Читать книгу: «Будничные жизни Вильгельма Почитателя», страница 34

Глава сороковая

Они летели в напряженной тишине. Под брюхом корабля червями ползли белоснежные дома. Одинаковые по ширине и длине, с одинаковыми деревьями и лавочками у входа, темной дорожкой и стоянками космолетов. Каждый житель этой части Шаттла получал точную копию апартаментов соседа, а сосед – своего соседа, живущего за стеной, и так – до бесконечности.

Вильгельм вцепился в руль дрожавшими руками и тряс головой каждый раз, когда картинка перед глазами начинала плыть.

«Слишком много я принял, – думал Вильгельм, когда в очередной раз, проводя языком по зубам, чувствовал горечь гранул порошков. – Слишком много, но и мало их принять нельзя. Тут нет никакой нормы. Их вообще принимать запрещено».

Лететь недалеко – нужный им квартал находился у края платформы, минутах в двадцати на разрешенной скорости, но они казались вечностью. Сквозь тонкие стены космолета просачивались звуки утренней новостной программы Шаттла, под которую жители просыпались, завтракали, шли на работу, приходили и засыпали.

Катя молчала. Казалось, без всякого интереса она рассматривала мир вокруг. Эльгендорф отворачивался от нее, чтобы не видеть затуманенного взгляда.

– Тебя не удивляет это? – прошептал Вильгельм, когда сидеть в тишине стало невыносимо.

– Что «это»? – спросила Катя. Она сидела на соседнем сидении, так близко к редким кнопкам управления, что могла хотя бы дотронуться до них, ощутить прикосновение материала, которого на Земле никогда не было. Но Катя не шевелилась.

– Все вокруг. Этот мир. Разве тебе не интересно смотреть на все это? – повторил Вильгельм и вцепился в руль сильнее.

«Что ты хочешь от нее? Чтобы она запоминала пейзажи перед смертью?» – Послышался голос в голове. Тот же, что и на Земле, – не его.

Вильгельм зажмурился. Он собирался спасти Катю от смерти, но ответить голосу в голове не смог. Все еще не мог признать, что замечал знакомые нотки в голосе. Он, кажется, почти узнавал его.

– Норрис уже рассказывал мне обо всем, – Катя не ответила, а выдохнула. – Он показывал мне меняющиеся картинки на досточке. Он сказал, что у вас почти не меняется пейзаж. Достаточно увидеть один раз.

– В этом он не соврал. Тут на самом деле смотреть особенно не на что, – усмехнулся Вильгельм. – На Земле намного красивее.

– Да, ты прав. Может, ты еще увидишь ее.

Вильгельму пришлось стиснуть зубы, чтобы не зарычать. Катя считала, что он еще мог увидеть Землю. Но Вильгельм сомневался. Он во всем уже сомневался.

Вскоре он резко затормозил у края платформы. Район отшельников находился за полупрозрачным полем и занимал не больше одной восьмой или даже десятой части этого Шаттла вместо обещанной половины, а ютилось там столько существ, что даже трети платформы им было бы мало. Космолет без труда преодолел барьер и влетел в городок.

Они оставили позади белую безупречность с натянутой поверх голограммой неба и попали в окутанную коричневой дымкой нечистот территорию. Пролетев над разрушенной стеной, развороченной дорогой и развалинами домов, космолет начал снижаться – его тянуло вниз. На краю платформы менялась гравитация, и техника начинала барахлить. Вильгельм с трудом припарковался на заросшей бурьяном парковке, на которой стояла лишь парочка ржавых машин, выключил двигатель и сполз вниз, развалился в кресле. Кости противно ныли от поступавших в них химикатов, а суставы, которым было тяжело срастаться, хрустели.

– Где мы? – подала голос Катя и обернулась. – Норрис не показывал мне это место.

Вильгельм глухо застонал.

– В квартале отшельников, – буркнул он и полез в карман за шариком с порошком. Перед глазами начинала собираться белая пелена.

– И зачем мы здесь?

Вильгельм, зажмурившись, расколол оболочку и высыпал порошок в рот. Все тело пронзила судорога. Мир на мгновение потух, чтобы сразу же взорваться.

