Читать книгу: «Прыжок», страница 16

Другие герои в группе

Кофе, каша, банан. Душ. Просмотр социальных сетей. Вова нашел в социальных сетях своего старого друга Егора и посматривал за его историями. Интересно быть знакомым с человеком и не быть. Иногда там мелькали те самые – Анар, Никита, Серега и другие ребята из Москвы, с которыми Вова провел лето. Приятно было увидеть своих приятелей. Он прекрасно знал, чем они там занимаются целыми днями и почему их глаза красные и прищуренные.

Звонок на спецтелефон. Эта дурацкая мелодия, которую было не поменять, потому что остальные были еще более дурацкие.

«Кто их разрабатывал?»

На связи был всегда довольный Костик, поднимающий настроение.

– Алло, бро! Я прилетел. Наш корабль внизу. Все палубы начищены, как Вы любите! Спускайтесь, нам пора лететь спасать мир!

– Да, – кофеин еще не переварился, и Вова все еще чувствовал себя немного вяло.

Пятнадцать отжиманий от пола. Больше уже нельзя, чтобы не вспотеть. Последнее любование в зеркало, прическа, улыбка. Довольное лицо было с трудом надето. Сегодня в академии будет много человек, много новых людей, большие уроки и мастер-классы от гуру-преподавателей. Нужно быть на высоте. Поэтому Вова надел светлую рубашку с легкими коричневыми мелкими повторяющимися узорами. Снизу летние брюки и новые мокасины. Такие удобные, что настроение автоматически поднимается, когда надеваешь их. В руке папка с двумя толстыми большими тетрадками и пара ручек. Он был похож то ли на студента MBA, то ли на участника международной конференции по консалтингу. Не слишком официально, но и не просто. Ни в коем случае не casual. Это был денди. Не из прошлого. Веяния нового времени. Легкость.

Они приехали на занятия, где было много человек. С Костиком было спокойно. Он тут всех знал и со многими был в прекрасных отношениях. Вова быстро познакомился с двумя парнями. Один из них умел менять представления. Людей о себе. И даже друг о друге.

– Как это? – поинтересовался Вова у Костика. Они сидели в столовой и пили кофе в перерыве между парами.

– В общем, Окунев мне рассказал, что у нас у всех есть представления. Их целая куча. Одно – как ты себя представляешь. Каким ты себе кажешься, и оно самое главное. Этот парень меняет твое представление о самом себе. То есть если он захочет, ты начнешь себя видеть Владимиром Ульяновым, а захочет – наоборот – букашкой. Настолько он мощный. Поэтому я с Коляном не ссорюсь никогда, – довольно смеялся Костик. – Прикинь, он мне сделает представление, что я ничтожество, и буду ходить такой, смотреть в пол. Шучу, конечно, ты же знаешь, что сюда плохие люди не попадают. И Колян, наоборот, улучшает наши представления о себе, поэтому с ним так кайфово общаться. Начинаешь чувствовать себя уверенным в себе.

– Да, я тоже это почувствовал, – согласился увлеченно Вова.

– Поэтому в обычной жизни он и работает психоаналитиком. И на него очень высокий спрос! Так вот, а дальше идут еще более интересные представления. Твое о ком-то. В общем, ты вот сидишь передо мной. И я тебя вижу в определенном образе, который сложился у меня за долгое время. То есть понимаешь ведь, что я тебя вижу не таким, каким видят другие люди. И так про каждого! Представляешь, какая мощь. Так вот Колян может считать мое представление о тебе и поменять его. Даже на расстоянии.

– Офигеть, так это страшный человек, – Вова жевал пирожок с курагой и пил американо. Настроение было очень бодрое, извилины жадно поглощали интересную информацию. Он чувствовал постоянное внимание на себе от других людей.

– Ну, на расстоянии его научили это делать только недавно, после сам знаешь каких проверок. Но вообще да, мощный навык. Блин, как же он может с девчонками легко знакомиться…

– Аааа, ну да…

– Сосредоточился на девчонке и поменял ее представление о себе. И все – ты в ее глазах Бог и царь.

