Читать книгу: «Надгробие для живых», страница 10

День 120

Я очнулся от холода, из-за которого онемели пальцы. За ночь меня присыпало снегом, как и лежащее рядом тело, и оставшийся здесь пистолет, наполовину заляпанный кровью. Это я его так?

Стошнило, хотя вроде как даже нечем. Кое-как поднялся на ноги и оглянулся. Вокруг не было ни души, и лишь ветер напоминал о реальности происходящего. Я ещё жив, этот мир ещё жив, и это я убил человека.

– Твою мать

По привычке было пошел в обычном темпе собирать всё необходимое, но свалился на колени, не сделав и пары шагов. И тут я вспомнил: рука. Под бинтом кровь налипла ко всему, к чему только можно, и всё же, не остановилась. Ничего не оставалось, кроме как наложить жгут, лишь бы не умереть от потери крови. И без того ясно: эту руку только отрубать.

Нужно соображать быстро. Мне нужна еда, а после этого отыскать следы на севере, где собирались беженцы. Возможно, их ещё не полностью замело, и я найду их до ночи. Ночью выжить будет сложно, а оставаться здесь точно нельзя. На запах крови хищники и падальщики сойдутся очень быстро.

Благо, атаковали не ради того, чтобы ограбить: повсеместно лежали тела, но дома в большинстве своём казались почти целыми, даже жаль будет найти в них лунатиков. Я быстро нашёл на кухне охотничий провиант, согрел печь и принялся восстанавливать силы, готовя себя к долгой погоне за спасшимися. Только через час, ощутив более-менее крепкую поступь, я решился взяться за большую палку, как за посох, и пойти прочь.

Следы и вправду виднелись, но идти по таким – чистое безрассудство. Любой бугорок, любая неровность или низина вполне могли сойти за следы. Впрочем, выбирать не из чего: либо так, либо оставаться умирать. Сверив остатки лагеря взглядом, я пошел на восток, по следам.

Оказалось, они решили свернуть в сторону леса. Мы туда по старой привычке не ходили, но кто-то вроде уверял, что в этом лесу ничего такого нет, разве что травы много. Мне-то в целом без разницы: ботинки ещё защищали от бритволиста, а вот как с этим у остальных? Если у них такой защиты нет, то без должной подготовки пройти вряд ли получится.

Сворачивая на восток, капитан, видимо, заодно и укрывал лица от ветра, о чём говорил намётанный снег, но сейчас ветер беспощадно бил по неприкрытым глазам. Левую руку я уже полностью не чувствовал, отпустить посох – значит потерять ещё одну точку опоры, а это чревато. Лишь бы только вьюга не пришла, а в остальном всё даже лучше, чем я думал. Только бы они выжили. Сара и Лара ушли, а что Джон? Наверное, стоило проверить тела, но уже поздно. Да и их там не меньше пятидесяти: за ночь такой смрад мог развеяться куда угодно.

Когда глаза начали обильно слезиться от ветра, порывы начали слабеть, врезаясь в стволы пограничных деревьев. След здесь был чётче, хотя и не сильно, к тому же, сугробы доходили почти до колена, двигаться стало тяжело. Меня снова посещало чувство, будто хвоинки деревьев дрожат и шепчутся от моего присутствия, предупреждают о ком-то, кто сидит дальше в лесу. И да, трава здесь разрослась большими полянами, только её дробь точно не казалась мне напряжённой. Ноги часто падали на стебли, на что те, чуть помедлив, лязгали по пластинам. Сейчас я совсем не жалею, что пару месяцев назад всё ещё считался неопытным.

Неожиданно след заплутал, начали образовываться одиночные тропки, ведущие в разные стороны. Причина вскоре стала ясна: под стволом дерева лежал недоеденный труп, принесённый на потом. Лишь по шрамам я осознал капитана.

Значит, на них напал хищник? Один? Будь тут стая, тел осталось больше. Но почему они не смогли отбиться от одного единственного хищника? Я силился вспомнить хоть одно способное на такое создание, но никто кроме егеря не приходил на ум. Для корозубов такое слишком, а лунатиков я ни разу не видел уже какой месяц. И будто в подтверждение моих мыслей, с ветки на ветку перемахнул корозуб, размахивая бледно-оранжевым хвостом.

