Читать книгу: «Надгробие для живых», страница 7

День 21

Усталость так глубоко проникла внутрь тела, что спал я без снов, как это редко случалось. Обычно получалось сохранять чуткость, что по-своему помогало лучше восстанавливать силы. Кас считает, что глубокий сон отнимает силы на своё поддержание, поэтому, просыпаясь после него, чувствуется тяжесть во всём теле, а голова плохо работает. Думаю, тут дело совсем в другом, но выяснить это вряд ли получится, пока люди живут на ледяной пустыне.

Вместо снов меня мучили мысли и ещё больше разбушевавшаяся совесть. Кас не должен был так срываться, но и мне стоило быть мягче, и использовать приклад лишь как крайнюю мерю. Джон и правда выглядел ужасно, но Кас никогда не убьёт человека просто так. К тому же, мы ведь с ним напарники, я, можно сказать, предал его, поддавшись страху. Нет, так нельзя… но как тогда можно? Что было бы, замешкайся я ещё чуть-чуть? И тот ли это Кас был, которого я хорошо знал? Если сложить все детали вместе, то выходит, что я не знаю Каса вовсе, и до той драки я просто был в нём уверен. Выходит, даже такой человек может рано или поздно сломаться.

Будить нас никто не стал, мы с Сарой так и проспали до полудня, хотя Кас проснулся как по часам, развёл костёр и занялся чисткой оружия так, как никогда раньше. Вряд ли я мог объяснить, что творилось у него на уме, да и не думаю, что Кас сам понимал или задумывался о таких вещах, как собственные переживания, если это не часть выживания. Джон выглядел ещё хуже: синяки распухли и превратили лицо в одно багровое пятно, было тяжело понять, что это вообще чьё-то лицо. Вряд ли они бы продолжили конфликт, учитывая, что в большей части они обходились многозначным молчанием и грозным взглядом. Естественно, о дальнейшей дороге никто не заговорил, и причин тому было несколько: во-первых, что Кас, что Джон, а оба не могли идти дальше, пока хоть немного не оправятся, во-вторых, я и сам порядком подустал, ну и напоследок, не было ясно, пойдём ли мы вообще дальше.

Так как безделье я переносил с трудом, я плюнул на всё и собрался заканчивать охоту в одиночку. Дорогу я помнил отлично, оружие есть, да и вряд ли меня ждёт что-то опаснее дремлющего пятихвоста или одинца. Почему-то именно сейчас я исключал возможность появления чего-то пугающего или способного покалечить. И вроде изменилось всего-ничего: Кас не идёт впереди

Да, то, что раньше было бы для меня огромным событием, сегодня превратилось в досадное «всего лишь». Наверное, мне открыло глаза его вчерашнее состояние, теперь я не видел Каса так, как раньше. Куда-то испарилась эта непробиваемость, беззвучность в шаге, сталь в пальцах. Остался только на что-то озлобленный, ненавидящий людей зануда.

А следы тем временем бесследно пропали. Должно быть, ветер этой ночью не чувствовали только мы в своей низине, а на полях вполне очевидно мело и сдуло все тропы. Хотя стоп, вот тут что-то есть, даже свежие!

Я зажал винтовку в руках и трусцой засеменил по следам, ведущим всё дальше на юг. Хорошо бы ещё и не потеряться в случае чего, но не об этом мои мысли, когда на снегу мелькает добыча. Хотелось выпустить пар, и охота помогала это сделать. Хотя спустя двадцать минут пробежки пара наверняка только прибавилось, и теперь он мог бы послужить сигнальным огнём. Типа: «смотрите, я бегаю по неизведанным полям по чьим-то следам, убейте меня!»

Убивать было решительно некому, что даже казалось необычным на фоне прошлых дней. Удача явно мне улыбалась, и за мелким пригорком в сторону другого холма неспешно шёл пятихвост. Стрелять с такого расстояния не хотелось из боязни не пробить, потому я начал сокращать дистанцию, идя против ветра и с замиранием сердца видя, как зверь сбавляет темп или наоборот его наращивает. Такое поведение вряд ли относилось к нормальному, скорее пятихвост был насторожен и готов в случае чего реагировать на опасность, а единственная опасность в данный момент, по видимому, была во мне. Это говорило об опыте особи даже больше, чем отсутствие одного кончика хвоста, оторванного во время драки с кем-то из местных животных. На кого он, интересно, напоролся?