«Надеюсь, я вернусь раньше, чем от порошка наступит интоксикация», – подумал он, почувствовав привкус плазмы на языке. Пригладил разлохматившиеся на макушке и прилипшие ко лбу волосы. Сказать, когда начиналась интоксикация, он тоже не мог. Никто толком и не знал, сколько можно принять, прежде чем свалиться без чувств.

– Мы должны встретиться с моим знакомым, – ответил Вильгельм и, нащупав украденную из дома трость, на которую прежде опирался Норрис, сказал. – Нам лучше не сидеть здесь долго, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Пора идти.

Эльгендорф почти вывалился из космолета – от падения его спасла только трость и выдвинувшийся в нужный момент порожек. Отдышавшись, он поправил плащ, проверил шарики в кармане и подал Кате руку. Она спустилась аккуратно, руки так и не приняла. Вильгельм не боялся, что Катя сбежит – бежать некуда. Если кто-то увидит неизвестное существо на платформе, а полиция не сможет опознать существо по базам данных, Катю ликвидируют так быстро, что она даже не успеет сделать вздох. Норрис, наверное, предупредил ее об этом, и женщина шла спокойно, рядом с Вильгельмом.

– Убежишь от меня – умрешь. Поняла? – прошептал Вильгельм и посмотрел на Катю исподлобья.

Катя поправила накидку, в которой тонула, словно маленькая девочка в мамином платье, и еле заметно кивнула. Вильгельм прикусил щеку изнутри. Снова, казалось, забыл, что не сможет поставить себя на ее место и понять, насколько женщине на самом деле страшно.

– Будь хорошей девочкой, и мы вернемся домой живыми и здоровыми.

– Говоришь, ты сможешь меня защитить? – спросила Катя и подняла голову так, что глаза ее спрятались в тени, но все равно сияли. Голубые, словно кусочки украденного с Земли неба.

Вильгельм закрыл космолет, сунул ключ в карман и, опершись на трость, выдохнул:

– Тебя я защищу, обещаю. – Он сделал шаг к домам, но вдруг, словно опомнившись, добавил. – А обо мне не беспокойся.

Катя промолчала. В тишине, рядом, но друг друга не касаясь, они направились к городку, видневшемуся за свалкой.

В квартале отшельников пахло дымом, помойкой и плесенью. Его наполняли десятки облезших домов, слепленных из обломков разрушенных когда-то кварталов Шаттла. В высоту они редко достигали трех этажей, потому что начинали сыпаться. С некоторых балконов, прилепленных прямо к стенам, свешивались сухие лианы и веревки с драным бельем, тянувшиеся от балкона к балкону бесконечной дорогой штанов и кофт. Дома выкрашены в ядовитые цвета, но краска сползала и оставляла на стенах лишь уродливые пятна. Дома цеплялись друг за друга крючками перекрытий, железными крюками и даже веревками, которые протягивали отшельники. Но когда дом рушился, никто особенно не тосковал, – большинство отшельников жило под землей, где можно легко спрятаться во время облавы полиции. В кварталах отшельников часто жили не только отшельники, но и скрывались преступники.

Такие кварталы существовали почти на каждой из платформ Шаттла. Где-то они были населены чуть гуще, где-то дома были чуть лучше, но в целом все они являли зрелище не из приятных. Но отшельникам – бракованным существам, уволенным и отказавшимся от жизни по правилам Единого Космического Государства, но не нарушившим Закон, – выбирать не приходилось. За любое преступление, даже не слишком серьезное, карали быстро, газом или дротиками, однако это касалось только тех правонарушений, которые случились на обыкновенной территории Единого Космического Государства. В кварталах отшельников же царила преступность и безнаказанность. Здесь развивались болезни, от которых не найти лекарства, но Академия никогда не высылала врачей на помощь жителям. Штаб не следил за уровнем жизни, а Шаттл считал, что уже и без того сделал подарок здешним, просто отдав площадь.

Вильгельм с Катей шли медленно, даже слишком медленно. Эльгендорф боковым зрением видел, как в окнах появлялись лица. Здесь, как и везде, его знали. Мелькали пятна, руки, ноги, словно в окнах прятались огромные многоножки, но чем дольше Почитатель смотрел в окна, тем больше мелькания смешивались в черноту, густую, словно Космическую, прятавшуюся за декорациями, призванными ради веры в то, что везде на Шаттле у каждого мог быть дом. Вильгельм надеялся, что дойти до нужной подворотни получится быстрее, чем все отшельники выползут на улицу и окружат их.

