Читать книгу: «Мальчик с сердцем цвета индиго», страница 5

Глава 11

События сменяют друг друга уже много тысяч лет, и всегда сначала происходит зарождение жизни, ее развитие, становление, созревание, создание новой семьи и новых жизней, проведение этих жизней до определенного статуса и затем законное увядание. Так было и в семье Илана. Идит уже была замужем и проживала счастливую жизнь с мужем заграницей. Ирит вышла замуж в родном городке и жила со своим супругом неподалеку от родителей. Амирам и Ашер пока не торопились с женитьбой, так как хотели дело отца сначала довести до определенного уровня, а Илан был на стадии раскопок новых истин.

За время, как наш герой понял, что борьба, какая бы она ни была в нем, не должна быть всепоглощающей, он разработал некие методики мирного взаимоотношения с отцом. Договорился, что по вечерам в выходные, после работы целый день в магазине и ужина дома, он будет уходить к Дову домой и учиться мудрости его дедушки. Отец был не против, так как дела действительно шли в гору, он вышел на компаньонов, которые были согласны с ним работать и расширять его бизнес. Отец даже подумывал открыть второй магазин в городе N., где сыновья смогли бы вести дела новой лавки. Амирам и Ашер прекрасно справлялись с этим вопросом и каждый раз обязательно в разговоре с отцом вставляли реплики, как Илан им помог в этом или другом вопросе.

Молодому человеку уже было девятнадцать лет. Его мысли стали совсем выбиваться из той клетки, в которой их заключил его отец, и в которой он сам старался их исправно держать. Они порой разлетались брызгами и обдавали его холодными каплями, возвращая как будто в жизнь. Ему было интересно этими мыслями делиться с мамой, братьями и сестрой, Хилай и с дедушкой Дова.

В один из таких дней разговор с дедушкой Дова зашел о понятии свободы. Илан захотел услышать его мнение, что есть для него свобода. Само определение термина он знал наизусть еще со школьной программы и немного начитался разных вариантов у мыслителей и философов по университетской программе. Но его интересовала другая сторона этого понятия. Он хотел услышать, как видят разные аспекты духовных ценностей человека обычные, такие, как он сам, люди.

Дедушка Дова, Рахамим, много путешествовал по молодости и видел немало бед и гонений. Он прожил очень тяжкую жизнь и, как многие другие его возраста, научился ценить ее искренне и проживать ее, смакуя каждую ее частичку в улыбках родных, в играх и криках своих внуков и в житейских бытовых разборках своих детей.

– Свобода… Свобода – это когда ты можешь думать и сказать то, что ты хочешь. Вслух и громко. Свобода – это когда твое сердце может само выбрать, с кем тебе быть и кем тебе стать. Свобода— это принять по своему собственному желанию быть менее успешным, чем тот, кого ты очень любишь. Свобода— это наш дар, который может нам позволить быть просто лучше, чем мы есть сегодня. Свобода – это когда тебя ударили, а ты можешь, по сути, нанести ответный удар. Между этим первым ударом и вторым находятся время и выбор, в них заключается наша свобода.

Свобода— это прекрасное преимущество немногих, потому что мы, люди, сами себя заключаем в кандалы несвободы. Часто мы теряем истинную ее ценность. У нас происходит подмена понятий. Мы начинаем считать свободой нанесение боли и несчастья другим, забывая, что наши границы свободы никогда не могут быть началом несвободы другого. Люди теряются и, расширяя свои границы, повреждают чужие дома, но они не понимают, что прежде всего они разрушают свой духовный дом, который потом восстановить невозможно. Они не понимают, что, захватывая новые территории, сами себя заключают в оковы страха потери этой власти, в мятежи и последующие трудности управления. Они забывают, что у самой свободы есть рамки и границы, и это их делает глубоко несчастными заключенными своих амбиций…

Рахамим после таких разговоров уходил в какие-то свои вспоминания, а Илан и Дов не могли нарушить эту тишину, как бы им ни хотелось продолжения его речей. Друзья всегда подолгу перебирали слова деда и размышляли над ними. Каждый раз им казалось, что после таких вечеров откровений дедушка оставался погруженным в свои мысли, а молодые люди, словно молодые птицы, приобретали новые перья для более искусного полета по воздуху жизни и над высокими горами ее преград.

