Читать книгу: «Хроники Нордланда. Грязные ангелы», страница 39

Во время ужина Иосиф сказал:

– Я нашёл для тебя провожатых. Это русы с севера, они плевали и на церковь, и на инквизицию, и на всех местных вельмож. У них своя вера и свои правила; они знают, что ты беглец и тебя ищут, но готовы взять тебя с собой до Блумсберри. Пойдём на рассвете; я сам тебя отведу – чтобы не беспокоиться ни за слугу, ни за тебя.

– Спасибо. – Сказал Гэбриэл. Иосиф взмахнул рукой:

– Не благодари. Сам не знаю, что со мной случилось. Это прямо-таки заразно, прямо-таки заразно. Какое-то поветрие. Завтра я отведу тебя на подворье русских князей, и забуду тебя, как страшный сон. – И Гэбриэл, покраснев, опустил глаза. Он догадывался, что его присутствие тяготит Иосифа, что он прячет его от своей семьи, и очень переживал по этому поводу – быть обузой он не хотел, был слишком горд для этого. Покинув на рассвете, когда улицы ещё пустынны, дом, приютивший его, Гэбриэл тоже почувствовал облегчение. Он пытался отдать Иосифу деньги, которые дал ему Моисей, но тот не взял, хотя деньги предназначались ему.

– Я говорил, что не дам тебе денег, и я не дам. – Сказал еврей. – Не хочу служить обогащению первого встречного тобой убогого или шарлатана. Но деньги Мойше не возьму. Тебе они ещё понадобятся, попомни мои слова, тебе они-таки очень понадобятся!

Шли они долго. Верхом было бы быстрее, но не по всем городским улицам, и не всем можно было ездить верхом. По самым богатым и чистым улицам они пришли к Русскому Двору – подворью, где останавливались приезжие с Русского Севера, кроме тех, кто имел собственный дом в Элиоте. Постучав в высокие и широкие, обитые медью, ворота, Иосиф и Гэбриэл вошли внутрь, и очутились на широком просторном дворе с навесом для лошадей. На высоком крыльце стоял молодой светловолосый мужчина, одетый так, что Гэбриэлу мгновенно захотелось так же: в кожаную длинную, с металлическим плетением, куртку, опоясанную по бёдрам роскошной перевязью с мечом-шаршуном и кинжалом, кожаные же штаны со шнуровкой, и в мягкие дорогие сапоги. Мужчине было не больше тридцати, у него была модная трёхдневная щетина, крупные, но красивые черты лица, и опасный, с огоньком, прищур умных, насмешливых и внимательных глаз. А рядом с ним стоял… полукровка, немного выше него, моложе, примерно, ровесник Гэбриэла, одетый почти так же, только перевязь не такая роскошная, и широкий боевой топор вместо меча. У полукровки были серые, как песок, глаза и волосы, что выдавало уроженца Дуэ Эланор – Креолы или Шара. О внешности полукровок и их типажах Гэбриэл знал от Доктора, который всегда мог сказать, откуда тот или иной узник Садов Мечты, и кто из них дороже, а кто – дешевле, кто в моде, а кто – нет. Уроженцы Дуэ Эланор считались самыми спокойными и самыми живучими, но и самыми упрямыми, так же, как Дуэ Сааре – самыми красивыми и самыми буйными, а Дуэ Элодис – самыми редкими и самыми дорогими. Полукровка подмигнул Гэбриэлу, и тому сразу же стало полегче.

– Это ты – Гэбриэл? – Спросил зеленоглазый. – Беглый?

– Да. – Ответил Гэбриэл, чуть побледнев и вскинув голову.

– Украл чего, убил кого?

– Я не вор. – Гэбриэл стиснул зубы.

– Но убить пришлось. – Заметил зеленоглазый.

– При побеге. – Признал Гэбриэл. – И снова убью, но туда не вернусь.

– Честный… Это хорошо. Я Ставр, воевода, это мои люди. Мы наёмники. Нанимаемся в охрану купцам, и вообще, кто заплатит.