– Так Колян же женат.

– А, ну да.

– В общем, у маглов он может такие штуки вытворять. Да по-любому он балуется этим.

– Да все мы балуемся, – Вова смотрел хитрым довольным взглядом.

– Вот представляешь, живешь, живешь, есть у меня представление о людях вокруг. А потом оказывается, что это Коля меняет твои представления. Фу, чувствую себя марионеткой.

– Не бойся, Костик, ты же знаешь, что в этом чудесном мире происходит столько разной причудливой фигни, что нам остается только быть собой.

Тут к ним подсел Леня. Потомственный кросстаймер.

– Здорова, Леня. А сколько времени, кстати? – тонко пошутил Костик.

– Времени бесконечно много, поэтому берегите каждую секундочку. Она заряжена энергией.

– Энергией?

– Да, на самом деле время – осязаемая материальная субстанция. Ее можно переливать из одного сосуда в другой. Как воду, – Леня наглядно показывал и переливал воду из одного граненого стакана в другой.

– А как оно пахнет? – поинтересовался Вова.

– Оно пахнет твоими последними воспоминаниями.

– Это как? – подключился Костик.

– Время имеет отражательную способность в отношении запаха и тактильных ощущений. Физически мы не можем почувствовать его запах и потрогать его. Но, однако, его запах формируется в тот момент, как ты задумался об этом. Понимаешь? Когда ты послал запрос о запахе времени, у него он появился. И связан с тем состоянием, в котором ты сейчас находишься.

– Слабо понятно. Но ладно, идем дальше, – Костик довольно заглатывал бутерброд с икрой и маслом. – Какого оно цвета?

– Опять же фактически у него нет цвета. Ведь что есть цвет? Это отражение лучей от поверхности чего-либо. Цвет на самом деле относительное понятие. Нет никаких цветов, это иллюзия.

– Цвет – это ощущение… – подключился Вова.

– Да! – довольно вскрикнул Леня. – Это ощущения твоего глаза вкупе с мозгом. Это электромагнитная волна.

– Фигня все это. Хватит пудрить нам мозги. Леня, ты у нас специалист по времени. Скажи, пожалуйста, какого цвета время? – Костик сказал это так, как будто только что выпил грамм двести водки.

– Да нет у времени цвета, оно живет в других волнах, никак не взаимодействует со световыми.

– Не может быть! – продолжал давить Костик.

– Ну, взаимодействует, но на других уровнях, если выражаться проще. Ребят, я ведь еще не профессор, вам, новичкам, сейчас объяснить не смогу, сам еще с трудом понимаю.

– Ну ладно, Леня, тогда расскажи мне другое: как происходят твои прыжки во времени?

– Легко, как по маслу. Я их даже не ощущаю. Получается, что это вы, наблюдатели, можете их заметить, а для меня это обычная жизнь.

– Вот и у меня такое же, – с понимающим видом Вова качал головой.

– Да, ты меня должен понимать. Что ничего и не происходит, ты живешь и живешь себе, а потом профессор тебе говорит, что ты прыгаешь, и так далее. Никуда я не прыгаю, просто наслаждаюсь жизнью, – Леня расплылся в широченной улыбке и расставил руки в стороны.

– Выглядишь так, как будто врешь.

– Я вру, да. Потому что когда я надеваю часы или сверяюсь где-то со временем, то, конечно, вижу свои прыжки. Но вы ведь меня спрашиваете про ощущения здесь, изнутри, – он постучат себя по груди, потом показал на глаза.

– А что ты видишь в глазах? Какая картинка? Вот меня этот вопрос всегда больше всего интересовал. Все расплывается или как?

– Да ничего никуда не расплывается!

– Ну а как? Ты был здесь в 13:00, а сейчас в 17:00, все же поменялось вокруг. Это резко происходит?