Иногда перед уходом домой Илан заходил на побережье смотреть на ночное море. В этот день после разговора с Рахамимом друзья вместе пошли к камням и долго сидели, молчаливо глядя в дальние просторы моря, которые скрывались в подол глубокой ночи. Дов вновь завел свой разговор о старом:

– Илан, ты так ничего и не рисовал с тех пор?

– Нет.

– Мне вот этот простор ночи над морем было бы здорово увидеть твоими глазами и твоей кистью. Этот черный фон прямо так, как ты любишь.

– Я больше не рисую, Дов. Ты же знаешь.

– Хилай знает, что ты рисовал раньше? Представь, ведь ты бы мог написать ее портрет.

– Нет. И знать ей это незачем. – Илан повернулся к другу, чтобы уловить его взгляд и отметить для себя, что тот все понял.

– Это твоя свобода, твой выбор. Пусть будет так, – заключил Дов, завершая сегодняшний разговор о свободе.

Друзья распрощались и разошлись по домам. Илан весь вечер не мог остановить этот зародыш мысли, который посеял в его голову друг. Ведь он смог бы прикоснуться своей кистью к самой первозданной красоте мира. «Написать ее портрет» – эти слова в голове так и не давали ему покоя, пока его не одолел крепкий сон, в котором он рисовал ее самыми яркими цветами на огромном холсте масляными красками без кистей. Он рисовал ее пальцами, а краски в руках ощущались терпкими, бархатистыми, теплыми и густыми. Мазки были огромные, и картина мало походила на нее, но он знал, что рисует именно свою свободу.

Глава 12

Осень шла медленным, неторопливым шагом и дарила жителям городка сладкие и уютные дни, свежие ранние вечера и краски в теплых оттенках меда и корицы. Хилай с мамой готовились к посту отца, который должен был проходить с 24-го по 30-й градус Скорпиона. Это был пост сожженного пути, с каждым днем которого Солнце сжигало по одному из грехов человека. Это были дни, посвященные семи демонам: осквернитель стихии Огня, осквернитель стихии Воздуха или Неба, осквернитель стихии Воды, осквернитель стихии Земли, осквернитель стихии Растений, осквернитель стихии Животных. Последний день, завершающий пост, был связан с осквернителем Человека. Эти дни Фаравиндад дочери с детства называл периодом выбора слова: мертвого слова или Благого. Это был пост очищения.

После поста в доме Хилай был очередной праздник, родители с Хилай зажгли 4 костра на территории их сада в очагах для огня. В этот вечер Илан выбрался из университета пораньше и приехал в гости к Хилай, когда ее родители уже покинули сад и ушли отдыхать в дом. Они нашли закрытый уголок сада, куда позвала его Хилай. Сидя на скамейке с красивой резьбой в восточном стиле, она рассказала ему, что сегодня у них праздник Великой Пустоты. Зажженные4 очага огня означают прошлое, настоящее, будущее и вечность. И тогда она повернулась к Илану и спросила игривым голосом и искрящимся взглядом:

– А который из этих огней означает твои чувства ко мне? – Она протянула последние нотки чуть дольше, чем положено, и повернулась к саду, который горел оранжевым заревом сквозь темноту ночи.

Потом она быстро остановила его ладонью, поднося на уровне лица, ниже середины носа.

– Нет, подожди, я же тебе не представила их. Ведь ты не знаешь, кого именно как зовут. – Она засмеялась и продолжила: – Итак, это господин Прошлое, вот тот – мосье Настоящее, этот слева – синьор Будущее, а вот эта самая жаркая и близкая к нам – госпожа Вечность! Что бы вы хотели выбрать из столь богатого предложения нашего магазина? – Она сменила голос на нарочито серьезный и грубоватый и смотрела проникающим во все недра души Илана взглядом.