Но сзади послышался топот, поднимавший клубы пыли. Сначала шли тихо, далеко, словно горстка мышей выбежала на улицу, чтобы поймать лучик искусственного света, но вскоре мыши превратились в собак, а собаки – в лошадей. Когда отшельников стало уже так много, что не слышать их и цедить запреты оборачиваться Кате стало бесполезно, Вильгельм ощутил дрожь земли. Камушки, попадавшие с крыш домов, подпрыгивали, воздух дрожал из-за окружавшей их жары. Толпа собиралась словно по приказу, окружала кольцом. Из каждой подворотни, лабиринтом окружавших главные пути, выпрыгивали существа, дорога сужалась, а жителей становилось все больше. Вильгельм обхватил трость покрепче и прибавил шага, но хромал. Слишком медленно.

Отшельники выходили из домов и стояли на порожках. Они высовывались из окон или выползали на балконы. Некоторые медленно двигались по крышам. Разноцветной массой они подбирались к Вильгельму и его спутнице, а самые наглые и смелые спускались. Грязные и чистые, высокие, с Вильгельма, и низкие, чуть превышавшие ростом Нуда, жители прибегали из дворов и подвалов и несли с собой запах увядания Единого Космического Государства, аромата его медленной кончины, которой оно не хотело осознавать: пыль, сырость, засохшие комки грязи, еще пахнущие живительной силой, запрещенные и продающиеся повсеместно настойки и порошки – когда-то Единое Космическое Государство задохнется в собственных нечистотах и не заметит.

Вильгельм схватил Катю за локоть, притянул к себе и приказал держаться за него покрепче. Катя, долго не думая, вцепилась в его больную руку так, что на глазах у него выступили слезы.

И тут им резко преградили путь. Дорога между домами была узкой настолько, что пройти по ней могла лишь пара среднестатистических существ, но перед ними стояла как минимум дюжина. Грязные, завернутые в рванину, с отслаивавшейся кожей и черными пятнами по всему телу – влияние измененного газа. Только у родившихся в квартале отшельников таких пятен не было. Отшельники смотрели на Вильгельма, а Почитатель смотрел на них, но их было слишком много, а он – один. Даже десяти лиц не смог толком рассмотреть.

– Вильгельм Эльгендорф? – Подал голос фиолетовый оборванец и почесал клешней подбородок. – Мы слышали, что ты прилетел. А зачем ты пришел сюда? Ты разве не должен быть в своем доме и наслаждаться радостями жизни?

– Да, Эльгендорф? Ищешь новых жертв? – прохрипел второй, а толпа заворчала и заклокотала словно кипящая вода. Протяни руку и обожгись.

Вильгельм сжал локоть Кати в ладони и с напускным спокойствием проговорил:

– Дайте пройти.

Толпа переглянулась. Словно огромный муравейник, она последовала зову инстинкта и проверила, все ли еще на месте, все ли готовы броситься на чужака, если тот посмеет навредить несуществующей королеве. Толпа почесала головы – голов больше, чем тел.

– Убийца вернулся? – квакнул кто-то, стоявший сзади, а толпа закричала.

– Будешь дальше свои опыты проводить по поиске смерти?

– Вы… – выдохнул Вильгельм, но закашлялся. Гарь, тронутое ржавчиной железо, медленно разлагавшееся, кислые нечистоты, впитавшиеся в трещины домов. У жителей есть газеты? Радио? Они узнали, что он приехал. Вильгельм совсем на это не рассчитывал.

– Вернулся! Куда ты вернулся?

– Возвращайся в свои развалины, Эльгендорф!

– Предателям здесь не место!

Со всех сторон посыпались крики и оскорбления, кто-то пытался плюнуть в Вильгельма или добросить шматок грязи, но не попадал. Темная субстанция, обступившая их, заволновалась. Поднялись руки, затопали ноги.

Почитатель усмехнулся бы, если бы не почувствовал, как холод сковал тело. На всех Планетах злились одинаково – хоть в Древнем Риме на Земле, хоть в грязном убогом районе Шаттла. Вильгельм не мог даже обернуться и посмотреть на Катю.

– Я пришел не к вам и не за вами. Дайте пройти. Никто не пострадает, – процедил Эльгендорф, но его слова вызвали лишь новую волну негодования.

