Читать книгу: «Будничные жизни Вильгельма Почитателя», страница 35
Эльгендорф потащил Катю к космолету. Всю дорогу Вильгельм шикал, шипел, чтобы женщина молчала, но когда они добрались до пустой стоянки и сели в космолет, наконец воскликнула:
– Что это было?
Вильгельм включил космолет, положил руки на руль, но быстро отпустил, упал на спинку кресла и дождался, пока двигатель разработается, и ответил-таки ожидавшей его ответа Кате.
– Это наше спасение, Катенька. Этот уродец может помочь нам выиграть.
– А просто так выиграть не получится? – спросила Катя и поправила рукава накидки.
Вильгельм хмыкнул, но ничего, пока космолет не поднялся в небо, не ответил.
– Ты назвал его как-то странно, – снова подала голос Катя, в этот раз разглядывая мир за окном космолета с заинтересованностью. – Как его зовут?
– Тутси, – Вильгельм усмехнулся. – Но это не его имя. Это аббревиатура. У него длинное имя.
– А кто же назвал его так?
– В тюрьме когда-то. А когда он оттуда вышел, некогда было уже называться длинным именем. Те, кто бывал в тюрьме единожды, навсегда в ней остаются, даже на свободе. Он привык, что его по первым буквам называют. Кто я такой, чтобы не уважать его?
Катя вновь замолчала. Ей говорили, кто такой Вильгельм, но она до сих пор не могла осознать это. Кате все еще хотелось закрыть глаза, вздохнуть, выдохнуть длинную молитву, которую она знала лучше собственного имени, обратить священные слова к Богу, и открыть глаза, оказаться в Петербурге, рядом с родителями. Но каждый раз Катя открывала глаза в мире ее мужа – там, где ей, судя по всему, нет места. И выпустить слезы, обжигавшие глаза, не получалось. Она пуста – даже воспоминаний не осталось, только холодная блуждающая внутри запертая настоящая Катя, которой не найти выхода.
В это время в доме Вильгельма Норрис истерил вот уже пару часов. Он ходил по комнате взад-вперед и причитал, то хватаясь за голову, то оборачиваясь на каждый шорох. К еде, которую привезли к двери, он не притронулся, даже не выпил воды, хотя знал, что и ему нужно набраться сил.
– Ну где же, где же…
– Гулять поехал, может, в клуб, или опять нажрался где-то и лежит на дороге. – Пожала плечами Лилиан, которая валялась на диване и перечитывала новости за последние годы.
– Не говори так о нем! – воскликнул Норрис. Вильгельм украл у него порошки, которыми должен был лечиться, употреблять в очень малых дозах. Однако украл столько, что лечиться мог несколько месяцев. А ведь Норрис оставил их на видном месте, хоть и знал, что прежде Вильгельм был зависим от обезболивающих. Знал, а оставил. Норрис снова вздохнул. – Он просто уехал по делам, наверное. Он же Почитатель, может ездить спокойно.
– Пока может. – Лилиан нажала на следующий год, и новости вылетели ей длинным письмом. – А потом отберут у него Планету, и ездить не сможет.
– Альбион не делал ему выговоров. – Норрис скрестил руки перед грудью, но не сдержался и почесал болячку на запястье – когда-то давно ему связывали руки, а рана еще не зажила. – Он просто осудил его тогда, но ничего от Альбиона нам потом не приходило. Штаб писал, Академия, но не Альбион.
– А ты думаешь, что Альбион будет тратить время на письма? – усмехнулась Лилиан и улыбнулась. – Преступникам не высылают предупреждений о том, что их собираются посадить в тюрьму. Кажется, в этом смысл задержаний.
– Вильгельм не преступник! – воскликнул Норрис, уронил руки и, не выдержав, прислонился к стене. Спина горела, словно он снова переживал лихорадку в одиночестве на острове. В этот раз он был не один, но от осознания не становилось легче.