– Я… Я выбираю никакой из них. Они прогорят, и их жар спадет. Скоро от них останутся только угли и зола. Мои чувства к тебе… они всегда со мной, и будут до той поры, пока бьется мое сердце. Надеюсь, что оно будет биться гораздо дольше, чем пламя этих очагов. Ну разве только… Если ты однажды сожжешь меня и я начисто выгорю, как эти мосье, синьор и господин. И стану вечной золой, а ты мои жалкие остатки рассеешь над Гангом. – Молодой человек шутливо говорил монотонным голосом древних философов и улыбался.

Хилай скрыла свой взгляд за занавесом пышных ресниц. Он указательный палец поставил под ее подбородок и поднял ее лицо, чтобы смотреть прямо в глаза. Тут они услышали голос Нандини, которая звала Хилай. Она быстро встала и шепотом сказала Илану, что пора идти, и убежала в сторону дома. Илан знал свой обратный путь через невысокий забор, и его ждали два с половиной часа дороги и вечность мечтаний до общежития.

Выходные, как и раньше, Илан проводил в магазине, все больше и чаще заменяя отца, вечера выходных встречался с Хилай и Довом. В воскресенье вечером на этой неделе, после встречи у огней, Илан после ужина зашел по обыкновению к Дову. На этот раз он задал Рахамиму вопрос про любовь, что он считает любовью. Родительскую любовь столь противоположную по содержанию он хорошо познал от своих родителей, любовь к природе, живому и человечеству он испытывал сам настолько сильно, что и прекрасно мог любого научить этому. Его интересовало, что есть в понимании дедушки любовь между влюбленными. Дов немного был смущен, но бесконечно рад, что друг поднял этот вопрос, ведь его самого волновали те же вопросы, но он никогда не смог бы себе позволить начать такой разговор со своими родными.

– Эх, молодежь! Вы так быстро выросли, что я сам не могу поверить, что пришло время уже с вами разговаривать на такие сложные темы. Но поймете ли вы ее, эту любовь? Сможете ли отличить ее оттенки и варианты? Не упустить настоящую? Мне вспомнились строчки из стиха некоего неизвестного поэта, которые читались еще моим дедом нам с братьями.

Что есть я – вопрос извечный:

Сладость, терпкость иль боль?

То забвение, то страх сердечный,

То счастья мир, то жгучая боль.

То строчкой, то длиною в путь млечный

Прихожу я и стучусь в дома и двери.

Кто откроет – приобретет покой вечный,

Кто пропустит – скитания от потери.

Являюсь всегда я ко всем едино:

К зеленым почкам и зрелым осенним листьям.

Раннюю меня часто сжигает гордыня,

Зрелую —высмеивают, как камень аметиста.

Я, словно мотылек, тянусь к свету,

Меня манит тепло свечи.

Не доживая свой путь к рассвету,

Сгорают мои крылья в пламени печи.

О жизнь, к чему такая жестокость,

Я ль игрушка в руках детей?

Зачем клеймить меня словом «порочность»,

И тушить свет моих очей.

Милый слушатель, так будь же мудрецом.

Любовь цени и верни ей почести.

Пришедшую ее храни с умом,

А непришедшую жди с покорностью.

Друзья оба погрузились в размышления о стихе, и каждый на этом этапе жизни нашел ответы на свои вопросы. Илан спросил у Рахамима, что значит аметист в этом стихе. Старик рассказал им историю аметиста, который в античности считали надежным средством против опьянения. Видимо, это его свойство в стихе указано как осмеивание зрелого человека, который встретил свою любовь, словно напился, и не понимает, что есть сон, а что явь.

Раз или два в неделю в будние дни молодой человек приезжал к девушке с локонами, что напоминали лучи свободы, чтобы повидать ее свет и чувствовать тепло в тени и холоде ночей. Обычно они встречались у той самой скамьи в саду дома. На этот раз Илан предложил ей вместе выйти к морю и посидеть там, послушать тишину мирных волн. Хилай понимала, что ругать ее не будут, даже если узнают о ночном побеге, но ей было бы безмерно стыдно за свой поступок перед родителями. Идея посетить ночное море с Иланом казалась настолько сумасшедшей и манящей, что не оставалось другого выхода… Только нарушить правило. Они на этот раз покинули сад через дверь, Хилай закрыла ее за собой бесшумно, и они бегом на крыльях счастья бросились к морю. Воды сегодня действительно были безмолвные и мирные.

