Читать книгу: «Хроники Нордланда. Грязные ангелы», страница 38
Молодой еврей весело фыркнул, снова рассмеявшись, но встретил взгляд старшего, и быстро принялся чесать нос, скрывая смех и пытаясь принять серьёзный вид.
– Я прямо-таки не знаю, что с вами делать. – Еврей забрал в горсть свою холёную бороду, глядя на своих странных гостей, и в глазах его прыгали весёлые чёртики. Но как бы ему ни было смешно, он и в самом деле не знал, что ему делать. Очень серьёзные люди не так давно обещали ему огромную награду за этого юношу, или за какие-либо сведения о нём. Им интересовалась инквизиция, а инквизиции любой еврей боялся, как чумы. И не важно, что формально в Нордланде её не было. В это время люди верили, что она есть везде и достанет хоть со дна морского. Иосиф Левин, племянник одного из самых богатых евреев Европы, Соломона Райя, был человеком бесстрашным, как многие его соплеменники, вынужденные стать бесстрашными, живя в постоянной смертельной опасности, под угрозой погромов, чисток, просто каприза толпы. К нему могли прийти в дом и перерезать всю его семью в любой момент, по любому поводу или же просто без повода, и он всегда это помнил. Как многие его соплеменники в Европе, он постоянно имел этот страх в крови, в костном мозге, всегда ждал расправы – даже когда не ждал. Кое-кто из его народа предавал веру и крестился в христианство; но их презирали даже сами христиане, и в любом случае, Иосиф был не из них. Всем не евреям он платил той же монетой, презирая их и не имея к ним никакой жалости или сочувствия. Но эта парочка… Особенно этот полукровка… Иосиф мог легко забрать у них деньги и выпроводить, а за юношу ещё и получить солидное вознаграждение. Он даже просьбой Мойше мог бы пренебречь, поскольку считал его старым чудаком и выжившим из ума идеалистом. Но – не сейчас. Что-то было в этом юноше, что-то такое чистое, такое простое и… правильное, что Иосиф просто не мог поступить с ним так, как того требовали привычка и выгода. Кто его знает, что в нём было не так?.. То ли эти веснушки на переносице, превращающие красивое холодное лицо в симпатичную мальчишечью физиономию, то ли взгляд тёмных глаз, честный, откровенный, даже немного трогательный?.. Или то, как охотно, даже с радостью, он расстаётся со своим богатством – а для такого, как он, это настоящее богатство! – и как радуется тому, что может помочь этому нелепому чудику и его дочке?.. Когда-то и сам Иосиф мечтал помогать всем несчастным – и было это не так уж и давно. Пока им не пришлось бежать из Лиона, где жила его семья, в одном белье, зимой, в слякоть. И их, семью с шестью детьми, мал-мала-меньше, травили, как зверей. Тогда он поклялся себе, что не пожалеет больше ни одного христианина… И вот надо же: пожалел. Потому, что верил: этот мальчик и еврею отдаст вот так же всё, что у него ещё останется, и еврея закроет собой и будет спасать. И никакие деньги, и никакая выгода не заставят его поступить иначе. Иосиф Левин написал расписку о полученных от Томаса Босяка трёх золотых дукатах, выдал ему десять талеров, подтвердил обязательство банка выдавать ему ежемесячно по два талера, и отпустил осчастливленного попика восвояси. Повернулся к Гэбриэлу.
– Ты очень везучий юноша, Гэбриэл. – Сказал без тени улыбки. – Мойше пишет, что Господь любит тебя, и я думаю, это так. Ты знаешь, что тебя ищут?
– И здесь?.. – Дрогнул Гэбриэл.
– И здесь, и, я думаю, везде. Что ты сделал, что тебя так хотят?..
– Я сбежал. – Признался Гэбриэл скованно.
– Прихватив пятнадцать золотых, э?
– Я не вор! – Гэбриэл аж покраснел. – И не брал ничего из его поганого замка… – Запнулся. – Кроме девушки. И Иво. Это мои деньги. Их давали мне.
– Пусть надо мною посмеются все куры Элиота, если я не прав, но я верю тебе. Верю, что ты не вор. Я люблю Господа и люблю Мойше, хоть он и старый упрямый дурень. Поэтому я тебе помогу. Денег не дам – это будет прямо-таки издевательством над моей натурой, если я это сделаю! В Гранствилл завтра уходит шхуна моего хорошего друга, Исаака, «Жемчужина», я отправлю тебя с ней. Кстати, Мойше пишет, что отправил мне травяной чай… Э?