Вбежав где-то на середину возвышенности, пятихвост остановился и начал копать. Не до конца понимая его намерений, я тоже поспешно зарылся в сугроб, чтобы меньше выделяться. Смотреть через обваливающийся с шапки снег неудобно, но я заметил, как, раскопав приличную гору снега, наружу с тявканьем вывалились четверо детёнышей пятихвоста. Так у этой одиночки есть потомство…

Я подумал, что в такой ситуации сделал бы Кас. Хороший вопрос: а какой из двух Касов? Второй, может, и перестрелял бы всех, а первый… нет, хватит. Нет двух Касов, на одного из которых можно ровняться. Есть один, нераздельный, со своими, как оказалось, минусами, а не рисованными мною плюсами. Значит, и нечего на него в такой ситуации ровняться. Тогда…

А что сделаю я?

Я щёлкнул выключателем и десять минут наблюдал за выводком. Я охотник, но ни за что не выстрелю в детёныша или их родителя, если знаю об этом. Наверняка я пристрелил немало таких родителей, но никогда не поздно делать правильные выборы. Оставить их на своём холме нетронутыми выглядит правильным решением.

Возвращался я по своим следам, чуть приободрённый. У меня получается думать не только о выживании, как бы важно оно ни было, и это давало надежду. Я могу стать лучше, чем Кас. Подходить к делу серьёзно, но не фанатично, держать свои чувства на поводке, но не забывать про них, не забывать, что я – человек. И животные ни в чём не были виноваты, по крайней мере, сейчас уж точно. Меня даже не сильно волновало, что теперь я сам буду виноват в голоде, а Кас наверняка решит, что без него я ни на что не годен. Возможно, я не хотел мириться с мыслью, что мне до сих пор есть, чему учиться у него. Правду всегда тяжело принимать, особенно такую и от такого человека.

С юга подул холодный, порывистый ветер. Явление совершенно обычное для зимы или северного ветра, но от южного это чуть ли не очередное природное предательство, почти как если бы зимой с севера повеяло таким теплом, что и шапку стянуть не грех. В Гринмане ветер гулял только по крышам, да и тот имел холод, свойственный «уличному» ветру. Я явно многое пропустил, раз никогда не ощущал настоящий летний бриз, или весенние порывы, такие, какими они были двести лет назад. И в то же время у меня так и не возникло представления, кем бы я был, родись в эпоху Старой Истории. А если не двести, а, скажем, пятьсот лет назад? На кого бы я тогда охотился, и был бы от охоты прок? Почему-то хотелось спросить у Джона о староисторическом быту, но нельзя. Не сейчас.

Как-то так вышло, что закопанный по уши в собственные мысли, я дошёл до лагеря, где никто, кажется, даже с места не сдвинулся. Хотя я был сейчас милосерден по отношению к обоим, но бездействие это быстро во мне убивало. В самом деле, кто тут старший?

– Что дальше делаем? – спросил я, стараясь придать голосу как можно более многозначную булатность. – Торчим здесь, пока вы не вспомните про ваши «благородные цели»?

– Никто не говорил о благородстве, Сэм, – Джон перевёл взгляд с костра, уже изрядно просевшего в снег. – Это изначально было авантюрой, каких поискать надо. Мне дали задание, я попросил помочь, ты согласился и вот нас четверо, что где-то и к лучшему. А за вчерашнее и сказать нечего: получать по морде тоже полезно для здоровья, но только иногда, – Кас невзначай фыркнул. – Да-да, я о тебе! Хватит дуться, а то как дитя малое. Ну, сцепились мужики, набили друг другу лица, кому-то набили больше. Будто никто так не делает!

– У нас – никто.

– У вас не делают, ладно. Но это всё равно обычное дело, тем более я сам напросился. Хоть в чувство меня привёл. Считай, это было по плану.

– Ну да, как же.

– Серьёзно! – Джон чуть оживился. – Знаешь, для меня позорнее было бы упасть на собственный нож и так умереть, попадание в плен деревьям стоит на втором месте по позорности во всём списке. Будешь думать, что я таким образом этот позор смывал.

Кас молчал. Я бы тоже, ничего не сказал, будь на его месте.

– Замяли? – Джон протянул руку.

– Куда денешься.

– Теперь, когда ваши детские ссоры ушли на второй план, думаю, будет правильно спросить о дальнейших планах? – включилась Сара. – Мне уже надоело ждать, пока вы снова начнёте шевелиться!

– План прежний. Если никто не против, снимаемся прямо сейчас и идём. Мы близко к берегу.

– Как? А Лондон?! – настало моё время удивляться.

– Я немного ошибся: Лондон в восьмидесяти милях на северо-восток. Мы прошли его три дня назад с погрешностью в десять миль, а город не заметили потому, что даже если бы мы были на идеально ровной местности, линия горизонта в четырёх-пяти милях от человека.

