Читать книгу: «Павлик», страница 7
Павлик обвел глазами дворик: на улице уже окончательно стемнело, и по всей его территории зажглись массивные светильники. Подсвечивался и пруд. Лазоревая вода переливалась разноцветными бликами, маленькие рыбешки по-прежнему весело сновали возле камней.
– В общем, шиза полная, – продолжил он. – Но недаром мудрые люди говорят: время все лечит. Через час я вискарь добил, вроде брать он меня даже начал чуть-чуть. Только спать я идти не могу. Физически не могу! Думаю: лучше теперь вообще спать не буду, – Павлик саркастически хмыкнул, – чем еще раз такое кино про себя смотреть. Вырубился уже под утро, считай. Работу проспал, встречу, – он махнул рукой, – все, что можно только! Одна радость – как убитый спал. Темнота спасительная – как будто в яму какую-то черную провалился. Я вот тогда впервые, наверное, про небытие подумал, что же это за такое. И Гамлета, кстати, вспомнил… Не знаю уж, – Павлик досадливо потер переносицу, – правильно ли я думал тогда, но мысль пришла сразу: есть такое бытие, что после него любое небытие сказкой покажется! Вот после поля того жизнь отдашь, чтобы ничего такого отродясь в жизни твоей больше не было! А если уж по-другому никак, – он на миг задумался, – лучше уж вообще пусть ничего не будет, чем такое…
Игорь Сергеевич воспользовался паузой и протянул Павлику тарелку с кусками мяса.
– Вы хоть пару кусочков попробуйте, пока теплое. Это гордость Азиза, – он усмехнулся, – если так сказать можно. А-са-до. Аргентинская кухня. Азиз его где-то попробовал и рассказывал, что год потом успокоиться не мог: все рецепт искал. Потом кардинально вопрос решил: на пару месяцев в Аргентину уехал, – он расхохотался. – Там стажировку и прошел. Но результат, – Игорь Сергеевич причмокнул языком, – впечатляет!
– Спасибо, – Павлик ковырнул мясо, положил кусочек в рот и принялся жевать. Глаза его широко раскрылись, а его большой палец вверх тут же взмыл вверх в недвусмысленном жесте восторженного одобрения. – Ни фига себе! Пальчики оближешь! Ни разу я ничего подобного не ел! Чтобы из мяса такое сделать, м-м-м!.. Фокусник ваш Азиз!
– Фокусник, – гастрономический гид, довольный реакцией своего подопечного, кивнул, соглашаясь, и добавил с усмешкой, – только рецепт не выдает. Смеется. Нужно, говорит, – сам разбирайся! Ищи, пробуй, а так – с чужих слов да на чужом опыте – никакой радости для души нет. Как будто я для радости души рецепт спрашиваю, – Игорь Сергеевич шутливо развел руки в стороны. – Оригинал, одно слово…
– Может, и прав он, – Павлик отправил в рот еще кусочек. – С одной стороны, конечно, так и есть. Когда сам все пройдешь, сам все тонкие моменты раскроешь, оно, ясен пень, вдвойне ценнее становится. С другой стороны, – он пожал плечами, – так можно никогда и не попробовать асадо это ваше. Где рецепт искать, где – мясо? В Аргентину на месяц свалить не каждый может, чтоб живот порадовать…
В беседке появился кальянщик. Несколько минут умелых манипуляций – и оба гостя уже выпускали струи ароматного дыма под развеселое бульканье.
– Ну а дальше-то что? – Игорь Сергеевич отложил кальян и подался вперед к собеседнику.
– Если попросту, думал, крыша поехала. Причем, именно так в тот момент и подумал. Один-то раз – ну ладно, мало ли, как говорится, что присниться может, а второй-то раз на случайность уже не спишешь! Я ведь не только про Кришну с Иеговой тогда не думал, но и про сны себе никаких вопросов не задавал…
Павлик задумчиво рассматривал дворик, украшенный горящими уже светильниками. Все беседки были заняты, но вокруг стояла непривычная для ресторанов тишина, удивившая его больше всего. Складывалось ощущение, что все посетители разговаривали исключительно вполголоса, чтобы не мешать друг другу. Официантов не было видно, но стоило только возникнуть какой-либо нужде, Рамзан мигом возникал в беседке, как черт из коробочки, молниеносно доставляя все необходимое.
