Читать книгу: «Сентиментальные сказки для взрослых», страница 10

Часть 4

– Странно, но, похоже, что наш клиент спит. Оленька, дайте ему нашатыря.

– А может не стоить, Иван Иванович. Пусть себе спит.

– Что Вы, Оленька! Новогодняя Ночь близится, а я не нашел у него никаких повреждений. Только огромная шишка на затылке. Сейчас проверим реакции, и пусть себе гуляет.

Резкий запах мгновенно вернул меня к реалиям этого непростого дня. Медсестра была той самой, из машины «Скорой помощи». Я узнал её, и не только из-за ярко-красного свитера под медицинским халатом. Кого-то она мне явно напоминала. Но кого? Память была, словно бы, заблокированной. И ничего более я вспомнить не смог. Только то, что уже знал. А знал я немного. Пожалуй, лишь то, что она работает здесь. Но вот доктор? Я знал его. Правда, выглядел он совсем непривычно. Моложе был, что ли.

– Доктор, а Вы играете в шахматы?

– В шахматы? Да, играю. Молодой человек, а Вы помните какое сегодня число?

– Нет. Я и год-то не вспомню точно. А сейчас какой?

– Сегодня 31-е декабря 19… года. Скоро Новогодняя ночь. И у Вас осталось совсем немного времени, чтобы прийти в себя. Вы же не хотите пропустить Новогоднюю ночь? С точки зрения медицины у Вас никаких повреждений не имеется, и Вы абсолютно здоровы.

Что-то начало проясняться в моей бедной голове. Ну, конечно же, я приехал домой, прибыл нашим пригородным поездом. Я успел на него. А Петька Ершов нет. И ещё: сегодня в нашем городе Новогодний бал в Доме культуры, впервые «онлайн» или точнее «live». «Онлайн», «live»? Это ещё что такое? Что за слова? Где я мог их слышать? Впрочем, «не будем умножать сущности без крайней необходимости». А это откуда? Это бритва Оккама! Молодец! Помню! Не зря же я сегодня так блестяще отскочил по истории философии.

– Спасибо, доктор. Раз я здоров, то и вопросов никаких не имею. Новогодний Бал всё-таки скоро. Надо торопиться. А вот в шахматы я с Вами бы сыграл. Мне кажется, некий вариант староиндийской защиты Вам бы понравился.

– Староиндийская защита мой конек. Но откуда Вы это знаете?

– Наверное, просто угадал. Откуда я это мог знать. Ведь мы с Вами никогда прежде не встречались, Иван Иванович.

Часть 5

Я шёл по улицам притихшего города в распахнутом настежь пальто, в шарфе, закрученным на шее самым нелепым образом и с непокрытой головой. Снежинки не таяли в волосах. Но я не ощущал холода. Я шёл навстречу судьбе, а может быть, шёл, чтобы изменить её. И в этом был вызов, который я принял. Пусть будет, что будет.

Вход на территорию Дома Культуры напоминал Триумфальную арку, а само здание сияло как начищенный примус. Огни, море огней. И ровно посередине этой маленькой площади стояла огромная ёлка.

Ворота были открыты, двери распахнуты. О, Боже! Черная полоса, раскатанного мальчишками льда, словно ковровая дорожка уходила от самых ворот до парадного входа. Но я предпочел на этот раз не рисковать, и просто прошелся краешком льда по укатанному снегу. Бал был в самом разгаре. Звучала музыка. Музыка была повсюду.

«Yesterday,

All my troubles seemed so far away…..»

Танцующие пары в зале, словно бы спешили укрыться в объятиях друг друга от этих самых «troubles».

Я не пошел в гардеробную, а просто скинул пальто на подоконник. Медленно, словно робот, огляделся по сторонам.

Наверное, внутренне я был уже готов к чему-то необычному. К повороту судьбы. Но к этому быть готовым нельзя.

Она стояла у соседнего окна и смотрела, но не в зал на танцующие пары. А в черную мглу за окном, куда отблески праздничных огней словно бы и не долетали. Только ночь и звезды. И огромные, покрытые серебристым инеем березы городского парка.