– Я его отдал… – Гэбриэл мучительно покраснел. – Люси, девочке, она такая… Но я вам отдам деньги, если… Я не знал!.. – Он вновь полез за пазуху.
– Не надо! – Со смехом поднял руки Иосиф. – Переживу и без чая. Иди; Симон проводит тебя в баню, а потом ты поешь.
Торговка, дождавшись Томаса, всё-таки всучила ему пару башмаков, в которые тот и обулся тут же, на месте, заодно накупив у неё обычной чуши: леденцов для Люси, куклу для неё же, бусы и пару дешёвых колечек. А торговка в это время, как бы невзначай, выспросила у него всё, что случилось. Проводила смешного человечка насмешливым взглядом холодных глаз. Внешность у неё была ангельская: такие лица уже чуть более, чем через сто лет, будут запечатлены на полотнах Леонардо да Винчи, правильные, мягкие, с большими глазами и крупными тяжёлыми веками, и неуловимыми улыбками на прихотливо изогнутых губах. И волосы у неё были такие же, вьющиеся крупными локонами, прекрасного, благородного золотистого цвета. А вот глаза у неё были волчьи: светло-серые, пристальные, тяжёлые, ледяные глаза убийцы. Не женские глаза. Торговка не спеша направилась в сторону городского парка с эльфийскими статуями и фонтанами, и какое-то время прогуливалась там, предлагая прохожим свой товар, и время от времени даже кое-что продавая, пока к ней не подошли две кармелитки.
– Из тебя получилась отличная женщина, Ангел. – Насмешливо сказала по-итальянски одна из них, Амалия.
– А из тебя плохая монашка. – На том же языке ответила… точнее, ответил Ангел. – Слишком сильно пахнет шлюхой.
Амалия только фыркнула на него:
– Как будто для монашки это не нормально! Я тебя умоляю. Твои тяжеловесные попытки меня уесть меня уже даже не забавляют. Поверь: ты не можешь меня даже задеть. Задевалка не отросла.
– А вот кораллы! – Умильно изобразил торгашку Ангел, – смотрите, сестра, какие отличные коралловые чётки! Благословлены самим папой, я их из самого Рима привезла, клянусь мощами святого Януария! – Мимо прошли две какие-то женщины.
– У Януария не мощи, а кровь! – Фыркнула Амалия. – Ну что, ты проверил информацию?.. Я о том полукровке, что ночевал в мавзолее этой… каменной бабы?..
– Проверил. – Ответил Ангел. – Проследил за ним и всё выяснил.
– И?..
– Мимо. – Глядя ей прямо в глаза, безмятежно сказал Ангел. – Этот мальчишка просто заблудился, за ним погнались какие-то бродяги, а он имел при себе несколько талеров для банкиров Райя. Это их слуга. Там всё чисто.
– Внешне похож. Черноволосый. – Упрямо прищурилась Амалия.
– Должен быть ещё шрам на губе. – Напомнил Ангел. – А его не было.
– Нет?
– Нет. Ничегошеньки; я смотрел ему в лицо, как вот тебе. Он конопатый, кареглазый, форменная деревенщина.
– У того должны быть серые глаза. – Амалия покусала губы. – И про веснушки ничего не было сказано… Впрочем, и так было ясно, что Бель не при чём. И всё таки, как бы всё срослось!..
– Может, скажешь, из-за чего такой шум? Что это за полукровка, из-за которого все так всполошились?
– Тебе это ни к чему. – Резко ответила Амалия. – Это не твоя игра. Я вообще не понимаю, зачем ты припёрся, мы справлялись и без тебя. Давай свои чётки. И прекрати врать, что их благословил сам папа, этим ты только порочишь Ватикан.
Ангел ничего не ответил, и пошёл прочь развязной и абсолютно женской походкой, не забывая время от времени предлагать и расхваливать свой товар.
Гэбриэл, чистый, сытый и сонный, лёг в постель, чистую, мягкую и уютную, и всё его тело отозвалось блаженством: наконец-то! Тихо застонав от удовольствия, Гэбриэл закрыл глаза, наслаждаясь покоем и чистотой. Вспомнил, как прошлой ночью цепенел от отчаяния, и усмехнулся сам себе. Теперь воспоминание об этом отчаянии только усиливало наслаждение – по контрасту. Всё-таки, люди разные, и не стоит ненавидеть всех… Он уже почти уснул, когда вернулось воспоминание о словах той женщины из мавзолея: «Ты должен спасти их всех!». И почему-то сделалось очень страшно.