– Я, Игорь Сергеевич, тогда себе почти никаких вопросов вовсе не задавал, – вздохнул молодой человек, – ни лишних, ни вообще… Шло все по накатанной и шло себе. А что именно шло, почему по такой накатанной шло, а не по другой какой-то, с кем все это шло или случалось – вот уж эти подробности меня вообще никак не парили, – Павлик мрачно усмехнулся и кивнул собеседнику, – до поры до времени, как выяснилось. Правильно Будда сказал: все хорошее когда-нибудь заканчивается! Да и плохое тоже, – он тряхнул головой – Вот и у меня закончилось все и сразу. До этого-то как сыр в масле катался, как потом уже понял… Терки из-за бизнеса копеечного моего, разборки местечковые – все таким детским лепетом показалось… Проблемы разом исчезли, точнее, ясно стало, что и не проблемы это, а так, семечки. Да и созданы все эти вопросы и проблемы тобой самолично, если разбираться начать. А сон этот – вот настоящая проблема, как выяснилось, – он невесело хохотнул. – Это потом уже было, год спустя, наверное… Я на тренинг как-то попал к коучу одному, как сейчас говорят. Модный, сцуко, дорогой, – Павлик искоса посмотрел на Игоря Сергеевича. – На вас, кстати, чем-то похож, вы уж не обижайтесь, только помоложе. А так – чистый успех, а не человек! Этот хрен нам восемь часов про позитивное мышление втолковывал: как важно оно да как развить его, да какие потом преференции можно получить. Ему верить – не жизнь, а сказка начнется, когда голову свою с негатива на позитив перестроишь!
Он с сомнением посмотрел на пустую рюмку. Игорь Сергеевич опередил его и подлил из маленького графинчика текилы. Павлик благодарно кивнул и взял ее.
– Тут ведь и коучем быть не обязательно, ослу последнему посыл этот ясен: когда все хорошо у тебя, то все хорошо, и по-другому быть не может. В таком-то случае позитивное мышление формировать проще репы пареной. Да и чего его формировать-то тогда? – он разгорячился. – Встал с утра, а у тебя все «в шоколаде»! Оно, разумеется, само собой и сформируется, мышление это позитивное. А вот когда у тебя крыша течь начинает, тогда откуда позитивное мышление взять? – Павлик залпом осушил рюмку. – Так этот коуч нам еще, знаете, что втирал? Что проблем не бывает! Вообще, говорит, нет проблем – ни как класса, ни как явления. Главное, мол, это самое позитивное мышление сформировать – и все проблемы исчезнут разом! А так, в действительности, проблем нет! Их, проблемы свои, люди сами, мол, себе же придумывают и создают. Слушал я его и сон тот вспоминал. Так-то я с этим коучем согласен, – Павлик утвердительно покивал, – проблем, действительно, нет. Сон тот разве можно проблемой назвать? Да нет, конечно! Это ж не проблема, а пиздец натуральный, простите уж за прямоту, кромешный к тому же. Ясен пень, пиздец – это же не проблема никакая! Пиздец, – он начал постукивать кулаком по столу, – это просто пиздец! И его ни проблемой не назовешь, ни еще как… Этому баобабу-коучу такую бы пляску в жизни устроить, а потом посмотреть, как его метод работать будет, на практике, я имею в виду! Встал с утра, а ты – хрен знает кто такой: то ли Игорь Смирнов на поле под пулями, то ли Павлик, у которого крыша отъезжать начинает! Впрочем, – он выдохнул и махнул рукой, – бог с ним, с коучем с этим! Вот тогда-то у меня полный алллес и начался. Первое – это, конечно, страх с катушек слететь. Только страх этот, он человеческий очень. Это первая реакция такая. А вот дальше – все хуже…
Он забулькал кальяном, выпустил струйку дыма в направлении неба и продолжил:
– Я же тогда впервые о смерти задумался, если начистоту говорить… Потом-то много мыслей было по этому поводу, а тогда – впервые. Мы ведь как живем? – он вопросительно посмотрел на собеседника. – Вроде бы каждый знает, что мир вокруг нас – временное, так сказать, явление. Вроде ж и знаем, что умрем, что закончится жизнь, сколько бы там тебе отпущено не было. Но ведь не живем мы этим знанием! Это же как будто мертвая информация какая-то: что есть она, что нет ее… И знаем, казалось бы, что для каждого свой срок придет, свой черед, а живем, как бессмертные, как будто никогда нам отсюда уходить не придется. Далеко смерть-то от нас – вот и видится она нам абстракцией туманной. И рядом, опять же, и люди мрут, а по телику так и вообще чего только не показывают, но ведь не верит никто, что его та же учесть коснется, – Павлик оживился. – Вот ведь парадокс забавный! Все всё знают вроде бы, а вот по-настоящему не верят! «Со мной, – каждый про себя думает, – чтоб такое – да ни в жисть! Со мною – потом, когда-нибудь!» И это, я думаю, почти у всех так. А на поле том, – он зябко поежился, – там сразу все по своим местам расставлено. И отсрочек никаких… Пару минут разве что – старшине на команду, а потом – яйца зубами зажать, и – вперед! Встать, руки раскинуть, чтобы красоту эту в себя в последний раз впустить без остатка, и – вот она, родимая!.. Небытие гамлетовское… И не абстракция это, не поллюция умственная, а грозная реальность, за которой – хрен его знает, что такое.