– Я говорил тебе, что деньги тебе понадобятся. – Тихо сказал Иосиф, почти ему на ухо. – Это тебе урок, молодой человек. – И протянул Ставру кошелёк. – Здесь вся сумма. Доставьте его до Блумсберри.

Один из наёмников забрал у Иосифа деньги и кинул Ставру, тот ловко поймал кошель и спрятал в карман.

– Верю. Ну, Гаврила… Держись Саввы, – он кивнул на полукровку, – и поторопись, мы уже выезжаем.

Гэбриэл повернулся к Иосифу. Ему было стыдно: он было подумал о нём не очень приветливо… Еврей отступил и поднял руки:

– Не благодари! Поверь, юноша, это не стоит благодарности. Мне почти что стыдно за себя, э?.. Прощай, и надеюсь, мне не придётся пожалеть о содеянном сильнее, чем я жалею сейчас. – Он ушёл, а Гэбриэл остался возле крыльца, чувствуя себя немного скованно: все были заняты делом, седлали и навьючивали коней. Полукровка, которого звали странным именем Савва, подошёл к нему, ведя в поводу высокого, широкогрудого солового мерина с мохнатыми щётками у копыт:

– Вот тебе коняга, седлать умеешь?

– Да! – У Гэбриэла перехватило дух от радости. Он ласково погладил конскую морду, бережно подул в ноздри, потрепал по крутой шее. Конь фыркнул, разглядывая и изучая Гэбриэла. Тот прочистил ему глаза, оседлал и вскочил в седло, испытывая просто невероятное блаженство. На крыльцо вышли трое людей в рясах, но не таких, как у Гелиогабала или других католических священников; кресты на них тоже были другие. Савва тихо объяснил, что это священники из Валены, приезжали к королеве, просить разрешения строить свои церкви и монастыри, но опять ничего определённого не получили.

– Сучка латинянская. – Зло сплюнул он. – Сама живёт уже с пятым мужем, моложе себя на тридцать лет без малого, а туда же: о благочестии талдычит! Но ничего. Отделимся от них, создадим собственное княжество, и построим себе всё, что захотим. Будет после себе волосёнки на пи»дёнке драть, да поздно будет.

Гэбриэл хмыкнул: выражение ему понравилось, и он его запомнил. У священников были свои люди, человек десять, и два десятка наёмников Ставра, русы и финны, многие не говорили ни слова по-нордски, переговариваясь между собой на собственном наречии. Наконец, ворота распахнулись настежь, и всадники парами тронулись в путь. Гэбриэл, как и приказал Ставр, держался возле Саввы, который объяснил ему, что Ставр – младший сын младшего брата Холмогорского князя, своего удела у него нет, вот он и нанимается охранять купцов, паломников, священников вот охранять подрядился.

– И что, так тоже можно? – Перед Гэбриэлом наконец-то что-то забрезжило, какая-то перспектива устроиться в жизни. Савва засмеялся:

– Дикий ты, Гаврила! А то! Конечно, жизнь кочевая, и опасная, зато вольная и хлебная. Вот завалишь своего первого, и увидишь.

– Что увижу?

– Ну ты!.. – Савва покрутил головой. – Одно тебе скажу: будет стычка, выбирай себе противника побогаче. Всё, что с него снимешь, твоё, и конь его – твой. Золото и цацки – в общий котёл, потом князь поделит. А сколько увидать нового сможешь! Мы с князем ходили с паломниками в Иерусалим, в Польше были, в Венгрии, в Царьграде… Ох, и интересно! Вот, смотри… – Он начал показывать Гэбриэлу свои трофеи, крест из Иерусалима, кинжал дамасской стали, константинопольские ладанку и миниатюрную иконку Божьей Матери… У Гэбриэла горели глаза и щёки. Ох, как он захотел тоже стать наёмником!.. С князем и Саввой отправиться в далёкие и манящие страны!