– И как ты это всё узнал? – спросила Сара. – Как по мне, мы всегда идём по одной и той же местности: поля да равнины.

– Так и есть, но в условиях холода нормальные леса распространяются крайне неохотно. Частично, благодаря этому я и определял местоположение. Плюс некоторые ориентиры ландшафта помогли: мы сейчас сидим посреди шоссе, если я всё правильно понял. От Лондона на юг идёт не так много трасс, а значит, мы на верном пути.

– Что с заливом? Не думаю, что там деревья растут, – заметил Кас.

– Верно. Придётся идти так быстро, насколько возможно, так как неизвестно, что нас ждёт на месте, какие условия. Понятно, что будет так же холодно, но никто ведь не знает, что там с животными, с растениями, с людьми в конце концов. Ближайший бункер в округе Парижа, и я не собирался там останавливаться. Говорят, у них намечался бунт. Если всё пойдёт гладко, на остаток пути уйдёт не больше двух недель.

– Это только если повезёт.

– Я тоже не питаю иллюзий. Это здесь люди как-то ужились с новыми соседями, а там… знать бы хоть, какие там соседи вообще.

– Довольно болтовни. Хотели выйти, значит выходим. Каждый докладывает в рюкзак столько дров, сколько может унести, оружие проверить дважды.

– Узнаю старого Каса, – шепнула Сара. Впрочем, я был с ней согласен.

Путь до побережья занял где-то полтора дня пути. Я сначала даже не заметил изменения, разве что местность стала абсолютно плоской, и совсем немного изменился запах воздуха, но Джон заверил, что мы уже идём по Ла-Маншу, и всё говорил про то, как иронично это должно выглядеть со стороны, бормотал, что уже завтра мы выйдем в Нормандии. Его приподнятого чувства никто так и не разделил, может, дело в том, что он знает что-то интересное об этих местах. В его уме вся наша переправа Нормандию выглядела как грандиозная шутка. У меня же выглядело так: мы идём по воде, которая возможно заледенела до дна, а теперь её замело снегом настолько, что не отличить от суши. Вот это мне казалось шуткой, а что мне дела до какой-то Нормандии?

Мы даже успели переночевать на воде, но Джон сказал, что всё идет по плану. Никто сопротивляться не стал: уставали за день все без исключения, и вроде бы стоило дать хорошо отдохнуть, но дежурство отменять не стали. Часы летели с такой скоростью, что я даже не успел задремать, а уже снова утро, снова завтрак, снова поход. Может, я начал привыкать к режиму?

Когда солнце взошло к полудню, Джон указал на отчётливо различимую возвышенность в паре милей от нас.

– Дамы и господа, добро пожаловать в Европу!

– Долго репетировал? – съехидничала Сара.

– Можно было бы и показать заинтересованность! Или ты каждый день заходишь на главный материк планеты?

– Нет, просто не надо делать из этого неизвестно что, мы здесь…

– … Тихо! – Кас остановился и даже задержал дыхание. Только сейчас я услышал плеск волн.

– Вода? – шепнул Джон.

Кас молча кивнул.

– Невозможно…

– Пошли. Быстро.

Мы перешли почти на бег, но к шуму волн добавился плеск воды, я начал слышать глухие выстрелы и крики… но не отчётливо. Как… эхо?

– Ложись!

Кас накрыл меня телом и я уткнулся носом в песок, выстрелов стало неисчислимо больше и они рвали ушли. На мне лежал труп какого-то парня немногим старше меня, с перекошенным лицом и спиной-решетом. Сотни людей в зелёной форме и с древним оружием бежали, скашиваемые пулями, которыми косили с холма, из огромных бетонных домов. Я забрался в кратер, оставленный взрывом, готовясь отстреливаться, и лишь сейчас заметил, что держу Энфилд, и сам я весь в зелёном, а на голове пляшет каска. Какой-то животный порыв звал вперёд, требовал захватить высоту, заткнуть точки стрельбы, убить врага… и я рванул. Пригибая голову, держа каску, вихляя туда-сюда, от одних ежей к другому, пытаясь не смотреть по сторонам. Впереди бежали такие же парни, вот рядовой стреляет в ответ, игнорируя приказ капитана «бежать вперёд», пулемёт срезал ему ногу и оставил кричать. Вряд ли он уже когда-нибудь вернётся домой. Я нашёл глазами сержанта, он каким-то чудом добрался до земли и вскрывал колючку. Я хотел ему помочь, но он приказал стрелять по вспышкам. Мне повезло, что я сейчас с винтовкой, а не Томпсоном, который ни на что не годен с такого расстояния, а так я видел слетающие каски с голов фрицев. Наконец, колючка перестала быть помехой, и путь к окопам был открыт, нас бежало около двадцати, а в окопы прыгнуло четверо. Здесь я схватил автомат с трупа очередного немца, их оказались здесь десятки, с каждого угла летел град заградительного огня, но граната таких никогда не прощала. Один вылетел с сапёрной лопаткой, что за придурок… чёрт, патроны! Ладно, нож ему покажет! Он замахнулся и оскалил два ряда зубов, что за мутант? С ним не церемониться: увернулся от удара и вонзил штык под сердце, тут же голова остро заболела, началась контузия. Неужели бомбы? По своим кроют? Что с остальными, где сержант? Я… что?

