Читать книгу: «Время ловить бабочек», страница 2
Глава 2. 27 июля, 1976г.
Многих клонило в сон. Микеле, распластавшись на песке около полена и натянув на глаза цветную полосатую шапку, уже вовсю похрапывал. Португальского паренька безмерное количество алкоголя первым свалило с ног. Мы хотели дождаться рассвета, но не было и трех утра, как все согласились с тем, чтобы плюнуть на эту затею.
– А где Штейнберг затерялась? – спросил Артур, высосав последнюю бутылку пива и кинув ее в песок. На его квадратном щетинистом подбородке поблескивали при тусклом свете костра и луны стекавшие капли алкоголя. Но даже в таком состоянии он выглядел впечатляюще. Кудри пышно обрамляли силуэт головы. Белая расстегнутая рубашка оголяла мускулистое подтянутое тело. А басистый голос сводил с ума любую девчонку, независимо от того, был Артур пьян или нет.
– Марвин последний с ней в море оставался.
– Я не знаю, где Джина. Я выходил из воды, она сказала, что хочет еще немного поплавать, – очень просто ответил Марви, и я стал переживать от такого ответа. Обычно Джина всегда была на виду, в окружении толпы людей, которые нуждались в ней, как в воздухе.
– Да успокойтесь, придет. У человека, живот прихватило, может. Вот и потерялась.
– Тогда у нас есть невероятная возможность послушать чьи-то дрыстания перед тем, как уснуть.
Все засмеялись.
Карина, которой Артур, вероятнее всего, вскружил голову, полезла с ним в машину спать у него на плече, Микеле уже ловил третий сон на песке, а мы с Марвином спустили мешковину на землю и примостились на ней. Я еще минут десять с каким-то волнением поглядывал на побережье, а после уснул.
Разбудила меня Джина. На улице светало. Рыжая не спеша ходила по песку недалеко от нас и смотрела в сторону спокойного моря. Я снова распереживался и спросонья спросил, все ли хорошо.
– Да.
Короткий взгляд диких зеленых глаз. Краткий ответ, от которого тревоги мои ушли, но не полностью, а будто их приглушили ровно до той степени, которая требовалась мне сейчас, чтобы уснуть.
***
– Вставайте! Салливан! Микеле, Артур! Гадство… Поднимайтесь!
Марвин кричал на нас. Карина выпрыгнула из машины и, потирая руками заспанные большие глаза, испуганно смотрела на него.
– Зачем бить? Зачем кричать? Не надо кричать, – быстро протараторил с акцентом Микеле, который получил ногой в бок от сходившего с ума Марвина.
– Ты что, озверел!? – Артур уже хотел кинуться на Марви, но тот сам рухнул на колени.
И тут до меня начало доходить, что случилось: среди нас не было Джины. Моя растерянность переросла в злость, но не ту, с которой нас сонных расталкивал Марвин, а в злость, смешанную с ненавистью к самому Марви.
– Где она? – я быстро встал рядом с ним на колени и взял его за плечи. – Говори, ну?
Марвин молчал. Мне казалось, он смеется надо мной.
– Ты! Это ты виноват! Ты знал! Что она тебе говорила?! – мне казалось, что я сейчас разорву его. Марви продолжал молчать. – Говори! – я толкнул его.
– Я не понимаю.
Я накинулся на Марвина и начал его избивать. У меня сильно дрожали руки, темнело в глазах от злости, вся сила уходила прочь, но мне хотелось сделать Марвину так больно, чтоб он почувствовал всю-всю ненависть, которая правила мной в этот миг. Он не сопротивлялся, будто ему было все равно, бью ли я его. Даже больше – казалось, он хочет, чтоб я его побил, чтоб теснящееся в нем равнодушие хоть на мгновенье пропало. Мои удары проходили как-то вскользь, теряя всю силу при касании. Артур и Микеле оттянули меня от него.
***
Мы стояли над уже мертвой Джиной Штейнберг. Карина, рыдая, прижимала ее тело к себе. Артур нервно ходил в стороне, бормоча что-то себе под нос, и порывался уйти, но каждый раз его что-то удерживало. На лице Марвина ничего не выражалось, все пытались сдерживать подступавшие слезы и сидевший в горле ком. Я присел, убрал с бледных щек Рыжей песок и заплакал.
– Нам… Нам надо уйти отсюда!