– Вы, позволите? – Я подошел и протянул руку, приглашая на танец.

– Что? – Она повернулась ко мне.

– Я хочу пригласить Вас.

– Я не знаю. Может быть. Только…

Что-то произошло вдруг в эти секунды, что-то изменилось. Она смотрела, но не на меня, а куда-то мне за спину. И тут я услышал…

– Ребята! Как я рад Вас всех видеть! Знали бы Вы, как я рад.

– Петька! Ершов! Ты откуда?

– Чудо! Настоящее чудо Великого Маниту! Как зверь с двумя хвостами.

Петька помешан на фильмах про индейцев и чешет цитатами оттуда и к месту и без места.

– Я сегодня завалил зачёт. Я опоздал на поезд. А в довершение ко всему этому, треснулся на проезжей части головой об асфальт и едва не попал под машину. Но, представьте себе, водитель, под машину которого я едва не угодил, оказался наш, орешкинский. И он любезно согласился довезти меня до дома, причем совершенно бесплатно. И вот я здесь, с Вами. А это кто с тобой, Сашок? Девушка, как Вас зовут? Чур, я первый с Вами танцую.

Промаха не было. Петька попал в мишень с первого раза. Так было всегда. Он мог целить куда угодно. Но по непонятной причине его стрелы всегда летели в центр мишени. И бороться с этим не имело смысла.

– Танцуйте, веселитесь. На здоровье. Можете даже пожениться потом. А Я, позвольте, откланяюсь.

Почему-то мне сразу стало скучно, и я решил уйти. Надел пальто, повязал свой замечательный шарф и вышел на улицу. Ёлка горела огнями. А на черном небе горели звёзды. Их было много, и все они были чужими. Так мне показалось тогда, по крайней мере. Неужели я обречён быть один?

На площади, перед Домом Культуры никого не было. Ну, конечно же, у людей был праздник. Кто-то встречал его дома, кто-то веселился здесь. До рассвета было ещё так далеко. Черная полоса льда, уходящая за ворота на улицу, сейчас принадлежала мне целиком. И я не стал медлить: разогнался и… Увы, но парадные туфли не приспособлены для таких упражнений. Ноги мои оторвались от ледяной полосы, и я со всего маху ударился головой об лёд.

Часть 6

Не было ничего. Ни мрака, ни света. Ни земли, ни неба. Только голоса, вроде бы, слышанные мною однажды.

– Ну вот эксперименты закончились, и всё вернулось на круги своя.

– А мне кажется, урок был не напрасным. Определенные выводы наш клиент просто обязан будет сделать.

– И какие это выводы?

– Человеку много дано, но с него много и спросится. А главное он сам хозяин своей судьбы. И никто не виноват, если он почему-то не увидел своей дороги.

– Или своей любви?

– Можно сказать и так.

– И что нам теперь с ним делать?

– Как всегда. Ничего. Пусть сам выбирается.

– Может, всё-таки мы сможем ему чем-то помочь?

– Попробуем, но только совсем немного.

Я открыл глаза. Похоже, я сильно приложился об лед. В глазах были какие-то круги. Однако я твердо помнил, кто я и зачем вышел на улицу в столь поздний час. Неловко было перед окружающими и стыдно немного. Взрослый человек, а повел себя как мальчишка. Детство вспомнить захотелось. Прокатился себе на шею. А точнее на голову. Я потрогал затылок. Шишка была, но не такая уж большая. Бывало и хуже.

– Мужчина, с Вами всё в порядке? Может быть, «скорую помощь» вызвать. Граждане, врача среди Вас нет?

Конечно же, моё падение собрало небольшую толпу. Любит наш народ подобные зрелища. Но участлив сегодня… Врача ищет… Новый Год скоро, не иначе.

– Я врач, а что случилось? – Раздался женский голос.

– Да вот мужчина ударился головой, и вроде бы в себя никак прийти не может.