– Покажи себя, и князь тебя возьмёт. – Сказал Савва. – Мы, полукровки, на севере в цене. Там-то нас чельфами или чельфяками никто не называет. Православные нас даже крестят.

– И ты крещёный?

– А то! – Хмыкнул Савва.

– Я не умею сражаться. – С сожалением признался Гэбриэл.

– Делов-то! На первом же привале начну тебя учить.

– Мне в Гранствилле надо друга найти, и невесту.

– Ну, смотри сам. А то догоняй нас потом. Только поторопись: междуреченцы до полукровок прям звери, одному там опасно, опаснее, чем здесь…

Они ехали через предместья, то и дело минуя мосты, мостики и дамбы, под крики чаек и скрип ветряных мельниц, которых здесь было великое множество, считай, на каждом острове. Миновав предместья, они под начавшимся мелким дождиком въехали на Королевский Мост – одну из главных достопримечательностей Нордланда, так же выстроенную для Карла Основателя эльфами. Королевский Мост был отдельным образованием, целым городом – и не маленьким. Длиной он был более десяти километров, перекинувшись через всю дельту и соединяющий Элиот и Сандвикен, город на левом берегу Фьяллара. Каждый пролёт увенчивался башнями с перемычкой, и в этих башнях жили люди, находились палатки, магазинчики, даже мастерские. Мост был широкий, настолько, что по обочинам тоже строились домики и лавки, и тем не менее, оставалось достаточно пространства, чтобы и всадники, и повозки могли не только проехать, но и свободно разъехаться, повстречавшись друг с другом. В начале моста их остановили стражники; самый старший из священников заплатил пошлину и поручился за всех своих спутников.

– Я смотрю, тут чельфяки с вами… – Сказал одни из стражников, с презрением глянув на Савву. Тот в долгу не остался:

– Да, дайкин, и если ты ещё раз дохнёшь на меня своей вонью, меня стошнит прямо в рожу твою собачью.

Стражник побагровел и сделал движение в его сторону, но его приятель остановил его:

– Не связывайся. И думай, что говоришь и где. – Враждебно глядя на князя. Тот молча проехал мимо, но, едва они отъехали подальше, выговорил Савве:

– Сколько раз тебе говорить: не задирайся!

– Хорошо тебе говорить, княже. – Огрызнулся Савва. – Не тебя чельфяком назвали.

– Ох, и зубастый ты парень! – Засмеялся один из воинов. – В бою ты ловок, слов нет, но язык твой тебя и закопает, вот помяни моё слово!

– Если б я все твои слова поминал, у меня башка б лопнула уже. – Тут же откликнулся Савва. Гэбриэл скоро убедился, что его новый приятель просто физически не способен промолчать, и всегда стремится оставить последнее слово за собой. Он был из тех людей, которые если и слушали то, что им говорят, то только для того, чтобы или возразить и поспорить, или похвастать, что он видел больше, пробовал лучше, и вообще, во всём круче. Но он был весёлым и казался простым и добродушным, и Гэбриэлу он нравился.

На съезде с моста пришлось показать стражникам деревянный жетон об уплате пошлины, и снова подтвердить, что главный из священников ручается за всех своих спутников. Гэбриэл подумал, что один никогда не миновал бы этот мост и не выбрался бы из Элиота…

Сандвикен, город, находившийся в полутора часах езды от Элиота, был уже совсем другим. Большой портовый город выглядел в то же время унылым и неухоженным. Земля здесь была болотистой и скудной, крестьяне – бедными и неприветливыми. А столько калек и нищих, сколько сидело вдоль дороги от Королевского Моста к главной площади Сандвикена, причём нищих активных, горластых, настырных и приставучих, Гэбриэл не видел больше никогда и нигде. Вонь здесь стояла такая, что ему хотелось зажать нос руками. И на площади Сандвикена было ничуть не лучше. Там стояла виселица с двумя трупами не первой и даже не второй свежести, под которыми безмятежно играли дети. Дождь разошёлся, но в трактир князь не свернул. Савва пояснил:

– Это из-за нас. Полукровок в дома и приличные заведения не пускают, запрещено. Нас можно только в хлев, с животными, князь этого не допустит. – Он заметил, что они как раз поравнялись с одним из таких заведений, и Савва нарочно повысил голос:

– Ну, они ж до хрена здесь какие богатые, им наши деньги не нужны. Зачем им столько постояльцев зараз?.. Они лучше голодными останутся, чем принципами поступятся. Ничего, в ближайшей деревне на сеновале обсохнем, перекусим и выспимся, как на перине. Там хоть дайкинами не воняет! – Ещё повысил он голос. – Они ведь здесь не моются, разве что когда сдохнут, и то не все!

– Савва! – Грозно одёрнул его князь. Савва промолчал, но скорчил в спину князю рожу.

При выезде из города снова была застава, где стража потребовала назвать полукровок по именам и подтвердить, что князь давно их знает.

– Я Савва, а это вот мой друг Гаврила. – Тут же с апломбом заявил неугомонный приятель Гэбриэла. – Тебе-то что с того?!

– Ничего. – Стражник с тяжёлым прищуром смотрел прямо на Гэбриэла. Тот ответил своим привычным ледяным ничего не выражающим взглядом. – Беглого полукровку ловят. Он убийца; и насильник. Целую семью в Крыже зарезал; детей ссильничал. – Он сплюнул. – Говорят, черноволосый, со шрамом на губе.

– Я этот шрам ему сам посадил, – засмеялся Савва, – в прошлом году, в Винетте. Расслабься, дайкин.

– А ты, полукровка, слова-то выбирай. – Спокойно сказал стражник, продолжая сверлить Гэбриэла взглядом. – Я ж тебя не называю так, как между некоторыми принято. И ты, будь повежливее. Если можешь.

Савва открыл рот, но князь, подъехав, пнул его в бедро и сказал:

– Всё? Мы можем ехать?

– Проезжайте. – Внимательно оглядывая оружие и броню наёмников, сказал стражник. И наградил напоследок Гэбриэла цепким многообещающим взглядом. У Гэбриэла что-то застыло в животе и засосало противно; узел не расслабился и после того, как они проехали дальше. Замолчал даже Савва, а молчание остальных было просто физически невыносимо. В пригородной деревеньке, у овина, все остановились, князь о чём-то договорился с крестьянами, и сделал знак спешиваться. Гэбриэл, двигаясь скованно и немного неловко, расседлал коня, и вслед за остальными повёл его к корыту с водой. Напоив и привязав его к яслям, он заметил, что Савва делает ему знаки, и пошёл в овин, где уже стояли столы, и за одним из столов сидели старший священник и князь. Гэбриэл, повинуясь их знаку, сел напротив.

– Савва, иди наружу. – Велел князь. Князя неугомонный Савва слушался беспрекословно. Гэбриэл чуть ссутулился, положив локти на стол, взглянул на людей напротив. Он не знал, как опровергнуть ту ложь, что распустили о нём, и уверен был, что сейчас его просто погонят прочь. А может, и хуже того: схватят и сдадут страже. «Живым не дамся». – Пообещал он себе.

– Это правда? – Спросил князь. У священника было спокойное, чуть усталое, тонкое славянское лицо с небольшой светлой бородой и серыми внимательными глазами. Он молча изучал Гэбриэла.

– Нет. – Ответил Гэбриэл. – Но доказать я не могу. Я даже не знаю, где этот Крыж.

– Тогда от чего ты сбежал? – Князь откинулся на стуле назад, скрестив руки на груди.

Гэбриэл, пару секунд подумав, вздохнул и встал. Снял связанную Тильдой фуфайку, развязал тесёмки сорочки на груди, стянул её, и кожа тут же покрылась ознобом.

– Вот от этого. – Ответил коротко. Князь опустил руки и подался к нему. Священник на миг опустил глаза и перекрестился. – Спину показать? – Спросил Гэбриэл.

– Не надо. – Сказал князь. – Довольно и этого.