Молодые люди разговаривали об учебе, об экзаменах, рассказывали друг другу, как проводят время в моменты расставания. Затем Хилай села на песок и пальцами нарисовала не совсем четкий рисунок цветочка. Потом просто водила пальцем по песку, создавая причудливые узоры, которые переплетались между собой. Илан сел рядом с ней и начал тоже что-то рисовать по песку. Внимательная ко всем деталям Хилай сказала:

– Я не знала, что ты хорошо рисуешь. Почему ты не говорил об этом? Я непременно хочу видеть твои картины!

Илан вдруг пришел в себя и заметил, что нарисовал что-то похожее на море, волны и камни, на которых они сидели. С ней рядом он становился настолько собой, что забывал все запреты, которые были им же созданы в его сердце и разуме. Он быстро отдернул руку и ладонью засыпал песком свой рисунок, стерев его с лица земли.

– Ты рисовал раньше?– спросила она без излишнего напора, не ожидая прямого ответа.

Ответа не последовало. Ему не хотелось ей врать, но и правду он говорить не желал. Он представлял ее будущие переживания за его душевные раны. А Хилай поняла, что он хочет что-то скрыть, и поэтому не стала поднимать этот вопрос больше. Он промолчал, глядя далеко в сторону моря с ярким отражением луны, которая выглядела прекрасно, несмотря на то, что была неполной. Неполный месяц ему даже казался более красивым и завершенным. Он в очередной раз пытался оправдать свой выбор и искал тому подтверждение.

Некоторое время они сидели в тишине. Она уже знала, что Илан может молчать часами. Ему достаточно ее присутствия рядом. Она больше не раздражалась этой тишине, а иногда его сдержанность ее веселила, так как она могла в уме представить его кем угодно: молчаливым камнем, холодным горным водопадом или даже кирпичом. Светлым! Кирпич желтого цвета. От этой мысли она во время занятия в колледже даже однажды прыснула в хохоте, за что получила неприятное замечание. В этот день она точно решила, что подарит ему на день рождения в подарок! Нельзя же было допустить это замечание педагога и свою мысль кануть в небытие, стереться из памяти рукою времени. Оставалось только узнать, когда у него день рождения.

Затем вновь Хилай начала разговор.

– Когда у тебя день рождения, ведь тебе скоро должно исполниться двадцать лет?

– Весной.

– Так весна уже вот тут, – улыбнулась она.

– Скоро, я тебе сообщу, когда подойдет время,– не сдавался Илан.

– Так я не успею подготовить тебе подарок!

– В этом и вся соль, – продолжал улыбаться Илан, —в этом и вся соль! Импровизация, хочу посмотреть, на что еще способно твое воображение. Хочу сделать ему комплимент!

– Ого, ничего себе какие заявления! Ну ладно, ты будешь точно удивлен! Поверь! —Правила игры были приняты, и Хилай завершила этот разговор.

Они еще некоторое время разговаривали, но Хилай не покидала мысль о том рисунке, что она увидела на песке. Она думала, как бы могла перейти к этой теме, но так, чтобы не сделать больно ему. Молодой человек сказал, что слишком быстро летит время, когда они вместе, а ему бы хотелось видеть ее чаще. Смотреть на ее красивые танцы, изучать ее традиции. Тут у Хилай возникла идея, как будто сам мир и Илан вели к такой развязке.

– Слушай, Илан, у нас скоро будет фестиваль весны, или еще его называют фестивалем любви. Мои родители планируют поехать в другой город на два дня, где будет собираться наше землячество, а я могу остаться дома, и мы сможем отпраздновать этот день вместе. Только это вновь будет будний день. Как ты думаешь, ты сможешь?

– Отчего же нет? Когда? В какой день?– взбодрился молодой человек, словно его только разбудили ото сна.

Молодые люди условились, когда встретятся, Илан понял, что может без всякого последствия пропустить те занятия, что были после полудня в этот день. Хилай же промолчала о том, что этот фестиваль имеет еще и третье название – «Фестиваль красок».

