Читать книгу: «Будничные жизни Вильгельма Почитателя», страница 39

Глава сорок седьмая

Норрис петлял по коридорам уже без всякой надежды встретить хоть кого-то. Казалось, что весь Альбион вымер. Коридор за коридором, дверь за дверью, каждая из которых закрыта, переход за переходом – по Альбиону можно идти вечно и никуда не прийти. Вильгельма он, лишенный карты, разумеется, не нашел. Норрис поднимался все выше и выше. Стоило ему натолкнуться на очередную лестницу, оказывалось, что этаж не последний, и, может, следующий тоже. Прежде Норрис бы сравнил Альбион с ульем, но сейчас никаких сравнений в голову не приходило. И муравьи, и пчелы строят проходы так, чтобы по ним было удобно передвигаться. Альбион же спроектирован так, чтобы даже работники, кажется, не могли выйти.

Норриса боялся пустоты. Еще тогда, во время жизни в одиночестве, он страшился проснуться и увидеть перед собой черноту: чтобы даже ненавистные выжженные кислотными дождями деревья и иллюзии исчезли и оставили его с правдой – он один. Альбион же был пустотой – когда-то Норрису рассказывали, что за многими дверями нет ничего, а коридоры часто упираются в стену, чтобы ищущий шел в никуда, но об этом не знал. Норрис даже сейчас не понимал, идет ли куда-то или идет в никуда. Пустота черных коридоров, откуда исчезли даже охранники, о которых говорил Вильгельм. Стены и полы с потолками, в которых почему-то не отражался свет слабеньких ламп. В коридоре, где он шел, не было даже дверей. Норрис, уже проклиная все на свете, надеялся хотя бы выбраться на смотровую площадку, чтобы немного разобраться, хоть и сомневался, что такие площадки существуют в Альбионе. Но воздух в коридорах прохладный. Может, где-то на самом деле дверь наружу.

Глухие шаги отдавались эхом в пустоте. Каждый шаг, каждый шорох мантии по полу, каждый неосторожный и слишком громкий для пустоты вдох или выдох – волна дрожи на коже Норриса. Он никогда в Альбионе не бывал, а уж про верхний ярус и подумать боялся. Обычно простые граждане отсюда не возвращались.

Стук шагов чужих он услышал уже поздно – они оказались за поворотом. Норрис почувствовал, как по ногам проползла волна холода, словно они в миг онемели. Но он заставил себя сделать несколько длинных и тихих шагов, прислониться спиной к стене и натянуть капюшон так, чтобы ни сантиметра его кожи не могли подсветить лампы, и попытался унять громкое дыхание.

Он думал, что за непроглядной тьмой его не увидят. Но Альбионщики пусть часто не имели глаз, но оставались глазастыми и замечали все.

Высокий незнакомец в черном одеянии сначала остановился. Норрис задержал дыхание. Незнакомец оглядел его с головы до пят – свет обволакивал фигуру в черном так, что не видеть его было невозможно, но стены не освещались. Черное одеяние Норриса на фоне черной стены разглядеть просто так никак нельзя. Он все еще надеялся, что пронесет. Норрис не имел никакого права находиться на территории Альбиона и вполне мог оказаться за решеткой за несанкционированное проникновение за ворота. Даже на стоянке ему опасно появляться.

Но его разглядели и подошли так близко, что Норрису пришлось прижаться к холодной стене, чтобы ему не отдавили ноги.

– Кто вы? – Раздался голос, искаженный черным щитом, протянувшимся от кончика капюшона до подбородка. – Если вы думаете, что что я вас не вижу, вы заблуждаетесь.

– Меня видно что ли? – наигранно и тихо удивился Норрис. Незнакомец в массивной черной мантии из блестящего материала хмыкнул. Из дырочек в маске вырвался теплый воздух.

– Очень даже видно. Обычно работники Альбиона видят в коридорах лучше, чем гости.

– Мало света, чтобы хорошо разглядеть работников, – сказал Норрис, понадеявшись, что его чувство юмора спасет его, как спасало всегда. Но к стене все-таки еще сильнее.

– Света? – Голос незнакомца оставался непроницаемым, безэмоциональным. Словно говорил не живой гражданин, а робот, но Норрис знал, что это невозможно – на территорию Альбиона не пускали машины. Альбиону нужны только живые тела.