Вообще корозуб является чуть ли не самым безопасным из всех лесных обитателей. Небольшой, размером по локоть зверь, с блеклым и роскошным мехом, когтистыми лапами, позволяющими карабкаться по деревьям, и острыми зубами с двумя выпирающими резцами, которыми он выгрызает укрытия в деревьях, а затем маскирует их оставшейся корой. Колонии таких могут превратить несколько ближайших деревьев в многоквартирные дома, но, что хуже всего, – они всеядны. Поодиночке питаются корой и прочим, а вот если накопится пара десятков, то охотно нападают на маленькие группы и одиноких скаутов. Или охотников, вроде меня.

Но я сильно сомневаюсь, что корозубы могли накинуться на капитана, отгрызть часть лица и большинство внутренностей, и никого из них не пристрелили. Иначе я не понимаю, куда смотрели ушедшие с ними защитники. Лара…

Усталость брала верх, нужно задумываться о передышке. Только в мои планы не входило восстановление сил посреди рощи: это чистое безрассудство. Я помнил, что патронов осталось семь, а рукопашной я не выдержу. Оглядевшись на предмет удобных мест, где можно бы было спрятаться, я впервые ничего не нашел: ни одного оврага, ни низины, ничего.

Собрав остатки сил, я уже почти двинулся дальше по сугробам, как меня осенила идея. Кас не зря показывал, как строить укрытие в куче снега, и сегодня нужно было вспомнить все советы на этот счёт. Если бы только рука была цела…

Я начал одной рукой сгребать снег в кучу, попутно трамбуя его ногами, и ещё больше задумался о необходимости провести здесь ночь. От подобной мысли становилось не по себе: мне нужен отдых, а, даже в поле, зная, что рядом кто-то дежурит, не удаётся хорошо поспать. Сейчас же мне предстояло в одиночку спать под кучей снега посреди леса. Существует ли ситуация с большим количеством вариантов смерти? Думаю, да, но для этого нужно быть полным неудачником.

Однако, во многом из-за ранения, постройка укрытия заняла не только несколько часов времени, но и потратила почти все силы. Уже слегка гудело в ушах, но мне ещё требовался костёр, и пара кусков коры, чтобы прикрыть вход. Хм, надо же… я столько полагался на умения охотника, и всё ещё это выглядело на авантюру. Вообще, чем чаще я думал над охотничьей профессией, тем больше я понимал, как же много зависит в ней от удачи. Тебе должно повезти со следами, повезти с их свежестью, с самим зверем, и, в конце концов, ты должен его убить и выжить сам. Я и раньше понимал, что родился под счастливой звездой, но удача – это исчерпаемый ресурс, почти что осязаемый. Кас её порой должен был щупать, чтобы выжить, мне хватало невидимого присутствия за спиной… раньше. Теперь я не имел права не рвать её кусками, иначе один из этих патронов уйдет в лоб ради быстрой смерти.

Небо покрылось розовым, когда я пришёл в себя и отправился на маленькую разведку. Знание окрестностей – главный козырь, когда всё идёт против плана, а заодно я решил идти по отбившимся следам на северо-запад. Естественно, я не планировал найти выжившего, и потому шёл налегке, лишь с пистолетом. След вилял от дерева к дереву, пару раз падал на землю, на колени, на спину, за ним гнались, о чём говорили появившиеся капли крови. Должно быть, корозубов было так много, что они успевали перехватывать отбившихся. Но сразу возник вопрос: как они позволили им так расплодиться? Неужели не знали?

За деревьями раздался близкий к смерти стон. Сразу вспомнился доппель из чащи, и рука потянулась к оружию. Но нет, умирал настоящий человек, обладатель следа, оборвавшегося на бритволисте. Вид был плачевный: ноги изрезаны и искусаны, на спине не хватало одежды, и торчал позвоночник. Это точно не корозубы.

– Помо… помогите, – не знаю, что удивляло больше: что у него хватает сил говорить или возможность говорить вообще. Зато точно можно сказать: я не помогу ему.

Я проверил количество патронов и навёл ствол ему на голову. Он смотрел и молча ждал, а я всё никак не мог спустить курок. Как же это тяжело сделать, если ты не готов сразу после упасть без сознания. Но я должен. Должен! Нельзя оставлять его здесь! Я нажал, и его голова безвольно упала на траву, издав такой звук, будто лопнул надутый желудок. Бритволист ликовал.

Шесть

Кажется, это было плохой идеей. По ветвям пошёл шелест, перекрываемый далёким воем. Но не это страшно: я никогда такой вой не слышал, и именно он вызывает странное желание спрятаться так глубоко, насколько это возможно.