– Так мы тебе и поверили!

– Да! Ты говорил то же самое! И что? Что получилось?

– Предатель!

– Трус!

С крыш начали кидаться камнями. Обрубки врезались в дорогу, совсем рядом с ногами Вильгельма, но не долетали до Почитателя. Он стоял, не шелохнувшись. Даже лицо его не изменило выражения.

– Его еще и защищает! – взревел какой-то отшельник и, сняв драный ботинок с ноги, швырнул его в Вильгельма, но тот пролетел насквозь.

Почитатель улыбнулся. Артоникс все еще защищал его и Катю. Он все еще здешний король, пусть муравейники его и не принимали.

– Пропустите нас, иначе вам будет плохо, – процедил Вильгельм, сжав трость в дрожавшей руке.

– Это не квартал убийц, Эльгендорф! – прокричал кто-то, но в какофонии звуков было тяжело разобрать, кто кричал.

– Этот квартал все еще не имеет права навредить мне, пока я Почитатель. А я – Почитатель. Я – ваш последний Почитатель.

– Мы тебя не выбирали!

– Но меня выбрал Альбион. – Вильгельм сделал шаг вперед, а толпа – назад. – Меня выбрали те, кто может осудить вас на вечность. Они все еще верят в меня. Они сделали меня вашим Почитателем, и с тех пор никого не посчитали достойным меня.

Они снова загалдели, пытаясь перекричать друг друга. В сторону Вильгельма вновь полетели камни, врезавшиеся в пыльную дорогу. Клубы пыли и камней взмывали в окрашенные в коричневый цвет небеса. В воздух взмывали руки, клешни, лапы и обрубки конечностей.

– Меня выбрал Шаттл! – прокричал Вильгельм и прорычал, скрежетнул зубами, словно озлобленный зверь. – Меня выбрали даже те, кто не выбрал вас! – Он сделал несколько шагов вперед, пробных, и толпа расступилась. Вильгельм потянул Катю за собой, но шел уже медленно, смакуя каждый шаг. – Они выгнали вас! Они поселили вас сюда, но выбрали меня! Они подарили мне великое право даровать жизнь, а вы, вместо того, чтобы склонить головы перед великим ученым, кричите, кидаетесь камнями! Вы должны просить меня сжалиться и даровать вам свободу, а не угрожать мне!

Дверь в ближайшем доме распахнулась. Отшельники испуганно посмотрели на закачавшуюся на паре гвоздей картонку и начали уползать в темные подворотни. Речь Почитателя окончилась, не успев набрать силы.

Когда дорога опустела, а пыль притопталась, Вильгельм смог выдохнуть. Спина его скрючилась, руки задрожали. Он полез в карман за шариком порошка, но пальцы слушались его с трудом. Он чувствовал себя королем всего мира, но больше всего хотелось броситься в теплую ванну и отмыться от пыли и летавших в воздухе частичек оторвавшихся кусочков кожи.

– Что… Это было… – прошептала сорвавшимся от дрожи голосом Катя, опершись о плечо мужа.

– Очень дружелюбные местные, – скривился Вильгельм и высыпав в рот новую порцию порошка, и, пошатываясь, потащил Катю к двери. – Ты не обращай на них внимания, они так со всеми. Только собственный мусор любят.

– Что они говорили? Я не знаю вашего языка, – прошептала она, а Вильгельм отмахнулся.

– Явно не о том, как меня сильно любят.

– А за что они тебя не любят?

Вильгельм хмыкнул, потер рукавом рот и сплюнул в темный угол.

– Им есть, за что меня не любить. Всему миру есть, но мир с камнями на меня не бросается. Им бы задуматься, изменить условия жизни свои, а не пенять на меня. Понимаешь? Не я их сюда посадил! Не я виноват, что они познают смерть, а граждане продолжат говорить, что бессмертны. – Он обернулся, посмотрел на скрывшуюся во тьме Катю, и, казалось, увидел, как блеснули ее глаза. Вильгельм улыбнулся. – В тебе есть что-то от нее.

– От кого? – шепнула Катя и вздрогнула. Глаза Вильгельма, наверное, тоже свернули.

– От Земли, Катенька. Ты – сама Земля.

