Читать книгу: «Монстром буду я», страница 9
Глава 19. Жив.
Почему у меня в ушах играет грустная музыка с похорон? Возможно, всему виной монстр за моей спиной или застывшая в ожидании нас армия сереньких впереди? Предательски дрожат коленки, нарочито медленно, буквально еле-еле передвигаю ногами, приближаясь к замку по полю. Буквально чувствую, что вперед не надо идти, но ничего не могу поделать.
Толчок придает временное дополнительное ускорение моей ленивой заднице, но его хватает лишь на несколько шагов, затем снова замедляюсь.
Надо что-то сделать, а то мне так, и правда, придет конец. Какие есть у меня варианты? Поверить монстру на слово, что он меня не убьет? А что ему мешает кому-то другому это приказать сделать? И вообще, что ему, собственно говоря, мешает? Как вариант можно косить под дурочку, деревенскую простушку, вряд ли пройдет с монстром, но на других может и подействовать.
Ой, как же плохи у меня дела! Кушать хочу!!! Живот призывно заурчал, как-то очень громко, чем вызвал мое недовольство. Я так от язвы умру быстрее, чем от серых этих. Оборачиваюсь, чтобы проверить, идет ли за мной монстр, и недовольно кривлюсь. Глаз от меня не отрывает, как тут вообще сбежать?
Ладно, ничего, в плену как-то выкарабкалась и сейчас справлюсь. Мы дошли до первого часового, который очень сильно старался на нас не смотреть и поклонился вслед монстру. Я понимаю, на монстра не смотрел, он же страшный, а я чем обязана? Неужели так плохо выгляжу?
Перед пепелищем столпотворение сереньких. Они, по всей видимости, колдуют, пытаясь потушить пожар, пока он не добрался до поля за замком. Чёрт, зря, что ли, старики жирными помоями поле поливали? Лишить врага пропитания – это же святое дело! Кстати о стариках, как скоро монстр или серенькие найдут их? Я просто обязана как-то их защитить, но как? Что я могу для них сделать?
Останавливаюсь и судорожно соображаю, что делать дальше, и сразу получаю толчок в спину. В этот раз не молчу, разворачиваюсь и угрожающе выставляю кулак.
– Если ты ещё раз…
Мою пламенную речь перебивает резкое движение монстра, который вытаскивает меч из ножен. Получаю ещё одно ускорение уже без толчка и бегу к толпе сереньких, чувствуя, что почему-то улыбаюсь. Что за глупость-то? С чего бы?
Стараюсь придать лицу озабоченное и напуганное выражение лица, что совсем не трудно в данной ситуации. Врываюсь в толпу сереньких и пробираюсь к догорающему замку.
– Спаситель мой, что здесь случилось? – кричу так громко, чтобы абсолютно все услышали.
Главное, казаться совсем простой и перепуганной девочкой, мол, моя хата крайняя, ничего не знаю!
Серенькие растерянно смотрят на меня, видать, моя актерская игра всё-таки подкачала. Некоторые из них что-то шипят и со злостью бросаются ко мне, но я с криком падаю на колени. Не счесть сколько раз мне приходилось помогать отцу на похоронах, так что я прекрасно знаю, как ведут себя горем убитые люди. Зажимаю ладонями рот, заставляю руки и плечи дрожать, громко икаю и шмыгаю носом.
– Что, что здесь произошло? – кричу, заливаясь рыданиями и смотря на всех сразу и ни на кого конкретно. – Где бабушки и дедушки? Они же не там, да? Они не сгорели?
Мне никто не отвечает, серенькие шипят непонятно что друг другу. Когда так много их голосов слышно, кажется, что шипят змеи. Мне нужны слёзы, но я никак не могу заставить себя заплакать. Даже ради того, чтобы защитить стариков перед серенькими. Так, что может меня заставить заплакать? Казалось бы, у меня и так плачевная ситуация. Я целовалась с монстром, два раза причем! Он говорит, что отныне я его жена и это… отвратительно само по себе. Скорее всего, меня сейчас будут пытать и убивать, но до слёз меня довела совсем другая вещь.
КАК ЖЕ ХОЧЕТСЯ ЖРАТЬ!!!
Именно жрать, а не есть! Я словно не день голодала, а целую вечность, чувствую, как желудок сам себя переваривает. Выкрикиваю и заливаюсь слезами, чувствуя, как крутит живот от голода.