Когда Гарет вошёл к ней, Алиса мгновенно поняла, что он в бешенстве – Гэбриэл злился точно так же. Тем же огнём горели глубокие эльфийские глаза, так же напряглось лицо, так же бегали желваки по скулам. Она съёжилась, прижав кулачки к груди.
– Тебя никто не обижал? – Спросил он, скрывая гнев. При более беспощадном к недостаткам дневном свете Алиса выглядела всё такой же прелестной, даже не смотря на печать слёз и усталости.
– Нет. – Ответила она. Гарет глянул на нетронутый остывший завтрак, подошёл, проверил, что ей принесли.
– Ты ничего не ела. Почему?
– Мне не хотелось.
– Тебе не понравилось то, что тебе дали?
– Я не ем мясное. Мне плохо от такой еды.
– Я велю принести тебе другой еды. Чего ты хочешь?
– Отпустите меня. – Прошептала Алиса.
– Кое-что изменилось. – Сказал Гарет жёстко. – Теперь то, что ты знаешь, нужно мне ещё сильнее. Кто ты? Кто такой Гэбриэл, который так похож на меня, что у нас даже голоса одинаковые? Откуда вы появились здесь и зачем?
– Я не могу вам ничего сказать. – Прошептала Алиса, опуская голову. – Мне нечего вам сказать… Вы правы, врать я не умею.
– Ты говоришь, не как крестьянка. Ты говоришь, и держишься, как благородная девушка. – Гарет уже еле сдерживался. – Твоя крестьянская одежда – это маскарад!! – Гнев его всё же прорвался наружу. – Смотри на свои руки! – Он рванул её маленькую ладошку, поднёс к её глазам. – Это руки благородной дамы! Что вы затеяли?! Что вы затеваете в моём городе?!! Да знаешь ли ты, маленькая дрянь… – Он вскочил, саданул в стену кулаком:
– Чёрт, чёрт, чёрт!!! – В точности, как это делал Гэбриэл у неё на глазах, и Алиса зажмурилась от нового приступа тоски и душевной боли. Она не боялась его – она не могла бояться того, кто так похож был на её любимого. Но его гнев её пугал.
И с гневом он справился в точности, как это делал Гэбриэл – отвернувшись в сторону, сильно дыша и кусая губы. У Алисы слёзы хлынули из глаз, она закрыла лицо руками и осела на стул. Гарет сел напротив, знакомо ссутулился.
– Алиса… Я не верю, что ты плохая девушка. Либо тебя обманули и используют…
– Нет! – Воскликнула Алиса, отнимая руки от лица и аж подавшись к нему вся, глаза её, огромные, полные слёз, горели искренним убеждением в своей невиновности. – Мы никому не хотим зла! Мы просто сбежали оттуда, где…
– Откуда? – напрягся он.
– Нас должны были там убить. – Прошептала Алиса, спохватившись. – Нам ничего не нужно, поверьте, мы ничего никому не сделаем, мы просто хотим жить в безопасности… Где-нибудь в лесу… И всё! Никто ничего не замышляет, клянусь вам! Мы пришли сюда просто потому, что это далеко и… безопасно.
– И вы совсем не собирались обратиться к принцу? – Алиса видела, что он ей не верит, и не понимала, почему. – Вы не искали возможностей попасться ему на глаза?
– Зачем? – Так искренне удивилась Алиса, что Гарет заколебался.
– Ну, положим. А тебе не кажется странным наше сходство с твоим Гэбриэлом?
– Кажется. – Помедлив, призналась Алиса. – Но вы полукровки… Многие полукровки похожи.
– До такой степени?
– Я не знаю. И… вы, всё-таки, не одинаковые.
– И что в нас разного?
– Глаза. – Подумав, и решив, что ничего плохого для Гэбриэла из этого выйти не должно, призналась Алиса. – У вас они синие, а у него – тёмно-серые. И губы… У него шрам на губе, вот тут, и поэтому рот не похож. И волосы по-другому подстрижены. И… – Она запнулась. Лицо Гарета изменилось, он побледнел, так сильно, что она испугалась. Встал, даже пошатнулся, глядя на неё так странно!
– Где он? – Спросил сдавленным голосом. – Где он?!!
– Я не знаю! – Испуганно произнесла Алиса. – Я не вру: я не знаю! Мы сбежали… Не вместе. Может быть… может быть, он вообще умер, чтобы мы спаслись!
В дверь сильно постучали, и Гарет болезненно вздрогнул.
– Сеньор! – на пороге возник Марчелло. – Вы нужны, срочно. – И Гарет быстро вышел, прислонился к стене на лестнице. Закрыл глаза: сердце бешено билось.