– Ничего резко не происходит. Это же особенности восприятия и внимания. Вот Балабай расскажет вам про внимание все! Спросите у него про это. В общем, суть в том, что внимание – это ограниченная волна. Ну или как вам объяснить? – Леня взял ложку, приложил ко рту и смотрел в потолок. – Ну вот вы сейчас обратили внимание на ложку?

– Да.

– Ага.

– Ну вот! А вы же в это время, в эту долю секунду же не видели, что происходит вокруг. На несколько мгновений внимание ушло на ложку полностью. Если разложить хронометраж, то в какие доли секунды внимание так сконцентрировалось на ложке, что тут хоть корабль прошел, вы бы не заметили. Но это только на эту долю. Вот так же и с моими прыжками во времени. Я их не ощущаю, внимание сконцентрировано на чем-то другом. И если бы мне не сказали бы об этом, я мог бы и не заметить. Да куча людей живет и не знает об этом!

Балабай

Мимо их стола прошел Балабай – с виду малоприятный и неопрятный парниша, в широких толстых джинсах, черные волосы средней длины были давно не мыты. За толстыми линзами было сложно проследить движения глаз, они как будто смотрели во все стороны одновременно, голова болталась хаотично, как у той пластмассовой собачки в машине. Спина закруглена. Он был похож то ли на ученого, которому все равно на то, как он выглядит, то ли на любителя книжек, так далеко ушедшего в дебри текста, что внешняя оболочка стала второстепенным атрибутом. То ли и то, и то одновременно.

И постоянно увлеченный своими мыслями. Иногда он поднимал вверх руку и что-то бормотал. Кажется, он разговаривал сам с собой, иногда так явственно, что полностью забывал, что находится где-то в людном месте.

Так как ребята его окружали с высоким интеллектом и непростыми навыками, то никто над ним не смеялся и не шутил в его сторону. Балабая принимали таким, какой он есть. Он жил закрытой жизнью, следовал строго по своим протоптанным тропинкам, любил ходить на рок-концерты, коллекционировал комиксы, жил с бабушкой, которой было уже много-много лет, она с трудом слышала и видела. Он заботился о ней. Больше у них никого не было. Родители, обожающие активный отдых, погибли при схождении лавины на одной из гор в Европе. Точно на какой, никто не знал, потому что касаться таких личных моментов никто из группы не хотел, чтобы не задеть его. А близко с ним никто не общался.

К нему всегда можно было обратиться за помощью в выполнении домашних заданий, достать билет на концерт или в театр. Он был своеобразным культурным образцом, каких в Петербурге насчитывается огромное количество. Глубокий ценитель давно освоенных им и принятых за главные направлений. В досуге, в еде, в местах.

Этот парень специализировался на внимании. Он мог забрать его или вернуть, отвлечь или привлечь, к нему обращались родители детей с гиперактивностью, чтобы Балабай наладил им концентрацию хоть чуть-чуть. А это уже ядерная смесь – гиперактивность и концентрация на каком-то деле. Но кажется, свое внимание на своем хотя бы свежем виде он утерял безвозвратно.

В группе он был самый старенький, начав заниматься с Окуневым еще в средней школе. Тогда и не было еще ее как таковой. Небольшая группа людей, увлеченных возможностями мозга, каждый знал еще нескольких необычных личностей, это было так давно – еще до появления социальных сетей. О том, что все они обладают необычными способностями, никто даже не догадывался. Это было просто теплое общение, потому что такие люди очень тянутся друг к другу, ведь в остальном городе царили беспредел, гопота и криминал.

И вот после двадцати лет занятий Окунева с Балабаем появилась Х-группа в том виде, как сейчас. Официально, при поддержке властных фигур в правительстве. Со своей программой и политикой. Их готовили сначала для службы в государственных органах, а потом оказалось, что почти никто из них не способен подчиняться, слишком умные и своенравные.

На связь вышли аналогичные сообщества из других городов и стран. И всем вдруг стала очевидна одна простая истина: таких групп по всему миру тысячи. Тайные и открытые, старые (в Европе возраст некоторых – тысяча лет и более) и молодые, только образовавшиеся.

