Читать книгу: «Будничные жизни Вильгельма Почитателя», страница 32
Книга третья
На острове Наплектикуса шумел водопад. Его дом окнами выходил на океан, а кабинет проектировал Космос в нишу над кроватью. Каждый вечер видел Наплектикус корабли, проплывавшие во Вселенной, считал потухшие мертвые звезды и вспоминал прошлую жизнь.
Наплектикус сидел за столом, проверял жизнь на двенадцати материках и островах через маленькие экраны, устранял любую беду и угрозу, стоило ей появиться в окошечке. Мир его был зелен, наводнен влагой и жив. Множество жизней, которым не было счета, сотрясали своим топотом его Мир, ставшим единственным Оазисом среди мертвой Космической Пустоты.
В дверь постучали, и Наплектикус отвлекся. На улице увидел он одного из своих учеников, приехавшего с докладом. Наплектикус принял его в кабинете.
– Что происходит на твоем материке, друг мой? – спросил Наплектикус, видя сомнение в лице ученика. Непонятен ему был его визит. Наплектикус не мог знать, что за трагедия разворачивалась в эти секунды.
– Я видел смерть, мой Почитатель. Я держал ее в руках, но не мог отпустить. Все казалось мне, что в прахе этом появится новый росток, что будет он сильнее предыдущего, что станет он началом нового, – ответил ученик, чуть помолчав. Он не спускал глаз с экранов, на которых кипела жизнь – зеленели леса, существа, населявшие Мир, радовались новому дню или наступлению ночи. В глазах его крылось сомнение – насколько важна жизнь, если она оканчивается смертью?
Наплектикус увидел огонь раздора в глазах ученика. Положил руку ему на плечо, чуть сжал. Ученик посмотрел на Наплектикуса, но ничего не сказал.
– Смерть – редкое явление. Мы не должны давать ей случаться, а если и допускать ее появление, делать так, чтобы смерть уходила как можно быстрее. Смерть забирает блеск глаз. Смерть останавливает время, а мы должны делать так, чтобы время тянулось вечно.
– Но она может дать свет другой жизни! Из праха возрождается росток! – возразил ученик. Руки его дрожали. Наплектикус усадил его в кресло.
– Быть может, когда-то мы узнаем об этом, но сейчас, друг мой, наша обязанность – не допускать смерти. Прославлять жизнь и продлевать ее для Мира нашего, быть для него часами, на которых никогда не сменится время. Быть с ним, когда он начнет рассыпаться, – проговорил Наплектикус и отвернулся к окну. Говорить о смерти он не любил, смерть не признавал и старался как можно реже думать о ней. Смерть встречалась в его Мире, но проходила быстро, так, чтобы не побеспокоить Создателя.
Ученик долго сидел в тишине, слегка покачиваясь в кресле. Постоянно бросал косые взгляд на экраны, где не было ни единой опухоли, ни одной черной метки. Вся идеальность, бывшая такой желанной, сейчас казалась ему фальшивой. Если есть смерть – то зачем нужна жизнь? Может, смерть – это логический конец? Защита, щит, отделявший Мир образцов от Мира их, Мира бесконечности, Мира великих созданий, которым никогда не должно быть равных.
Ученик поднялся с места, подошел к двери. Застегнул сандалии, поправил мантию. Мантией наградила его Родина, равной которой быть не должно. Наплектикус не понимал этого. Наплектикус хотел создать Мир, подобный их Миру. Но это невозможно. Ничто не должно быть похожим на их Мир.
– Почитатель мой, возьми этот подарок от существ твоих и от меня, – сказал ученик, уже покинув дом, переступив его порог. Из кармана он достал сверток, аккуратно завязанный на узелок. – Открой его, когда никого рядом не будет. Пусть лишь ты сможешь насладиться их дарами.
Наплектикус кивнул, улыбнулся ученику. Тот виновато опустил голову, но в глазах его была лишь пугающая решительность. Смерть – это черта, которая отделяет их Мир от Мира образцов. Их великие существа не знают смерти. Их не пугает вечность. Они и есть вечность.
Ближе к ночи, сидя перед экранами, Наплектикус достал сверток, развернул. В нем лежала роза, кроваво-красная, будто сотканная из самой прочной плазмы. Почитатель провел пальцем по ее лепесткам, вдохнул аромат. Его потянуло в сон. Липкими лапами аромат схватил Почитателя за горло, утащил во тьму.
На экране появилась первая черная метка, обагрившая землю Почитателя цветом смерти. Мир начал обращаться в прах, а Наплектикус лежал на полу в безволии.
Так в Мире появилась вездесущая смерть.
Глава тридцать восьмая
Норрис еле удержал спавшую Катю, чуть не вывалившуюся из его цепкой хватки. Перемещение оказалось не совсем удачным – то ли Норрис намудрил с вычислениями, то ли Вильгельм не слишком прочно закрепил браслеты, но перед глазами все кружилось. Вильгельм, когда смог подняться с пола и выпрямиться, все-таки был доволен. Они оказались в будущем в целости и сохранности. Даже конечности на месте.
Вильгельм «перенес» их на лестничную площадку и даже удивился, что не разнес дом на куски волной энергии. Судя по звукам тихой ругани и громкому храпу, в городе раннее утро. Норрис с недоверием озирался по сторонам, а Вильгельм почувствовал пузырящуюся радость в животе и постучал в дверь. Настойчиво постучал. А потом забил так, словно посчитал дверь барабаном.
– Кому ты? – Зевнул Норрис и обхватил Катю посильнее. Женщина подобно кукле наклонила голову и продолжала спать.
– Помощнику. Он же тут остался.
– Он все-таки живет с тобой в одной… квартире?