– Марчелло, это он! – Сказал глухо. – Это Гэбриэл, это мой брат! Эта глупая маленькая дрянь знает, где он… Она его знает… Боже!
– Вы уверены?..
– Не до конца. Нужно узнать то, что знает она, но она не говорит, и я не понимаю, не понимаю, почему! – Он вновь ударил кулаком по стене. – Я просто не в состоянии соображать здраво… Нужно отвести её к отцу. – Решил он. – Если кто-то и сообразит, что с нею делать, так это он. Я выхожу из себя и становлюсь бешеным.
– Может быть, я попробую поговорить с нею? – Предложил Марчелло. – Возможно, со мной она не будет так стесняться и бояться. Скорее всего, она такого знатного вельможу видит впервые!
– Точно! – Гарет слегка повеселел, уцепившись за эту версию. – Ну, конечно же! Я только не понимаю, не понимаю, как она связана, как она может быть связана с моим братом! Не могла же она тоже быть у Драйвера, она не такая, это видно… Я что, ошибался?.. Или она связана с каким-то очередным самозванцем, и это всё игра, чтобы запутать нас?..
– Я поговорю с нею, патрон. – Успокаивающе произнёс Марчелло. Таким издёрганным и ранимым своего патрона он никогда не видел, и начал по-настоящему переживать за него.
Алиса плакала, когда Марчелло вошёл к ней, и итальянец галантно предложил ей свой платок. Алиса уткнулась в него, тихо всхлипывая.
– Мой патрон напугал вас, маленькая сеньорита? – Участливо спросил Марчелло. – Вам не стоит его бояться, он вовсе не дурной, нет. Просто он очень расстроен, скузи, если вас это испугало…
– Я не боюсь за себя. – Алиса взглянула на него, и у итальянца мурашки побежали по коже от её взгляда. «Какие глаза, мадонна миа, какие глаза!..». – В смятении подумал он. Нет, эту девушку совершенно невозможно было пытать, запугивать, даже просто обижать. Это было не в мужских силах.
– А за кого? – Вкрадчиво спросил Марчелло. Она помедлила. А может, сказать часть правды?.. Маленькую её часть?..
– Понимаете, я сирота. – Сказала она. – Я выросла в одном доме, в Ашфилде. Меня там воспитывали, учили всему, что должна знать порядочная благовоспитанная девушка, учили вести дом, быть примерной женой, и говорили, что это всё – для моего господина, которому я должна стать супругой, во всём слушаться и подчиняться ему. Я очень этого ждала. И вот меня отвезли к нему, а он… – Губы Алисы задрожали. – Он… оказалось, что ему нужна не я, а ребёнок, которого я могла ему родить, и чтобы получить от меня этого ребёнка, он решил… решил… – слёзы хлынули у неё из глаз, – надругаться надо мной, и если я понесу, только тогда жениться… Но только до родов сделать меня женой, а после родов… избавиться от меня! – Она разрыдалась, спрятав лицо в ладони. Марчелло ласково погладил её по голове:
– И вы… ну же, сеньорита, что было дальше?..
– Гэбриэл, – всхлипывая, сказала Алиса, – он спас меня. Он спас меня из этого ужасного места, от этого мерзкого человека. Он вытащил меня, но чтобы меня не хватились, он пошёл… Пошёл к воротам… – Она вновь задрожала, слёзы текли ручьём. – И все забыли о нас, погнавшись за ним… И больше я его… не ви-и-идела-а-а-а!!!
– Это было давно? – Сурово спросил Марчелло, и Алиса кивнула, не прекращая рыдать.
– А это место – Редстоун?
– Я не знаю, – всхлипнула Алиса, – как оно называется… И как зовут этого человека, я не знаю тоже… Они мне не говорили… Ничего… не говорили…
– А сюда вы как попали?
– Нас привёл Нэш. – Алиса всё-таки не решилась сказать, что ждёт здесь Гэбриэла, что он назвал ей Гранствилл, как место, где они встретятся. – Мы живём у него в трактире, у него и Марты. Нам же нужно где-то жить. Гэбриэл, он ничего не сделал, ничего не замышлял, я клянусь! И мы ничего не замышляли…
– Мы?..
– Иво, полукровка-Фанна, он сбежал с нами, он помогал Гэбриэлу. Гэбриэл, он ради нас… – Алиса вновь закрыла лицо руками.
– Но почему вы не хотели рассказать это моему патрону? – Удивился Марчелло.