Их окутала прогорклая тьма. Под ногами хрустело, а по стенам размазана слизь. Катя приложила руку к стене и убрала. Теплая, будто сотни улиток только проползли. Вильгельм взял Катю за ладонь, уже старался не сжимать ее до посинения, вел ее дальше, не обращая внимания на возражения.

– Ниже, Катенька, ниже. Сначала в Ад, а только потом, может, в Рай.

Катя в ответ промычала что-то бессвязное.

Свет явился чудом, но яркость его быстро упала, словно Солнце увидело Почитателя и постыдилось, залилось краской и порозовело. Подвал медленно прорисовывался запахом пряностей и чистящего порошка, а Вильгельм тянул Катю дальше, все приговаривая:

– Здесь Богов нет, Катенька, здесь их никогда не было. Тебе бояться нечего. Они не защитят, но и не осудят. Боги к нам не смотрят.

Помещение, к которому они подобрались, было тусклым и пропахшим горелой кожей. Казалось, кто-то сжигал кожаные сумки и не открывал окон. В просторной комнате стояло несколько круглых столов, горели свечи, а на стенах висели объемные украшения, похожие на освежеванные туши крыс.

– Так, Вильгельм Эльгендорф, я смотрю. – Раздался вдруг противный голос из угла. Катя остановилась, звук парализовал ее.

– Вылези из тени. Насмотрелся я уже на шоу наверху, – прошипел Вильгельм, все пытаясь нащупать выключатель, спрятанный где-то, чтобы развеять липкую темноту. Он продолжал дергать Катю на руку, но она встала как вкопанная и отказывалась идти. Их речи она не понимала.

– Они в последние дни совсем сбрендили. Голод, Вильгельм Эльгендорф, не шутка, особенно когда стоит жара. Жрать тут нечего, слышишь? – Голос стал громче. – Жрать вообще мало что тут можно, а сейчас и того почти нет. Хорошо, что тебя не сожрали.

– Появись уже. Не хочу с темнотой разговаривать! – воскликнул Вильгельм.

– А ты не боишься, что твоя гостья испугается моего внешнего вида? Все-таки, ты не видел меня вот уже сколько лет. Не думаешь, что и ты меня испугаешься? – Не унимался голос. Хриплый, словно хруст набросанных ветвей, ломающихся под ногами.

– Я на своей Планете увидал столько ужаса, что ты не вызовешь у меня никаких эмоций. А она все равно не чувствует, – выдохнул Вильгельм и, дернув Катю на себя, все-таки сдвинул ее с места, потащил вперед, усадил жену на диван и, немного подумав, уселся рядом.

Голос усмехнулся, квакнул. Туша шлепнулась на пол. С противным склизким звуком она поползла к стене, приложила что-то мокрое к ее поверхности, и вся облезлая комната озарилась мутным светом. Катя пискнула.

Хозяин, видимо, оставшийся довольным такой реакцией, с преуродливой улыбкой запрыгнул на кресло, впихнул верхнюю часть туловища в протезы, которые, в отсутствие Вильгельма, обшил драгоценными камнями. Все его тело представляло собой темно-зеленую массу сгнившей кожи, покрытой слизью. Один его глаз заменял красный отшлифованный рубин, а второй, настоящий, мутнел в огромной глазнице. Носа у него не было – вместо него черная дырка, из которой торчала желтая кость. Рот будто вырезан кривым ножом, из которого не переставая капала слюна. Он поднял одну из четырех рук наверх, приветствуя знакомого Почитателя.

– Смотрю, я тебя не впечатлил, – хмыкнул он, подъезжая к Вильгельму на каталке. – А вот твою спутницу мой вид, гляжу, удивил. Что ж вы, чудо Планеты Земля, никогда не видели таких как я?

Катя могла только молчать.

– И чего ж вы молчите? Они у тебя вроде не немые, Эльгендорф. – Улыбнулся он. По острым зубам капала мутная жижа. Он пододвинулся к ней вплотную, приблизился к ее лицу и начал рассматривать. Потом громко, неприятно рассмеялся.

– Она нашего языка не понимает.

– А что ж на Земле не говорят на нашем? Как это ты упустил?

– Им нельзя разговаривать со мной. – Вильгельм зажмурился. Голова начинала кружиться. – Толку им учить мой язык, если это запрещено?

– Ну так, для интереса. Ты же много чего для интереса делал.