– Артур, ты в своем уме? Она тут, мы же… Мы не можем так просто бросить ее! – Карина кричала на кудрявого парня, пока тот с ужасом косился на Джину, будто боясь, что та осудит мысли, что вот-вот должны были сорваться с языка Артура.
– Плохо это кончится. Плохо кончится. Плохо, – Микеле, содрогаясь от громких криков Карины, сидел недалеко на песке, пытаясь сдавить свою голову и сделать из нее что-то похожее размером на грецкий орех. Паренек не отличался храбростью, а такая ситуация, с виду, совсем сводила его с ума. Сложно было сказать, что вообще происходило внутри него.
– Вы прикалываетесь? Если узнают, что она сдохла, а мы тут были, нас сразу повяжут! Нам валить надо! Хули вы медлите? – Артур начал расталкивать сидящего на песке Микеле, тянуть его под руку в сторону к машине.
Карина кричала на Артура, пыталась уговорить забрать тело Джины с собой, что-то доказывала ему. А я через призму воспоминаний смотрел на не так давно умершее, теряющее краску тело той Рыжей, которую знал раньше, и находил разницу лишь в цвете облепленной песком кожи. Мне безумно хотелось, чтоб она на прощание улыбнулась мне, как это делала раньше: случайно, неожиданно, быстро, предназначая улыбку только мне. Но и теперь, утонув, убив себя, она отказывалась следовать моим скрытым желаниям. И плакал я скорее не из-за ее смерти, а из-за того, что вот теперь, склонившись над ее телом и смотря прямо в ее закрытые глаза, она все равно, как и раньше, не обращала на меня внимания. Вакуум между нами лишь рос все это время, и когда я подумал, что он исчез и я, наконец, смогу стать ближе к Джине, она решила перевернуть все с ног на голову, поступить, как обычно, по-своему и умереть, достигнув вакуумного апогея.
Глава 3. 21 сентября, 1993г.
Ночь была беспокойной. Салливан, как и обычно, долго не мог уснуть. Он лежал и рассматривал потолок, видя на нем воспоминания прожитого дня, а те в свою очередь цеплялись воздушными лапками за прошлое и тянули, точно поезд вагоны, веретено неприятных минувших событий.
Так и не уснув, Айзек решил по совету психолога побывать на свежем воздухе и отправился прогуляться близ неработающего фонтана. Небольшая парковая зона размещалась прямо напротив многоквартирного дома Салливана. По ночам здесь редко кто ходил, так как этот район города считался небезопасным, но проведя здесь большую часть своей жизни, Айзек так этой опасности на себе и не ощутил. Фонтан стоял посреди улицы: сделанный кругом, из белого мрамора. В его центре красовалась статуя в виде сидящей на камне девочки, изящно протянувшей выше к небу свой указательный палец, на который села бабочка. Когда в последний раз Айзек уезжал к своему дядьке в пригород, у этой девочки еще был нос. Теперь же Салливан мог лишь стоять и вглядываться в чернеющую пустоту на его месте, из-за чего ему даже на секунду показалось, что и у него самого тоже исчез нос. Айзек дотронулся до носа и, убедившись в обратном, провел уже всей ладонью по лицу.
– Все бредни, сплю мало, – негромко протвердил он себе под нос.
Он присел на лавочку, отвернутую от фонтана, но прижатую спинкой к нему, и вспомнил, как делал на этом самом месте предложение Мэриан.
***
Это происходило ясной и звездной ночью. Мэриан сидела на той же лавочке у фонтана и смеялась. А Айзек, дождавшись подходящего момента, схватил ее за руку и, встав на колено, начал много говорить. Это были слова о чувствах, о любви, о преданности. И все, что он тогда произносил, теперь казалось одним большим враньем. Но действительно ли это было вранье? Или Айзек любил Мэриан? А может быть, любит и сейчас, но чувства эти поглощают эмоции, которые в мире человеческом во многом виноваты: человек так устроен – поддаваясь эмоциям, он уже не слышит себя настоящего, теряет искренность, позабыв о том, чем дорожил.
Следом всплыли и воспоминания о знакомстве с Мэриан. Это было весенним утром. Еще молодой Салливан подрабатывал в цветочной лавке. Он переносил ящик тюльпанов, как случайно задел им девушку. Сразу заизвинялся, хотел протянуть руку, но по забавному стечению обстоятельств к нему на лицо села бабочка. Салливан начал ее смахивать и вновь зацепил девушку коробкой. Та засмеялась и предложила встретиться на обеденном перерыве.