– Скажи это на слушании. – Лилиан вернулась к прочтению новостей. – Он не выиграет и Катю эту не спасет. Наиграется напоследок со своей игрушкой, а потом отправит ее на опыты. Делов-то. – Она заправила прядь длинных волос за острые уши. Россыпь желтых пятнышек на лице Лилиан переливалась в белом свете.
– Что ты вообще тут торчишь? Разве ты не собиралась возвращаться в Альбион? Мы можем дать космолет, и ты… – не успел договорить Норрис, как с улицы послышался рев космолета. Машина шмякнулась и, стоило паре тонких ног ступить на ровную дорогу, космолет вновь взмыл и улетел.
Норрис подбежал к двери, распахнул ее и увидел только взъерошенную и бледную Катю.
– Что случилось? Где Вильгельм? –испуганно запричитал Норрис, а Катя только буркнула:
– По делам ушел. – И шмыгнула носом.
– Присядьте. Я принесу вам воды, – сказал Норрис и, усадив женщину на диван, убежал на кухню.
Катя закуталась в плед, лежавший рядом. Ей казалось, словно кровь остыла. Внутри снова ничего, только колющее чувство холода.
– Что же такого Вильгельм натворил? –протянула Лилиан, сидевшая на соседнем диване. Она отложила новости и внимательно смотрела на женщину.
Катя замотала головой, и когда почувствовала, что дрожит под взглядом странной незнакомки, накрылась пледом с головой. Вильгельм запретил ей говорить с Лилиан, а он слишком часто говорил страшные вещи, чтобы его не слушать.
Норрис вернулся быстро. Он успел накапать Кате в воду успокоительное и, пока она пила, сидел рядом и гладил ее по дрожавшей спине.
– Где вы были? Где Вильгельм? –вновь спросил Норрис, когда Катя перестала дрожать.
– В квартале отшельников… Он… Там были какие-то уроды… Они кричали… А потом подвал… – прошептала она медленно, словно пыталась вспомнить слова, какими объяснял случившееся Вильгельм. Норрис прикусил губу, но стоило ему заметить, как смотрела на них Лилиан, принял вид внимательный – так легче скрыть волнение. Он догадывался о произошедшем, но отгонял скверные мысли до последнего.
– А сейчас он куда полетел? –спросил Норрис, готовый сорваться с места и побежать за другом куда угодно, лишь бы тот ничего не натворил. Про вчерашнюю обиду он уже и забыл.
– В Аль… Аль… Как же он сказал.
– Альбион, – закончила за нее Лилиан, которая встала с места и, покачивая хвостом, направилась к женщине.
– Лилиан, улетай. Возвращайся в свою дыру! – прошептал Норрис все еще обманчиво спокойным голосом.
Все-таки Вильгельм болен, а сейчас – тем более. Он давно не дышал здешним газом, во время перелета поломал кости, а стресс и вовсе нанес его голове такой ущерб, что оценить его количеством нужных лекарств невозможно. И он вновь куда-то смылся, не предупредив беспокоившегося друга.
– Ну как же… Наша Катя увидела что-то, чему не может найти объяснений, – нарочито заботливо произнесла Лилиан, усаживаясь по другую от женщины сторону и положив руку ей на колено. – Скажи, на него кричали? В него кидались камнями?
Катя замерла. Даже смотреть в глаза Лилиан было опасно, так говорил Вильгельм. Но он говорил много, говорил даже то, что уже успел опровергнуть своими же поступками.
– И ты не понимаешь, почему же это случилось?
И Катя сделала первое самостоятельное решение – медленно, словно держа на макушке вес всего своего жизненного повиновения, едва заметно кивнула.
– Лилиан, я тебя умоляю, не лезь, куда тебя не просят! – взмолился Норрис и попытался отпихнуть зеленокожую, но та лишь шлепнула его по руке и сжала колено Кати.
– Я хотела уехать в Альбион, но не могу оставить ее в неведении. Она должна знать правду, раз уж ввязалась в эту историю. А я, Норрис, все-таки много лет уже в вашей команде. Кому, как не мне, рассказать правду? – усмехнулась Лилиан и, вновь отмахнувшись от молившего ее замолчать Норриса, с наслаждением начала рассказ.
