Читать книгу: «Медиум. Эмпат», страница 2

* * *

Капля темно-красной крови выступила на указательном пальце. Иса сощурилась, пытаясь понять, где ошиблась. Зрение стремительно угасало. Продолжать вышивку не имело смысла, иначе запачкает парчу. Правительница Варрока отложила рукоделие и возвела взгляд чистых равнодушных глаз на Лераскеса.

– Ее имя – Илирия Криен Анкур. Анкур… – некогда небесно-голубые, а нынче выцветшие радужки вокруг зрачков под тяжелыми, испещренными морщинами ве́ками… Сколько ему сейчас? Сто? Сто пятьдесят? А сколько ему было, когда она попала в этот дикий, холодный замок, доставленная из солнечной, златокаменной Анкирии? И сколько было ей?

Исе хотелось предаться детским беззаботным воспоминаниям, пахнущим свежевыпеченным хлебом и дынным лимонадом, но надоедливый старикан бубнил свое, прерываясь на приступы кашля, отвлекая, раздражая глупыми пустяками.

– Люди ненавидят это имя. А страшные сказки о «правящих землями ведьмах с огненными волосами» до сих пор рассказывают детям в колыбелях. Огненные волосы. Моя королева, мой принц… прислушайтесь к совету старика. Покройте голову принцессы Ивири белой вуалью и не называйте ее второе имя. Не упоминайте Анкуров, если не хотите бури и волнений!

Иса задумчиво смотрела на него. Хочет ли она бури? Никчемный старик. Что ей все бури мира! Ни одна буря не в состоянии потревожить ее более. Выжжена изнутри. Пепел. Вся кровь, что была в ней, вытекла вместе с кровью ее дочери, ее малышки. И если бы Боги сжалились, и разум мог покинуть ее так же быстро – сердце не разрывалось бы каждую ночь на части, осколками рассыпаясь по ледяным простыням. Муж покинул ее, даже не попрощавшись. Дочь покинула ее. Сын… Если что-то еще имеет на этой проклятой земле значение – это ее мальчик.

Молчание затянулось. Старик ждал и Иса с раздражением поняла, что ответа требуют от нее. Но, стоящий по правую сторону от трона, принц Ринн опередил Правительницу.

– Мы услышали вас, мастер Лераскес, – он слегка кивнул старику, – Вы правы, мы не хотим волнений. Благодарим за это своевременное предупреждение… И совет.

Лераскес еще раз поклонился, переводя взгляд с Ринна на застывшую Ису, вздохнул, покачав головой, и медленно вышел, опираясь на посох.

– «Люди ненавидят это имя…» – прошептал Ринн, едва за учителем закрылась дверь, – Я не могу понять отца. Своими руками убить Аррингарда и Аррану Анкур, чтобы через пару десятков лет, передать трон Ивирии Анкур!

Как вырос ее сын за такой короткий срок. Еще несколько месяцев назад он не позволил бы вслух осуждать отца при ком-либо, и, уж тем более, при матери. Ее дети так сильно любили Верана, так стремились порадовать его, увидеть гордость в его глазах. Но все это досталось не им, а ей…

– Лераскес прав, эта Ивирия Анкур – действительно большая угроза, – Ринн начал расхаживать по залу, рассуждая, но ни к кому не обращаясь, словно беседовал с самим собой.

Иса сонно обвела глазами помещение. А ведь они остались совершенно одни.

– Отец дал странные, непонятные распоряжения перед уходом, – продолжал молодой человек, – Объявил об объединении Родарии и Варрока. Но как, Святые Небеса, я смогу контролировать медиумов, если природа одарила меня лишь талантом исправно рубить мечом!

Он остановился напротив внушительных размеров гобеленового полотна с портретом Верана. Глаза отца, казалось, смотрели на него сверху вниз пристально, пытливо, оценивающе. Чего он ждал от своего сына? Ринн в отчаянии сжал кулаки.

– Но ведь эта… Ивири. Она тоже бессильна. Что она сможет сделать с темнодумцами, если уничтожены все суггестии? Те, что остались в живых, разбежались… Когда медиумы Родарии хлынут в Варрок, что станет с нашим народом? Нет, мы не должны этого допустить, – Ринн отвернулся от картины, стараясь совладать с эмоциями, вновь принялся мерять широкими шагами зал, – Как он мог так поступить?! Медиумы не должны проникнуть в наши земли. Отец оставил меня одного, бездарного, зная, что я не смогу защитить людей… Дед и бабка мертвы, он ушел, ты… Ты слышишь меня, мама?!