Уже через пять минут я дотаскивал дрова на ночь. Хотя кого я обманываю: этого не хватит и до полуночи, а дрова побольше нужно нести двумя руками. Я снял жгут и, что очевидно, ситуация с рукой никак не изменилась. Только казалось, что она начала болеть. А вдруг заражение? Без руки я не протяну…

Жарко отнюдь не было, но лоб вспотел, когда я поднёс раскаленную головешку к ране. Потом я подумал, что стоит, наверное, снять куртку и закатать рукава, и лишь сейчас смог увидеть масштаб бедствия. Покраснение вокруг раны переходило в огромный синяк, и в то же время кожа по локоть была бледной. Я снова поднёс деревяшку к дырке, почти ощутил боль, снова осёкся. Не представляю, кем нужно быть, чтобы сделать это без задних мыслей. Чёрт, должно быть, это будет адски больно.

Я зажал рукав куртки в зубах, ткнул желтеющим концом палки прямо внутрь, и тут же приглушённо взвыл. Боль искрами запрыгала в глазах, ослепляя, мышцы сковало, а уши заложило так, что на секунду я будто потерял связь с миром. Я продержал так четыре секунды, затем откинул палку, и упал сам. От шока быстро терялось сознание, и всё же нельзя. Мне ещё нужно…

Рана покрылась коричневой корочкой, хотя бы кровь перестала идти. Проще не становилось. Даже забрать рукав обратно оказалось невыносимо больно, чего уж говорить о том, как я пытался справиться с курткой. Только полностью одевшись, я догадался приложить снег к ожогу, который сам себе и оставил.

Был бы здесь Кас, как громко он орал бы тогда?

Ещё и корозубы эти… я слышу их щёлканье там, в высоте деревьев, уходящих шпилями под небо.

Нужно запираться. Не хватало так и остаться на открытом воздухе…

***

Утро настало для меня рано. Боль не давала спать, а теперь ещё и знобило. Только заболеть не хватало. Жаль, я не взял отвар ромашки из Гринмана: он на удивление хорошо справлялся с температурой. Ещё можно заставить себя потеть, но тогда одежда запреет, и мне точно конец. Конец… насколько я близок к нему и далеко одновременно. И всё же нужно что-то делать. Останусь – точно загнусь. Нужно искать выживших. Чёрт, угораздило же! Даже ходить тяжело: тело ломило вдоль и поперек, пришлось опираться на деревья, лишь бы не упасть в сугроб.

Где же следы. Точно помню, они здесь были вчера! Не могут они так быстро пропасть без ветра или чьей-либо помощи! Стой… нужно держать себя в руках. Пусть я давно не контролирую ситуацию, но ещё можно сделать так, чтобы всё окончательно не скатилось в задницу. Главное не впадать в панику… а вот и след. Странно, я не помню его. Это точно нужный? Он даже выглядит свежее! А если кто-то тоже неподалеку остановился?

Я пошёл по направлению шагов, не забывая про пистолет. Чем болезненнее я становился, тем недоверчивее стоило относиться к другим людям. И меня можно понять: с одной рукой много не навоюешь. Петля следов шла на восток так долго, что я даже начал подумывать о возвращении назад, пока есть силы. Но, вернись я к стоянке, кто знает, останется ли эта возможность найти живых людей? У меня нет права делать всё с прежней осмотрительностью. Хотя ещё неизвестно, что доконает меня быстрее: лес с его причудами или собственная рука. Очень хотелось верить, что оба останутся в дураках. Но как же тяжело, когда уши закладывает от периодических болей.

Следы вывели меня к другим. Он не один! Я могу оказаться самым что ни на есть везунчиком, если это наши. А пока нельзя терять бдительность: я не хочу остаться в меньшинстве и не иметь козырей.

– Эй!

Я повернулся на голос и увидел мужчину с густой бородой в семидесяти футах от меня, а затем и второго, улыбающегося так, словно увидел кого-то получше, чем еле живого охотника. Или это и есть их цель?

Да что здесь творится!

Они, не сговариваясь, рванули на меня, а я, чуть помедлив, вытащил пистолет из-за спины и дважды выстрелил. К счастью, оба остались лежать неподвижно.

Четыре. Если оставлять один на себя, то три.

Неужели оба безоружны? Кто в наше время ходит без оружия? Чёрт, и что мне делать с телами?