Глава сорок первая
– История, которую я расскажу, началась задолго до того, как Единое Космическое Государство оставило в живых младенца Вильгельма Эльгендорфа. Тогда у него еще не было имени – только цифры. Почему так сделали, так никто и не узнал. – Лилиан усмехнулась. – Думаю, кто-то все-таки заступился за него. Ты, наверное, не знаешь, но нескольким избранным на время рождения новой партии граждан дают право распоряжаться жизнями этих новорожденных. Чистым они дают имена, бракованных могут спасти от утилизации, если избранные найдут достаточно причин, которые покажутся Собранию вескими. В тот раз распоряжался Альбион. Но я бы знала, если бы кто-то нашел хорошего младенца. В Эльгендорфе не было ничего хорошего, сейчас тем более не осталось.
Лилиан тронула Катю за руку. Ладонь холодная, но сухая, словно прикосновение к нагретому на солнце камню. Катя не посмела пошевелиться. Умоляющим взглядом одарила Норриса, а ему показалось, что Катя отдала ему последнюю сохранившуюся надежду.
– Впрочем, не с этого все началось. – Лилиан отвернулась к окну. – Началось все с Почитателей, когда Единое Космическое Государство осознало мощь и решило покорять бескрайнее пространство. Они воспитали поколения гордых за свою природу существ и выявили самых достойных, готовых пойти на лишения и решивших посвятить себя созданию новых Планет, Платформ и Миров для своих собратьев.
– Перед этим уничтожив Мир, который был до них, – выдавил Норрис.
– Кто тебе такое сказал? Этого никто официально не подтверждал, а безумцы могут говорить что угодно.
– Но это так! Единое Космическое Государство не придумало жизнь, жизнь была и до него! И не они первые придумали создавать новые жизни, даже не они первые заселили Планеты, которые потом отобрали. – Норрис сдавил в ладонях подлокотники кресла. – Были Почитатели до Единого Космического Государства, Ульман, он почти нашел…
– Где он сейчас? – усмехнулась Лилиан. – До Единого Космического Государства ничего не было, после Единого Космического Государства ничего не будет. Ты это знаешь, просто Вильгельм промыл тебе мозги. Так ведь на Земле говорят?
Если бы Вильгельм услышал это, забыл бы об обещании больше никогда не бросаться на Лилиан с кулаками. Норрис даже представлять их схватку не хотел.
– Единое Космическое Государство подарило мне жизнь, о которой я и мечтать не могла. И я всегда была для него полезной и преданной! – гордо произнесла Лилиан. – В отличие от вас троих!
– О какой жизни ты могла мечтать, если другой жизни не видела и не могла? – Норрис позволил себе улыбнуться, когда увидел смятение на лице Лилиан. – Мы желали лучшего для существ, которые бы пошли против идиотских законов Государства! Мы хотели показать что-то новое, чего не было прежде в Почитательстве. Мы хотели подарить свободу мысли, правду. И Вильгельм…
– Вильгельм опозорил суть Почитательства своими выходками и не заслуживает такого уважения, как другие! – процедила Лилиан, снова вспыхнув.
– Катя, она полнейшую чушь говорит. Столетия в теле ящерицы никому на пользу не пойдут.
– Как и тысячелетия на необитаемом острове в центре Бермудского треугольника. – Лилиан улыбнулась.
– Продолжайте, пожалуйста, – тихо перебила их Катя. Бледная и неживая как прежде.
Норрис опешил, захлопал темными глазами, вздрогнул. Он хотел возразить, но в стеклянных глазах Кати не осталось уже ничего, кроме замерзшей грусти и одиночества. Лилиан снова погладила ее по коленке, но Катя отодвинулась.
– Десятки Почитателей следовали пути, начертанному им Законом, – улыбнувшись, Лилиан продолжила. – Они создавали Миры, заселяли их пробными образцами и, убедившись в пригодности для жизни, очищали Планеты от смрада тел. Затем они отдавали работы в пользование Шаттлу, под новые платформы, а сами после жили в радости и достатке, занимая важные посты в Академии. И пусть не так и много успешных Миров было создано, Единое Космическое Государство воздало им за труды. Почет следовал за ними всегда, как было написано в Законе, следует и сейчас. Но в один день, когда центр рождаемости выпустил больного и слабого представителя одного из заказанных видов, Закон был нарушен…
Она остановилась, будто для того, чтобы вздохнуть. Желтые ее глаза на мгновение потемнели.