– Вот же ироды, как вы могли? – кричу, громко шмыгая носом. – Им же еще жить да жить, а вы…
Вою пронзительно, так что серенькие от меня отпрыгивают назад. Слышно их громкий шепот, больше похожий на шум деревьев в лесу в ветреную погоду. Заливаюсь слезами, время от времени выкрикивая в меру провокационные фразы в сторону сереньких, старательно изображая убитую горем.
– Да как так-то? Все погибли? – хватаюсь за руку самого растерянного серенького и делаю большие заплаканные глаза щеночка.
Заставляю губы дрожать, а грудь часто вздыматься, как будто подступающая истерика не дает мне спросить сразу, хотя на самом деле даю серенькому возможность вдоволь налюбоваться своими несомненными достоинствами. И, когда его взгляд твердо приклеивается не к моему заплаканному лицу, а к декольте, начинаю действовать.
– Скажите мне, они же не погибли в этом жутком кошмаре, да? – вопрошаю ломким, полным надежды голосом, подкрепляя слова слезами.
Серенький дергается в попытке освободить руку, но не понимает, что уже попал. Дергаюсь за ним вперед и, будто случайно, сжимаю его руку между своих грудей, искренне радуясь, что он в обычной одежде, а не в амуниции. Беглый взгляд серенького на мое заплаканное лицо, фиксация на груди, неразборчивый шепот на их языке, за которым следует трусливая попытка сбежать, оттолкнув меня от себя. Ага, сейчас прям, уйдет он от меня, от меня еще ни один целым не уходил! Стремительно приподнимаюсь и с ревом бросаюсь с объятиями на свою жертву. Вот такого он точно не ожидал.
– Они все умерли, один пепел от них остался, – повторяю несколько раз, ревя на плече насмерть перепуганного солдатика.
Чем чаще повторяю эту версию, тем больше вероятности, что она прочно осядет в головах сереньких. Еще немного и они поверят, что старики умерли при пожаре, главное направить их мысли в нужном направлении.
– Как мне теперь без них жить? – завываю в плечо участливой тряпки, нагнетая свое мнимое горе.
– И в самом деле, – слышу знакомый, слегка шипящий голос, наполненный злорадством, – как?
«Твою же мать, он жив!» – вырывается у меня, при виде вполне себе живого Маратика.
Глава 20. Лиловые синяки.
Огромная фигура закрыла меня от созерцания пепелища и доверчивой публики. Амуниция всё та же, шлем в форме головы совы. Кажется, я попала…
Спокойно, спокойно! Может, это не он? Ну, мало ли кто напялил шлем в форме совы на голову? Мало ли кто…
– Похоже, ты не очень рада меня видеть живым, – с иронией подметил Марат и дернул меня за плечо, отрывая от выполняющего роль жилетки солдатика.
Сейчас он всем расскажет о нашем ночном свидании, и тогда мне точно конец. Только за одну попытку убийства Маратика мне смертный приговор светит. Спиной чувствую взгляд красных щелей, возможно из-за этого не могу удержаться на ногах. Они подкашиваются, и Марат подхватывает под руки, исцарапал мой подбородок до крови. Сзади слышится шипение, и затем Марат неожиданно убирает руки от меня, позволяя рухнуть на землю. Но я не падаю, потому что внимание публики ещё принадлежит мне, он ведь так и не поведал свою версию событий. Чуть ли не в полёте, отталкиваюсь от земли и буквально вешаюсь на шею Марату. Чешуйки царапают кожу, кровь течет по щеке, и я медлю лишь секунду, чтобы судорожно выдохнуть и истошно зареветь. Боли от ран мало, дабы мне поверили, поэтому я думаю о Настасье. Ее смерть была бессмысленной, и виноват в ней не только монстр, но и я. Слезы смывают грязь с лица, и я судорожно выдыхаю, словно от удара в живот. Убийца Настасьи, поработитель моего народа назвал меня своей женой. Может он сделал это для того, чтобы я почувствовала себя предателем своей родины? От мерзкого давящего к земле ощущения и безысходности стало нечем дышать.
Соберись, Любава, сейчас это неважно! Я реву на плече у Марата не для того, чтобы пожалеть себя, а чтобы хоть на мгновение поверили мне, а не ему. Серенький не отталкивает меня, пребывая в шоке, но он скоро пройдет, у меня мало времени. Чтобы эмоции были правдоподобными, вспоминаю проповедь отца о самых больших грехах и чувствую, что должна изобразить, чтобы мне поверили.