Глава 13

Хилай последующие два дня расспрашивала у всех своих одногруппников в колледже, где сейчас в городе идут стройки и где можно найти желтый кирпич. На рынок, где продавались строительные материалы, она приходила – ей предлагали покупку объемом от одного кубического метра, который необходимо было тут же с собой вывозить. Она не осмелилась попросить один кирпич, ей было неудобно объяснять молодым людям-продавцам, зачем он ей. Тем более, что уж слишком охотно они начинали с ней разговор, а ей хотелось как можно быстрее сбежать от них. Вариант остался один: не просить продать один, не просить подарить один, а просто взять. Украсть. Один-единственный кирпич. От этой мысли ей становилось и стыдно, и в то же время в противовес стыду ее захватывал азарт переступания через внутренние запреты и принципы, что делал этот подарок еще более ценным. Ее идея ей казалась настолько абсурдной, что периодами хотелось закрыть вопрос и купить обычный подарок, который дарят миллионы молодых девушек своим любимым на день рождения. Но с другой стороны ее характер ей не позволял отказаться от цели, которую она себе поставила. Душа требовала бунта и преступления ради своего Месяца. Она не могла просто отступить перед препятствиями, тем более, что этот именно подарок подходил этому молодому человеку больше всего. Правильного и законного пути исполнения своего желания ей не оставили. Пришлось сломать систему внутри себя.

К концу недели она узнала адрес, где возводили новый дом и, согласно словам одного из одногруппников, на стройке были желтые кирпичи. После занятий она отправилась туда с Селиной, которая должна была следить за тем, чтобы никто не заметил, как Хилай забирает то, что ей необходимо. Они приехали на автобусе к месту преступления, подруга волновалась, Хилай делала вид, что все под контролем. При виде стройки и груды желтых красивых кирпичей ей и самой действительно стало тяжело на душе. Чем ближе она была к цели, тем страшнее становилось. Она уже десять раз передумала, может, просто зайти в магазин и взять любой понравившийся подарок. Но некая внутренняя сила сделать все не по правилам, а вопреки, толкала ее вперед. И вот они стоят с Селиной и оценивают ситуацию с рабочими. Как будто никого нет. Кирпичи стоят красиво в большом, правильной формы нагромождении, собранные один на другом, как этажи в доме, а чуть дальше лежат неправильной горой, сваленные в куче. Хилай решила не нарушать красоту и правильность формы этажей, а взять один из той горы, что подальше. Подойдя поближе, она заранее раскрыла молнию на сумке, предварительно взяв сегодня с собой самую большую из имеющихся у нее. Быстрым движением она схватила тот, который показался ей самым достойным, и положила в сумку. Тут ей послышался голос молодого человека сзади.

– Девушка, что вам нужно в этой груде строительного мусора? Это битые кирпичи, вам они зачем? – спросил в недоумении один из строителей – высокий, весь в пыли, улыбающийся молодой человек.

Хилай повернулась к нему, еще не разобрав смысл его слов, готовая провалиться сквозь землю. Он увидел ее и продолжил:

– Да вам не битый кирпич нужен, а жемчужина размером с кирпич! – рассмеялся молодой человек.

К этому моменту Хилай прекрасно поняла, что он имел ввиду, что происходило, а самое главное – она не могла сдержать улыбки: она ничего не украла, но нашла то, что ей было нужно! Схватив свою несостоявшуюся страховщицу за рукав, она пустилась в бега, всю дорогу хохоча от произошедшего казуса.

Вечером после ужина она услышала стук камушка об стекло комнаты. Быстро одевшись, прибежала к скамейке в саду, где сидел Илан.

– Привет! Вновь не ожидала? – спросил он, встал, чтобы приветствовать свой огонек света.

– Привет. Очень даже ты предсказуем! – Хилай захотела выйти из ситуации вновь победителем.

– И где мой подарок?

– Вот тут!– без единого намека на колебание сообщила она, доставая из-под скамейки сверток, завернутый в бурый бумажный пакет.

Илан улыбнулся, взял ее руку и поцеловал каждый палец, затем ладонь.

– Ты и впрямь огонь, с тобой невозможно ни в какие игры играть, светит только проигрыш.