– Я боюсь. – После паузы, которая понадобилась ей, чтобы взять себя в руки, призналась Алиса. – Боюсь, что нас вернут… туда. Мы ведь принадлежали этому человеку и сбежали от него. – Она испуганно посмотрела на Марчелло. – Вы не вернёте нас туда, нет?..
– Ну, конечно, нет! – Вздохнул Марчелло. – Как вы думаете, ваш Гэбриэл, он спасся?
– Он сбежал. – Утирая слёзы, сказала Алиса. – Я слышала, когда мы прятались в телеге, как люди говорили о нём: что его подстрелили, но он убил собак, которых пустили за ним, и сбежал. Его не нашли. Ни его, ни его тела. И это всё, – губы её вновь затряслись, – что я знаю.
– Скажите ещё, – осторожно спросил Марчелло, – а кем он был, ваш Гэбриэл, у того ужасного человека?..
– Я не знаю. – Откровенно ответила Алиса. – Знаю, что он был не свободным, что ему нельзя было выходить из той башни, где его держали, его, и других мальчиков и девушек. Я правда, не знаю. Он не хотел мне ничего объяснить, мне кажется, он меня жалел и не хотел пугать. – Она почти перешла на шёпот. – Их там избивали! У Гэбриэла всё тело в шрамах, и руки все, – она протянула свои руки к Марчелло, – все пальцы… переломанные! Это было очень страшно, очень… Мне до сих пор страшно! Я ничего никому дурного не сделала, я готовилась быть послушной и благодарной…
– И всё таки, сеньорита, – вновь попытался выяснить главное Марчелло, – может быть, у вас есть какие-то догадки… какая-то надежда на то, где вы могли бы встретиться с вашим Гэбриэлом? Это очень важно, очень!
Алиса опустила голову и помотала ею, вновь всхлипнув. Только бы её отпустили обратно к Нэшу! Нэш что-нибудь придумает, как перехватить Гэбриэла, если он всё-таки доберётся сюда, как ему помочь, как его спасти…
– Ничего не бойтесь, сеньорита. – Сказал Марчелло, вставая. – Будьте абсолютно спокойны, вам здесь ничто не угрожает. Мой патрон ненавидит вашего прежнего господина и никогда ему вас не вернёт. Вам следовало сразу направиться к нему и попросить помощи, вы получили бы её тот час же. Отдыхайте! Успокойтесь, и отдыхайте. – Он вышел в соседнюю комнату, почти чуланчик, где Гарет слышал каждое слово. Тот уже почти отгрыз ноготь большого пальца на левой руке, вне себя от волнения и нетерпения.
– Я чувствую, Марчелло, это он. – Сказал по-итальянски. – Слышишь?.. Она говорила о моём брате. Весь в шрамах! Драйвер, тварь… И бедная девочка! Я позабочусь о ней. Если мой брат рисковал жизнью, чтобы её спасти, я просто обязан взять на себя заботу о ней. Я отвезу её в монастырь святой Бригитты, в Разъезжее, Герда о ней позаботится. Даже если всё же это не мой брат… То я не оставлю её хотя бы назло Драйверу. Это надо же! Решил подстраховаться, тварь… Забеременеет – женится, а не забеременеет – тогда куда её?.. А? Как думаешь?.. – Ответ не требовался, они с Марчелло не сомневались в Драйвере и его подлости ничуть. – Меня смущает только одно. – Он запустил пальцы в свою роскошную шевелюру. – Твой источник ничего не говорит об этой девушке. Говорит о горбунье, о белокуром полукровке-Фанна, но о маленькой рыжей кватроночке – ничего?. Как думаешь?
– О Фанна упомянула и бамбина. – Возразил Марчелло. – Двух таких полукровок быть не может, я знаю, они невероятно редкие существа.
– Да… ты прав. – Гарет кусал губы. – Марчелло, но если он сбежал, куда ему идти?.. Где он?! И Драйвер наверняка ищет его, он обязан землю рыть и жопу рвать, чтобы вернуть моего брата и не дать ему добраться до дома. Эта девчонка в самом деле ничего не знает, как думаешь?..
– Может, и знает. Наверняка он сказал ей, где им встретиться. Вопрос – где?.. Я думаю, здесь, в Гранствилле. Даже если он не помнит, кто он такой, он может знать, что здесь может попросить о помощи. – Марчелло тоже волновался. – Или в Блумсберри. Может, в Блумсберри – чтобы потом податься дальше, на север, или на эльфийское побережье.