– Живой, – выдыхаю с таким счастьем и облегчением, на которые вообще способна.
Я ведь действительно чувствую облегчение, что не взяла грех на душу, и Маратик не пострадал. Просто мне бы хотелось, чтобы он оказался жив, а я бы никогда об этом не узнала. Чувствую, как напрягся заместитель главнокомандующего и, прежде чем он что-то сделал, отпускаю его и пячусь назад, старательно делая вид, что сама от себя такого не ожидала. Уже отступив на расстояние в несколько шагов, натыкаясь спиной на кого-то и отпрыгиваю в сторону, увидев красные щели и уродливый шлем главнокомандующего у себя за спиной. Прячусь за спину Марата, показывая монстру монстров, что у меня есть защитник, но держу дистанцию, чтобы сам защитник об этом не догадался. Монстр что-то шикнул, и Марат повернул голову в мою сторону.
Главнокомандующий ещё что-то прошипел, получив в ответ короткий шипящий звук, который из-за шлема Маратика было сложно расслышать. Не зная их языка, понять смысл только по интонации сложно, но то, что они говорят обо мне, было очевидно. Хотя…
«– Так ты что, по девочкам?» – с нотками наезда выдала голосом монстра так не вовремя проснувшаяся моя фантазия.
«– Нет, – испуганно и поспешно начал оправдываться Маратик. С удовольствием наблюдаю за тем, как его глазки боязливо забегали. – Это все она, пришла ко мне в спальню и начала вытворять такое…»
«– Не смей!» – прервал его резкий шик от монстра.
Удивленно моргаю, чувствуя, как все остальные наблюдатели их перепалки навострили серые ушки, даже не удосуживаясь делать вид, что не подслушивают. Завидую им, они-то понимают, что те двое говорят, а мне приходится обходиться непристойной версией своей фантазии.
«– Я не хочу слышать, чем вы там занимались, – главный монстр поднимает руку и по-братски хлопает Маратика по плечу, – покажи мне!»
Вырвавшийся из меня смешок посреди почти что полной тишины не остался незамеченным, пришлось в срочном порядке имитировать сильный кашель, тихонько отступая подальше от опасной парочки. Однако оба страшненьких сереньких в шлемах уставились на меня, явно не горящими одобрением взглядами из своих щелей. Главнокомандующий кивнул своему заместителю, тот развернулся и пошел в сторону огромного шатра из странной ткани, который стоял в поле на небольшом расстоянии от замка. Сам же монстр, что удивительно, не приказал мне последовать за ним, а подошел и, слегка наклонившись, прошептал что-то по-своему, обращаясь ко мне лично. Это было настолько странно, что, когда меня под руки схватили два сереньких, я не сопротивлялась. Даже когда они потащили меня в противоположную сторону от огромного шатра и военачальников. Фантазия перевела его шипение в слова, однако смеха они не вызвали.
«– Ты подходишь даже лучше, чем он предполагал», – с довольным урчанием сказал он, заставляя почувствовать волну мурашек по всему телу.
Интуиция подсказывает, что именно это и было произнесено монстром, но я не понимаю, каким образом смогла его понять. Все, я доигралась, теперь уж точно конец. Не хочу идти, куда меня ведут, потому спокойно терплю, пока меня буквально тащат под руки два сереньких. Мы проходим через толпу солдат, они смотрят на меня так же, как смотрели люди в нашем штабе, когда меня тащили к кораблю. Боюсь, в этот раз будет что-то похуже. Вот и длинная палатка впереди, оказывается, туда меня и ведут. Упираюсь ногами в землю, но это совсем ненадолго стопорит солдат, прежде чем удалось впихнуть меня в палатку и резко отпустить. Теряю равновесие и еле удерживаюсь на ногах, прежде чем оглядеться. Это же кухня, полевая кухня! Я в такой же целый год работала при нашем штабе. Только не говорите, что кухня и готовка моё пожизненное наказание?! Да какого чёрта?! Оглядываюсь на солдатиков, что меня притащили, кроме них здесь больше никого нет.
– И что теперь? – задаю резонный вопрос, туго соображая, как отсюда буду выбираться.
Один из солдатиков протянул мне баночку, очень знакомую баночку. Кажется, Марат мне такую же давал, эта мазь заживляет раны. Зачем он дал мне ее? Я что ли так плохо выгляжу? Мой план сработал, и им стало меня жалко? В любом случае полевая кухня плохо похожа на пыточную, по крайней мере, сейчас, когда на ней не заставляют работать. Солдаты не отвечают, один из них успел выйти, пока я не остановила второго вопросом.