– Свет отражается от объекта, объект становится видимым, – сказал Норрис и почувствовал, что прежний холодок снова упал к ногам. Теперь даже прижаться к стене не получалось – только пошатнуться на пятках.

– Это я знаю. – Незнакомец, как показалось Норрису, усмехнулся. – Но работникам Альбиона совсем не нужен свет. На Земле ведь есть слепые животные и они живут совершенно обособлено. Так ведь?

Норрис сдержал громкий выдох. Не сдержал бы – его бы вывернуло на пол и, может, на ботинки незнакомца.

– Как вас зовут и кто вы? Не стоит пугаться пустоты. Вам нечего бояться, – повторил вопрос незнакомец, а Норрису даже показалось, что голос у него был даже приятным.

– Норрис Херц, главный помощник Почитателя Вильгельма Эльгендорфа, – отчеканил Норрис, чувствуя, как липкие пальцы страха пробираются под рубаху. Он знал – в такие моменты лучше не лезть из кожи вон, чтобы обмануть, иначе за вранье можно напороться на кол поострее, чем если бы изначально сказал правду.

– И что же вы, Норрис Херц, делаете здесь? – продолжил незнакомец, поправив маску на лице рукой, спрятанной в кожаной черной перчатке. Норрису даже показалось, что он этот голос уже когда-то слышал.

– Я ищу Вильгельма Эльгендофра, – ответил Норрис, очень надеясь на удачу. Больше надеяться было не на что.

– Вильгельм Эльгендорф здесь? В моих стенах? Не думал, что узнаю об этом последним, – протянул голос, будто с сожалением, но с усмешкой. Норрис насторожился. Что-то пронзило его голову. Какая-то очень дельная и пугающая мысль.

Он попытался подумать о чем-то другом, освободиться от страха, но мысль никуда не делась. Словно присосалась к стенке головы и выпустила склизкие руки, еще и царапая изнутри.

– Извините, я не должен спрашивать… – начал было Норрис, а голос его прервал и протянул:

– Ну что вы, Норрис Херц. Тот, кто не побоялся прикинуться работником Альбиона, проник на запрещенную территорию, натянул на себя чужое, определенно украденное, одеяние и даже решил поплутать по коридорам без карты, имеет право на один вопрос, – произнес незнакомец, хмыкнув. Руки он засунул в огромные карманы мантии и смотрел прямо Норрису в лицо. Где-то в глубине глазниц ярко светились настоящие глаза незнакомца.

Норрис сглотнул кислый комок страха, сделал глубокий вдох и выпалил:

– Простите мою наглость, но не могли бы Вы сказать свое имя?

Незнакомец хрипло рассмеялся, а странная маска, во тьме похожая на расплывшийся по тарелке воск с двумя, превратила смех в звук высокогорного камнепада. Норрис почувствовал, как спина покрылась липкими каплями страха.

– Здесь же не принято называть своего имени, Норрис Херц, вы же знаете правила? – спросил незнакомец. Наблюдение сложившейся ситуации определенно приносило ему удовольствие.

– Я чувствую, это вопрос жизни и смерти миллионов. Поэтому и спрашиваю, – произнес Норрис, боясь даже отвернуться от властного незнакомца. – Тем более я ведь уже нарушил это правило, бояться все равно нечего.

– Ваши слова не лишены смысла, Норрис Херц.

Незнакомец еще немного посмеялся, сделал шаг назад, давая Норрису возможность вздохнуть полной грудью, и произнес торжественным голосом:

– Я – Президент Альбиона. И знаете ли, Норрис Херц, я хоть и привык чувствовать страх от своих собеседников, но от вас веет таким ужасом, что даже хочу узнать этому причину, прежде чем вызову охрану, – закончил Президент и вновь принялся ждать ответа.

Норрис похолодел. Он слышал, как покрывались изморосью ноги, а по спине пробегали капли и устилались коркой льда. В горле же наоборот спрятался жар. Норрису казалось, что он больше никогда не произнесет ни слова.