Иса вздрогнула от его крика, перевела на сына свой затуманенный взгляд.

– «Чистым будет путь Правителя и да не прольется кровь на Его земле…» – ей показался чужим собственный голос, проскрипевший в холодном зале неожиданно громко.

* * *

Она была готова. Из зеркала глядела нимфа с горящей головой – плащом до пояса за спиной рассыпалась багряная грива волос. Белоснежное, свободно струящееся по плечам платье доходило до щиколоток, тонкое плетеное кружево закрывало кисти рук до кончиков пальцев. Каждый сантиметр ее тела был выскреблен в парующих королевских банях, кожа светилась изнутри. Ей предстояло преодолеть путь по белому ковру до самого трона, у подножья которого королева Иса покроет ее голову своей короной.

Ивири шумно вздохнула. Она должна думать сейчас о предстоящем возложенном на нее долге, о своем народе. Трое девиц служанок, включая Таю, одновременно подняли глаза на принцессу. Ивири выдавила из себя улыбку.

«Дыши, размеренно и глубоко, дыши, сохраняя спокойствие. Думай о Вайядарии – отец воззвал к объединению земель».

Но для воссоединения бездарных варроканцев и медиумов недостаточно было одной лишь его воли. Родарийцы покинули поле битвы, едва все их раненые смогли подняться и идти. Перед тем, как войти в Покаянный лес, к Ивири обратился Трилок Патхия, единственный служитель и ключник Белой Башни Нот: «Каждый день мы будем встречать с надеждой увидеть Верховную Вачану Вайядарии в своей родной долине, среди братьев и сестер». Ивири не нашлась, что ответить. Веран хотел, чтобы Варрок стал ее жизнью, ее королевством. А она не могла разорваться на два трона и, уж тем более, разочаровать отца.

Ивири качнула головой. Веран ушел. Иса, которая и раньше терпеть не могла девушку, после смерти своей дочери вообще перестала замечать кого бы то ни было и замкнулась в себе. Угасая от горя, она даже потеряла свой дар. Лераскес объяснил Ивири, что от сильного потрясения такое может случиться – способности медиума исчезают, часть его просто умирает: «Ураган горя ломает даже самые сильные деревья. А некоторые вырывает с корнем».

Девушка с надеждой поглядывала на двери. Ей отчаянно не хватало присутствия близкого человека, поддержки. Но старый учитель куда-то пропал еще с позавчера, как сказала ей Рада, срочно отбыл в Ратрим к своему захворавшему приятелю. Бросить ее в такой день, даже не попрощаться – нет, это на него совсем не похоже. Но Ивири ничего не оставалось, лишь ждать – друзей, кроме Лераскеса, у нее почти не было. Лорд Этан после смерти своего отца вступил в должность капитана королевской стражи и с рассвета до поздней ночи был занят набором и обучением новобранцев. К тому же, на его плечах теперь лежала организация и обеспечение безопасности предстоящей коронации будущих Правителей. Они с Ивири почти не виделись – мельком, успевая обменяться короткими взглядами, – после ухода Верана девушка ясно чувствовала возникшую между ними отчужденность.

Она была совершенно одна. Ивири постаралась унять дрожь и еще раз глубоко вдохнула. «В конце концов, это не самое страшное, что со мной происходило в жизни. Коронация! Да сотни девчонок мечтали бы постоять сейчас на моем месте!» Девушка улыбнулась самой себе – всю жизнь одна и на этот раз тоже справится.

«Не велика ноша, эта ваша корона!»

Ей стало еще веселее, она тихо засмеялась. Теперь служанки поглядывали на нее с откровенным страхом – решили, видать, что принцесса от нервов с ума сходит. Закончив причесывать, ее подвели к массивным высоким дверям. Ивири должна была идти босой. Согласно легенде, «правитель в белом пройдет белыми ногами по белому пути и светлым будет его путь», – что-то в этом роде, Ивири точно не запомнила. Белый – цвет надежды и справедливости. На белом виден любой изъян. Снаружи грянули трубы и, едва успев успокоиться, ее сердце вновь подпрыгнуло в груди, кровь ударила в голову.