– По Закону всех слабых и неспособных к полезной для Единого Космического Государства жизни помещают в специальные боксы и отправляют на платформу для неугодных. Там они растут среди таких же бракованных и, если во второй стадии развития показывают ум, стремление и готовность служить, отправляются на посильную им работу. Но Эльгендорфа не отправили. Его попросили оставить. Если бы мы только знали, кто это сделал… Но есть Право анонимности. И им кто-то воспользовался. Впервые я не слишком рада существованию этого Права, – хмыкнула Лилиан. – Эльгендорфа, слабого и висевшего на волоске от черной печати в его медицинской анкете, решили отправить в отсек для обычных существ нулевой стадии развития. Там их выхаживают и выращивают из младенцев детей. Ну, это вы их так на Земле называете. – Она криво улыбнулась. – Затем уже подросших отправляют на Шаттл для существ первой стадии развития. Там Эльгендорф был самым хилым, но выгнать его уже не могли – Закон запрещал. И его лечили, хотя сразу же обнаружили проблемы с усваиванием урбания – почему-то его организм не принимал его. Но Эльгендорфа выхаживали, даже когда он постоянно что-то ломал, отторгал очередной орган или ткань. Вильгельм сыпался как песчаная фигурка, а врачи пытались залатать в нем дыры. На многие годы он был почти изолирован от общества, пока перешивался и переделывался, но никакие средства его не брали. Эльгендорф все так и оставался слабым физически и морально. Стоило его на немного вылечить – через какое-то время вновь попадал к врачам. Так было до тех пор, пока его не отправили на следующую платформу.
Норрис отвернулся. Его лицо было окрашено цветом безмолвного отчаяния, а Лилиан продолжила. Катя молчала, но не сводила глаз с зеленокожей собеседницы.
– Думаю, в какой-то момент врачи не уследили за ним. Постоянные операции, длительные лечения и почти полная изоляция на время выздоровления пошатнули психику Вильгельма. На платформу второй стадии развития он прилетел уже ненормальным.
– Вы считаете ненормальным все, что хоть немного не вписывается в ваш Закон. Вильгельм не был сумасшедшим, – прошептал Норрис, сглатывая горькую слюну и стараясь держать себя в руках. Ссориться с представительницей Альбиона слишком опасно в нынешнем их положении, но и слушать ее рассказ было невыносимо.
– Закон все еще и твой, Норрис. – Лилиан хмыкнула и поправила волосы. – Он проводил почти все время за чтением, когда другие существа пробовали себя в разных профессиях. А тогда кто-то подбросил ему ту самую книгу, Вильгельм прочитал ее и потерял рассудок.
– Наплектикус существовал! Он существовал! Единое Космическое Государство просто не хочет этого признавать! – воскликнул Норрис. – Это не сказка, Лилиан! Он был на самом деле, он был величайшем из Почитателей, он жил еще до времен, когда Единое Космическое Государство уничтожило все, что могло бы намекнуть о его слабости! Он…
– Вильгельм глупец с разрушенной психикой. Нечего ему доверять. – Лилиан помрачнела. – Он стал слугой своего желания – стать Почитателем. Эльгендорф несколько лет потратил на изучение курсов и предметов, непосильных юному мозгу. Неизвестно, каким образом он смог постичь эти знания, но у ученых есть подозрения… Разум Эльгендорфа был паразитом его организма. Может, он и поглощал силы тела, постоянно подвергавшегося лечению. Ульман запретил врачам прикасаться к своему ученику. Никто точно не знает, что не так с Вильгельмом, кроме Ульмана. Но он уже вряд ли расскажет.