«Этого быть не может! Вильгельм же говорил, что Президент будет проводить интервью! Но как тогда он может быть здесь?» – думал Норриса, а он сам, стараясь совладать с вдруг скукожившимися от нехватки воздуха легкими, выдавил, уже даже не опасаясь за свою сохранность:

– А Вам разве не передавали послание Вильгельма?

Президент на мгновение замолчал, будто бы задумался, а затем протянул:

– Я ничего не получал, Норрис Херц. Если бы я получил личное послание с просьбой от такой персоны как Вильгельм Эльгендорф, заинтересовался бы и прочитал. Почему я до сих пор не знаю, что Почитатель находится в Альбионе?

Норрис, облокотившись о стену, чуть не скатился на пол, прямо под ноги Президента. Ухватился за тонкий бортик, прилепленный к стене, и стоял, боясь пошевелиться.

– Он здесь уже несколько недель, Президент, – выдавил Норрис, стараясь звучать как можно убедительнее. – Вы, наверное, слышали о том, что ему прислали письмо… Письмо, где сказали, что Землю уничтожить могут. Ну, вернее стереть жизнь с нее. Вильгельм приехал отвоевать право свое, чтобы Земля… Не уничтожили чтобы никого. Сейчас его образец проходит последнее собеседование на верхнем ярусе. Вильгельм хотел передать послание Вам, чтобы Вы провели его. Послал письмо, но, видимо, Вам его не доставили.

Президент Альбиона молчал. Он что-то неспешно поискал в карманах, будто удостовериться, что не пропустил послание Эльгендорфа с утренней почтой. Но ничего в карманах не было.

– Я не занимаюсь работами на нижних ярусах, не имею представления о том, что там творится. Везде свои Президенты. Я заведую Альбионом, но не ярусами. Могу сказать, если образец и попал к нам, его будут судить со всей честностью. Я лично отбирал работников, проводил испытания и пытки. Они не посмеют солгать и вынести нечестный вердикт. Можете так и передать Вильгельму Эльгендорфу, – произнес Президент и, повернувшись, побрел дальше, куда и держал путь, словно и забыл про обещание вызвать охрану, стоило ему услышать про Вильгельма.

Как только черная фигура скрылась за поворотом, Норрис скатился на пол, схватился за голову и сдавленно застонал. Все рушилось. Вся жизнь, его и Вильгельма, сейчас зависела от неизвестного, занявшего место Президента на слушании.

А Норрис все еще в Альбионе и не знал даже, как выбраться из лабиринта коридоров.

– Норрис Херц, если нужны космолеты, то стоянка находится этажом ниже, – раздалось издалека и добралось до Херца зловещим эхом. – Направо и вниз.

Норрис, позабыв даже поблагодарить Президента, который не только отпустил его к Вильгельму, но еще и фактически отдал ему один из Альбионских космолетов, спотыкаясь, добежал до стоянки и умчался, надеясь, что еще успеет исправить происходившее в Штабе безумие.

Альбион он все-таки решил оставить Вильгельму, который, по его догадкам, все еще был где-то здесь.

Глава сорок восьмая

Катя очнулась от ноющей боли в животе. Перед глазами стояла мутная пелена, за которой невозможно рассмотреть ничего, кроме вездесущей тьмы, но голову Катя все-таки опустила. Крови на животе не было, у ног, кажется, тоже. А боль переходила от левого бока к правому, горячая, будто разрывавшая живот, но сразу же его сшивавшая.

– Вы очнулись, – раздалось прямо перед ней. Катя с трудом подняла голову.

Темно. Кажется, до этого было светлее, но когда случилось «потом», Катя уже не могла вспомнить. «Потом» было всегда. Кажется.

Силуэт незнакомца в черном одеянии стоял прямо перед ней и вертел в руках какую-то колбу.

– Что это? – произнесла Катя, но не услышала голоса. На губах осталось что-то горькое, но Катя не могла определить на вкус. То ли кровь, то ли порошок, то ли вода. Здесь все казалось горьким.

– Это ваши плохие новости, – сказал незнакомец и покрутил колбой перед лицом Кати. Так близко, что можно было ухватиться за закругленный кончик зубами и провести по стеклу языком. Холодная, наверное.

Катя попыталась выпрямиться, но в шее что-то хрустнуло, и Катя обмякла, как игрушка, у которой кончился заряд.