Первым из замка на дворцовую площадь вышел принц Ринн. Босой, в белой рубашке и свободных штанах, расшитых белыми атласными нитями. Даже его пшеничные волосы, казалось, отливали легкой белизной. Небесно-голубые глаза и бледная кожа – он был весь белым, «светлым и чистым», как того требовал этот день. По толпе пронесся восторженный вдох, все затаили дыхание. У подножья лестницы Правительница Иса опустила на голову сына корону – тонкий золотой ободок, инкрустированный рубинами. Он не спеша поднялся по лестнице. Ноги принца отсчитали десять равных шагов. Толпа вокруг ломилась, давила, стараясь рассмотреть ближе своего короля, стража едва сдерживала напор.

– Правитель! Ринн! Криен! – провозгласил глашатай, и напряженное безмолвие взорвалось радостными криками и рукоплесканием.

Правитель Ринн Криен сел на свой белый трон и единственными цветными пятнами в этом белоснежном ансамбле мерцали маленькие красные рубины на голове у короля. Словно капли крови, символизировавшие муки монарха во благо своего народа, отречение от своих интересов во благо своей земли. Не успели зрители опомниться, как вновь загудели трубы и воцарилась полная тишина.

Ивири услышала второй сигнал – ее очередь. Высокие двери отворились, она ступила на промёрзшую белую ткань. «А ведь зима… Ринну, небось, прохладно там на улице, раздетым…» – странно, в такой волнительный час она беспокоилась о холоде. Но девушка зря волновалась – ей было жарко. Невзирая на мороз, щеки пылали ярче, чем огненное покрывало волос, зеленые глаза лихорадочно блестели. Увы, белым на ней было лишь платье. Она прошла по коридору, вот и выход.

На долю секунды Ивири замешкалась, встретившись с гигантским, зияющим чернотой, глазом многотысячной толпы. Стражники в посеребренных латах стояли вдоль молочного пути, разрезавшего площадь по центру. Ивири перевела дух и устремила взгляд вдаль, к подножью трона, где ее ждала Правительница Иса. Согласно описанной ей ранее церемонии, девушка обязана будет склониться, пока королева снимет корону с себя и возложит на голову дочери женщины, которую ненавидела всю жизнь. Склониться перед убийцей своей матери…

Или ее мать жива?

Ивири подняла подбородок, гоня прочь неуместные сейчас размышления, сделала шаг и еле удержалась от крика. Острая боль пронзила ногу. Все взгляды были направлены на нее. Ей нужно продолжать идти. Она скосила, что было сил, глаза на пол, стараясь не опускать головы. Легкий отблеск мелкого стекла. Она должна сделать еще один шаг. В кожу второй ноги впились сотни осколков, разрезая плоть. Не кричать. Нет. Она не может все испортить, она не должна подвести отца.

Ивири сделала следующий шаг, лишь слегка сомкнув глаза.

Дыши глубже.

«Лераскес, помоги!»

Стекло входило в босые, распаренные после ванны ступни, как горячий нож в масло. Еще шаг и стекла закончились, боль уменьшилась. Если это часть церемонии, почему Ивири об этом никто не предупредил заранее? Она поняла, что сейчас или закричит, или споткнется и упадет… Девушка в отчаянии возвела глаза вверх, скользя по бесконечной череде окон замка, и заметила Дерка. Отсюда можно было разглядеть лишь одинокий темный силуэт в окне, но она знала, что это был он, веющий густой силой, как никто другой вокруг. С тех пор, как брызжущего проклятиями мага, по его собственному настоянию, привезли после боя в замок, они не виделись. Лераскес, лично ухаживающий за ним, утверждал, что Дерк еще слишком слаб, чтобы вставать. Но Ивири дала бы голову на отсечение – она видела сейчас перед собой Неруима, и внезапно почувствовала, как часть его силы входит в нее, словно шквалистый ветер надувает парус дрейфующего корабля.

Она распрямила плечи, сделала вдох и пошла вперед с высоко поднятой головой. Тихий стон пронесся над толпой, поднялся гул, перешептывание нарастало по мере ее приближения к трону. Ивири ощутила, как стремительно зреет напряжение вокруг, словно гигантская металлическая пружина эмоций сжималась совсем рядом, давила на нее, готовилась выстрелить. Что-то пошло не так. Девушка постаралась не ускорять шаг, краем глаза она заметила, как кто-то из приезжих почетных гостей вскочил на балконе. Страх пронзил ее неожиданно и одновременно с криком из толпы:

– Это кровь! Кровь под ее ногами!