После этого Мэриан каждое утро под каким-то предлогом оказывалась в цветочной лавке: она рассматривала цветы и, подозвав к себе юношу, расспрашивала о растениях, их поливе, уходе за ними. Конечно, причиной таких расспросов было любопытство не к цветам, а к юноше, к Салливану.
***
Она пела песни, кружилась вокруг Айзека, пока играли уличные музыканты. А устав, отвела парня к лавочке и, прижавшись к молодому человеку, взяла его ладонь. Салливан наблюдал за девушкой. Ему нравилась Мэриан, но действительно ли он ее любил? Все это время правда ли он любил ее? А, может быть, и это было враньем. Повстречавшись тогда в цветочной лавке, Салливан увидел не Мэриан, а отражение пустоты в осколках своего прошлого. Было в Мэриан то, чего не хватало Айзеку в детстве, когда в редкие минуты ему удавалось находиться рядом с родителями; было то, что он уже встречал в отрочестве, то, что он хотел покорить, но, не желая убивать, не трогал и давал этому волю, лишь наблюдая со стороны, как за светлячком в ночи. Увидев такого светлячка вновь, он уже не хотел его отпускать, а потому посадил в стеклянную банку, чтобы опять не потерять. Но светлячок со временем стал все реже и реже поблескивать. Не понимая, в чем дело, Салливан крепче сжимал банку, пытаясь согреть ночное создание. Но однажды светлячок был задушен, а банка лопнула. Желая завладеть чувствами, которых не видел в прошлом, Айзек создал себе иллюзию любви, получив впоследствии эмоции, но тем убив невинное создание.
– Когда ты познакомишь меня с родителями? – она перебирала пальцы Айзека, хватая каждый по отдельности в свои кулачки.
– Хоть завтра. С матерью.
– А отец?
– Отца нет.
Мэриан сделала серьезное лицо и без слов сочувствия поинтересовалась, что с ним. Салливан рассказал. Но не только про отца. Он рассказал и про свое детство, и про то, как каждый год летом ездил к двоюродному дядьке в пригород. Но, несмотря на всю открытость к Мэриан, Айзек умалчивал о некоторых событиях: он не желал их вспоминать, а потому делал вид, что и не помнил. Не рассказал – не значит обманул? Айзек обманывал тем только себя.
***
Каждое лето отец отвозил маленького Айзека в пригород на попечение двоюродного дядьки, где Салливан проводил время до самой осени. И так из года в год. У Айзека не было выбора. Но он и не жаловался. Дядя относился к тем немногим людям, с которыми мальчику нравилось проводить время. Тем не менее, постоянно быть с Айзеком дядя не мог из-за того, что работал, а потому мальчишке надо было придумывать, чем себя занимать целыми днями. И больше всего ему нравилось изучать округи.
Айзек любил бывать на лугу. Там была высокая трава, в которой можно было прятаться от вымышленных врагов. А еще там были полевые цветы. А еще пчелы и бабочки. И кузнечики. Божьи коровки! Одним словом, там была именно та атмосфера, которая без сомненья устраивала Айзека. Там не было никого, кроме него и природы, с которой он сливался в одно целое и чувствовал себя уже не мальчиком, а какой-нибудь букашкой, что даже не догадывается о реальных размерах мира и живет лишь тут, на прекрасном зеленом лугу с высокими полевыми цветами, в которых можно спрятаться.
Луг был окружен рощей. И на окраине этой рощи, на верху холмистого обрыва, откуда просматривалась местность, росла ель. Уже нельзя было точно сказать, сколько ей лет, но выглядела она величественно: ее пытался сломить ветер – она росла неровно; в нее попадала молния, о чем говорила огромная трещина в стволе. Но все недостатки наделяли дерево могуществом, собранным огромным сгустком в стволе. Увидев ель впервые, Айзек замер. Он бросил палку, которой играл еще некоторое время назад, и побежал к дереву, прикоснулся к нему, попытался обнять. В могуществе и великолепии ели Айзек увидел для себя безопасность, чистоту и чарующую нетронутость. Он нарек это место Домом. Большая часть времени теперь проводилась тут. А на следующее лето здесь даже появились качели из потертой веревки и доски.