– Я провел опыт с вашей кровью на наличие в ней инородных веществ, объект с Планеты Земля, – произнес незнакомец и убрал колбу в подставку на столе. – В ходе исследования я обнаружил в вашем организме сыворотку, изменившую вашу память. Запрещенное вещество, занесенное в Список Закона. Это дважды нарушило договоренность с Вильгельмом Эльгендорфом, согласившимся на честную проверку. Хотите узнать, в чем заключается первое нарушение?

Катя отдаленно слышала, что позади раздавались шаги. Две, может, три пары ног что-то перетаскивали, топтались на одном месте и не останавливались.

– Хотите? – повторил незнакомец.

Катя чувствовала, как рот медленно наполнялся соленой жидкостью. Трубочки, потянутые от головы, будто сильнее притягивали ее к стулу, но выпрямиться она уже не могла. Но что-то изменилось – боли не было. Катя больше не чувствовала рези в животе. Живота будто не было.

– Одним из условий является отстраненность Почитателя от образцов. Почитатель не должен иметь никаких связей с образцами, но вы, как мы узнали, имели связь очень близкую. Конечно, это доказывает, что вы можете испытывать привязанность к другим существам, но…

– Я любила его, – прошептала Катя и слизала горечь с губ. Она наконец поняла – это ее кровь. – Любила.

– Называйте это, как хотите. Название никак не изменит реальности, – ответил незнакомец и потер руки о накидку. – Вильгельм вас подготовил, мы в этом уверены. А опровергнуть он это, увы, не может, так как здесь не присутствует.

– Но вы же не пустили… – попыталась возразить Катя, но быстрый выстрел боли в лоб остановил ее. Катя замолчала.

Незнакомец, кажется, сделал шаг назад.

– Не так важна причина вашего проигрыша, Екатерина. Вильгельм Эльгендорф  не узнает, почему на самом деле проиграл. Есть еще причина, о которой вам рассказывать нет смысла, но и Вильгельму Эльгендорфу о ней можно не говорить. Никто не посмеет сказать ему правду, пока он сам не попросит. А он, я думаю, не попросит больше никого и никогда.

Трубка, все еще выкачивавшая что-то из ее головы, вдруг запустила струю горячей жидкости в голову. Катя дернулась от неожиданности. Но появившееся тепло вдруг принесло такое спокойствие, что она перестала сопротивляться. Руки ее повисли, ноги обмякли – Катя перестала двигаться.

– Мы не можем продолжить эту проверку и вынуждены прекратить опыт сейчас же.

Незнакомец отошел к столу, где когда-то мигали кнопки, но Катя уже ничего не видела.

Она и хотела бы спросить, что с ней собирались сделать. Что ждало ее в будущем. Вернули бы они ее домой или оставили бы здесь. Зачем нужны были трубки, зачем горячая жидкость заливалась в нее. Но в мгновение все перестало иметь значение.

– Вас больше не побеспокоят, – отчеканил голос, и огромная игольчатая перчатка нажала на какую-то кнопку.

Катя почувствовала, будто тело отрывалось от земли. Не было больше холодного кресла и острых труб, прикрепленных ко лбу. Не было больше боли в животе, крови на губах и липких прикосновений осознания беспомощности. Оставалась тишина. Последний хруст, не принесший боли, не побеспокоил ее. Трубки притягивали ее к стулу, но Катя не чувствовала, что двигалась.

Смерть – всего лишь шаг в новую жизнь. Жизнь, в которой нет конца, где встречаются разлученные временем души и вечно радуются свету, который никогда не скрывает ночь.

Катя улыбнулась. Она молилась каждый день и ночь, так часто, как могла, и не забыла ни одного слова молитвы, пронесенной сквозь жизнь. Если один Создатель обманул ее, может, настоящий, принимающий молитвы, все еще любил ее. Свет фиолетовых, может, лиловых огней вдали – огоньки приближавшегося Рая. Катя чувствовала последние капли на губах и слизывала их, словно это уже не ее кровь, а чужая. Сладкая. Живительная.

За огнями виделась Италия, белый домик и апельсины, окутанные дымкой лилового заката. Пора возвращаться.