– Эй, а как вы женитесь?
Он завис, по шлему вообще не было понятно, о чем этот серенький думает, но и он оставил меня без ответа. Поспешно развернулся и вышел, заставив меня податься следом, но стоило мне высунуться из палатки и уже двое других сереньких возле ее входа скрестили мечи красноречивей любого запрета. Ясно, выходить мне нельзя, попятилась назад в палатку. Почему он мне не ответил? Может, у них нет вообще такого понятия как замужество? Монстр монстров мог и наврать! У них вообще женщины есть? Ну, кроме стерв, которые мечтают лишь о том, как раскроить им грудь? Хотя, побыв немного наедине с монстром, я начала понимать, с чего та рыжая так сильно убить его хочет. Я и сама хочу, вот только мои шансы мизерны. Все, что умею – это готовить, а он, словно зная, мою еду не ест. Хрен его отравишь!
Открыла баночку, понюхала и закрыла назад. Вдруг они меня так решили отравить? Лучше не рисковать, по старинке умылась в бочке с водой и вытерла грязь и кровь с лица. Как же все болит, так бывало лишь осенью, когда я по несколько дней не спала, собирая урожай картошки. Присаживаюсь на лавку, обнимаю себя за плечи и позволяю себе один тяжелый вздох, прежде чем собраться и решить, что буду делать дальше. Моя жизнь все ещё в моих руках, я нужна сестрам и отцу, и пока это так, я буду жить!
Зря они оставили меня одну, без надзирателей, да еще и в помещении, где есть столько ножей, абсолютно зря. С блаженной улыбкой прячу нож для хлеба в кармане кожаных штанов. В этот раз нож у меня найдется, он-то точно вскроет горло монстру, не то что дурацкая серьга! Оглядываюсь на вход в палатку, затем беру ещё парочку ножей, чтоб уж наверняка, прячу их под одеждой. Последний, большой нож для нарезки зелени еле запихиваю за шиворот, холодным лезвием обжигая кожу на шее. Толстую ручку прикрывают волосы, хоть какой-то от них толк, косу-то завязать всё равно нечем. Как только перестала взлохмачивать и так лохматую голову, в палатку вошел мой судья. Ну, так-то вошел Маратик в своем дурацком шлеме, но что-то мне подсказывало, что он мой судья и палач в одном лице. Вместо того чтобы сразу схватиться за ножи, испуганно отшатываюсь назад. Ничего не подумайте, но пока на нем шлем и амуниция, шансов справиться у меня с ним совсем нет. В какой-то момент отходить уже некуда, ощущаю спиной ненадежную опору из тяжелой ткани и выставляю руку вперед, в надежде отвлечь его внимание, пока из-за пазухи достану нож для чистки лука.
– Что? – слегка заикаюсь, делая вид, будто не понимаю, что происходит. – Что тебе от меня надо?
Он делает несколько резких шагов ко мне, но так быстро, что чисто инстинктивно поддаюсь назад и почти падаю. Почти, потому что одетая в металл рука больно хватает за запястье и заставляет встать ровно. Ожидаю, что меня сразу отпустят, но он не отпускает. Чешуйки впиваются в кожу, не двигаюсь, дабы руки остались целы. Заместитель главнокомандующего так близко, что незаметно достать нож хоть откуда-то почти невозможно. В отличие от брони главного монстра, красных щелей нет, просто прорези на глазах скрыты жёлтыми стёклами. Слышу, как тяжело он дышит, моё лицо даже обдает потоком воздуха с импровизированного клюва совы.
– Что? Что тебе от меня надо? – очень противно передразнил он меня, словно мы в младшей школе дети малые.
– Что? Что? – всецело делаю вид, будто не расслышала его. – Говори громче или хотя бы кастрюлю с головы сними, что ли.
Как и монстр до этого, шутки Маратик как-то не оценил или не понял, но в следующее мгновение отпустил меня, чтобы яростным движением скинуть с себя шлем, запустив куда-то в сторону.
– А теперь? – прорычал он.
Встал ко мне впритык и сжал мой подбородок так, чтобы смотрела ему в лицо:
– Теперь ты меня слышишь?!