Ивири вздрогнула, вновь скосив глаза вниз. Между пальцев ног пузырилась алая вязкая жидкость. Она сделала последний шаг и остановилась напротив Исы Дагост. Королева смотрела на девушку бесстрастно, блеклый взгляд, отсутствующее выражение лица. Иса медленно сняла со своей головы корону. С правой стороны истерично закричали, послышался плач нескольких женщин. Мгновение, и корона уже была на голове у Ивири. Девушка отвернулась от Исы и взошла по ступеням к трону. Обернувшись, она увидела мрачную картину – вдоль длинного молочно-белого пути, по которому она шла, тянулась цепочка кровавых следов.

– Правительница! Ивири! Анкур! – вскричал глашатай.

Мгновение, и площадь взорвалась: люди вопили и плакали, рвали на себе волосы. Одни побежали прочь, другие ринулись к тронам, стражники окружили плотным кольцом ступени, но сдерживать такое количество народа было сложно.

– Ивири! Ринн! Быстрее! Нужно уходить! – прозвучал голос лорда Этана позади.

Ивири обернулась, уставившись в свое искаженное страхом лицо в отражении серебренного забрала капитана королевской стражи. В окружении трех кругов солдат новопровозглашённые Правители Варрока покинули дворцовую площадь в день своей коронации.

Глава 3

– Она знала, что делает, девка эта, вечный холод мне в задницу! Знала! Рот у нее отлично работал!

Лераскес поморщился. Он терпеть не мог скотские речи в адрес женщин. Он родился и воспитывался в лоне древней религии уважения к человеку, молился Великому Разуму… Старик закряхтел, с трудом поднимая тяжелую голову над грязным столом, вытер мокрую щеку, принюхался к ладони – рисовый ром. В кабаке было темно и дымно. Пошло хохотали развязные девицы, уворачиваясь от шлепков, покрикивали разогретые дешевым пойлом посетители. В тусклом свете огарков свечей их тени причудливо передвигались в танце, отражаясь на замасленных серых стенах.

– Хозяин! Даешь сладкого вина моим подругам! – гаркнул из-за спины тот же голос.

Старый учитель медленно обернулся, разглядев позади себя за соседним столом верзилу с всклокоченной сальной шевелюрой, которую ласково теребила дородная девка, рассевшись у того на коленях. Рядом с ними примостилась еще одна, светлая плоть женской груди призывно вздымалась над тесным лифом платья. Как он очутился в этом кабаке, один, мертвецки пьяный? Лераскес попытался вспомнить события последних дней, но вместо этого перед его глазами всплыло заостренное от голода лицо матери, подбрасывающей в камин сухие поленья.

Как давно это было… На другом краю мира…

Они садились вечерами у огня вместе со старшими братьями и сестрами в Башне Года питаться благодарностью и любовью Великого Разума. В диких землях Варрока никто не молился Великому Разуму. Мастер уже не помнил, когда он в последний раз встречал зрячих².

Мать разливала в глиняные кружки квас. Она готовила его, как все женщины, из черствого хлеба и солода, но добавляла свой секрет – молодую хвою – и напиток становился лечебным. Лераскес помнил ее маленькие белые руки, снующие между тарелками, утирающие носы младшим и стирающие одежду в ледяных водах Туги. Он родился далеко на севере, среди Вечных Химкар – в Лютных землях. Их народ жил в Башнях Года под защитой Великого Разума, и никто кроме служителей не покидал спасительные стены. Слишком близко от Мертвой земли, слишком холодно и опасно было выпускать детей на улицу, а лютная зима в тех краях никогда не кончалась. Он помнил тонкую корку льда на бессчетных каменных ступенях и свои проворные детские ноги, не знающие усталости, помнил взмывающие в небо остроконечные пики башен, черный звездный купол над головой и густые облака внизу над промерзшей землей. Облака были полны снега, и белая мука сеяла по пустыне бесплодными семенами. Но изредка шальной ветер доносил с юга свои дары, и тучи набухали от града. Ледяные глыбы пробивали самые крепкие жилища, уничтожая все живое, лишь только Башни Года стояли вечно. Их хранила магия древних зрячих. Тех самых светлых медиумов, которые заточили в подземельях Нарра и Ака и воздвигли Химкары вокруг Мертвой земли «…или Пустыне смерти, как ее еще иногда называли…»

– Старик, отчего не угостишь хорошую компанию добрым ромом? – за стол Лераскеса грузно опустились двое мужчин.