В темной и окутанной морозом комнате послышался последний хруст. Четыре надзирателя обменялись кивками.

Катя обмякла в кресле, испустив последний вздох, преисполненный спокойствием.

Глава сорок девятая

Найти кабинет не составило труда – дверь была распахнута. Казалось, открыли ее крики. По телу Херца прокатилась судорога, стоило ему издалека услышать знакомый голос.

Все перед глазами завертелось. Он устремился к входу, забежал внутрь, и чуть не застонал. Вильгельм и в самом деле был в Штабе. А в Альбионе – пусто.

За папками, перегородкой из деталей разломанных Связисторов и прочего мусора, Эльгендорф стоял, из последних сил старался удержать себя, хватался за край стола, и замахивался на кого-то, кто все еще сидел на полу.

«Нет, он не должен быть здесь, не должен!» – думал Норрис, но страх оказался реальностью. Вильгельм был в Штабе.

Херц подбежал к нему со спины, чуть не запутавшись к россыпи деталей – перед Эльгендорфом, на коленях, стояла Джуди, и плакала. Норрис хотел было оттащить Вильгельма, но замер. Все написанное в письме «недруга» начинало сбываться.

– Что здесь происходит? – воскликнул Норрис. Джуди что-то умоляюще зашептала, а Вильгельм вновь замахнулся, но сразу же опустил руку. Джуди всхлипнула.

Эльгендорф медленно повернулся к другу, а Норрис, стоило ему увидеть лицо Вильгельма, сделал шаг назад. В глазах Почитателя искрилось взрывами миллионов бомб безумие, а губы, с трудом державшие положение нервной улыбки, прокушены.

– Предали, Норрис! Предали… – зашептал Вильгельм, а Джуди не смогла подавить громкий всхлип.

Норрис посмотрел сначала на рыдавшую Джуди, затем – на выведенного из ума Вильгельма и, будто позабыв о проблеме, с которой летел, спросил:

– Что она сделала?

Вильгельм сел на краешек стола, руки его безвольно болтались по обе стороны туловища. Тело била легкая судорога, зубы стучали будто бы от холода.

– Они нас предали, Норрис. Предали! – прошептал Вильгельм, и с каждым его словом голос становился все тише и тише. – Предали, предали, предали. Меня, понимаешь? Нас, нас предали....

–Успокойся, дай я поговорю, – вытянул руки Норрис, опустился на колени рядом с Джуди.

Вильгельм безвольно кивнул. Волосы почти скрыли его лицо. Норрис мысленно похвалил себя за природное спокойствие и способность в нужный момент справиться с эмоциями. А Вильгельм сломался, тихо всхлипнул и спрятал лицо в дрожавших ладонях.

– Что случилось, Джуди? Что вы натворили? – спросил Норрис.

– Я… Я не хотела, чтобы так получилось… Я…

– Уже не время реветь, Джуди! Ты еще можешь помочь нам все исправить! – повысил голос Норрис и потряс ее за плечо. – Прошу тебя, соберись. Расскажи еще раз, что вы натворили?

Вильгельм пробубнил что-то невнятное, а потом вновь замолчал, сотрясаемый беззвучными рыданиями.

– Джуди, прошу тебя! – вновь повторил Норрис уже умоляюще.

И Джуди, все еще сотрясавшая стены громкими и писклявыми всхлипами, сказала, дрожавшим от волнения и страха голосом:

– Захарри, это все он, понимаешь? Он не смог, не смог… Он все еще не смог! Он договорился с Ванравом. Это было сложно, понимаешь? Это было так давно, давно, я даже не скажу тебе, когда это было! – она провела рукавом под носом, испачкала рукав. Говорила еще тише. – Когда планировалась проверка Планеты, они попросили проверяющего узнать о проекте больше, порыться в архивах… Я не знала, что они найдут так много всего! Я думала, что все в порядке, что они просто порезвятся и успокоятся!

– Ваша работа заключалась в том, чтобы следить за Землей. Чтобы на ней все было нормально! – прошептал Вильгельм. Голос его тяжело расслышать за ладонями.