Он замолчал и надолго погрузился в себя. Игорь Сергеевич задумчиво булькал кальяном и терпеливо ждал. Наконец, он не выдержал и нарушил затянувшееся молчание:
– И как вы разбираться с этим начали?
– С трудом, – криво усмехнулся Павлик. – Это сейчас все проще. И в сети с каждым днем информации больше и больше, сайты разные специализированные, форумы… Да и в книжный зайдешь – глаза разбегаются! Одно слово – бум эзотерический. А тогда, в четвертом году, еще поменьше всего было. А так ведь и не знаешь, куда сунуться-то! – он покачал головой. – В мозгу один вариант только рабочий – в психушку сразу сдаваться идти! А первая мысль тогда, кстати, такая и была: идти туда и все как на духу эскулапам выложить. Я ведь от чего в шоке-то настоящем был? Да от того, что я ведь реально на поле том оказался… – он понизил голос и чуть подался вперед. – Звучит дико, сам понимаю, но из песни слов ведь не выкинешь! И как бы оно сейчас ни звучало, а тогда я точно знал, чутьем каким-то внутренним, что я на поле том в действительности был! – он отрицательно помотал головой на невысказанное возражение. – Знаю, все знаю, что вы мне сейчас говорить будете. Сознание – штука темная, сны – вопрос неизученный! Все это проходили! Но я, Игорь Сергеевич, вам так скажу: после сна этого у вас у самого никаких сомнений не осталось бы. И я же не сумасшедший! Я ведь все понимаю, – он похлопал себя по груди, – вот он я, Павлик-то! Это, конечно, кто бы спорить стал? Только одновременно я еще и тот Игорь Смирнов, который на поле весеннем перед кирхой лежит. Под небом синим и пронзительным… Вот в двух лицах я и получаюсь, и какое из них настоящее – поди разберись еще. С одной стороны, вот он я, Павлик Андреев, тридцати четырех лет отроду, а с другой – Игорь Смирнов, двадцати шести. С одной стороны, я в «Армагеддоне» с аллигатором текилу пью, а с другой – сейчас вот команда Ивана Кузьмича раздастся – и все, финиш. Только и успеешь, что руки в стороны широко раскинуть да принять прямо на грудь граммы те горячие, – губы Павлика задрожали. Он словно осунулся лицом, и его новый знакомый в который уже раз подумал, что выглядит этот молодой человек теперь куда старше обозначенных тридцати четырех.
Неслышно подошел кальянщик, вопросительно посмотрел на Игоря Сергеевича и, быстро совершив требуемые манипуляции с углями, также незаметно исчез.
– В психушку я, разумеется, не пошел. Хотя там бы, полагаю, с распростертыми объятьями меня приняли. Как услышали бы эссе мое, сразу бы в уютное и ограниченное пространство определили бы, с желтыми стенами. А из эссе еще, поди, пару докторских скроили б добрые эскулапы, – он потер макушку. – Начал сам разбираться. А как разбираться-то? Поговорить особо не с кем, да и не знаешь, с чего начать толком, – Павлик ковырнул вилкой кусок остывшего мяса в тарелке. – Вот и начал, как мог. И в Интернете копал, и в книжных рылся, чтобы хоть за что-то уцепиться, хоть какой-то вектор для поисков дальнейших наметить. А снов этих и нет в помине! Я и нарыть-то толком ничего особенного не успел – думал, все, конец кошмара, как бабка отшептала! Рано радовался, – он тяжело вздохнул. – Может, недели три перерыв-то и был. Потом – один в один! Рассказывать по третьему разу – смысла нет особого. Все как под копирку! Словно кино кто-то крутит для меня. И мысли – один в один, и эмоции, – Павлик нахмурился. – Хотя, вру: какие там эмоции особенные? Всех эмоций – ужас только животный да мысли, что не должно так быть, что не бывает на свете несправедливости такой! А еще я вам скажу: из раза в раз все сильнее чувство это, что не выйду я с поля, никак не выйду. Безнадега эта все сильнее и сильнее, обреченность… Вот, разве что, и разница вся. Хотя, – он наморщил лоб, – именно в тот, третий раз, я и испытал чувство это, что делать мне что-то нужно. Срочно, причем, нужно, и прямо сейчас. И как будто мысль в голове застряла: если вот немедленно не пойму, что делать надо, так до скончания века и буду на поле том лежать в вечном ужасе адском. Правда, тут не поручусь: может быть, и потом это уже всплыло. Но третий сон – как и второй, точно. И ощущение потом было, что это словно кольцо какое-то.