– А может, – сильно побледнев, вдруг сказал Гарет, – Драйвер уже его поймал. Я знаю, что он страдает, что ему страшно и плохо, что он пережил страшную боль. Ты знаешь, я сам её пережил… Так может, это ТАМ его вновь пытали?.. И он снова в Редстоуне?! – Гарет сорвался с места. – Марчелло, мы едем на юг. Немедленно! Я найду его, видит Бог, я найду его, любой ценой! – Замер. – И ни слова отцу! Понятно?! Меня всего трясёт, я на месте оставаться не могу, а каково будет ему?! Хорошо, что я девчонку эту отцу не показал… Её тоже никто не должен видеть, и ни в коем случае отцу про неё не должно быть известно… Наговорит ему ужасов про покалеченные руки, про собак… Я-то сам не свой… А это, всё-таки, ещё не точно!.. До нашего возвращения пусть сидит в башне, и никто, кроме Глэдис, пусть к ней не приходит! Нечего ей болтать о некоем Гэбриэле… Она грамотная… Книг ей пусть принесут каких-нибудь, интересных… Одежду, нормальную, не крестьянскую – раз она за барона замуж собиралась, не замарашка какая-нибудь. Скажи Глэдис, пусть поделикатнее с нею обходится. Я после решу, что с нею делать, сейчас я ничего не могу, меня всего трясёт!
Алиса, вновь оставшись одна и всласть выплакавшись, умылась, насухо вытерлась, сгоняя остатки истерики, и начала причёсывать свои стриженые кудри, когда к ней вошла уже знакомая женщина. Высокая, худощавая, она тоже была кватронкой, несколько суровой и даже слегка высокомерной, но, как чувствовала Алиса, не злой. Она сняла с Алисы мерки и сказала, что пока что Алиса останется здесь. И оставила ей книгу, старую, слегка потрёпанную – видно было, что её много и многие читали. Книга называлась «Ланцелот, или Рыцарь Телеги». Забравшись с ногами в нишу высокого окна с широченным подоконником, Алиса раскрыла книгу… И через несколько минут была вся во власти происходящего на её страницах. Прежде она таких книг не читала! Ничего романтического, ничего о чувствах между мужчиной и женщиной читать ей намеренно не давали; а здесь всё было так чудесно! Даже тоска и страх отступили перед очарованием куртуазного романа. Для Алисы это был первый роман такого рода, и свежесть и чистота восприятия дарили ей самое настоящее ощущение чуда. Стемнело, но она только поставила перед собой свечу, и жадно читала, не чувствуя течения времени. Как это было красиво! То и дело, прижимая к груди книгу, Алиса поднимала глаза к небу и шептала мечтательно:
– Я ей готов служить покорно, не прибегая к лести вздорной, Хотя б любой на этом месте Не воздержался бы от лести…». – Ей казалось, что это так тонко, так изысканно! Ведь это и есть лесть, но какая!.. Или: «Грустна, покорна и горда, садится госпожа в седло, И так вздыхает тяжело…», и ей казалось, что это она, это о ней! А страдания Ланцелота были ну в точности списаны с Гэбриэла, так жестоко обиженного ею: «Куда идёт, каким путём, Не помнил, словом, ни о чём, Опричь одной особы той, Из-за которой сам не свой»… Где-то за глухой стеной, увитой хмелем, до поздней ночи звучали музыка, весёлые голоса и смех, и как же Алисе хотелось хоть одним глазком посмотреть на эту удивительную и счастливую – так ей казалось, – жизнь! Книга кончилась так быстро, и на рассвете Алиса вновь сидела в окне и смотрела на пробуждающийся сад. Ей хотелось наружу, к цветам и деревьям. Когда ей принесли еду, она спросила, можно ли ей погулять в саду, и давешняя женщина сказала, что можно, только в сумерках. Алиса, набравшись храбрости, попросила ещё книгу, и вечером женщина принесла ей платье, простое, но милое, из белой ткани в оливковый цветочек, похожее на те скромные платьица, которые носила Алиса в Ашфилде, целую корзинку ниток для рукоделия, тёмную накидку и несколько книг – целое богатство! Но на этом всё приятное и окончилось, потому, что на вопросы Алисы о том, где она, где сейчас герцог, и когда её отпустят, та ответила:
– Не знаю. Герцог ещё не решил, как с тобой поступить. Сам он уехал, и когда вернётся, неизвестно. Жди его и веди себя прилично.