– Это была твоя работа, Вильгельм! – воскликнула Джуди и даже захотела подняться, но Норрис схватил ее за руку и усадил. – Они захотели зачистки Планеты, уничтожить всех ее жителей, а Вильгельма посадить в тюрьму! Но я недавно узнала! Тогда я еще не знала об этом! А потом, когда все узнали о «Списке идеальности», поняли, что ты можешь победить!

– Победить? Так это возможно? – прошептал Норрис, и волна тепла пробежала по его рукам.

– Возможно конечно! Поэтому они и испугались! Земля могла победить, могла! Но они втянули меня и Годрика. Они подстроили все так, что Вильгельм, когда получал Артоникс, попадал в ловушку контроля сознания, чтобы Вильгельм был под постоянным управлением. Они манипулировали вами, исход и все смерти были известны заранее! Они хотели убить образец, чтобы Землю признали непригодной для жизни. А факт, что Екатерина стала для Вильгельма чем-то большим, только усилил их интерес… Я правда не знала, что они хотели… Я клянусь, Вильгельм! Я не хотела! – снова заплакала Джуди, а Норрис отодвинулся от нее и посмотрел на Вильгельма.

– Можем победить, Вильгельм. Можем, – проговорил Норрис так тихо, будто шептал себе.

Вильгельм поднял голову к потолку и зажмурился.

Норрис сидел на холодном и мокром полу с округлившимися глазами. Все плохо. Настолько плохо, что он даже не знал, как на эти новости надо реагировать. А ведь у Норриса осталась новость, которую нужно незамедлительно сообщить. Он хотел было еще что-то спросить у Джуди, но та так громко рыдала, что сил на ее перекрикивание уже не было. Время не шло, а бежало, задыхаясь от пыли и падая в грязь. И все отдалялось от друзей.

– Вильгельм… – прошептал Норрис, дотрагиваясь до плеча друга. – У меня есть плохая новость с Альбиона.

Вильгельм опустил голову и испуганно посмотрел на друга. Джуди тоже замолчала и слушала, боясь дышать.

– Какая, Норри? – прошептал Вильгельм хриплым голосом.

И Норрис, стараясь не смотреть в стеклянные глаза друга, собравшись с силами, рассказал о встрече. И с каждым его словом с Вильгельмом творилось что-то странное.

Он бледнел. Губы, окровавленные и опухшие, что-то шептали. Руки задрожали, будто бы хотели схватить что-то, сжимая и разжимая ладони. Он что-то бубнил себе под нос, а камень на груди загорелся. Вдруг Вильгельм медленно поднял голову. Его глаза непонимающе смотрели под ноги, уголок рта дергался, плечи подрагивали. Ладони сжимались в кулаки, каждый раз оставляли новые красные полосы на коже.

– Так значит, – сказал он. Это не его голос. Чужой, злой и страшный. Вильгельм зарычал. Показал клыки.

Он молниеносно подлетел к Джуди, схватил ее за воротник и поднял над землей. Ткань начала душить Джуди, она захлебывалась в слюне и воздухе. Он ударил в нос, без промаха, сломал его с первого раза. Джуди закричала. Снова ударил.

– Вильгельм, хватит! – завопил Норрис, но Вильгельм, затуманенный жаждой мести, не останавливался.

Он размахнулся и бросил легкую Джудив груду запчастей. Из ее рта вырвался сдавленный крик боли. Антеннки вздрогнули.

– Вильгельм! – Норрис схватил его за руки, но Вильгельм оказался сильнее. Вырвался из хватки, подлетел к Джуди и вновь схватил за воротник. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Джуди молчала. По губе текла синяя плазма.

– Зачем вы это делали?! Зачем?! – заорал он прямо в лицо подчиненной, сжимая ее руки в тисках окровавленных ладоней. Она заплакала от боли и страха.

– Я… Я не делала… – всхлипнула она, закашлялась. Плазма попала ей в рот. Вильгельм затряс ее.

– Отвечай! – проревел. Она взвыла – коленом он упирался ей прямо в живот, сжимал кисти так, что отпустит и сломает.

– Вильгельм, прошу… – прошептал Норрис, оседая на пол. Он не любил врать, но сейчас прикинуться больным казалось самым разумным из всех возможных вариантов отвлечения друга от избиения подчиненной.