Я стоял на вершине снежного холма, труп фашиста до сих пор кровоточил, но нож казался более знакомым, и винтовка лежала в сугробе неподалёку. Только где остальные?

– Не смей умирать Паркинс, ты обещал! Слышишь, не смей! Врач… – Джон смолк на полуслове и округлил глаза, будучи наполовину в снегу. Что происходит?

Кас вёл под плечо Сару. Он судорожно ощупывал грудь, будто проверял, жив ли вообще. Сара, кажется, потеряла сознание.

– Что это было? – спросил я, ни к кому не обращаясь.

– Высадка в Нормандию… – Джон не вылезал из снега и всё держал руки в одной позе. Здесь было одно из главных сражений войны, проходившей несколько веков назад. Американцы высадились на побережье и взяли его штурмом.

– Но как… – Кас смолк, не договорив.

– Видимо, он каким-то образом воссоздал сражение, – он указал на фрица. – Но не в реальности, а как… в голове у каждого. Раздал роли и пошёл ждать, когда нас расстреляют, и мы не будем сопротивляться, уверенные в уже наступившей смерти.

– Я будто до сих пор чувствую пули в груди, – Кас упал на землю.

– Сэм убил его, и иллюзия разрушилась. Странно, что он вообще это допустил. Может, событие было для него слишком масштабным, и он не заметил, что это настоящий человек. Чёрт, я уже поверил, что весь взвод мёртв.

– А что тогда с Сарой?

– Думаю, обычный шок. Боже… нам очень повезло, что Сэм дошёл до дотов. Я уже не дошёл бы.

Я не знал, что говорить, что думать и кого благодарить. То ли сержанта, который вёл меня до окопов, то ли тех солдат, что брали предназначенные мне пули, то ли просто не думать, что всё вокруг было чужой выдумкой. Но ведь такое сражение было! Значит, все эти люди существовали, умерли здесь? И рядовой, которому отрубило ногу, и тот бедняга, закрывший меня своим телом, и немцы, и сержант… и я, получается, тоже? Голова лопается от догадок. Как я мог быть здесь несколько сотен лет назад, если тогда даже моего отца не существовало?

– Думаю, все будут согласны, что сегодня мы никуда не идём, – Джон, наконец, зашевелился. – К тому же, Саре надо прийти в себя.

Никто ему не ответил. Да и возражать никто не собирался.

На следующее утро Сара проснулась и выглядела она бодрее всех нас вместе взятых. И всё же, пренебрегая усталостью, мы двинулись подальше от береговой линии, уже чуть более готовые к европейским формам жизни. И хотя неизвестность замедляла темп шага, мы часто ускорялись, заметив признаки человеческого присутствия, будь то метки на деревьях, свисающая на них верёвка или следы лагеря. Было бы намного лучше, найди мы хоть одного человека, но никто толком не знал, насколько дурные нравы могут быть у местного населения. Джон сказал, что у европейских государственных бункеров одно время были проблемы даже с фильтрацией воды, а говорить про жилые бункеры он решался с трудом. Якобы в последние десять лет возросли разногласия между рядом стран, некоторые вовсе оборвали связь навсегда, на юге континента, как сообщали местные, началась какая-то чепуха, а рассказы доходили до абсурда уровня восстания мёртвых, после чего и там оборвали контакт. Туда даже направили экспедицию, но радиомолчание говорило о том, что они туда или не добрались, или не вернулись. Хорошо всё было в основном у британцев, до недавнего времени у французов и немцев, американцев и СНР – Союза Народов России, который до сих пор сотрудничает с соседями и старается помочь с исследованиями. Видимо, чтобы люди начали работать сообща, им нужен апокалипсис, да и того эффекта хватит ненадолго.

На второй день нашего похода по Европе краски начали сгущаться. В местном лесу на деревьях висели люди разной степени паршивости, у многих зверьё уже успело что-нибудь отгрызть. В двух милях к востоку стоял город, вернее, то, что от него осталось: обугленные руины и трупы людей, расстрелянных или погребённых под обломками. Слабый запах угля и палёного мяса ненавязчиво, но мерзко щекотал нос.