В сумерках, как та и обещала, Алиса, надев накидку с капюшоном, гуляла с нею в саду. Это было началом целой череды дней – может быть, не меньше недели. Алиса не считала дни, она терпеливо ждала – что ей оставалось?.. Тревожилась за Иво, переживала за Нэша, который, наверное, ищет её, и может быть, столкнулся с герцогом и пострадал… Но главное – она безумно переживала за Гэбриэла. Что, если он именно сейчас добрался до Блумсберри, а её там нет?! Нэш знает, конечно, как они с Иво его ждут, и знает, как Гэбриэл выглядит, но что будет с Гэбриэлом, когда он всё узнает?! И почему он так похож на герцога? И как сам герцог к этому относится?..
А ещё, не смотря на это, не смотря на все страхи и сомнения, Алисе здесь… нравилось. Ей ужасно хотелось стать частью этого заманчивого мира, который она пока что знала лишь по книгам, которые проглатывала залпом и перечитывала любимые места по многу раз, по отзвукам: музыке, пению, голосам, – и по красоте башен и сада, которые могла видеть из окна. Даже в этой комнатке, где она теперь жила, было очень чисто и красиво, и как же Алиса, оказывается, скучала по этой чистоте, опрятности, комфорту! По хорошей одежде, по чистым простыням… По вкусной еде, поданной в красивой посуде – даже более красивой, чем в Ашфилде. Женщина, которую звали Глэдис, казалась суровой, но вовсе не была злой, и часто отвечала на вопросы Алисы. Она рассказала ей, что замок, в котором Алиса сейчас находится, называется Хефлинуэлл, принадлежит он Хлорингам, древнейшей королевской семье на Острове, потомкам Бъёрга Чёрного, который первым приплыл сюда из Норвегии и основал здесь первое королевство людей. Что герцог – сын его высочества, принца Элодисского, которому буквально недавно передал все бразды правления в герцогстве и все полномочия, что она сама – кормилица герцога и пользуется полным его доверием. В замке она живёт не постоянно, только когда нужна Гарету, а вообще-то ей с мужем принадлежат знаменитые сады Твидла, которые её муж когда-то разбил на земле, подаренной его высочеством кормилице своих детей.
– Детей? – Переспросила Алиса. – У герцога есть братья и сёстры?..
– Есть… – Глэдис на миг запнулась, почему-то отведя глаза. – Её светлость Габриэлла, баронесса Ульвен, хозяйка дома, ведь его высочество вдовец, а герцог – ещё холост.
– Габриэлла! – Алисе почему-то стало очень не по себе. – Она сестра герцога?
– Кузина. – Глэдис отложила нитки, которые помогала мотать Алисе. – У тебя прекрасные кружева получаются, Алиса. Я принесу тебе золотые нитки и белый шёлк, попробуй сплести из них что-нибудь.
Что-то здесь было не так. Алиса, после ухода Глэдис, какое-то время ходила по комнате, пытаясь успокоиться. Габриэлла… И Гэбриэл. Казалось бы: ну, и что?.. Но Алиса чувствовала, что это не просто так. Что это не простое сходство имён. А что, если Гэбриэл… Но если так – то её сон был правдой, и между ним и ею, сиротой, да ещё и так опозоренной, такой нищей и бесправной, действительно лежит огромная пропасть. Но это если Хлоринги готовы принять такого, как Гэбриэл… А если они, такие богатые, такие роскошные, такие спесивые, решат, что он только опозорит их?.. И поспешат, найдя, спрятать его подальше, или и вовсе… – И Алиса, заломив руки, металась по комнате, не зная, что делать. Что вообще она может сделать?!!
Барр вновь стояла перед проблемой: она не могла увидеть проклятого щенка дохлой эльфийской ведьмы! Он с самого начала был невидим для её магии, что бы она ни делала, какие бы сильнейшие средства не использовала. Проведя сложнейший ритуал, ради которого пришлось умертвить и расчленить двух девственниц и двух мальчиков, Барр получила только Элиот. Щенок был там, но как туда попал, где именно там находился, в каком состоянии – не известно. Тем не менее, ведьма помчалась в столицу, прихватив окровавленные тряпки, на которых была кровь щенка. Сделав привязку по крови, она получила довольно приличный образ человека, который каким-то образом был причастен к побегу Гора, и направилась на его поиски. Щенка она не может увидеть, зато может узнать, где он… И с этой целью Барр добралась до нищего района и до нелепого домика, пристроенного к крепостной стене.
Гэбриэл провёл в доме Иосифа два дня. После купания в ледяной воде у него разболелись и рука, и нога; он старался не обращать на боль внимания, но хромота его усилилась, и, страшно его этим удивив, Иосиф обратил на это внимание и даже позвал врача, естественно, тоже еврея. Тот тоже знал Моисея, и, осматривая руку и бедро Гэбриэла, мог только восхищённо покачать головой:
– Снимаю шляпу перед искусством Мойше! Излечить такие раны! И перед вашим терпением, молодой человек, готов снять шляпу тоже. Терпеть такие муки!