Вильгельм, увидев, что другу стало плохо, бросил Джуди и подлетел к нему, усадил прямо и попытался привести его в чувства.

– Тронешься – убью, – процедил он, оторвавшись от Норриса и повернувшись к Джуди. Джуди, вытерев слезы рукавом, кивнула. Она же не всхлипывала, просто молча плакала.

Норрис «пришел в себя» достаточно быстро – времени и без того мало. Но, благо, достаточно, чтобы немного угомонить вышедшего из себя Эльгендорфа – видеть Вильгельма в его личине бешенства до боли в груди страшно.

Через пару минут они сидели рядом, Вильгельм и Норрис, удерживающий его от необдуманных поступков своими сильными руками. Джуди, напротив, тихо всхлипывала, прижимая платочек к кровоточащему носу.

– Почему Захарри это сделал? – спросил Норрис.

– Он постоянно твердил, что хочет отомстить за тот проигрыш… – она гнусавила, тяжело было разобрать слова. Плазма на губах смешивалась со слезами. – Я смирилась, но он не смог. Он каждый день просыпался с мыслями о мести и придумал, стоило по округе разнестись мысли о проверке… Он договорился с преступником, нашел спрятанный Артоникс, переправил на Землю. Затем натравил на тебя своего знакомого преступника-метаморфа, которого отправил на Планету с тем погодным зондом… Клянусь, я хотела предупредить! Но Захарри угрожал, что уничтожит вас всех, если я хоть кому-то скажу…

– А где он сейчас? – процедил Вильгельм. Норрис сжал его ладонь в своей.

– Он в Академии, собирает вещи. Мы хотели улететь вчетвером после интервью.

– Я его уничтожу! Голыми руками! – рявкнул Вильгельм. – Сначала его, а потом – всех вас! Каждого. Разорву по кусочку. Помяните мое слово…

– Но сейчас нам не до этого! Нам нужно в Альбион! – прошептал Норрис и потянул Вильгельма вверх, поднимая его с колен.

Почитатель, с трудом стоявший на ногах, подошел к двери и нажал на кнопку вызова полиции.

– Тебя загребут за предательство. Как и Захарри – ты все им скажешь. Соврешь – я все равно тебя найду и убью. Радуйся, что сейчас у меня нет на тебя времени, – процедил Вильгельм и скрылся в коридоре.

Норрис уже вскочил и на ватных ногах побрел следом, но Джуди окликнула его. Он нехотя повернулся, с отвращением и глубочайшим разочарованием посмотрел на нее. Джуди протягивала письмо. Норрис взял его и, стоило ему прочитать, от кого послание, что-то внутри Норриса оборвалось.

– Этого быть не может, – прошептал Норрис, невидящими глазами смотря на Джуди, а она лишь кивнула.

– Передай ему, пожалуйста, – сказала она. – Это правда. Он сам нам его отдал.

– Но он в тюрьме.

–Это ничего не значит. – прошептала Джуди. – К нему не только могут приходить, Норрис. Он может намного больше.

Вдали послышался топот ног приближавшихся полицейских, и Норрис поспешил к выходу. Судьба Джуди была предрешена.

Уже в Космолете Херц отдал письмо другу. Без слов, просто всучив в руки. Им не до разговоров – силы на исходе.

Вильгельм повертел конверт в руках, остановился, и вновь помотал головой. Но иллюзия никуда не делась.

В руках у него была первая за многие тысячелетия весточка из той, уже порядком забытой жизни. Конверт, пожеванный в уголках, запечатанный тюремной печатью, но подписанный самыми дорогими и красивыми чернилами, которые только можно было отыскать в Едином Космическом Государстве.

– Я подозревал, – прошептал Вильгельм и зажмурился. – Я подозревал, что его посадят.

– Мы не виноваты, – сказал Норрис и хотел было коснуться плеча друга, но Вильгельм вздрогнул.

Вильгельм вертел конверт в дрожавших от напряжения руках. Норрис заводил Космолет, судорожно тыкал в разноцветные панели трясущимися пальцами и старался не смотреть на друга, чтобы не ошибиться.

Аккуратно капнув на печать плазмой, Вильгельм распаковал конверт, достал письмо, сложенное втрое. Он не ошибся – почерк редко меняется даже спустя годы.