Кроме позитивной стороны объединения детей индиго, а впрочем и не только детей, тут в аналогичных сообществах бывали и совсем старые дедушки с бабушками, гуру и старцы, появилась одна очевидная истина. Против каждой такой группы есть один или целая плеяда злодеев. С которыми, конечно, надо бороться. Потому что они несут самые мерзкие, самые отвратительные зверства в этот мир. Ну а полиция и даже спецслужбы не справляются с этим отребьем. Они сами часто и есть скопление этого зла.

Тогда Х-группу централизовали, поставили ей цели и задачи, интегрировали с международными сообществами. И многие ушли. Потому что не хотели участвовать в массовой борьбе со злом. Они просто хотели жить и наслаждаться. А бороться с кем-то, творить добро во всем мире – это удел романтиков.

Вова как раз был из той части, которая ушла. Супергероем он не хотел быть, попадать под прицел и тем более бороться со злодеями – тоже нет. И только сейчас, спустя более пяти лет, он понял, что лучше уж бороться с нечистью совместно, чем болтаться по жизни без целей. Он повзрослел и ощутил мощь своего комьюнити, которое ждало его.

Не так, что прямо жить без него не могло. Но во-первых, он был очень сильный и в некоторых заданиях было без него не справиться. Был еще, конечно, Игорь, тоже умевший прыгать между вероятностями, но он совершенно не мог контролировать свою силу. А так как прыгал в непредсказуемом направлении, то постоянно был непонятен всем вокруг, неадекватен, порою даже груб и отвратителен. Этот алмаз был еще не обточен.

А Вова был талантлив в своем даре. Его отличало необыкновенное благородство и спокойствие. Он тоже бывал груб, но наличие хорошей женщины рядом сильно смягчало эти острые углы. Тогда, много лет назад, Аня принимала на себя его брутальный характер и оборачивала в сильного игрока и надежного товарища. Ну а теперь Мия стала тем проводником, который делал из зверя человека разумного – даже милого и доброго.

Пожив в обычном мире достаточно долго, Вова понял, что ему жутко не хватает всех этих людей из группы. Он так сильно соскучился по ним. А теперь, когда возращение было одобрено официально и на высоких уровнях, обмыто не одной бутылкой шампанского, он был всепоглощающе счастлив нахождению здесь. Даже в этой столовой, с этим прекрасным окружением. Положительным до атомов и кварков. Мало таких было за стенами этого заведения. Большинство людей жило в таких жутких маятниках. Он видел это, и было страшновато общаться со многими. Как кофе с привкусом металла, когда ты знаешь, каким он должен быть, а тут какое-то навязчивое чувство, ужасный непонятный вкус, который тут совсем не к месту, напоминает, что все может быть по-другому. Легче и вкуснее. За стенами творился кошмар.

Кромешная тьма в судьбах и умах многих миллионов людей. Так он это видел. Люди поглощены манипуляциями других, алкоголем, наркотиками, вредной едой, ложными навязанными убеждениями. Рабовладельческая система никуда не делась и процветала в самой обновленной, самой гуманной за все времена форме. Душа также продается многими. За недорого. Особенно в молодости. Когда Люцифер предлагает самые прекрасные и навеянные самыми чудесными грезами блаженства. Все это так же есть, как и было всегда. Ничего сильно не поменялось, даже если сравнивать с тысячами лет до.