Павлик прищелкнул пальцами, оживляя память:
– Помните, фильм такой был – «День сурка»? Смотрели? – его собеседник улыбнулся и кивнул. – Один в один ситуация! Там же герой главный, которого Билл Мюррей играет, когда понял, что как по кругу ходит, он же выход искать начал! Пытался придумать что-то, чтобы из колеса этого вырваться, проклятого и заколдованного. И тоже ведь поначалу понять не мог, что делать ему нужно, чтобы кошмар тот прекратить. Вот и у меня во сне, видимо, ощущение похожее крепнуть начало. Но это я отвлекся уже, – он махнул рукой. – Короче, проснулся я. До утра глаз не сомкнул. Мыслей уже – что попустило, и кончилось все – нет и в помине. Сидел, курил, трясся. В мозгу только и крутится: «За что мне все это?» Впервые про Бога подумал! Ну не то чтобы серьезно там, но подумал! Наутро опять в Сеть полез. Теперь стимул был настоящий: понимать начал, что добром дело уже не кончится. Да еще загон все сильнее и сильнее, что с катушек слечу окончательно! Так и буду дурачком жить: в реальности нашей, а сознанием – навечно на поле том застряну, в ужасе да безнадеге кромешной. Не поверите: «День сурка» раз пять пересматривал, особенно по ночам, чтобы спать не ложиться только. Как почувствую, что уже все, тогда только и откидывался… Спать, я имею в виду, откидывался. Как засыпал – толком и не помню… Несколько дней так и прошло. Рыться продолжал и в Интернете, и в книгах. Но со снами вопрос темный оказался, а информация – однобокая какая-то. Народ все больше толкованиями занимался: что значат сны да к чему они привести могут. А тут дураком нужно быть, чтобы не понять, к чему это привести может. Ясень пень, только к персональной палате, в которой стены мягким обиты, а более ни к чему. Вот за этими занятиями неделя и прошла, ну, может, дней пять-шесть… И опять…
Павлик снова поковырял вилкой в тарелке, зацепил кусок мяса, но есть не стал.
– И опять – двадцать пять, за рыбу деньги! Повторяться смысла нет: все то же самое. Грохот очереди пулеметной, ужас животный, глаза Серегины, «Больно!» его. Запах с ума сводит земли свежей. И от контраста такого, я думаю, еще нереальнее и страшнее все. Вокруг – весна ведь, птички поют, травка зеленая, природа воскресает и радуется. Этому всему – жизнь, а нам – смерть… Да и не в смерти вопрос-то…. Я ж всю войну прошел, смерти-то повидал в достатке, – он искоса взглянул на собеседника и виновато улыбнулся. – Я – это тот, Игорь Смирнов который, двадцати шести лет, мордой в землю весеннюю впечатанный. Самое страшное тут – именно контраст этот да несправедливость. Чтобы покороче немного, сразу скажу: пятый, шестой сны – они один за другим пошли, может, в несколько дней разница… Вот тут я взвыл по-настоящему, – Павлик осунулся лицом, – по-взрослому, что называется. Вам показаться может: привыкнуть был должен, а на деле – наоборот. Я на пару дней в зажигалово жесткое ушел – надеялся, поможет. С утра и начал, как раз после последнего сна… Шестой это был, как сейчас помню… Я им счет-то вел, да и потом такое не забудешь, если уж честно. И хоть сон – как под копирку, но нет никакой разницы для тебя, в смысле, нет привычки к нему, воспоминаний там, что было это уже все. Все – как в первый раз. И накал один и тот же. А тут уже, наверное, система нервная уставать стала, сдавать. Я, если честно, – он в упор посмотрел на собеседника, – чего греха таить, про небытие это всерьез задумался. Не то чтобы о суициде конкретно, но появились мысли нехорошие тогда… Пару дней пробухал – снов нет вроде, да и умом-то понимаю, что в запой вечный не уйти ведь! Начал с удвоенной силой в Сети рыться… И тут я впервые про сновидения и услышал, – Павлик выделил ударением второй слог. – Если коротко совсем, насколько возможно, то сновидение – это совсем другая штука, нежели сон обычный.