Учитель попытался рассмотреть их, но лица тошнотворно качались, плыли вместе со стенами в бесконечной дымной карусели. Один из них, вроде бы, был довольно молод.

– А здесь наливают добрый ром? – прохрипел Лераскес в ответ и закашлялся.

– Соображаешь, старый! – хохотнул тот, что постарше, – Прокисший рисовый ром и дешевый вонючий полугар – всё, что предлагают уважаемым посетителям в этом отстойнике!

– Зато недорого дерут и девки что надо! – донеслось от соседнего стола и кабак отозвался одобрительным ржанием.

– Пей свой ром, пока есть голова на плечах, дружище! – крикнул в спину Лераскесу мужик в компании женщин. – Кровавая ведьма уже на троне.

И тотчас стих смех, а из углов бара донеслись шипящие реплики.

– Анкуры…

– Я слышал, короля Верана четвертовали подземники, а возглавляла их эта девка Анкур…

– Бредни всё! Король наш трусливо сбежал от бунтовщиков, бросил свою армию! Принц Ринн, теперешний король, порубал взбесившихся подземников! Неровен час и ее грохнет, помяни мое слово. Я верю в нашего короля Ринна!

– За Ринна!

– За короля Ринна!

Лераскес прикрыл глаза, бросив бороться с головокружением. Удивительно, что он вдруг погрузился в мысли о детстве, ведь не вспоминал о родителях несколько десятков лет. Что ж, может быть, плохой алкоголь и странная компания, волнения и печали последних недель вызвали эти воспоминания о безопасных, тихих годах, пронизанных запахом его любимого редкого лакомства – ячменных лепешек. Да-да, детьми они считали себя в безопасности, несмотря на неизменно тревожные лица взрослых и резкие окрики: «Ни ногой из Башни! Слышишь?! Ни ногой!».

В те дни в их Башне Года оставался лишь с десяток семей. Древние сделали свою работу, заточив темное в землю, навеки умертвили почву злом и, огородившись неприступными горами от теплых ветров, не только отрезали себя от остального мира, но обрекли своих детей на вечный холод. Лютные земли превратились в ледяную тюрьму для своих обитателей. Жизнь там стала невыносимой, и из Башен Года потянулся народ – маги покидали свой дом, потомки великих колдунов уходили на юг. Шнары основали по соседству с Окутными землями Дайшану, Анкуры – Анкирию; Ойт и Неруим пошли еще дальше, осели в оазисах пустыни Хотры и на берегу Аитейна; на восток отправился Маилур со своими детьми. К западу от глубоководной, беснующейся Туги, стремящейся с вершин Химкар, разошлись семьи Чилисси и Яшабада.

Но некоторые остались. И в дни, когда весь мир уже успел позабыть знание, а зрячие потеряли зрение, лютные люди знали и зрели. И каждый вечер у огня, как прежде в древние времена, они молили Великий Разум лишь об одном. Все они, мужчины и женщины, старики и дети, одаренные и бездарные, утратившие связь с Вселенной, сплетались в едином трансе, сливались с великим целым – светлой защитной магией. И маленький маг Лераскес в те вечера чувствовал, как клокочет внутри него колоссальная сила. Чувствовал и до смерти боялся.

– Старик, пей с нами за нашего короля! – Лераскес поднял тусклый взгляд и чуть не стукнулся лбом о протянутую ему кружку, до краев наполненную вонючим пойлом.

Неожиданно в его памяти всплыло воспоминание. Накануне коронации он выпил вина из кубка, который поднес ему королевский виночерпий на совете. Почувствовал себя неважно… Лераскес застонал, потирая виски. Нужно было срочно уходить из этого места, только ноги налились свинцом, а комната опасно кружилась перед глазами.

Что стало с потомками великих Анкуров, что стало с землями, которые они основали… Люди, не знающие своей истории, не ведающие своих корней, некогда поднятые до прикосновения к Великому Разуму, спустились в кабаки к дешевому спирту, затмевающему остатки сознания. Он должен был помочь мужчине рода великого Неруима, он обязан быть рядом с единственной выжившей рода великих Анкуров. Люди забыли, от чего закрыли их Вечные горы, вгрызаясь в небо своими острыми клыками.