Вова словно вспоминал свои прошлые жизни, когда уходил в такие философские откровения с самим собой. «Откуда я знаю это?» – думал он, смотря на плавные движения Балабая, насыпавшего себе кофе у стойки. Этот парень сейчас был формальным объектом наблюдения. Вова смотрел вглубь себя и вспоминал разговор со Светой, которая говорила, что его душа очень старая. Он складывал все эти факты, что знает такие сакральные истины, которые не может знать просто человек, просто живущий свою жизнь. Это была древняя информация, такая древняя, что люди еще не считали время тогда, они жили в племенах и разговаривали жестами, и эта память передавалась из одного ДНК в другое раз за разом, раз за разом. И сейчас Вова мог расшифровать это все за одну секунду. «Невероятно», – он увидел, что движения рук Балабая схожи с движениями динозавров. «Невероятно!» – и шея, голова, он весь был похож на динозавра средних размеров, который точно так же миллионы лет назад просто хотел полакомиться чем-то и жить дальше, может, удивляясь, а может, и не удивляясь чудесному окружающему миру. Скорее, он просто плыл по течению. И Балабай, как сейчас понял Вова, совсем не удивляется тому факту, что он здесь и сейчас, в этой столовой, что он ходит на занятия по излечению с помощью прикосновений, что вокруг него люди, способные прыгать во времени и пространстве, читать и изменять мысли других, предсказывать будущее, менять свойства материи, расшифровывать древние коды ДНК, видеть первозданные потоки информации, ауру людей, их программы восприятия и поведения, – все это было для него неважно. О чем он сейчас думает?

Он просто хотел полакомиться и идти дальше исследовать. Вова срочно захотел с ним пообщаться и выяснить, с каких это пор Балабай живет по наработанной программе. Всегда ли он был таким? Или привык ко всему к этому? Может, он не такой, каким кажется со стороны? Может, Вове все это показалось? Он захотел узнать про внимание больше. Вполне возможно, что человек, который может управлять такой важной составляющей, расскажет много нового, то, о чем все просто боятся спросить? «Может, он знает что-то, что делает его существование бренным?» Вова встал и пошел тоже сделать себе кофе. Это уже был пятый за сегодня. Информации было много, и самой интересной, иногда тяжелой для восприятия, поэтому он «разгонял» свой мозг кофеином и старался не пропускать ни одного бита мимо. Все впитывалось как в губку, обрабатываясь, и выдавалось в самую новую реакцию. Каждый день проходил в мощном интенсиве. За три месяца занятий Вова полностью перепрошился и поменялся, стал теплее и отзывчивее, у него появились интересные друзья, кроме Костика, который нарадоваться не мог возвращению своего почти брата. Так они срослись за десять лет общения, пройдя сложные испытания бок о бок, не оставляя друг друга в самые сложные и неприятные периоды. Вова стал свидетелем на свадьбе Костика с Люсей и сам тоже решил остепениться, обзавестись семьей. Но многогранные сомнения терзали его насчет Мии. Она была той самой и не той самой одновременно. Может, это было из-за его прыжков, а может, нужно было время, чтобы понять истину. Как и во всем. Этого Вова не знал.

Балабай был совсем рядом. Он стоял спиной и не видел Вову. Послышался характерный запах. Это был не пот. Было ощущение, что излучала его великоватая черная толстовка из приятной на вид и мягкой ткани, теплой не по погоде. Кисловато-железный. Такого Вова не знал. Как будто от долгого нахождения в системном блоке компьютера. «Может, он живет в большом системном блоке?» – подумал Вова и улыбнулся своим «гениальным» мыслям. «Почему заговорить с ним сложнее, чем с любой сногсшибательной женщиной на улице? Мы ведь знакомы, неоднократно общались, Балабай даже был у меня в гостях! Давай, Вова, это не чужой тебе человек, вам надо просто вспомнить друг друга!»

– Эти не очень свежие, – наконец подобрал необходимый код, чтобы начать их общение. Он показывал на пончики, которые собрался взять своими «динозаврими» руками Балабай.

– А, это ничего. Когда я ем, то закрываю глаза и думаю совсем о другом. Что есть свежесть?

«Да, действительно, что есть свежесть? Конечно, зачем мыться и следить за собой, когда свежесть – относительное и глубоко субъективное понятие! Жили ведь люди в пещерах и мылись раз в год в реке за пятнадцать километров!» – подумал Вова. Но также он понял, что в таком ключе диалог у них не построится.