– А разница в чем? – Игорь Сергеевич смотрел с интересом.
– Так я же про это и начал, – кивнул Павлик. – Совсем коротко не выйдет, конечно, но попробую, как смогу. Со снами, Игорь Сергеевич, вообще не совсем просто. Или, лучше будет сказать, вообще все запутано. Если по классике научной, так там – проще пареной репы, конечно. У ученых – у них все проще пареной репы. Если им верить, так сны – это результат мозга работы. Дескать, мозг, когда в другой режим переходит, в ночной то есть, то и начинает картинки всякие выдавать, на основе впечатлений дневных. И сны, собственно, мозг из дневных переживаний и конструирует.
– Ну да, – бизнесмен понятливо кивнул. – А что не так?
– Если коротко, вообще все не так, – хмыкнул Павлик. – А если подробно, тут литр нужен, и история моя никогда не кончится. Если по сути, то, что такое сны, никто толком не знает. Некоторые думают, что знают, ученые вон, к примеру. Хотя, – он почесал нос, – ученые тоже разные бывают. Но есть такие товарищи, кто эти сны исследовать начинает. Обживаться в них, управлять ими…
– Что значит «обживаться»? И как это снами управлять можно?
– Тут история сложная вырисовывается. Сначала надо обязательно понять, что ты спишь. Осознать, что все, происходящее сейчас, – сон. У вас такое было когда-нибудь?
– Было, – Игорь Сергеевич с улыбкой кивнул. – В детстве самом, несколько раз. Но это давно очень было, я сейчас и не вспомню уже толком, когда. Совсем еще ребенком маленьким был. Только помню, – тут он улыбнулся мягко и неожиданно тепло, – что, как понял я, что сплю, так радость – аж до слез, восторг! Но это мгновения какие-то длилось – узнавание, а потом проснулся сразу. Надо же… Я уж и забыл про это! Если бы вы сейчас не напомнили…
– Вот, короче, и ключ, – Павлик показал большой палец. – Если не проснуться, а помнить, что это все вокруг – сон, то снами управлять можно! И еще много чего…
– А зачем снами управлять-то? Смысл в этом какой? С практической точки зрения?
– С практической – прямой. С практической точки зрения тут один сплошной смысл и есть. Мой случай – лучший пример, кстати. Если бы я во время кошмара этого, когда от ужаса на поле корчусь, осознал, что все происходящее – не реальность, а сон, разве я бы дальше мучился от страхов своих? Разве мрак этот кромешный продолжался бы? Да нет, конечно! Если бы я понимал тогда, что проснусь через минуту, весь кошмар сразу бы одним махом и закончился! Но это одна сторона медали только. Я же вам про управление снами говорить начал, а это уже вообще другой коленкор. Вначале осознать нужно, что все происходящее – сон, а дальше, как только вы это осознали, можно уже и сценарий менять. Это же реальность наша повседневная – жесткая и статичная, а в снах ведь совсем другие законы. Там, если навыки должные иметь, можно и ход событий менять, и на реальность сна воздействовать! Как люди знающие утверждают, много чего можно, хоть бы и колокольню с пулеметчиком этим мысленно уничтожить! Законы сна, они ведь другие совсем, там даже ограничения мира нашего физического не работают. Кто-то летает во снах, кто-то по воде ходит…
– Ход мыслей ясен, – визави Павлика c улыбкой кивнул. – Только практический смысл этого мне не понятен, уж извините. Хоть летайте вы во сне вашем, хоть по воде ходите, но это сон просто, а не реальность, в которой мы с вами живем…
– Охренеть и не встать! – Павлик радостно всплеснул руками. – А вы, скажите-ка на милость, как различаете-то их – реальность нашу и сны? Дефиницию, про которую вы так говорить любите, вы как тут осуществляете?