Он развернул сверток и увидел кирпич с большим количеством маленьких кусков текста мелкими буквами, разделенных направлением строчек и цветом карандаша, которым был написан каждый кусок. Он начал вчитываться и понял, что это разные моменты из их жизни и диалогов. Какие-то смешные фразы, какие-то грустные моменты, когда не удавалось встретиться. И каждый из них был завершен датой, когда это произошло. Так Илан узнал, что Хилай ведет дневник. Он был глубоко тронут этим подарком, обнял ее и нежно поцеловал в лоб. Послышался голос Нандини, Хилай развернулась и убежала домой. Она была счастлива зову мамы, так как не хотела, чтобы он видел ее красные щеки.

Следующие два дня они вновь проводили вместе в обеденный перерыв Илана. Гуляли у моря и вдыхали тишину заката после рабочего дня молодого человека. А через еще два дня наступил первый день фестиваля весны. Илан и Хилай условились встретиться после двух часов, как раз ее родители к этому моменту уже должны были выехать на два дня и вернуться только к обеду в воскресенье.

Хилай вечером дома сообщила, что не сможет поехать на праздник вместе с родителями, так как у нее сейчас в колледже проходят темы, что ей сложно даются, и надо чуть больше времени провести за учебниками. Отец обратился к ней:

– Дочь, я тебя не узнаю, ты ли это, о свет и огонь моего очага? Чтобы Хилай отказалась от праздника, красивых нарядов, музыки и танцев? И это было сделано ради учебы? Мы же все знаем, что твоя учеба тебе дается, как будто все учебники изначально напечатаны на твоих извилинах мозга. Я слышал, что в колледже считают, что с твоими способностями тебе надо было уезжать в большой мир и покорять университеты. Скажи честно, что случилось? Может, ты себя плохо чувствуешь? Скажи мне. – Отец взял руку дочери и попытался поманить ее взгляд, отчего ей стало еще хуже.

– Да, пап, у меня болит желудок опять. Я не хочу уезжать на праздник и нарушать диету, – еле договорила Хилай, так и не подняв взора на отца.

– Нандини, все решено, ее надо обследовать! Надо найти хорошего гастроэнтеролога в городе N. и непременно ее показать! – Отец не на шутку разволновался.

Мама все поняла и успокоила супруга, что, если не пройдет, обязательно покажутся доктору. Сама же перед сном заглянула в комнату к Хилай и сказала лишь одну фразу перед пожеланием спокойного сна:

– Хилай, ты знаешь наши обычаи, прошу, не забывай соблюдать эти рамки.

В это мгновение девушке хотелось исчезнуть, лишь бы не слышать эти слова. Ничего не сказав, она просто повернулась на другой бок и легла спать. Сон пришел к ней совсем не скоро.

В третий день фестиваля Илан, просидев обязательные две утренние пары, выехал к Хилай и ровно в два часа дня был у ворот ее дома. Хилай его предупредила надеть футболку в этот день именно белого цвета, как символ света. Про краски и обряды праздника она ничего ему так и не рассказала.

Когда он вошел во двор ее дома, то увидел ее в белой хлопковой лехенга-чоли, которая контрастно выделяла ее загорелую кожу рук, шеи и живота и гармонировала с ее белоснежной улыбкой. Волосы как всегда были распущены в длинные мелкие завитки правильной формы. Сам Илан приехал в белой свободной футболке и светло-голубых джинсах. Они вошли в холл большого прохладного дома, уютно обставленного в светлых тонах. Пол был покрыт белым мрамором, поэтому его взору сразу же попался огромный поднос на полу в холле диаметром почти метр, в котором были насыпи в виде маленьких гор ярких порошков всех цветов радуги. Горок было много, цвета повторялись в шахматном порядке. Он подошел к подносу, бросил в угол коричневого дивана свой рюкзак, сел на корточки и спросил, что это.

– Это краски. Порошковые краски. Сегодня третий день фестиваля красок. Мы обычно в этот день разукрашиваем друг друга в разные цвета этими красками,– объяснила она и села с ним рядом на пол.

– То есть? Прямо этими красками? И по телу?

– Да!

– Тогда я могу тебя разукрасить прямо сейчас? И тебе не страшно за свой белый красивый наряд? —спросил Илан, немного не веря в происходящее, сел в раздумье на колени и выпрямил спину, сложив руки на бедра.