Лилиан улыбнулась. Свет в комнате моргнул, и Норрис вздрогнул, огляделся. Камер слежения быть в доме Вильгельма не могло быть по Закону, но, как они уже узнали, Закон умел обходить сам себя. Закона для Закона так и не создали.
– Нет здесь ничего, – проговорила Лилиан и рассмеялась. – Вы такие пугливые для тех, кто тысячелетия жили на пустыре на необитаемой Земле. Не вздрагивай, Катенька. Ты не представляешь, сколько им лет. Ты даже представить не можешь, сколько лет Земле, крошка. Твой мозг даже представить такие числа не может. – Лилиан снова попыталась дотронуться до Кати, но женщина смогла найти в себе силы и отодвинуться. Спиной она вжалась в подлокотники дивана. – Ты боишься меня? Люди ведь так проявляют доброжелательность. Вы обнимаетесь, тыкаетесь ртами друг в друга. Разве не так?
Катя побледнела сильнее.
– Но, несмотря на все, Вильгельм был отличным учеником, – продолжила Лилиан, откинувшись на спинку дивана. – Он окончил курсы в рекордное время, стал самым юным студентом, хотя успехи его списывались на задетый при изменении тела мозг. Ему предложили работу, но Вильгельм отказался. Он не хотел разговаривать с Правительством. Ждал чего-то иного, все еще не желая прощаться со своим желанием. Его достижения не подарили ему ожидаемой радости. Он хотел большего.
– Откуда вы это знаете? – прошептала Катя, разлепив покрытые морозной глазурью губы. – Вы говорите об этом с уверенностью, но вы…
– Потому что я наблюдала за их выводком со стадии клеток. Я знаю его даже дольше, чем он существует. – Лилиан закрыла глаза. – Но все же знаю недостаточно.
– Ничего ты не знаешь, – тихо возразил Норрис, а Лилиан, никак не отреагировав, продолжила. Играть человеческие эмоции ей наскучило.
– Конечно. Норрис куда лучше знает, что было с Вильгельмом, когда тот общался исключительно с Ульманом. Норрис явно догадывается, что было за затемненными стеклами их апартаментов, что происходило в лабораториях, но молчал… Так ведь?
Норрис и здесь промолчал. Сжав ладони в кулаки, он сидел, отвернувшись к Пустоте, и порывисто дышал.
– Вильгельма возненавидели почти все, кто целился на Почитательство, – ему все легко давалось. Его травили, издевались, всячески пытались выбросить из группы старательных Учеников, а он даже не пытался возразить. И все вновь обернулось для Вильгельма полезным. – Лилиан хрустнула затекшей шеей и выпрямилась. – История, если следовать главному правилу вашей Планетки, любит униженных и оскорбленных. Вы прямо-таки не можете жить, если не возвеличите какого-то неудачника, которому не посчастливилось попасть под кулаки толпы. Вы только их превозносите. И чем больше кто-то страдает, тем больше его превозносят. Всеобщая ненависть привела к Вильгельму его покровителя – Генриха Ульмана. Он увидел в Эльгендорфе свое продолжение, сделал его официальным учеником и отгородил от остального мира. Генрих и Вильгельм строили планы, создавали виды и обрисовывали будущее Планеты, редко не сверяясь с Планом Единого Космического Государства. Им было все равно на всеобщее благо. Они желали собственного возвышения. Вильгельм во всем советовался с Учителем, а Генрих во всем потакал Ученику. Они высасывали из Академии огромные средства, но до представления проекта было еще далеко.
Лилиан на мгновение замолчала, заправила выбившиеся пряди волос за уши. Взяла со стоявшего у дивана стола бутылку и выпила, даже не посмотрев, что там было. Помутившимися от слабой дозы успокоительного посмотрела на молчавшую Катю.