Вильгельм хотел было ответить, но почувствовал на языке привкус пыли, проглоченной на улице. Грязь, казалось, облепила его горло. Вильгельм закашлялся, но привкус сухой мертвой земли не покидал его.

– Попить тебе дать? – Улыбнулся хозяин подвала, а Вильгельм закивал, не открывая глаз. Казалось, откроет и задохнется. – Ты ее на подавители посадил? Умно. Не знаю, что б она делала сейчас после той встречи на поверхности.

Вильгельм услышал, как Тутси открыл бутылку, бросил в сторону крышечку и с хлюпающим звуком вытянул откуда-то стакан. Пока жидкость булькающе падала в стакан, Вильгельм слизывал с засохших губ частички песка. Может, остались еще со времен Италии, но Италия была слишком давно. Нет уже ни того дома, в котором они были счастливы, ни городка, в котором жили. Нет и тех них, которые могли быть счастливы. Ничего уже не осталось.

– Держи, только мелкими глотками. – Тутси подтолкнул стакан к Вильгельму, и стакан медленно проехался по столу. – Она качества так себе, но лучше тут не сыщешь.

Почитатель выпил воду в пару глотков, стукнул стаканом по столу и выдохнул. Песка больше не было – только привкус горечи.

– У меня к тебе дело, Тутси, – проговорил Вильгельм. – Хочешь вылезти отсюда?

Тутси усмехнулся. Рожа его скривилась как от приступа боли, но Вильгельм видел его так много раз, что знал – Тутси доволен.

– И что ж за дело? Серьезное какое-то? – спросил Тутси и достал из кармана пожеванный блокнот и огрызок уголька. – А что получу я?

– Услуга за услугу.

Тутси перестал смеяться. Он внимательно посмотрел на Вильгельма, почесал живот.

– Какую-такую услугу? – протянул он. – Ты уверен, что сейчас отплатить мне сможешь?

– А почему ты считаешь, что я не отплачу? – Вильгельм сжал руки под столом в кулаки. – У меня все еще есть Планета, я все еще Почитатель. Им придется меня выслушать и дать мне то, что я попрошу.

– Почитатель, практически объявленный вне закона, пришел к бывшему Альбионщику за помощью… Звучит как плохой анекдот. – Гадко улыбнулся Тутси и, почесав угольком за ухом, спросил. – Только вот с чего ты решил, что я стану тебе помогать? Мне второй раз под раздачу коллег попадать не хочется. Я только конуру свою обставил. Видишь, какая красота? Видел мои украшения на стенах?

– Я помог тебе, когда еще был здесь, – ответил Вильгельм. – Кажется, у Альбионщиков такие правила. Не забывать.

– Время оплаты уже прошло, а я уже – не Альбионщик. Мне туда хода нет.

– Но мне еще есть. – Вильгельм постарался улыбнуться как можно убедительнее. – Президент может меня выслушать. Я могу вернуть жизнь, которую ты потерял.

– И с чего ты решил, что они примут меня назад? – Тутси пододвинул к себе бутылку и сделал маленький глоток желтоватой воды из горлышка. – Когда я сидел, они не очень-то вспоминали обо мне.

– Ты сидел не так долго, чтобы запомниться. Да в Альбионе, к тому же, до сих пор знают, что бывших Альбионщиков не бывает. В них есть щепотка гуманности.

– Гуманности? – усмехнулся Тутси и черканул что-то угольком на пожелтевшей бумаге. – Не тебе говорить мне о гуманности, Вильгельм Эльгендорф. Они тебе кровавый вторник до сих пор не простили. У меня проступок полегче, но все же. Думаешь, что они простят или забудут? Никто в Едином Космическом Государстве ничего не забывает.

Эльгендорф обрадовался, что не додумался вставить в ухо Кате переводчик. Он вытер рукавом потный лоб и, устало вздохнув, ответил:

– Я заплачу.

Тутси отвратительно хмыкнул. Пожал плечами, потонувшими в жире. Угольком что-то чиркнул на бумажке и вновь взглянул на Вильгельма мутным глазом.

– Когда ты провалишься, у тебя не будет ничего, чем можно будет заплатить.

– Я заплачу вперед.

– Ты даже не представляешь, какую цену я тебе назначу! – квакнул Тутси, подавшись вперед и шлепнув Вильгельма по руке.