– Сейчас посмотрим.

Сквозь небольшую толпу пробралась какая-то женщина в светлой дубленке поверх ярко-красного свитера. Она наклонилась надо мной, и наши глаза встретились.

– Саша?

– Оля?

– Ты как… – а это прозвучало одновременно.

– Знакомые! – Участливо произнес кто-то из толпы.

– Новый Год всё-таки, – произнес другой.

– Чудеса, да, и только, – вымолвил третий.

– Бывает, – мудро заметил четвертый, стоявший несколько в стороне.

Чудеса, конечно же, случаются в нашей жизни, и не только под Новый Год. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы признать это. Надо просто иногда удариться головой об лёд. Случайно, конечно же.

– Сколько же лет мы не виделись?

– Около двадцати.

– И ты все время жила в этом городе?

– Почти. За исключение первых пяти. А после института вернулась сюда. Работаю врачом на «Скорой помощи».

– Оля, как я рад, что ты здесь, рядом. Мне было так грустно тогда, когда вы уехали. В каком же классе это было?

– В седьмом. И я тоже очень часто вспоминала тебя. А потом читала твои статьи и гордилась тобой. Надо же! Мой одноклассник и мой…товарищ стал таким известным человеком!

– Скажешь тоже, известным человеком! Кому известным?

– Всё равно, не нам чета.

– Оля, прости, а ты замужем?

– Нет, сейчас уже нет. Но дети есть и уже такие взрослые.

– А можно я приглашу тебя сегодня на Ёлку. Приходи ровно к двенадцати. Помнишь, как тогда, в наш сквер?

– Помню. И обязательно приду. А ты? Ты как себя чувствуешь. Господи, я же врач. У тебя всё в порядке? Голова не кружится?

– Кружится. Но это так, не от падения. Уж точно.

– Тогда до встречи.

– До встречи.

Я ещё долго смотрел ей вслед. Оля. Моя самая первая школьная любовь, которая однажды ушла из моей жизни, казалось бы навсегда. Но вот вернулась. И я был рад этому.

Грусть и хандра, одолевавшие меня весь вечер, куда-то пропали. Кстати, я ведь шёл куда-то? В магазин. Скоро Новый Год, а у меня шаром покати. Так не должно быть. И не будет.

А вскоре пошел снег. И черная полоска льда у моего дома быстро затянулась, исчезла под пушистыми хлопьями. Можно было, конечно, рискнуть и раскатать её. Но только не сегодня. На сегодняшний день экспериментов с катанием по льду было достаточно.

Причуды реинкарнации или дежа вью

Обычно центром города считают либо здание Главного Почтамта, либо историческую площадь, вроде Красной в Москве. Но только вот в нашем городе центром считают почему-то привокзальную площадь. Может с точки зрения коловращения жизни, а может и по иным, менее значимым признакам. А началось всё с того дня, как наш город стал первой крупной станцией на современном скоростном пути из Москвы к Черноморским берегам. Поезда несутся теперь по ней один за другим. Одни – в сторону курортного счастья, другие – к нашей древней столице. Немудрено, что отблески этой новой, сияющей разноцветными огнями жизни захватили и нашу привокзальную площадь.

Для таксиста это одно из самых хлебных в городе, но только днем. Я же работаю по ночам, а потому для меня это, прежде всего место отдыха и неспешных размышлений о жизни в ожидании очередного клиента.

Странные мысли приходят порой в голову здесь, на привокзальной площади. А когда проследишь всю цепочку логических построений, то сам себе удивляешься – как это «дурка» без меня обходится? Скажем, что общего между шифрованным обозначением одного русского Слова, меховой шапкой-ушанкой и ментальностью русского народа? Оказывается, есть такая связь, есть. Ее надо только суметь вытащить. А когда вытащишь, тогда и начинается то, что психиатры называют «дежа вью», а буддисты – реинкарнацией.