От рокотания его голоса заболели уши, так что невольно зажмурилась и схватилась за него, с целью снова не упасть. Ничего себе, язык у них шипящий, но на нашем умудряются рычать похлеще иных местных. Когда же глаза открыла, то невольно прыснула слюной ему прямо в лицо. По всему, когда-то миловидному, бабскому лицу живописно распределились лиловые пятна, на щеках и лбу прилипла какая-то грязь. Волосы… Что это такое с волосами? Раньше были такие шикарные, прям зависть брала, а сейчас… Во все стороны торчат темные клочья, с одной стороны даже короче, чем по плечо, и спутаны настолько, что голова похожа на гнездо невиданной птицы. После моего вырвавшегося смешка, по боли на подбородке поняла, что смеяться не стоит: Маратик был на взводе. Усиленно прикусила губу, стараясь не смеяться, но дрожащие плечи сдают меня со всеми потрохами.
– Это кто же тебя так разукрасил? – немного издеваюсь, еле сдерживая смех.
– ТЫ!!! – резкий крик ударил по ушам.
Честно говоря, я думала, что в большем бешенстве он быть не может, но оказалась не права: может. Нож из-за пазухи вытащить успела, однако он выпал из моей руки, когда серенький толкнул меня на один из обеденных столов. Стол опасно хрустнул, или это были мои кости? Судя по тому, что следом Маратик одним ударом разнес соседний стол и пару лавок, решила, что мне еще повезло. Зло сопит, сжимая крепко кулаки, слышу шипящие звуки, словно он матерится или колдует. Похоже, я его окончательно довела. Он встречается со мной взглядом и медленно тянется к мечу, закончив, наконец, ругаться на своем языке. Так, теперь надо что-то делать, а то меня сейчас точно убьют.
– Да ладно тебе, нашёл из-за чего расстраиваться, – начала я, пытаясь добраться до ножа в кармане.
Нервный какой, до ужаса! Да по сравнению с ним главный монстр – глыба льда.
– Я вот вообще каким-то образом замуж вышла за вашего монстра – вот это горе, а это так… Ничего непоправимого!
– Ничего непоправимого?! – повторил за мной бывший красавец, наполовину вынув меч из ножен.
Со страху свалилась со стола на лавку, пожалуй, пора уже перестать его бесить, но у меня почему-то не получается.
– Да ладно тебе, и в этом есть свои плюсы! – начала быстро бубнить со страху. – Ты просто смотришь на ситуацию в негативном свете.
– Плюсы? – прошипел на грани бешенства Маратик. – Какие ещё плюсы?!
– Ну, например, – начинаю я перечислять, не совсем понимая, что несу околесицу, – теперь ты меня точно не забудешь, в отличие от тех тысяч и миллионов девчонок и женщин, что вы в жертву своему богу принесли.
Он застывает столбом, в отличие от меня. От нервов мой язык развязался, не могу заставить себя замолчать. Зачем я это сказала? Вон как у серенького лицо вытянулось. Какая деревенская девушка может знать такие подробности? Дура, дура! Надо его отвлечь!
– К тому же ты, наконец, перестал походить на девчонку. Чем не плюс? – добавляю, чтобы он переключился и не обратил на предыдущую фразу много внимания.
Кажется, я перестаралась, черные глазки бывшего красавца снова загорелись, он так быстро достал меч из ножен и замахнулся, что я и пискнуть не успела. Меч воткнулся в лавку в нескольких сантиметрах от моего лица, а затем Маратик навалился на меня всем телом. Сердце бешеным набатом отбивает ускоренный ритм в ушах, дыхание сбилось от страха. Даже ляпнуть ничего не могу, ибо одной рукой он упирается в рукоять меча, который медленно протыкает лавку насквозь, словно нож масло, а вторая рука что-то ищет в районе завязок штанов. Он же не…
Марат что-то зашипел, а затем улыбнулся так нагло и многообещающе, что заставил вспомнить историю происхождения этих лиловых синяков. Похоже, серенький решил продолжить с того момента, на котором мы в прошлый раз остановились. Вот только он не учел одного факта.
– А! НАСИЛУЮТ!!! – кричу во всю глотку изо всех сил.
С прикрытием моего рта рукой Маратик замешкался лишь на несколько секунд, но этого хватило. На улице поднялся шум голосов, а затем в палатке появились те самые серенькие стражники. На их лицах читалась нерешительность, они остановились как вкопанные, смотря на Маратика все ещё сжимающего мой рот, а второй рукой держащего завязки своих штанов. Он попытался шикнуть, чтобы горе-спасатели ушли, но уже было поздно, те сами прыгнули в стороны, пропуская внутрь моего муженька.