– Что думаешь? – обратился Джон к Касу.

– Точно не звери.

– Это и дебилу ясно. Что могло стать причиной? Ты дольше всех нас живёшь на поверхности, может, видел что-то подобное?

– Не видел, хотя и слышал. В Смогстоуне, по слухам, было нечто похожее.

– Ещё предположения есть?

– Никаких, потому что бесполезны. Что угодно могло послужить поводом.

– Может, найдём тех, кто это всё объяснит? – робко обозначила себя Сара.

– Вряд ли в ближайших окрестностях люди отнесутся к нам дружелюбно, – Джон в подтверждение своих слов указал на труп солдата с дыркой промеж глаз. – Дело явно не в куполе, скорее какая-то вооруженная стычка.

– Кстати про купол: где он?

– То есть?

– На конце той улицы должен стоять основной генератор, – Кас указал на дальние дома. – В тех городах, где я был, всегда так и было, а здесь вместо генератора лишь обугленная груда досок.

– Так ведь не факт, что все купола строились по одному плану.

– А что, было время для творчества? Вопрос выживания стоял выше желания построить город на свой вкус, как мне кажется.

– Ну не будешь же ты сейчас говорить, что они жили без купола! – Джон рассерженно повысил тон. – Не бывает такого!

– Почему? – Кас развёл руками. – Площадь города меньше, земли не видно, вместо них везде теплицы, а зимой температура пусть и опускается до восьмидесяти и ниже, но зная хитрости, можно попробовать выжить.

– А стены что, сами построили?

– Я так и не поняла, зачем мы вообще вошли сюда?

– Чтобы осознать и уточнить наличие человеческого фактора.

– А повешенные этой работы не выполняли? Зачем эти лишние телодвижения?!

– А вдруг это преступники были, откуда ты знала?

– Вы здесь роль суда выполняете? Почему только я за столько времени запомнила, что мы идём в Люксембург, а не гуляем без цели!

– Сара, успокойся! Мы поняли, что ты крайне возмущена нашими походами по пепелищам, попаданиями в неприятности и прочим. Но как насчёт вспомнить, что ты сама пошла с нами, никто тебя не тащил за собой. Таким образом, ты негласно подписала договор о том, что никто не несёт ответственности за все наши передряги, – Джон сделал такое выражение лица, что я невольно ухмыльнулся. – Так что будем думать, что никому из здесь присутствующих подобное дерьмо не по вкусу. Прими этот факт как должное, немного снизь громкость голоса, возьми себя в руки и двигайся дальше, как все, молча.

Я посмотрел на Каса и прочитал у него в глазах что-то на границе между «лучшие и не скажешь» и «спасибо, что не дал его убить, потому как теперь я хочу этого ещё больше». Но всё же, он держал себя в руках, Сара перешла на тихое ворчание, и всё казалось вполне себе стабильным. Даже слишком. И хотя делать выводы прямо сейчас казалось бесполезным занятием, для себя я решил, что и на этом материке не всё в порядке. Эта мысль напрашивалась ещё после краткого исторического экскурса на берегах Нормандии. Многое казалось здесь обыденным, но точно не подобные существа, и точно не такие ситуации, когда адекватные люди пошли против других. У нас каждый на счету, а они что здесь утроили? Хотелось бы найти какой-то ответ, но ответы, вероятно, сгорели вместе с городом.

Этим вечером нам повезло найти прикопанную снегом ледяную пещеру, замаскированную под разрушенные дома. Внутри оказались какие-то заготовки мебели из дерева, небольшой запас еды и дров, лежаки из хвойных веток, уже просевшее кострище. По сравнению со сном на открытых равнинах, это могло сравниться с ночёвкой в охотничьей будке у реки, о которых я всё чаще вспоминал с ностальгией. Сара решила не ждать и сразу легла, пока мы с Джоном закапывали вход, а Кас наскоро разжигал костёр. Ей же хуже. Пропустила ужин.

Первым дежурить выпал мой черёд, с чем я был согласен впервые за долгое время. Наверно, я, наконец, остыл после той драки, перестал видеть в них идиотов. Фактически, ничего не изменилось, конечно, но и не должно было.

Мои мысли прервал шорох снега снаружи, ветер так не способен ворочать шапки на деревьях. По идее стоило бы проверить, но зверь если начнёт копать, то легко отпугнётся, а если…

Додумать мысль я так и не успел. В щель, куда уходил дым, влетела граната.