– В то время Вильгельм серьезно заболел. Ульман отказывался пускать его на лечение к врачам, аргументируя тем, что, как он сказал, Академия его уничтожит. Академия не заинтересована в сохранении брака, брак обычно уничтожают, и, Катенька, не без причин. Но Вильгельм мог бы пойти на лечение сам, если бы не Герних – его влияние на Вильгельма было колоссальным. И хотя бы в этом ты, Норрис, не сможешь меня оспорить. Тебе ведь это явно не нравилось. – Лилиан выразительно взглянула на Херца, а тот, обреченно вздохнул. – Ульман был для Вильгельма центром всего живого, его путеводной звездой, идеалом. Он делал абсолютно все, что Ментор говорил. В последний год перед выступлением перед Советом Эльгендорф даже жил у него, позабыв обо всех, кого знал до возвышения. Судьи сомневались в честности проекта Вильгельма. Ульман свирепел. Он хотел возвысить Вильгельма до запретной точки. Он как-то проговорился, что считает правильным, когда слова Почитателя значат больше слов Президента. Генрих стал правой рукой Вильгельма и первым советчиком.
– Вильгельм просто хотел быть Почитателем, – прошептал Норрис и пнул бутылку, которую на пол бросила Лилиан, к окну.
– Но это не мешало ему быть помешанным на желании власти, – проговорила Лилиан. – Вильгельм решил клонировать себя. Он хотел заселить Планету своими подобиями и наделить их еще и вторым телом – духовным, объяснение которому так и не смог дать. Но Ульман долго не рассказывал об этой части их плана на собраниях, будто выжидал удобного момента. А Вильгельму же говорил, что все слушатели были в восторге от идеи. Ульман ни на секунду не давал ему поводов для сомнений в гениальности. Перед самим выступлением он увез Эльгендорфа куда-то, отгородив от Мира снова, а когда Вильгельм вернулся, многие его даже не узнали.
Лилиан хотела уже рассказать о причине этой неузнаваемости, но Норрис вздохнул и обхватил себя руками. Зеленокожая, будто бы пожалев Херца, а, может, посчитав, что эта часть истории не так важна, не стала продолжать, а принялась рассказывать дальше:
– Их проект просто чудом, с макетом победил на дебатах, обрызгав грязью всех остальных претендентов, когда-то почти друзей Эльгендорфа. Они всю жизнь потратили на создание проектов. Куда более достойные. Но Вильгельм, стоило ему вкусить вкус победы, отвернулся от них и погрузился в свои цели о создании второго, духовного, невидимого тела, которое, по его словам, жило в мозге образца.
– Лилиан, прошу!
– Норрис, замолкни, – прошипела Лилиан и продолжила, морщась от своих слов. – Существа Единого Космического Государства всегда видели в Почитателях кумиров. На них хотели быть похожими, им доставался почет, а работяги с радостью смотрели эфиры новостей с Планет, на которые простым существам никак нельзя попасть. И в Вильгельме поначалу тоже видели идеал. Он был особенным: юным и гениальным. Никто даже и не говорил обратного – все верили новому Почитателю, с овациями встречали нового героя, который бы озарял их жизнь светом открытий на протяжении поколений. Я помню день его возвышения, его полет над Академией, открытие его кабинета. Все это показывали в прямом эфире, а во всем Едином Космическом Государстве даже объявили внеплановые выходные, которые даже не надо было отрабатывать, чтобы каждый мог прикоснуться к истории. Но с первым же указом Вильгельм все испортил. – Лилиан замолчала и провела длинными когтями по колену. – Он, заняв главенствующее положение во всей Академии, сделал Ульмана своим советником, хотя до этого менторы почти всегда оставляли учеников после побед. Генрих тоже стал Великим Академиусом. Вильгельм приказал отправить все силы Академии на создание духовного тела, но не посчитал нужным объяснить, каким образом желал достичь своей цели.
