Стервец же показал, что я хуйлуша.

– Мы хуйлуши, – поправил Форс.

– Что ж, тогда… – Корд поднял стакан. – За хуйлуш!

6

Весь рабочий день Фламинга проходила в задумчивости. Её чествовали – первые данные по тиражам показывали значительный рост, сам гендир это отметил и похвалил ушлую журналистку, – но ей было всё равно.

Из головы не шёл разговор с Кордом, а вернее фраза, которую он бросил на прощание.

Ещё у тебя есть Форс. Главное не отталкивать.

Корд знает про её с ним связь? Как давно? И ничего не сделал – почему?

И формулировка… Он сказал «есть». Не «был». Намекнул, что Форс всё ещё хочет быть с ней. Если так, пора делать выбор.

Лавры влиятельной и успешной журналистки или человек, который её искренне любит.

По пути домой она всё решила. Да и нечего здесь было решать.

Налила себе чашечку кофе, грустно посмотрела на пустую бутылку из-под коньяка. Что на неё нашло тогда? Ведь фактически она продала свою совесть. Да, она не знала точно о судьбе Стервеца, но клеветать на милицию… Повезло, что ей дали второй шанс. Она им воспользуется. И вернёт Форса. Блин, даже извинится перед ним. Потому что только так и работают вторые шансы – с полной самоотдачей.

Она села за пишущую машинку и принялась печатать.

Искупление

Дорогие мои читатели! Сегодня я хочу поговорить с вами серьёзно и признаться: я солгала. Всем нам иногда требуется прощение, ведь так? И я хочу попросить его у вас.

Нет, херня какая-то. Начиная с заголовка.

Фламинга вновь кинула грустный взгляд на бутылку. Эх, а ведь тогда её содержимое наполнило её вдохновением…

Хм, может так?

Разговор по душам

Точно, только покороче!

По душам

Дорогие мои читатели! Сегодня я хочу пред вами исповедоваться. Надеюсь, вы меня выслушаете и попытаетесь понять.

Уже лучше! Всё ещё неидеально, но позже она отредактирует…

Все мы не без греха… Нет, не подумайте, в этот раз речь не о религии. Я всего лишь хочу признаться, что ложь всегда была частью моей жизни. А теперь, моими стараниями, стала и вашей.

Давайте с места в карьер, а?

Стервеца нет и никогда не было. Я его выдумала.

Фламинга задумалась. Стоит ли вот так, сразу? Может, придумать подводку? Или рубить с плеча – лучший вариант?

Её размышления прервал звонок в дверь. Краткий, обрывистый. Фламинга прислушалась – не показалось ли ей?

Нет, снова звонок – дважды, требовательно. Похоже, некто очень хочет её видеть, но кто? Подруга предварительно звонит, Форс тоже – может, соседи?

В квартиру уже откровенно трезвонили.

Ладно, нужно открыть.

Но подходя к двери, Фламингу вдруг обуял страх. Что, если это Стервец? Что, если он пришёл по её душу? Кожа покрылась мурашками, но журналистка переборола себя и посмотрела в глазок.

На лестничной клетке стоял красивый молодой человек в красно-зелёной форме и кепкой с надписью «Мир цветов». В правой руке он сжимал красивый букет, в левой – планшет с прицепленной сверху шариковой ручкой.

«Дура», – мысленно ругнулась на себя Фламинга, но всё же дверь открыла лишь на цепочке.

Молодой человек, увидев её лицо, улыбнулся и бодро продекламировал:

– Добрый вечер! Я курьер из службы доставки цветов «Мир цветов»! Мы дарим радость: с клумб – в ваше сердце! – Молодой человек бросил взгляд на планшет. – Вы Розовая Фламинга?

Фламинга не сдержала улыбки. Молодой человек был предельно мил и, казалось, излучал счастье.

– Да, но я не заказывала букетов…

– Ещё бы! Ведь его заказали вам! Секундочку… – Курьер заглянул в букет. – Здесь открыточка. «Моей любимой Фламинге с предварительным извинениями». А внутри я читать не буду, потому что это наверняка личное!

Фламинга смущённо улыбнулась, на душе у неё потеплело. Ну точно Форс со своим неловким флиртом! «Предварительные извинения» – кто ещё мог так сформулировать!

– Так это, вы… э-э-э…

– Ах да, простите. – Фламинга закрыла дверь, сняла цепочку и вновь открыла. – Входите.

Молодой человек улыбнулся ещё шире.

– Благодарю! – Сделал шаг через порог. – Не могли бы вы подписать здесь…

И, едва Фламинга протянула руки к планшету, молодой человек ткнул букетом ей в грудь. Она почувствовала острую боль и удивлённо выпучила глаза.

Молодой человек бросил планшет на пол и, закрыв свободной рукой дверь, сказал:

– Извините! Вообще это не я должен был вас убить. Мне давно уже следовало отдыхать, но знаете что? Фиг там! Потому что кое-кто не умеет держать язык за зубами! К этому моменту я должен был убить лишь двоих. Двоих! А знаете, скольких пришлось? Ой, нет, не падайте…

Убийца подхватил бедную женщину за талию. Их лица оказались почти вплотную. Угасающему сознанию Фламинги ещё удавалось выхватывать образ убийцы, хотя в глазах уже потемнело.

А тот продолжал тараторить:

– Так вот, я шестерых прикончил, считая вас! Нет, ну вы представьте, пожалуйста! В три раза больше трупов! Чем требовалось! А самое обидное что? Никто, блин, не знает, кто убийца! Даже Корд до сих пор не допетрил! Я уже и так знаки подавал, и эдак – а ему по барабану! И теперь он не сможет меня поймать.

Фламинга издала последний хрип, её глаза закатились. Убийца разочарованно вздохнул.

– Блин, вы уже умерли. Досадно.

Убийца аккуратно положил женщину на пол коридора и поднял планшет.