– Слышал я про такие развлечения. – Подал голос священник. – Это дорого стоит… И люди за этим стоят большие и богатые. Был у нас на Севере чародей и греховодник, Райдегурд, герцог Белых Скал. Он любил такие развлечения. Только предпочитал малых деток.

– Да. – Сказал Гэбриэл. – Почти всё это мною в детстве получено.

– Так что, – поинтересовался князь, – этот греховодник на юг перебрался?..

– Нет. – Возразил священник, которого звали отец Михаил. – Его казнили, а замок его поганый сожгли и место, где он стоял, в Старом Торхвилле, солью посыпали. Но только, видно, корни зла не вырвали, осталось что-то. Ты не волнуйся, Гаврила. В Бога веруешь?

– Я не знаю. – Ответил Гэбриэл. – Нам запрещали о Боге говорить. Был у нас мальчишка крещёный, его били, если молился.

– Бесовщина-то какая… – Отец Михаил повернулся к князю. – Ты ступай, я ещё с Гаврилой поговорю.

– Так ты молиться совсем не умеешь? – Спросил, когда они остались одни. Гэбриэл как раз оделся, помотал головой:

– Я же говорю… Я даже не знаю, крещёный ли я. Наверное, нет. Но священников, – Гэбриэл криво усмехнулся, – к нам много ходит. Только, – добавил справедливости ради, – таких, как вы, я никогда там не видел.

– И среди нас грешников достаточно. – Добродушно усмехнулся отец Михаил. – Только грехи у православных всё больше обычные, человеческие; если прелюбодеяние, то с женским полом, а не с мужским, или, прости, Боже, скотом каким. – Он заметил, как потемнело лицо Гэбриэла, и добавил:

– Полукровок и эльфов скотами мы не зовём. Скот – он и есть скот бессловесный, коза или свинья. А эльфы даже в Бога по-своему веруют, и в отличие от людей, в грех многобожия или язычества никогда не впадали. Только чудное у них учение, нам не понятное и чуждое. Я тебя, Гаврила, ни соблазнять, ни учить не стану, ежели не хочешь. Но молитве научу. Молитва дух укрепляет, утешение даёт, если в грех отчаяния готов впасть. Тебе, я думаю, такая помощь очень нужна. Тяжело порой, одному-то, когда все против тебя?..

Гэбриэл дрогнул. В голосе и глазах отца Михаила была теплота, которой ему так не хватало, и участие, которого он ни от кого, кроме Алисы и Моисея с Тильдой, не видел. Инстинктивно он насторожился, но в то же самое время и потянулся к этому человеку. Да, ему необходимо было хоть что-то, что помогло бы ему в минуты отчаяния!

– Я научил бы тебя молитве «Отче наш», но со временем ты ей и так научишься. Научу я тебе одной древней молитве, которая сердцу близка и понятна, и которая утешает лучше всякой другой. Запоминаешь хорошо?..

– Да. – Гэбриэл и в самом деле мог похвастать абсолютной памятью. Каждое слово, что сказала ему Алиса, или что он сказал ей, он мог повторить сейчас без запинки, и то же относилось к остальным разговорам, что он когда либо слышал. Поэтому молитву, которой научил его отец Михаил, он запомнил сразу же, и, вернувшись во двор, повторял её про себя:

– Удостой меня быть орудием мира твоего, чтобы я вносил любовь там, где ненависть, чтобы я прощал там, где обижают… Чтобы я возбуждал надежду там, где мучит отчаяние, чтобы я вносил свет во тьму; чтобы я возбуждал радость там, где горе живёт. Господи Боже мой! Удостой, чтобы не меня утешали, но я утешал; чтобы не меня любили, но я любил; чтобы не меня понимали, но я других понимал. Ибо кто даёт – тот получает; кто себя забывает – тот обретает; кто прощает – тому простится; кто умирает – тот просыпается к вечной жизни. Аминь.

Черногорск, 4 января 2018 г.

*Автор стихотворения Сабрина Мамышева.