– Странный вопрос, – Игорь Сергеевич пожал плечами. – Тут, как мне кажется, любой нормальный человек отличит, где сон, а где реальность жизни. Если специально тумана не напускать, естественно. И, как вы сами выразиться изволили, – он с привычным своим лукавством усмехнулся и подмигнул, – интуитивно я эту саму дефиницию осуществлю. Интуитивно и безошибочно…
– Угу, – Павлик радостно засучил ногами, – любой, говорите? Интуитивно и безошибочно, говорите? Так вы же мне только что сами сказали, что лишь пару раз такое с вами было, да и то в детстве далеком! И добавили еще, что на миг всего и осознали, что вокруг – сон. Радость испытали, восторг, а потом – снова провал в сознании и амнезия сплошная. Где логика-то у вас? То про безошибочную и интуитивную дефиницию говорите, мол, проще пареной репы осознать, что сон вокруг, то признаетесь, что лишь пару раз в далеком детстве у вас такое и получалось! Что-то у вас тут одно с другим не клеится, если хотите мое мнение знать!
Мужчина некоторое время молчал, переваривая аргументы своего молодого оппонента, а потом несколько неуверенно махнул рукой:
– Ну, знаете… Мой пример, если уж на то пошло, совсем неудачный. На мне статистики не построить, не снятся мне сны, как я вам уже говорил. Редко совсем, да и тех я толком не помню…
– Кроме пирамиды, если уж на то пошло! – Павлик хитро подмигнул, а у Игоря Сергеевича непроизвольно дернулась щека. – Вы мне вот сейчас без хитростей скажите: у вас, когда вам сон этот, про пирамиду который, снился, сомнения были, что настоящее все вокруг? Что это взаправду все с вами происходит? – он подался вперед и требовательно смотрел на озадаченного собеседника.
– Нет… Пожалуй, нет… – Игорь Сергеевич после короткого раздумья отрицательно покачал головой. – Не было сомнений, ваша правда, – он еле заметно улыбнулся. – Сон, действительно, странный был. И правдоподобный очень…
– Вот я к этому и вел! Если правде в глаза смотреть, то картина такая получается: пока вы спите и вам сон снится, для вас, для спящего, сон ваш – стопроцентная реальность! Реальнее которой в тот момент ничего нет и быть не может!
– Так это же сон, Павел! Вы же потом-то просыпаетесь!
– А с чего вы взяли, – с прищуром спросил Павлик, – что вы от этого всего, – он обвел рукой вокруг себя, – не проснетесь?
Игорь Сергеевич вытаращил глаза, несколько раз порывался что-то сказать, однако так и не смог ничего из себя выдавить, махнул только рукой да усмехнулся:
– Бросьте! Это уже ерундистика получается! Давайте лучше историю свою дальше, а то… – он неопределенно поводил в воздухе рукой и потянулся к кальяну. Павлик едва заметно улыбнулся и кивнул.
– Я вам сейчас, прежде чем с историей моей дальше разбираться, одну вещь скажу. А вы на досуге поразмышляйте над ней, – он подмигнул своему визави. – Если вы не фантазиями своими руководствоваться будете, а фактами, то вам признать придется, как бы для вас сейчас все это дико ни прозвучало: любой сон для вас самая что ни на есть стопроцентная реальность и есть, пока вы не осознаете, что это сон вам снится. Не различает сознание ваше, где сон, а где реальность. И уж об интуитивной и безошибочной дефиниции, – Павлик с легкой ехидцей усмехнулся и снова подмигнул собеседнику, – тут вообще говорить не приходится. И ваши собственные сны – лучшее тому доказательство, кстати! Для сознания вашего все происходящее с вами – всегда реальность. Здесь еще один момент интересный есть, – он убедительно кивнул. – Для вас сейчас это опять дико прозвучит, но тут уж наука ваша хваленая в помощь. Вы же в полной уверенности пребываете, что снов вы не видите почти! Даже с пирамидой тот сон – исключение из правил общих. Но это иллюзия стопроцентная. Вам любой ученый докажет, что вы из восьми часов ночного беспамятства большую часть времени сны видите. То, что не помните вы их, – второй вопрос. Но если факты в расчет принимать, то у вас из восьми часов ночи половина как минимум – это сны, в которых с вами случается что-то, происходят события разные. И пусть вы потом и не вспомните об этом, но пока снятся вам сны, считайте, что жизнь вы живете. И жизнь та для вас – реальность самая настоящая. А если начинать совсем подробно с этим вопросом разбираться да циклы снов считать, то вы во сне вообще вторую жизнь проживаете! И жизнь в снах этих, прошу еще раз отметить, не менее реальна для вас, чем вот эта дневная, – Павлик широким жестом обвел пространство вокруг. – Я вам это для справки сказал, чтобы вы поразмышлять потом сами смогли да выводы сделать какие-то. А заодно, чтобы понятно вам стало, зачем некоторые товарищи со снами морочиться начинают. У нас же с вами про форумы разговор зашел да про тех, кто сны изучает…
Игорь Сергеевич с улыбкой кивнул, предлагая тем самым продолжать оборванный разговор.