– Свежесть – время, умноженное на вероятность того, что молекулы этого вещества уже начали разлагаться.

Балабай подгрузился. Вова и сам был не уверен в том, что сказал сейчас, но это сработало. Этот необычный и самобытный динозавр в теле парня средних лет был зацеплен новым неопознанным потоком информации, которая подоспела неожиданно.

Случайный набор слов сработал! И только это могло цепануть Балабая. Любая умная фраза, любое нравоучение оттолкнуло бы его. Ведь в его гениальной голове эти умозаключения уже давно устарели. Ему было бы это скучно. А вот бредовая фраза – это был ключ. И Вова подобрал его.

– Вова, ты сейчас забрал мое внимание.

– Я не то чтобы хотел это. Но мне приятно слышать от тебя это. Это как узнать от пловца, что ты неплохо плаваешь.

– Это ты верно подметил. Теперь ты знаешь, как это работает. Тебе даже не надо мучить меня своими расспросами.

Вова обомлел от того, что Балабай уже знал о разговоре, который намечался. Так получилось, что в группе все перенимали способности друг у друга. Поэтому каждый уже мог и предсказывать события, и работать со вниманием, энергией, видеть представления друг друга, ну и, конечно, прыгать.

Все ребята с улыбкой обсуждали свои первые опыты в прыжках, это были небольшие сдвиги в 15–20 минут. Начинали с временных прыжков. А потом уже делали в пространстве. Некоторым давалось это легко, а кто-то годами не мог. Все зависело от психологических установок. Если человек долго не мог с ними справиться, увидеть и устранить, то его отправляли к Свете. Она занималась сложными случаями, прорабатывала карму и кармические узлы, снимала ограничения в подсознании.

Аня-телепатка долго не могла сделать ни одного прыжка во времени. Это была смелая девушка, которая многое в жизни успела попробовать: прыжки с парашютом, ходила по крышам высоток, каталась на кайтсерфинге, сноуборде. Но вот сделать прыжок во времени хотя бы на несколько секунд не получалось. После нескольких лет безуспешных попыток, а чаще это были просто увиливания и уход в свой страх, Окунев дал ей направление к Свете на пять занятий. Ей промяли там все тело, она три раза проплакалась, рассказала, что все еще любит Вову, о своих страхах и сомнениях. А самое главное – они со Светой выяснили причину, по которой она не может прыгнуть.

Оказалось, что в детстве в деревне она однажды целые сутки прождала на улице деда, который напился и уснул в гостях. Поэтому у Ани выработался особый страх перед временем. Она постоянно хотела проверить, сколько на часах, никогда никуда не опаздывала. А главное – терпеть не могла, если опаздывал кто-то другой.

Поэтому ее подсознание полностью отвергало идею о том, что время – это такая субстанция, которой можно как-то управлять. Для нее это казалось нерушимой догмой, которую она не может переступить, в которую нельзя вторгаться. И как бы ей на занятиях ни рассказывали, из чего оно состоит, как ощущается людьми, животными или насекомыми, как бы ей ни объясняли его основные функции и законы, по которым оно работает, Аня ни в какую не могла сделать этот прыжок.

Но Света стала тем ключом, который смог отпереть эту дверь нерешительности и страха. Аня пришла с занятий обновленной, счастливой и беззаботной. И однажды на практическом уроке сама первой вызвалась для прыжка. Все были удивлены и с недоумением смотрели на нее.

«Малышка Аня, которая два года не могла сделать это, боялась и отвлекала внимание всех, тут вдруг сама вызывается?» Пошли слухи, что так на нее влияет ее новый молодой человек, а точнее, его отец – властный, холодный, циничный тип из правительства. Он хотел, чтобы у его сына была самая прекрасная девушка, поэтому всячески помогал ей и заботился о ней. Но мало кто знал, что Аня ходила к Свете и возвращалась от нее полностью обновленной.