– Я и не ожидал, что ты потребуешь мало, – Вильгельм сбросил прилипший кусок кожи бывшего Альбионщика с ладони.

Тутси гадко улыбнулся, почесал шею и, смахнув кусок слизи с руки, спросил.

– И что же ты хочешь?

Вильгельм, немного подумав и покопавшись в карманах, вытащил бумажку, скомканную в шарик. Он составлял список еще на Земле, когда не мог заснуть перед отправлением. Сидел у окна в спальне, кусал карандаш и смотрел на дремавшую в метель улицу. Словно спрашивал Землю, что могло ее спасти, но Земля спала. Пришлось думать самому.

– Ты ведь знаешь о разбирательстве и приговоре Альянса, – спросил Вильгельм, разворачивая бумагу.

– Тут многие знают. Штаб позаботился о том, чтобы о твоих делишках узнали.

Тутси облизнулся. Провел синюшным языком по развалившимся от порошков клыкам. Хитро взглянув на Вильгельма, он, зевнув, сказал:

– И что же тебе нужно?

– Мне нужны гарантии, – ответил Вильгельм.

– Тебе здесь никто не даст гарантий, – рассмеялся Тутси и, откинувшись на спинку каталки, вновь спросил. – А есть ли адекватные просьбы? Или они такие же неадекватные?

Вильгельм смял бумажку в руках. Рвано выдохнул и ответил:

– Мне нужна конфиденциальная печать и конверт с меняющейся подписью сегодня же. Антидоты и вот, все, что есть в этом списке, – закончил Вильгельм и протянул Тутси длинный лист, похожий на чек, исписанный мелким убористым почерком.

Тутси, чуть помедлив, взял листик из руки Почитателя. Повертев его так и сяк, понюхав и облизнув краешек, он принялся читать. И с каждой строчкой морда его становилась все противнее. В конце Альбионщик засмеялся. Катя, которая боялась дышать, посмотрела на Эльгендорфа, выпучив глаза. Тот сидел, не моргая и не отрывая взгляда от Тутси.

– Скажи, Почитатель. Ты решил попасть в тюрьму по всем пунктам? – от смеха заохал Тутси, хлопая себя по искусственной коленке. Вильгельм же сидел, не шелохнувшись, будто в его спину вшили железный штырь, не дававший ему согнуться и двинуться.

– Я похож на того, кто намерен шутить с бывшей шишкой Альбиона? – спросил он. Тутси, услышав те железные нотки в голосе Почитателя, присущие только работавшим на Альбион, довольно облизнулся, почесал спину свернутым листиком.

– Генрих Ульман точно на Альбион работал, теперь у меня никаких сомнений. – Тутси улыбнулся. – Ты знаешь, я могу достать что угодно, но то, что просишь ты… Даже хочу знать, что ты задумал.

– Я приехал выиграть.

– Но тебе вряд ли дадут выиграть. – Покачал головой Тутси. – После всего того, что ты натворил, Альянс внес тебя в список. И по прошествии года, после того, как Планету уничтожат, ты загремишь в тюрьму…

– Тутси…

– Ты загремишь в самую ужасную камеру, когда спадет твоя неприкосновенность. И вот тогда…

– Замолчи и сделай свое дело уже! – воскликнул Вильгельм и хлопнул ладонью по столу. – Скажи, да или нет! Я к тебе не за советом пришел, а с делом. Проси, что хочешь, но дай мне все это.

Тутси гадко улыбнулся. Он пристально посмотрел на Катю, будто пытаясь прочитать ее, а потом повернулся к Вильгельму.

– Она же не знает, кто ты.

Вильгельм рвано выдохнул, почесал нос обломанным ногтем.

– Знает. Я рассказал. Я…

– Ты сказал, что создал Планету, а здесь тебя загнобили просто за то, что ты очень хороший и умный. Так ведь? – насмешливо протянул Тутси. – Мог бы и дать ей переводчик. Чего бояться, если скрывать нечего?

– Хватит. Скажи, поможешь ли ты мне или нет, и я уйду, – выдохнул Вильгельм и прикрыл глаза ладонью. Снова слезились.

Тутси хмыкнул, облизал губы, покашлял. А когда Вильгельм открыл глаза, увидел, что Тутси уже улыбался и что-то карябал на листочке в блокноте.