– Вы только не подумайте, что я вас тут уму-разуму учу или ученость собственную показываю, – Павлик отрицательно покачал головой и усмехнулся. – Это сейчас мне легко более-менее на всякие такие темы рассуждать, после четырех-то лет. Я сразу ведь сказал: скидку делайте на понимание сегодняшнее мое. А тогда, – он махнул рукой, – ни понимания, ни мыслей подобных и в помине ведь не было! Как-то раз я на форум сновидцев-то в Интернете набрел, где народ на всякие такие вопросы заморачивается. Вначале эйфория была: дескать, вот и закончились мои мытарства! Сейчас, думал, мне люди добрые да опытные и объяснят, что делать с этим всем и как вести себя, – он замолчал, отдавшись воспоминаниям.
– Объяснили? – вырвал его оттуда Игорь Сергеевич.
– А как же, – Павлик мрачно кивнул. – Конечно, объяснили. Мне самый главный их, гуру форумный, втирать начал, как сном моим управлять, – с горькой улыбкой он посмотрел в дальний конец дворика. – Хорошо, что я, хоть и дурак еще был, сообразил сразу, куда послать этого авторитета. Вы сами представьте: я сон в подробностях рассказываю, чувства все свои, а этот теоретик мне втюхивает, что, мол, начни сам управлять сценарием! У меня башня отлетает напрочь, как встану, во сне моем, кроме ужаса дикого и безнадеги, и нет ничего, считай, а он мне – управляй событиями, молодой падаван! Хотя, – он на миг задумался, – я вам так скажу: послал я его тогда, разумеется, с такими советами, да не все так просто. Может быть, конечно, зерно и было здравое в советах его, но я же печенкой почуял, что звиздабол он, уж простите меня сердечно! – Игорь Сергеевич коротко хохотнул, а Павлик утвердительно закивал. – Вот-вот, смех один! Больше того, – он понизил голос, словно опасаясь, что их могли услышать, – на форумах подобных через одного эти самые звиздаболы и есть! И это еще хорошая статистика, уж будьте уверены! А так – девяносто процентов! Соберутся вместе в клуб малахольных по интересам и давай друг другу байки из склепа травить. На практике хрен кто из них чего может, как та же самая практика показывает, но зато в теории у этих клоунов все просто здорово и замечательно!
Игорь Сергеевич расхохотался:
– Не очень-то вы, молодой человек, людей любите, как я погляжу!
– А за что их любить-то, людей этих? – Павлик снова мрачно уставился в сторону подсвеченного пруда. – Хоть бы одна причина была…
– Ну вы даете! – его визави удивленно пожал плечами. – Вы же сами-то тоже человек!
– Вот именно. Человек. А у нас тут ведь про людей разговор зашел?
Челюсть у Игоря Сергеевича плавно пошла вниз. Он некоторое время смотрел на собеседника, явно силясь что-то сказать, но это оказалось ему не по силам. Откашлявшись, он коротко звякнул колокольчиком.
– С вами не соскучишься, однако! Я уже за версту подвох чую, и все же разница-то какая? Все мы люди, все мы человеки, в конце концов. Даже пословица такая русская есть!
– Есть, – Павлик согласно кивнул. – Сейчас вообще много чего есть, чего раньше в самом страшном сне и представить себе нельзя было. Сейчас вон, – он ехидно улыбнулся, – пидорам жениться разрешили, к примеру, кое-где… Я вот только понять не могу: зачем? Дупло друг другу ковырять? Так для этого вроде бы штамп в паспорте не нужен! Хозяйство общее вести? А разве для этого ЗАГС требуется? Детей общих растить? – он скривился. – Прям перед глазами стоит: утренник, масяня вся такая нарядная в сарафанчике с цветочками… Выходит к елке стихи читать, а в переднем ряду два демона бородатых – папа и мама масяни той – слезы умиления вытирают, радуются! Тут только один вопрос встает, – Павлик саркастически усмехнулся, – как они эту масяню себе намутили? Сейчас вроде бы еще технологии не так далеко шагнули, чтобы у бородатых демонов масяни сами собой появлялись, без матери нормальной-то! Впрочем, усыновляют ведь детей-то они! Вот уж, не приведи господи!