Однажды началась гроза. Небо почернело. Трещали раскаты грома. Вся живность в округе стихла. Подул свежий прохладный ветер, который поднял волосы на голове у Айзека. Но мальчик не боялся. Он чувствовал силу, которая переполняла его. И ему казалось, что сила эта исходит даже не из него самого, а из ели, которая заряжает все в округе своей уверенностью и смелостью. Айзек засмеялся. Он ловил открытым ртом и грудью холодные потоки воздуха и бегал по лугу, в котором еще недавно жужжали букашки. По его ногам, закрытым только короткими шортами, проскальзывали мурашки, но как же он был рад всем ощущениям, всем чувствам, что его охватывали. Он воистину наслаждался жизнью! Начали срываться крупные капли дождя. Айзек побежал к Дому. И каким же крупным было его удивление, когда около своей обители он увидел человека. Это был такой же мальчик, как и сам Айзек. Смелость Салливана тут же начала убывать, но, почувствовав это, он собрался духом и решил отстоять свою территорию. Свой Дом надо защищать, тогда и Дом будет защищать тебя. Мальчик пошел навстречу незваному гостю. Но, подойдя к нему, заменжевался. Незнакомец не замечал Салливана; не слышал его из-за дождя. Он сидел на качелях, слегка раскачиваясь вперед-назад.
– Т-ты, пожалуйста, мог бы, – начал Айзек, но гость повернулся и показал испуг не меньший, чем тогда был у самого Айзека.
– Что ты хочешь?
– Я хочу, – увидев страх в глазах мальчишки, Салливан решил, что стоит быть более уверенным в своих намерениях, а потому даже немного повысил голос. – Я хочу, чтоб ты ушел.
– Прости-прости! Я тебе помешал? Можно мне остаться здесь до конца грозы?
– Ну, да, хорошо. Но только потом уйди!
– Уйду.
Айзек решил, что лучше удостовериться, что с окончанием непогоды мальчик уйдет, а потому примостился неподалеку под елью, куда дождь из-за густоты листьев и ветвей деревьев не смог попасть. Он наблюдал, как мальчик на качелях слегка покачивается и рисует что-то палочкой на земле с песком под ногами. Лохматые светлые пряди от сильного ветра время от времени прижимались к голове гостя Дома.
– Как тебя зовут? – вдруг неожиданно спросил мальчик.
– Айзек.
– А меня Марви, – мальчик повернулся в сторону Айзека и улыбнулся. – Рад знакомству.
Они замолчали. Айзек чувствовал, как Марвин иногда оглядывается на него, но делал вид, что не замечает.
– Не люблю такую погоду. Я боюсь, что в меня попадет молния.
Айзек взглянул на мальчика, и встретился своими каштановыми глазами с его теплыми желто-зелеными.
– Молния в людей не попадает.
– Неправда. В моего брата попадала, – Марвин поднялся с качелей и подошел к Айзеку.
– Он высокий?
– Да. Он выше меня.
– Мой дядя говорил, что молния обычно попадает в высокие деревья. Видишь эту ель, вот в нее молния попадала.
Марвин прикоснулся к краю трещины в стволе ели.
– Большая… У моего брата после удара остались красные следы, похожие на маленькие молнии.
– Если бы он был ниже ростом, в него бы молния не попала. Вот в нас она не попадет, ты можешь ее не бояться.
– Все равно страшно.
Салливан ничего не ответил, и они опять на время замолчали.
– А ты откуда? Я тебя никогда не видел.
– Я в городе живу, но на лето папа меня сюда привозит.
– У тебя тут друзья?
– Нет, мы тут с дядей, но он сейчас на работе.
– У тебя нет друзей?
– Есть, они в городе, а не тут.
– Если у тебя тут нет друзей, то я могу быть твоим другом.
Айзек не знал, что ответить. Еще недавно он ждал, пока Марвин уйдет, а теперь тот предлагает дружбу. Салливан промолчал.
– Давай поиграем? – предложил Марвин.
– Во что?
– Например, – мальчик призадумался. – В супергероев. Но нам надо придумать новые имена, чтобы никто не знал, кто мы на самом деле. Я себе уже давно придумал – меня надо звать Капитан Марс. А как тебя будут звать?
– Не знаю.
Ливень закончился. На небе почти не осталось следов грозы. Из рощи начало доноситься легкое пение птиц. Оставшуюся часть дня Айзеку пришлось провести с Марвином. Салливан не нуждался в компании, но и не мог перечить навязчивости нового друга. В конце концов, мальчика даже начала устраивать компания Марви, в которой он провел все оставшееся лето, а затем и последующие года, пока отец возил его в гости к двоюродному дяде.