Вот и Вова сходил к ней не без побед. Мало того что он переспал с ней на первом занятии, так еще и полностью обновился, расстался с Мией и о многом задумался в своей жизни. Но повторно встречаться с ней было ему страшновато. Света была мощным НЛПшником, поэтому могла взламывать людей целиком и полностью. А Вова к этому времени еще страдал тотальным недоверием ко всем и ко всему на свете. Несмотря на теплую рекомендацию от Люси с Костиком, он смотрел с опаской на эту страстную сексуальную женщину. Для него это все было непонятно. То, что она говорила, делала, то, что о ней говорили. Даже ее комната, в которой она принимала людей, вызывала у него мурашки. Идеально прибранная, с множеством ритуальных статуэток и различной символики. Как в современном языческом храме.

Балабай стоял в двух метрах от Вовы и собирался пойти и сесть за столик.

– Сядем вместе? – поинтересовался Вова.

– Да, конечно, без проблем.

Балабай прошел в конец столовой и присел за двухместный столик. Тусклое освещение столовой придавало магического шарма и антуража всему, что здесь происходит.

Это было место, где собирались ребята со всей группы, из разных потоков – новенькие и старички, ученики и преподаватели. Здесь порою проводились очень важные встречи за чашкой чая, обсуждались ключевые моменты в обучении, в планах, решались судьбы мероприятий и поездок.

Вова прошел с подносом к столику, за который присел Балабай, и приземлился напротив него. Он наконец увидел его глаза, наполненные всеобъемлющей добротой и любовью к людям. За толстыми линзами два коричневых шарика внимательно изучали Вову, его новую прическу и внешний вид, мимику и положение тела. Высокий интеллект чувствовался от одного нахождения рядом.

– Давно не виделись, – с улыбкой сказал Балабай.

– Рад тебя видеть, не могу сказать, что выглядишь прекрасно, но не хуже, чем обычно.

– Очень увлечен своими опытами, – немного смущенно оправдывался Балабай.

– Что исследуешь?

– В основном все то же пресловутое внимание. Как говорил Брюс Ли: «Я не боюсь человека, который знает десять тысяч ударов, а боюсь того, который тренирует один удар десять тысяч раз». Ну или что-то в этом роде. Вот я именно тот, кто тренирует один. Ты знаешь, Вова, чем больше я узнаю о внимании, тем больше у меня появляется вопросов и тем дальше я ухожу от ответа на вопрос, что это.

– Так это во всем так, я не первый раз это слышу. Но только от самых пылких умов. Поздравляю, ты среди них. Мало кто исследует одну область достаточно пристально, чтобы сказать честно сказать самому себе, что я не знаю о ней ровным счетом ничего. А то, что знаю, уже неактуально. Таков этот мир. Быстрый, переменчивый и непокоримый.

– Хотя есть еще мечтатели, которые хотят его завоевать. Представляешь, – Балабай развел две руки кверху, – целиком и полностью!

– И не все такие мечтатели светлые люди.

– Отнюдь. Ведь светлому человеку для счастья многого не нужно. А вот темному закрытому нужно господство, чтобы реализовать энергию от своих травм.

– Да, потому что в ином случае это сожрет их самих.

– Но мир не таков, чтобы его можно было завоевать. Это волна. Ты можешь покорить ее в одном промежутке, в одном фрактале, но это совершенно не гарантирует тебе успеха в следующем. Все так удивительно построено, что порою чем больше ты чего-то хочешь, тем дальше удаляешься от этого. Увы.

Вова понял, что они с Балабаем сейчас полностью синхронизированы друг с другом и разговаривают на одном языке. Это было приятно, учитывая, что они не виделись много лет.

Они вспомнили, как ходили вместе на панк-рок-концерты, пили портвейн и носили черные кожаные плащи на вписке у каких-то ребят из того же рок-клуба.

– «Орландина»?

– Даааа! Вот это были времена! – Балабай пил чай, а на вкус чувствовал прекрасное разливное пиво.

– А помнишь, как мы залезали через окно туда?