Вот сижу я однажды ночью и вижу через лобовое стекло автомобиля некий Град Поднебесный. И не простой Град, а столицу нашу древнюю! Москва прадедов! Вот он, Кремль, вот и Палата Грановитая. А в Палате – бояре на лавках вдоль стен сидят, дремлют. Шубы на боярах собольи, алым атласом крытые, шапки высокие, горлатные. Воздух в Палате густой, тяжелый. И мысли у бояр тоже тяжелые: о Третьем Риме, об историческом предначертании, о царе-Реформаторе. И год на дворе, не иначе как 1705-й от Рождества Христова.

Ну, а потрешь виски ладошками, глазками поморгаешь, и нет никакой Палаты, как нет и бояр. Вокзал это наш, а в нем на лавках встречающие с провожающими сидят. Эх, сейчас бы чайку покрепче, но не сегодня. Все лотки и ларьки закрыты. А потому снова веки на глаза падают, и, вроде бы, стук какой-то начинаешь слышать. Только не стук это, а топот подкованных сапог гвардейцев царя Петра. И в Грановитую Палату они не чинным строем шествуют, а едва ли, не лошадиным аллюром поспешают. И в дверь кулаком, в створки многопудовые…

Слушай, бояре, Царский Указ!

«На Москве и во всех городах, царедворцам и дворовым и городовым и приказным всяких чинов служивым людям, всем сказать, чтоб впредь с сего его Великого государя Указа, бороды и усы брили. А буде кто бород и усов брить не похотят, а похотят ходить с бородами и усами, с тех имать…»!

Гулко разносится под сводами Грановитой Палаты голос молодого поручика, словно гвоздями припечатывает боярские телеса к лавкам дубовым.

Оторопели бояре, ушам своим не верят. Это как же? Древний образ, от Бога мужу дарованный да под нож? «Ох, ох Русь, что-то захотелось тебе немецких поступков и обычаев». Да лучше голову под топор, чем блудному обычаю подчиниться. И поднялся тогда один из них, из бояр, в шапке высокой, горлатной. И сказал он свое слово заветное, то самое.

– А идите-ка Вы все на……

А кто он был – не известно. Не сохранила история его имени.

– Ты пошто, вор, при парсуне царской словами срамными лаешься, – закричал поручик, и в грудь себе тычет. А на груди у него портрет царский, с камнями драгоценными. И собой хорош поручик: ладно скроен, крепко сшит, румян, круглолиц и волоса из-под треуголки вразлет.

– А ну, ребята, волоки его в Тайный Приказ. Там князь-кесарь с ним разберется.

И пропал, бедолага, и следа от него не осталось, только память в народе, что был такой мученик. Но сохранились слова его, те самые, что ныне стыдливо латинскими буквицами маскируют. Слова эти гранитным камнем в наше сознание впечатались. В самый базис его, в менталитет. Отныне без них никуда. А чтобы помнил о них народ простой, пишут их сейчас всюду: и мелом на стене, и красками на заборе, и огненными буквами, как на пиру Валтасаровом. И про шапки высокие меховые народ помнит: стали называться они у нас «боярской оппозицией» или просто «боярками».

Я снова открываю глаза, протираю виски. Нет никаких бояр, и гвардейцев царевых тоже нет. Есть только наряд милиции на площади, который с загулявшим прохожим разбирается. А на заборе, что грузовой двор отделяет – слова эти самые, заветные есть. Откуда они? И не в них ли сокрыт ответ на самые главные вопросы нашей жизни? Спорят философы. Годы спорят, десятилетия. И все у них так, да не эдак.

Что это было? И что все это значит? Реинкарнация, мать ее так? А может быть память генетическая, что порой в каждом из нас пробуждается. И какой во всем этом смысл? «Эллины ищут мудрости, Иудеи – чуда». А что ищу я? Чего жажду? Истины или просветления? Пора, пора к психиатру.

Однако пришло время просыпаться. Ночь подходит к концу, блекнут звезды. Алеет восток. Наливается багрянцем полоска неба над горизонтом. Скоро начнется работа. И замигал на панели огонек вызова.