– Да, можно. И ты одет в белый, потому что именно так мы и одеваемся. Хочешь, я могу начать, если тебе пока не все ясно?

Девушка положила раскрытую ладонь с выпрямленными пальцами посередине нескольких холмиков так, что ее рука раскрасилась в несколько цветов. Она взглянула вопросительно на Илан, приподняв левую бровь.

Через мгновение, как только он одобряюще кивнул, она резко подняла его футболку и приложила свою руку на левую половину его груди ровно по проекции сердца, подержала пару секунд так руку, глядя ему прямо в глаза, и убрала ее. Он все еще не понимал, что происходит, но что-то внутри него было сильнее его мозга и понимания. Эта сила заставила его утопить в краски левую руку, и он почувствовал каждый из этих цветов, он вновь был в мире своих красок и кистей. Он водил красками по ладони, смешивая цвета, и ловил каждый полутон на границе этих волшебных порошков. Потом он взял еще краски и еще мешал их, потом начал смешивать их прямо на подносе. Затем… он повернулся к Хилай с полностью раскрашенными руками и обеими ладонями провел по ее щекам, шее и рукам до кончика каждого пальца. Он вновь осознал и ощутил вновь уже ранее изученный урок жизни, что красоту и вкус необходимо чувствовать там, где это действительно уместно. Только там можно встретить резонанс внутреннего желания, восприятия и их зеркальное отражение в окружающем мире. Ему ярко вспомнился вкус коричневого сахара в вишневой пудре после того, как он встретил Хилай.

Не всем в жизни дается сразу идти прямым путем к своей мечте, цели и любимому делу. Чаще жизнь готовит хитрые и витиеватые пути, по которым необходимо пробираться до победного финала. Но если путь сложный, а проходящий его марафонец силен и устойчив в своих чувствах и желаниях, то финальная точка достижения вдвойне блаженнее. Невозможно почувствовать вкус еле сладкого чая, если есть при этом конфеты. Но если запивать каждый кусок сладкой конфеты терпким чаем без сахара, то можно почувствовать всю сладость и уловить каждую нотку вкуса конфеты. Такая же ситуация с духами. Если прийти в парфюмерный магазин, то все запахи в какой-то момент сливаются и вскоре вообще сложно отгадать, новый ли этот запах или все еще шлейф от предыдущего. Тогда в помощь приходит кофе. После него можно уловить самый тонкий аромат и наслаждаться вдвойне им. Илану жизнь преподнесла и терпкий чай, и горький аромат кофе. Лишившись в детстве любви к сладкому и возненавидев свою страсть к краскам благодаря грустному опыту боли, он вновь их приобрел с ней, с той, которая дарит этот резонанс двойного чувства не только вкуса и аромата, но и позволяет уловить максимальную силу и мощь своей любви и ее последующее послевкусие. Он с ней понял, что его чувства не только зависят от его внутреннего восприятия, но и от внешнего образа преподношения их. Если бы он мог сравнить это состояние, то описал бы его так: представив, что эту конфету или духи после длительного лишения не просто дали ему в руки попробовать, а преподнесли в красивой упаковке, в момент самого лучшего настроения на верхушке высокой горы с прекрасным видом, со свежим воздухом, от которого хочется летать, и с красивой музыкой, звучащей из рук живого оркестра. В мире всему свое время и своя атмосфера и антураж.

Хилай все-таки смогла посеять еще одно зерно счастья в его душе. Она была абсолютно уверена, что, поливая его и ухаживая за этим зернышком, они оба получат огромный урожай счастливых веток. А она уж сделает все, чтобы работа была выполнена в идеальном виде, именно так, как она совершала любой акт и действие в своей жизни, вкладывая всю душу и ресурсы.

Вечером Илан добрался до дома, переодевшись в простую рубашку Фаравиндада. Свою футболку с пятнами от красок он потом в минутах уединения неоднократно раскрывал, вспоминая свое возвращение к искусству. Они с Хилай разрисовали весь мраморный пол в ее доме. Картины были от простых узоров до городских улиц с домами и пейзажей природы. Все напольные картины были исполнены пальцами, ладонями, всем телом и одеждой. Хилай с домработницей ждала долгая уборка.