Его собеседник согнулся от хохота. Вошедший Рамзан невозмутимо ждал в сторонке. Вскоре Игорь Сергеевич не без усилий привел себя в порядок и взглядом показал ему на два графинчика на столе. Тот молча кивнул и незаметно исчез из беседки. Отсмеявшись, Игорь Сергеевич вытер глаза и лукаво подмигнул своему оппоненту:
– А у вас, молодой человек, наболевшая, видимо, тема – нехорошие люди эти, с ориентацией нетрадиционной…
– Господи! – Павлик страдальчески закатил глаза и всплеснул руками. – Да что же это творится-то опять! Вы зачем из меня гомофоба какого-то сделать пытаетесь?! – он взмахом руки заставил замолчать встрепенувшегося было собеседника. – Я же уже сто раз повторил, а вы все никак одной простой вещи понять не можете! Да по фигу мне абсолютно, у кого там какая ориентация! Если кое-кто содомию учинять берется по взаимному согласию, мне-то какая разница?! Мне это, если хотите знать, так же точно фиолетово, как цвет трусов товарища Тонни Блэра! То есть вообще до фонаря. Но если вот товарищ Тонни Блэр начнет с телеэкранов жопой своей вертеть, трусы эти мне демонстрируя, – причем, тоже по фигу, с какой целью: для рекламы белья нижнего или мало ли какие у него еще фантазии на сей счет – вот тут мне уже ни разу не фиолетово! Я, если телек смотреть соберусь, то уж точно не для того, чтобы задницу этого черта британского созерцать, что в трусах, что без! И здесь такая же точно петрушка получается! На кой ляд они, – он разгорячился не на шутку, – свои эти наклонности всему миру в лицо тычут? Да еще и навязать хотят! Меня конкретно именно это бесит, если знать хотите! Вы вот мне все про какую-то наболевшую тему мою твердите, а понять никак одной простой вещи не можете. Да, есть у меня тема больная, но уж никак не гомосеки эти, простит меня Орел наш Говинда за такие слова! Больная тема – это когда черное с белым поменять хотят! Преднамеренно, причем, хотят, осознанно. Продуманно и хладнокровно… Здесь ведь не в ориентации их сексуальной дело, а в агрессивности, с которой они всему миру подмену понятий навязывают! Гомосексуализм-то этот – это же сбой программы просто, природой данной. Отклонение, если хотите, аномалия такая, не больше, я уже говорил вам. Но ведь подается это сейчас под каким соусом? Нормой же представить хотят! Как будто уже нормально это – с мужиком мужику в постель ложиться… А потом, дайте срок, это уже не нормально, а обязательно будет! – Павлик возмущенно затряс головой. – А я не хочу! Ни в постель с демоном бородатым ложиться не хочу, ни слышать про нормальность экспириенса такого тоже! Если уж есть такое отклонение, то уж давайте будем к нему так и относиться – как к отклонению, к болезни. На кой ляд мне слышать и видеть все это безобразие на экранах голубых да в журналах глянцевых?! Пидор же – это не гомосексуалист, если вы пока еще позиции моей не поняли, а гомик воинствующий! Вот он кто, пидор! И не из-за пристрастия своего порочного, а потому, что черное с белым местами норовит поменять, отклонение – с нормой. А в таком деле – лиха беда начало, что называется. Вначале – отклонение, потом – норма, позже – обязательно уже для всех! Да и права эти их, как уже тоже говорил, за которые борются все они, в чем заключаются? Про болезнь свою на весь свет белый орать и всем остальным предлагать – давайте, мол, товарищи-граждане, все вместе этой болезнью болеть?! Сольемся, мол, в прогрессивном и дружном экстазе! В этом, что ли, права их? А мои права? Не видеть этой гадости, не слышать про нее – это же мое законное право, и кто за него, я вас спрашиваю, бороться собирается? – он выдохнул и глотнул текилы. – И если и есть больной вопрос для меня, так это подмена понятий, а вовсе не гомики эти, которым посочувствовать только можно на самом-то деле. Вначале отклонение с нормой местами поменять, потом уже и ткачей недочеловеками объявить можно, чтобы пальцы им враз покромсать, а на итог уже окончательно тень на плетень навести, людей с человеками уровняв!