– Он не знал, Лилиан. Это все Генрих затеял, – вновь подал голос Норрис, но Лилиан перебила его:
– Не надо покрывать его! Он не идиот, а гений, как ты сам утверждал. Он не мог не знать, на какие жертвы пришлось бы пойти, но его не остановило даже сострадание. А ведь он уверял, что его брак пробудил это чувство! – прорычала она, а Катя испуганно выдохнула. – Вильгельм будто бы решил выпустить всю ненависть, которая в нем теплилась. Взращенный на постоянных лишениях, издевательствах сверстников и нотациях Ульмана, он созвал несколько десятков представителей своего вида в лаборатории, как было сказано, для вычленения нужных ему ДНК и био-материалов. Стоило призванным откликнуться и зайти в его лабораторию, след их потерялся навсегда. Никто и никто не слышал о них. Эльгендорф, приказавший закрыть прежде доступные для наблюдения всем лаборатории, продолжал призывать существ своего вида. Никто не знал, что он с ними делал до определенного момента… Но тогда до правды было далеко. Ульман позаботился о том, чтобы дела его и ученика никто не раскрыл. Призванные приходили, потому что не могли противиться Приказу, и исчезали в подвалах лаборатории, куда никому не было хода. Все могли только догадываться об ужасах темных кабинетов, но никто не смел ослушаться Верховного Академиуса. И тайна оставалась тайной, уносившая все больше существ вида Вильгельма в подвалы лабораторий.
– Вильгельм не участвовал в этом, Лилиан. Он лишь…
– Подписывал договоры на эксперименты. Ничего более, – зло хмыкнула Лилиан и обратилась к Кате. – Скажи, куколка, у вас же на Земле есть такое выражение: «Ignorantia juris non excusat». Кажется, на твоем языке переводится как «незнание закона не освобождает от ответственности»?
Катя, до этого хранившая молчание и дышавшая будто изредка, пожала плечами. На бледном лбу ее выступила испарина. Лилиан поднялась со своего места, медленно прошла мимо Кати, мимо окна и опустилась перед Норрисом на колени. Он не мог смотреть на нее сверху вниз. Казалось, до сих пор их социальный статус не мог даже сровняться.
– Ты молчишь, Норрис. Ты не можешь мне возразить, потому что понимаешь, что я права. Даже зверушка, наверное, знает это правило, а Вильгельм – нет, – ответила она. – Его рукой были подписаны договоры и, даже если Почитатель не мог додуматься прочитать, что ему подкладывали, ответственность за случившееся все равно лежала и будет лежать на Вильгельме.
Норрис пытался возразить, но понимание того, что уже сто раз было осознано, вновь, словно угли, в которых еще остались искорки непотушенного костра, загорелось, и обожгло. Норрис поморщился и вновь – промолчал.
За полупрозрачной стеной пронесся космолет, на мгновение привлекший к себе внимание говорящей и слушающих, но лишь поднял клуб пыли. Лилиан сдавленно что-то промычала, а потом, собравшись с мыслями, продолжила:
– Вильгельму было мало раздора. Эксперименты все никак не могли увенчаться успехом – все больше существ спускалось в лаборатории и не возвращалось, а у него все так и не было желанной, так называемой на Земле «anima25». На несколько месяцев он вовсе решил, что напиваться – лучше, чем работать. Тогда он почти все время проводил на платформе ночных клубов, пил, курил, развлекался с бракованными и поглощал запрещенные вещества. Ульман свирепел, но продолжал дело Вильгельма. В то время они, кажется, поссорились. Но стоило Вильгельму вернуться, Ульман вновь усадил его подле себя и продолжил нашептывать ученику, что этой, «души» или как вы это называть любите, так и не получалось. Эльгендорф, конечно же, расстроенный, вновь отдавал приказы, призывал существ своего вида, которых оставалось все меньше. Близился момент невозврата.
Лилиан замолчала. Отвернулась к окну и посмотрела на Пустоту. Все молчали. Норрис мелко подрагивал, Катя просто слушала, не подавая признаков жизни.