Он должен был…

– Пей же с нами, старик! За короля Ринна!

Много лет после того дня, ему снились кошмары. Снился густой туман, цвета дорожной грязи, в котором копошились в земле голые люди.

Ему вдруг стало страшно. Так страшно, по-настоящему, когда ладони покрываются холодной мокрой росой, а тело немеет и сердце падает под ребра к желудку, Лераскесу было лишь раз – бедовое бесстрашие юных лет толкнуло его покинуть свою башню и дойти до кромки проклятой земли. Отец, наверное, до самой смерти считал своего глупого сына храбрецом. А он чудом сумел сбежать.

Верни Ему!

Старый учитель прислушался – что-то происходило вокруг. Он забормотал заклятия, силясь сорвать алкогольный дурман, но легкое прояснение несколько раз наступало и тут же исчезало. «Верни Ему!» – колокол отбивал в висках оглушающий ритм испуганного сердца. Он должен предупредить, должен сказать. Но кому? Что и кому следовало вернуть?

Вконец измученный смертельным беспричинным страхом и беспомощностью, Лераскес взмахнул рукой, подозревая единственное.

– Авалокитешвара³.

Наступила гробовая тишина. Людей окутало легкой белой дымкой.

Мрьт стоял рядом. Совсем близко.

Сознание прояснилось. Лераскес быстро отвел взгляд, страшась рассмотреть. Кивнул. Снял заклятие. Зал вновь наполнился смрадом и гомоном нетрезвых глоток, а голова противно отяжелела. Мрьт – несущий смерть, проводник зрячих духов. Лераскес предчувствовал, но к такому никогда нельзя быть готовым. Не имело смысла прятаться, бежать, мучать свою память, вспоминая заклинания. Страх ушел, уступил место апатии, лишь легкая тревога все же оставалась, зудела надоедливой мухой в опустевшем разуме. Он должен был сказать, успеть передать. Лераскес с отвращением отодвинул от себя кружку с ромом и попытался встать, но тут же завалился на молодого соседа справа.

– Ооо, отец, да тебе проветриться не мешает, – он почувствовал сильную хватку с обеих сторон. Его вывели под руки на улицу.

– Скажите ей – вернуть Ему! – прохрипел старик в темноту и вновь закашлялся.

– Чего-чего ты там пыхтишь, дед? Может, облегчишься лучше? Я, вона, как отолью, так и трезвею, тьфу, тролья печень!

Рядом послышалось журчание. Лераскес замотал головой, стараясь не забыть главного.

– Скажите ей… королеве… вернуть Ему, отдать! – ноги его окончательно сдались и, потеряв равновесие, мастер Заряной Башни с размаху угодил в лужу лицом.

– Королеве? – в темноте раздался хохот, – А кому королева дать-то должна? Может тебе, старый болван?

Чьи-то руки перевернули Лераскеса на спину.

– Вернуть Ему… Мертвая земля… отдать… – последнее, что он увидел перед собой – внимательные глаза юноши.

Ему подлили зелье забвения: вначале сдавалось тело, способность управлять разумом уходила последней. Воспоминания кружились каруселью, что устанавливали по весне на городской площади Анкирии. Ему было четырнадцать лет, когда он впервые увидел эту карусель, а голова его была уже седой. Он помнил ингредиенты зелья забвения. Помнил Лютные земли, но не мог вспомнить лица́ того, кто предложил ему кубок с ядом, не помнил имени девочки, которой должен был помочь. Да и какая разница, все это потеряло свою важность, если сегодня он, наконец, встретится с ней…

Легкий толчок под ребро, лезвие вошло легко и быстро.

 
«Темные силы крепнут в пещерах Химкар…»
«И реки запылают огнем, а с неба посыплется земля…».
 
 
Мрьт
 
 
приоткрыл рот,
 
 
подул.
 

Душа мага скользнула над телом, унеслась, ведомая глубоким потоком незабвения.

Верховного Королевского советника Лераскеса, последнего наследника древнего рода Велиров, нашли мертвым под утро в одной из подворотен Рукрина. На лице старика застыла блаженная улыбка.