– Я и хуже терпел. – Сказал Гэбриэл.
– Это таки видно. – Задумчиво произнёс врач. – Таки видно… Что я могу сказать?.. Постарайтесь больше не нырять в холодные реки, поменьше ходите, лучше всего не ходите вообще какое-то время. А рука теперь так и будет болеть, на погоду, на холод, на тепло. Терпите.
– Да я и не жалуюсь. – Буркнул Гэбриэл. – Мне не привыкать. – Оделся, чувствуя на себе взгляды врача и Иосифа, которые с изумлением смотрели на его шрамы.
– Я передумал отправлять тебя с «Жемчужиной». – Сказал Иосиф позднее. – Я кожей чую, что всё гораздо опаснее, чем я думал. Подожди ещё какое-то время, я найду тебе провожатых до Гранствилла. Жаль, что герцога Элодисского здесь сейчас нет; я полагаю, он единственный, кто сейчас рискнул бы взять тебя под свою защиту. Но есть и ещё люди, которые не побоятся бросить вызов инквизиции и церкви.
– А при чём здесь церковь? – Удивился Гэбриэл. – Где эта самая церковь, и где я?..
– Я не знаю. – Искренне ответил Иосиф. – И не хочу об этом ничего знать. Ты создал мне огромную проблему и представляешь из себя огромную опасность для меня и всего моего дома. Я не ропщу; но когда ты покинешь меня, я вздохну свободно.
– Я могу уйти прямо сейчас! – Дёрнулся Гэбриэл, побледнев от обиды.
– Моя проблема имеет гордость и желает пойти погулять, э? – Безмятежно спросил Иосиф. – Так вот что я тебе скажу: я не для того рискую, чтобы ты сейчас всё испортил. Я уже взял на себя большой риск. Раз уж это случилось, то пусть будет не напрасно. Отдыхай, Гэбриэл. И пусть твой небесный покровитель ещё немножко побеспокоится о тебе; до сих пор у него это хорошо получалось. Не разочаруй его в последний момент!
Гэбриэл послушно отправился отдыхать. В доме Иосифа, он же банк, было, по мнению Гэбриэла, очень красиво. Пожалуй, даже красивее, чем в покоях Хэ в Садах Мечты. Там, наверное, было роскошнее, было больше дорогих вещей и драгоценных материалов и украшений, но здесь – и это привлекало Гэбриэла гораздо больше, – было уютно, здесь был настоящий дом, здесь жили. По доносившимся время от времени до Гэбриэла голосам и детскому смеху, у Иосифа и в самом деле была семья, и присутствие маленьких детей чувствовалось везде: брошенные игрушки, детские вещички, обгрызенные и недоеденные пряники. Как-то раз Гэбриэл слышал сдавленную возню за дверью и хихиканье – кто-то пытался на него посмотреть. Иногда пахло молочной кашей, запах, почему-то знакомый Гэбриэлу и вызывавший в памяти какие-то настолько давние и глубинные воспоминания, что он скорее связывал их со сном, чем с явью. Крайне неустойчивые в последнее время, его предпочтения и мечты с башни, подобной башне Моисея, где он будет счастливо жить с Алисой, переметнулись к такому вот дому. Гэбриэл понимал, что сам такого дома никогда не построит и не купит; но в таком доме могла жить его мать. Почему бы ей не быть еврейкой?.. Он ведь черноволосый, а для полукровок это огромная редкость, обычно они шатены или рыжие, иногда блондины. Гэбриэл пока что не знал и знать не мог, что связь еврейки и эльфа была ещё невероятнее, чем его встреча с родной матерью – такая девушка просто не могла очутиться в одно из полнолуний на эльфийском берегу! Но помечтать было так приятно! И он сидел у окна, забранного в частую решётку так, что снаружи было невозможно что-либо рассмотреть, и смотрел на улицу, чистую, пустынную, с красивыми большими домами, увитыми девичьим виноградом и вьюнками, и мечтал. Опрятные служанки в белых чепцах мыли окна и мели мостовую, сбрызгивая её водой, драили дверные ручки. Пару раз Гэбриэл заметил давешнюю торговку, которая предлагала служанкам и прохожим свои товары и порой останавливалась, чтобы поговорить и посмеяться. Богато одетые господа с тросточками прогуливались по улице вальяжной походкой, выставляя напоказ свои украшения и обновки. Люди жили… Но ему в этой жизни места не было.