– Это было страшное время, – начала она после раздумий. В комнате, казалось, не дышали. – Тогда один из Почитателей, Зои Пруэтт, прилетела на Шаттл, чтобы встретиться с поклонниками. Успешная Планета, бывшая домом для тысяч существ, безупречная репутация, благотворная работа на Великое Государство… Об этом, конечно, узнал Ульман и хотел было увезти Вильгельма подальше, но Почитатель уже отправила заявку на посещение. Перечить Почитателям запрещено, Ульман это понимал. Помню, как она пришла к Вильгельму, добрая, справедливая, никогда не отказывавшаяся помочь. Они встречались в шаровом кабинете, встреча транслировалась по всем экранам – сотни тысяч наблюдали. Зои рассказывала о своих успехах, предлагала поделиться опытом становления Планеты. Ее любили все, наверное, и Вильгельм когда-то восхищался ее успехами. Она была кумиром сотен тысяч, даже большим любимчиком публики, чем был тогда Вильгельм, последний из Почитателей. Все в Академии думали, что эта встреча изменит Эльгендорфа. Но все случилось наоборот. Вильгельм, словно с цепи сорвавшийся, выслушав Зои, приказал уничтожить ее Планету… И никто не мог перечить Верховному Академиусу, даже Президент и Совет. – Лилиан замолчала. Казалось, она готовилась заплакать, но работники Альбиона не умели плакать – слезные канальцы зашивали так, что ни единой слезинки не могло выдать истинных эмоций. Тихим голосом Лилиан продолжила. – Тысячи существ взорвались вместе с Планетой Зои. Их было не так жаль, как ее работу. Пруэтт потеряла рассудок от осознания потери всего, что у нее было. Это был понедельник. На следующее утро начался кровавый вторник…
– Просто приказал уничтожить? – прошептала Катя и подтянула ноги к дивану.
– Он узнал, что Зои приехала по просьбе Штаба и Академии. Вильгельм ненавидел каждое из отделений власти, но когда они работали вдвоем… Можешь представить.
– Академия грозилась закрыть наш проект каждый раз, когда приходили с проверкой, – пробубнил Норрис и дрожащими руками открыл бутылку с водой. – Он пытался защитить будущее. Он знал, что оно уже приземлилось на его плечи.
– Как приземлилось, так и улетело, – ответила Лилиан и отвернулась.
– Но зачем он это сделал? – испуганно шепнула Катя. – Зачем…
– Из-за зависти, ненависти, страха, а, может, ему внушили это желание. Кто уже будет разбираться в подобном, – сказала Лилиан.
– Зои сделала бы то же самое! – прошептал Норрис. – Неужели ты не понимаешь, что отправили ее не для того, чтобы поговорить? Ее отправили, чтобы она уговорила Вильгельма отказаться от проекта и отдать всю работу Академии!
– И правильно бы она сделала! – ответила Лилиан. – Вильгельму нельзя становиться Почитателем. Он должен был слушать тех, кто подарил ему жизнь.
Норрис молчал. Кадры из прошлого вертелись перед его глазами, а он все не мог поверить, что это видел, всегда был рядом, но не мог ничего сделать. Даже Вильгельм, казалось, не мог ничего сделать. Все случилось словно само по себе. Словно они и не причастны с кошмару, который устроили. Но их, их руки утонули в плазме.
– Это была неспокойная ночь, – начала Лилиан в тишине. Норрис, казалось, слышал, как быстро билось его сердце. – Пока Ульман успокаивал Вильгельма в апартаментах, собрался Великий Совет Единого Космического Государства. Они, творцы справедливости, решили сотворить невозможное – свергнуть Вильгельма. Но проблема была в том, что вся Академия не могла участвовать в волнениях – она под покровительством Вильгельма, а он не соглашался сложить полномочия. И тогда они, великие умы и сердца своего времени, решили выпустить граждан, причиной недовольств сделав неизвестные эксперименты, проводившиеся за закрытыми дверями лабораторий. За ночь полицейские. – Лилиан закрыла глаза и выдохнула. – Весь свет будет помнить их подвиг, ворвались в подвалы и, нарушив Закон, открыли двери… – Лилиан замолчала. Открывать глаза, казалось, боялась. – В комнатах лежали трупы призванных, развороченные настолько, что невозможно было установить даже их личности. Внутренности искромсаны, а мозг превращен в пятно… Утром, когда информация стала общедоступной, почти все оставшиеся представители вида, за редким исключением, вышли на площади. Их не останавливали. Им даже выдали оружие. Единое Космическое Государство решило вернуть справедливость Миру, и ради этого готово было утопить Вильгельма в плазме.