Нужно всё, что поможет выжить. Твою мать, как быстро приходится переключаться с животных на людей. Какого хрена они побежали на меня! Кому было бы хуже, если я смог уйти! Но иначе, кажется, было нельзя: либо я, либо они. Они с лёгкостью могли проследить за мной, и тогда точно хана.

Я подошёл чуть ближе, надеясь не притрагиваться к трупам, но кажется, у бородатого было что-то в куртке. Проклиная всё вокруг, я перевернул его на спину и залез за пазуху, где пристроился большой нож, выкованный явно в наше время. Также у него был свёрток с сырым мясом, сомнительно пахучим, его лучше оставить. И всё. Он почти голый. У них точно неподалёку была стоянка. Значит, нужно идти туда, откуда они пришли.

Через двадцать минут я действительно вышел к паре тентов из шкур животных и совсем недавно потушенного костра. Здесь же валялись их вещи: пара спальных мешков, две деревянные миски с ложками, ещё больше мяса и пузырёк, из которого воняло бритволистом. Судя по всему, неподалёку есть нормальный город, ибо сделать вытяжку в таких условиях просто невозможно. Недолго думая, я пошёл к своей стоянке, чтобы перенести свои вещи сюда. Не поверю, что у них всего один нож на двоих!

Но идти назад оказалось не так уж и легко. Поднялся ветер, пошёл снег, уже похожий на зимний. За всю жизнь учишься различать времена года даже по снегу: весной он кажется теплее, летом – мягче, а осенью становится шершавым, как поверхность точильного камня. Очки от ветра остались ещё в Гринмане, а значит, максимум, что можно сделать – натянуть маску на лицо. Смотреть легче не станет, но хоть не так жжёт лицо. Вообще, не мне сейчас думать о комфорте с ранением, ожогом и рисками заболеть. Хоть бы до рюкзака дотянуть…

Дотянуть… не знаю, что случилось, но голова закружилась так, что устоять на ногах дважды оказалось слишком тяжело, и я валился в снег, отдыхая по несколько минут. Была уже мысль вернуться в лагерь тех двоих, но вряд ли от этого будет польза. Я просто останусь ни с чем… дойти бы, только бы дойти…

На голову приземлился небольшой ком снега, упавший с ветки надо мной. Мне не потребовалось поднимать голову, чтобы понять: он свалился не сам по себе. Я потянулся за пистолетом, но тут же, с громким цоканьем когтей, со ствола дерева на меня спрыгнуло нечто крайне юркое, и впилось когтями в голову. И, пока я пытался стряхнуть зверя с головы, уже с треском рвущейся ткани ещё два таких же вцепились в плечи. На лоб начала стекать кровь, и тут я вспомнил про нож, который вытащил с трупа. Здоровой рукой я вытащил его из ножен, наотмашь махнул возле головы, вонзив его во что-то мягкое и писклявое. Затем, видимо разозлив двух других животных, один из них перелез на живот и прыгнул на лицо. Толком не соображая, я подставил ему левую руку, о чём мгновенно пожалел и вонзил нож в голову, но было поздно: я ощутил, как рукав сильнее намокает от укуса. Последний, видимо, предпочёл убежать. Только сейчас я понял, что всё это время пытался справиться с корозубами.

Не знаю, как я добрался до своей стоянки. В один момент всё стало мутным. Я просто залез в убежище и закрылся. Дальше остаётся надеяться, что выживу, ибо сил не осталось. Я даже не уверен, что ещё жив. Может, и вовсе никогда не жил.

Лес хрустел в ответ на каждое движение, но всё-таки был не тем, как раньше. Этот не выглядел враждебно со своими хвойными деревьями, а солнце проходило, просачиваясь сквозь голые ветви. Разве это возможно? Разве возможно, что снег, такой мягкий, тихо идёт зимой, а не врезается вместе с ветром? Когда в лесу было так хорошо? Кажется, я упускаю из всего этого что-то. Какую-то важную деталь, превращающую окружающую действительность в нечто совершенное. Но чтобы уловить её, я должен родиться здесь, быть частью всего вокруг, а не вычурной деталью на общем фоне. Я жалею, что не застал это время, а другие люди позволили пропасть этой гармонии. Гармония, делающая спящий лес живым, дышащим, а не наблюдающим за тобой глазами хищника. В этом лесу уютно, в том – боязно. Страшно.

Я пришел в себя от того, что меня с силой тянули за ноги. Рука сама выставила пистолет, я выстрелил сразу, как только показалось лицо. Уши заложило.