Он вздохнул и принялся читать, всматриваясь в каждое слово.

«Здравствуй, Вильгельм. Или как мне стоит обращаться к тебе, Господин Почитатель?

Впрочем, я, наверное, единственный во всей Бесконечности могу называть тебя как мне заблагорассудиться.

Если ты читаешь это письмо, то уже проиграл. И не думай, что я тебя обманываю, Вельги. В отличие от твоего рта, из которого частенько вылетала ложь, я всегда говорил горькую правду. Пусть ты и любил убедить меня в том, что я врал тебе, чтобы заполучить свое благо. Это не так. Но обо всем по порядку.

Быть может, за столько лет, проведенных вдали от меня, ты успел забыть о том, каков я. Может, ты решил, что я не узнаю о пропаже Артоникса или позволю забрать его у меня. Возможно, ты думал, что я оставил его у себя на столе с подписью «Конечно, забирайте плоды моих многолетних трудов и мучений» или с радостью отдал его властям. Но я еще не выжил из ума. У меня еще все в порядке – как и было. Может, ты забыл и об этом.

Когда Захарри решил сговориться с Ванравом и насолить тебе, они, зная о моем великом творении, решили украсть Артоникс. Но я тебя обрадую – они оказались слишком для этого глупы. Заранее я соорудил для таких дураков лабиринт, усеянный ловушками, пройти который могли лишь мы с тобой. Конечно же, они не смогли достать камень. Эти двое, даже сложенные вместе, не стоят даже десятой части твоего или моего ума. И они это понимали.

Тогда они пришли ко мне. Чуть ли не на коленях умоляли меня помочь им осуществить задуманное. Меня, которого когда-то ненавидели. И поначалу я даже хотел их прогнать. Вновь подумав лишь о тебе, в который раз захотел отдать свою жизнь за твою. Как всегда было. И сделал бы так, но ты, Вильгельм, повел себя нехорошо по отношению ко мне. Очень нехорошо. Тогда, когда собрал вещи и улетел на Землю с Норрисом, оставил меня в кипящем чане всеобщей ненависти, которую сам разжег. Ты клялся мне в вечной преданности, обещал, что никогда не оставишь в государстве, которое не приняло ни тебя, ни меня. Клялся, как я клялся всегда помогать тебе, лишь возвышать тебя и твою гениальность. Но ты предал меня, Вильгельм. После того как я помог тебе выстроить Мир, о котором не могли и мечтать другие. После того как мы почти свергли правительство. После того как мы почти раскрыли их секреты всем.

Поверь – еще немного и огонь бы полыхал везде. Шаттлы бы сами поднялись. Они бы сами зажгли костры и пошли с острыми осколками на всех, кто обманывал их. Государство, развивавшееся тысячи лет, рухнуло бы под нашей силой. Силой ума, Вильгельм. Мы бы сбросили их всех в Пустоту. Академия бы горела от корня. Штаб бы взорвался, от него бы ничего, кроме подписей, не осталось. Преступники бы порезали своих охранников в Альбионе. Мы бы уничтожили все, что они создали. Мы бы создали Мир нас, Мир таких же, как мы. Мы бы взрастили их умы на плодородной почве, мы бы создали цивилизацию на пепле великого государства, которое сожрало себя. Мы бы были правителями возможных правителей. Королями королей, президентами президентов, императорами императоров. Так ведь называют люди других людей? Они бы называли так нас.

Но ты оставил меня одного гнить после всей помощи, которую я оказал. После того, как возложил корону тебе на голову и нарек главным существом во всем Пространстве. Ты просто улетел, даже не подумав поговорить со мной. А я не забываю предательств.

Быть может, не улети ты тогда, оставив меня одного, я бы не стал им помогать. Но все наши поступки имеют последствия, Вельги. И твои исключением не являются.

Не задавался ли ты вопросом, почему камень не уничтожил тебя, почему ты все еще жив? Отчего твои глаза все еще блестят в свете звезд, а руки еще не оторвало взрывом? Ты почти не задумывался об этом, я понимаю. Решил, что твоя исключительность помогла тебе и здесь. Но не все так просто, мой Ученик. Все куда сложнее.