– Я падкий на вознаграждения, и если ты заплатишь, я сделаю. Мне просто все интересно. Я любопытный. Мне все хочется знать. О твоих образцах, о тебе, о том, что с тобой сделают после твоих махинаций.

– Это будет потом. Сейчас сделай, что прошу. И я заплачу.

– Если меня удовлетворит твое предложение – сделаю. Я как раз хотел вставить новый глаз, – хмыкнул Тутси и постучал когтем по рубину.

– Отдам мое имущество, помимо апартаментов, которые остались еще на старом Шаттле. У меня там лаборатория. Продай, обменяй, сожги мой дом – мне все равно. Как только я выиграю дело – исчезну отсюда навсегда и оборву все связи. Ты мою нахальную рожу никогда не увидишь.

– Если выиграешь, говоришь… А если проиграешь и тебе придется вернуться? Отберешь? А если ты не захочешь отдавать? Давай другое что-то, мне от твоих гарантий что-то не горячо и не холодно.

– Я отдам тебе двадцать процентов моих сбережений и хороший космолет. – Вильгельм вытащил из кармана ключ и повертел им. Глаз Тутси, казалось, прояснился. – Улетишь, куда хочешь. Планет очень много, карту я тебе дам. Напишу письмо, что разрешаю тебе путешествовать. Подпишу, пока еще буду Почитателем, тебе не смогут отказать. Так согласен?

Тутси откусил кусочек уголька, пожевал, а потом рассмеялся и постучал по столу. Катя вздрогнула и поджала ноги под столом.

– Умеешь ты уговаривать! – Тутси рассмеялся. – Второе мне больше предложение нравится.

– Тогда поскорее подписывай бумаги и оформляй заказ, пока я не изменил оплату, потому что у меня тоже есть способы принуждения, – процедил Вильгельм и рывком вырвал из рук Альбионщика бумажку. Быстро расписавшись в ней, он бросил лист Тутси.

Тутси наблюдал за этим с немым восторгом и полным удовлетворением. А Вильгельм посерел. Встреча с преступником была его единственной надеждой, и он очень не хотел терять и ее.

– С таким упоением подписываешь себе приговор.

– Я сделаю все, что бы их спасти, – сказал Вильгельм и кивнул в сторону Кати. Катя взглянула на мужа, закусила бледную губу, но снова ни звука не смогла выдавить.

Тутси улыбнулся.

– Ты ее для этого привез? Мне показать, чтобы я расчувствовался? – Тутси придвинулся к столу и посмотрел на Катю поближе. – Красивая. Ваш вид симпатичнее других, это уж точно. Жалко, что вас так мало осталось. Сколько там? Меньше сотни? Пятидесяти?

– Понятия не имею. Но на Земле нас миллиарды. – Почитатель улыбнулся.

– Даже так, – протянул Тутси, прищурился и улыбнулся Кате, а она побледнела. – Только не говори так на слушании. Иначе по статье за расизм прилетит – они не твой вид, Почитатель, что бы ты там ни удумал. А твою просьбу я выполню. Надоело смотреть, как в Почитатели одни добряки идут, пора бы и за гада вступиться.

Вильгельм, пропустив последнюю фразу мимо ушей, резко повернулся к Тутси и выдохнул:

– Тогда окажи мне еще одну услугу, раз тебя так радует мое бедственное положение.

– Какую же? – Тутси улыбнулся и облизнул губы.

– Мои браслеты пропали. Не буду вдаваться в подробности, как именно. Восстанови их, буду предельно благодарен. Создай в двух экземплярах. Заплачу еще сверху. Я знаю, что у тебя есть те, кто могут выполнить и эту просьбу. У меня есть еще два космолета, стоят в гараже. Если надо, отдам и их.

– Чем же я обязан щедрости Почитателя? – хмыкнул Тутси, косясь на руки Кати. – Терять уже нечего?

– Называй меня сумасшедшим, но я хотя бы справедливый. Помню тех, кто помогал мне. Я тебе заплачу.

Тутси хитро улыбнулся, но кивнул. Склизкая рука вытащила из потайного кармана серебристую бумажку, отдала Эльгендорфу на подпись. Когда Тутси убрал договор и включил свет, а Вильгельм забрал у него конверт с печатью, все закончилось.