Четыре. Или нет. Три. Точно, три.

Другой начал вытаскивать, я показался на свету, и быстро заслал патрон в глаз, потом ещё один в живот другому.

Два. Один…

И тут я увидел, что их ещё минимум пять.

Последний…

Направил ствол себе в голову, но пистолет выбили из рук, затем врезали по животу, по рукам, и ещё… Теперь точно убьют.

– Стоять! – рявкнул кто-то. – Не для того его два дня искали, чтобы тут же убить! Или кто-то из вас захотел на арену?

Под мычание меня перестали избивать и подняли за подмышки.

– Ты красиво подохнешь на арене. Готов поспорить, тебя быстро убьют… Чё встали?! В Новый Рим!

Новый Рим? Такое чувство, будто я знал, что случилось со старым Римом, но думать не было сил. И как они могли искать меня два дня, если я только вчера убил тех двоих? Или… когда я их убил?

– И вырубите его, чтобы не ёрзал! – добавил, по всей видимости, их главный.

Своды пещеры мерцали от колыхания факелов, любой шум многократным эхом отражался от стен и врезался в голову, как сплошная каменная плита. Хотя врезался в меня, кажется, чей-то кулак.

Я открыл глаза и увидел перед собой человека. Гладко бритого, подстриженного, немногим старше меня мужчину с каким-то ободом на голове и такой приторной улыбкой, что стало тошно. В одной из рук он держал пистолет Джона, и, вероятно, им-то меня и бил.

– Молодец. Было бы грустно отпускать тебя так просто из Рима, – голос мужчины полностью соответствовал его виду. – Приведите гладиаторов!

Через несколько минут напротив меня посадили полсотни человек, среди которых порой мелькали знакомые лица, я даже смог различить Джона, Лару и Сару. Так они выжили!

– Я не поверю, что никто не знает его, потому поднимитесь сами, или я прикажу убивать всех подряд.

– Я знаю его! – Джон встал.

– И я, – я вообще его никогда не видел. – Прошу, убейте меня вместо него!

Человек смотрел на него пару секунд, потом взглянул на меня и щёлкнул пальцем.

– Тулий! Выбить дурь из лжеца. А тебя, гладиатор, требую привести сюда, – Джона скрутили двое, подвели ко мне и усадили напротив.

– Как рука? – спросил Джон и тут же упал от удара в голову. Поднялся шум.

– Я его знаю, – спокойно сказала Лара. – И что теперь?

– Ты? Так даже лучше. Подведите её. – Лару усадили возле Джона. – Кто-нибудь ещё его знает?

В рядах никто ничего не сказал.

– Тогда введите его, и объясните, что говорить надо только тогда, когда приказали.

Джона подняли, он резко дёрнул головой и разбил нос одному из тюремщиков, из-за чего тот упал в бешенство и принялся забивать его хлыстом.

– Понимаете, в чём дело? Это варвары, что могут воевать, но вовсе не знают, когда стоит вести себя прилично! – он указал на меня. – Этот юноша в одиночку убил трёх легионеров, и всё ещё готов на большее!

Со всех сторон неожиданно раздались крики, откуда-то сбоку полетел камень, угодивший мне в расцарапанное плечо.

– Сегодня варвар будет наказан! Мы свершим над ним суд, достойный его, заставим убить его сестру по оружию, и с этим грехом он будет жить, покуда его душу не заберёт Плутон!

Он дал мне пистолет в левую руку, сам навел прицел на лоб Лары, толпа начала кричать.

– Убей.

– Не могу, – я не чувствовал руку, в которую он положил пистолет.

– Можешь, варвар, можешь.

– Не могу!

– Император не будет ждать вечно!

– Я не могу! – сил не хватало, чтобы держать оружие. Я выронил пистолет и схватился за руку.

– Что там, покажите! – кто-то вздёрнул рукав, за которым скрывалась рука. – Ещё один. Палач, руби!

– Стой! – вскричала Сара, но было поздно. Топор въелся в предплечье руки, и я впервые закричал, не сдерживаясь от вида собственной руки, лежащей на земле, теряя сознание от боли.

– Вечно императору всё приходится делать самому! – он схватил пистолет и прошиб голову Лары насквозь. – Увести. Увести всех! Обратно в клетку!

– Долгих лет жизни императору Октавиану! – скандировала толпа, пока я старался понять, что, чёрт возьми, происходит.