– Да, помню, как ждали там рис так долго и нам так хотелось есть. Даже без соли, и слопали его за две минуты, такой горячий и переваренный, как каша получился. Но все-таки как круто было оторваться в слэме. А потом выходишь оттуда, и в голове еще часов пять все звенит.

С тех пор Вова изменился до неузнаваемости – возмужал, окреп. А вот Балабай, не считая легких морщинок на лбу и чуть поредевших волос, не сильно изменился. В нем все еще остался явно прослеживаемый подросток, легкий бунтарь против системы, не принимающий до конца ее правила.

– Ну, как учеба проходит? – Вова вернулся к более серьезному выражению лица.

– Да неплохо проходит, много интересного в этом году дают, программу обновили, что-то привозят из-за границы. Прямо насытиться не могу, не пропускаю ни одной пары. И то интересно, и это. Прямо начинаю чувствовать свое всесилие, – Балабай расхохотался странным визгливым смехом.

– Ох уж это всесилие, понимаю тебя, когда в день по десять инсайтов, которые тебе полностью меняют, – каждый раз прилив. У меня тоже такое. Выходишь и думаешь: ну вот же оно, как я раньше-то без этого жил? Ну все, теперь я вообще неуязвим. А потом проходит день, два, неделя, и понимаешь, что ничего такого особенного-то и не узнал, только очередной кубик в построении себя лучшего.

– Да, именно так. Но я обожаю эти подъемы. На этом вдохновении потом можно заглатывать кучу информации, обучаться всему моментально. Как наркота. Голова испытывает трепетное блаженство.

– А что по злодеям? Сейчас кого-то прорабатываете?

– Есть один, мы его называем «Носорог». Живет тут, в Питере, из людей высасывает все соки, зомбирует, завораживает, манипулирует, издевается, одного парня вообще изуродовал, но полиция доказать это не может, а мы знаем и видим.

– И что, его не достать? – Вова нахмурил лоб. В глазах проскочила красная ярость.

– Не-а, очень умный, прячется, создает новые туннели, наблюдает за слежкой, чуть что – сразу становится добрым и порядочным, и со стороны и не скажешь, что это монстр в теле человека.

– Давно его прорабатываете?

– Полгода назад Окунев как-то проговорился, что какой-то носорог его достал. Мы начали спрашивать, он ни в какую, говорит, сами справятся, мол, они своей мудрой общиной старейшин легко его уберут отсюда подальше. А вот нет, не хватает силенок, этот Носорожек им не по зубам, молодой еще, энергия хлещет, старые умы справиться не могут.

– И он отдал его вам?

– Не сразу, конечно, я потом лично к нему домой пришел, мы занимались по физике, кстати, тебя вспоминали, а потом я начал расспрашивать, ну и уговорил его нам в группу отдать этого Носорожка на проработку. У нас ребята уже соскучились по злодеям. Последнего – небольшого вора времени – уже год назад устранили, поменяли ему личность, вообще стерли из памяти многое и поставили программу нормальную, теперь живет как обычный человек. Ты пойми, что эти злодеи не сами эти люди, это только форма, в которой они пребывают. Это сущности внутри, которые поработили тело.

– Да знаю, знаю, – покачал головой Вова. Он был так увлечен рассказом Балабая, глаза горели яростью и азартом, кулаки начали сжиматься, нога под столом отстукивала рок-н-ролл.

– В общем, мы пока что посматриваем за Носорогом, он творит такие мерзкие пакости.

– Что делает?

– Женщин заманивает, людей заставляет страдать, проживать его боль, избивает слабых, бабушек-дедушек обманывает, издевается, унижает. Это еще мелочи, а по карме у него сейчас пойдут изнасилования, убийства. Мы хотим это предотвратить.

– И какой план?

– Разрабатываем. Все, что мы видим, какие пути подхода имеем, он сразу чувствует и меняет маршруты. Люди вокруг него тоже непростые, со способностями, они про нас знают, доносят ему информацию. Он жутко боится, но этот страх позволяет быть невидимым.