– Я же тебе говорил, – усмехнулся Вильгельм.
– Я думал, что ты прикалываешься. А ты не думаешь, что он мог уйти или бросить твое жилище?
– Нуд? Ни за что. Он в супермаркет-то не отойдет сам, карточками не умеет пользоваться.
– В супер что?
– Покажу потом.
После шестого настойчивого постукивания и пары криков соседки, которая грозилась вызвать полицию, за дверью все-таки послышались шаги. Ключ в двери заскрипел, крякнула щеколда, и в дверном проеме появился Нуд, замотанный в салатовый халатик, под которым виднелась розовая пижама. На голове его ночной колпак с помпоном. Он облокотился на стену и, смачно зевнув, протянул одним предложением:
– Здравствуйте, взрослых нет дома, в ближайшие дни не будет, соли нет, сахара тоже, я не шумел, а до душа не достаю, залить вас не мог, дверь вашу не я разрисовал и собаку я вашу не пугал, извините, доброй ночи.
– Как жаль, а я так хотел три пуда соли. – Улыбнулся Вильгельм. Выглядел карлик вполне себе здоровым, а пижама начала еще больше обтягивать живот.
– А что нужно? – протянул было карлик, но, когда все-таки осознал, что случилось, распахнул глаза. Пару секунд он просто пялился на Вильгельма, тер лицо руками, а потом, разглядев в нем Эльгендорфа, неистово запищал и бросился к его ногам, ухватился за колено. – Господин! Господин, Вы вернулись! Счастье-то какое!
– Нуд! Нуд! Давай в дом зайдем, тут люди.
– Они должны знать, что мой Господин вернулся!
– Лучше не называть меня господином, Нуд. Здешние не поймут! – рассмеялся Вильгельм и, отлепив карлика от ноги, взял его на руки, стиснул в объятиях словно любимую игрушку и зашел в квартиру. Норрис с Катей на руках проследовали за ними.
Стоило Вильгельму опустить Нуда, чтобы развязать ботинки, карлик отошел в сторону и попытался завязать халат, но пояса не хватало, чтобы завязать его хорошо.
– Господин, я так рад, что Вы вернулись! Без Вас было так скучно!
– А я тут клоуном работал? – Улыбнулся Вильгельм и откинул ботинки в сторону.
– Нет, Вы что! Вы… – хотел уже сказать что-то карлик, но тут взгляд его темных глаз упал на ошеломленного Норриса, на руках которого лежала спящая женщина в старомодном и немного запылившемся платье в цветочек. – Господин! А это кто? Бомжи?
Вильгельм, не сумев сдержаться, поглядел на Норриса и прыснул. Из глаз выступили слезы смеха, а Норрис совсем растерялся. Хотя видеть радостного Вильгельма ему было приятнее, чем того, рыдающего и заливающего печаль успокоительным.
– Я… Нуд, не представляешь, как я скучал! – с трудом прервавшись на слова, проговорил Вильгельм. Он еще долго смеялся, будто за время отсутствия в нем накопилось очень много радости.
Пока они шли в гостиную, Вильгельм рассматривал квартиру. Ничего не изменилось, будто даже пыль лежала в тех же местах, что и до его отъезда. Шура так и валялся на диване, а когда Хозяин вошел – со всех крысиных ног побежал к нему. Нуд его откормил до состояния мясистой дорогой сардельки. Норрис аккуратно уложил Катю на диван – она все еще спала, погруженная в транс. На спинке сидела Лилиан, свернувшаяся в калачик. Стоило ей повернуться на звуки знакомого голоса и посмотреть на Норриса, тот отпрыгнул и шлепнулся о кресло.
– Ты чего? – спросил Вильгельм, гладя Шуру. Крыс почти мурчал. Нуд подошел к Кате и пытался раскрыть ее глаза, поднимая веки. – Нуд, она пока не очнется. Оставь ее.
Норрис все смотрел на игуану, а игуана не обращала на него никакого внимания – повернулась к нему хвостом и уставилась в окно.
– Это та, о ком я думаю? – прошептал Норрис. Глаза его были круглые словно мячики для пинг-понга.
– Ага, – кивнул Почитатель и посадил разжиревшего Шуру себе на плечо.
– Это…
– Ага. Она самая. В моей коллекции живности. – Победоносно улыбнулся Вильгельм, но, увидев насупившегося Нуда, добавил. – Ты не живность. Ты что-то среднее между уродливым ребенком и котом.
Карлика такой ответ, по всей видимости, устроил. Он сразу же поспешил на кухню, приволок оттуда табуретку на трех ножках и пакет чипсов, которыми, стоило ему усесться, начал хрумкать. Норрис все еще испуганно поглядывал на Лилиан.
– Так, Нуд, скажи. Сколько меня не было? – начал Вильгельм, усевшись в кресле по-турецки. Его светлый летний костюм никак не подходил по настроению под снежный кисель, развалившийся на дорогах и видневшийся из окна.
– Вас не было… Сейчас скажу, Вас, – карлик начал считать на пальцах, постоянно сбиваясь, – так. Три квитка я не оплатил, четыре раза я ходил в магазин. Шура плакал восемь раз, а Горх обещал свернуть мне шею два раза. Получается, что около трех месяцев.
– Сейчас декабрь?
– Ага. Только вот елки нет, а праздники скоро. – Надул губки Нуд и стянул колпачок с кудрявой макушки.
– Декабрь?! – воскликнул Норрис, подбежал к окну и посмотрел на грязно-коричневое месиво из снега и грязи, которые перемешались у тротуаров. – А снег где?
– А его нет, уважаемый. Глобальное потепление, таяние ледников и злые люди, которые очень много дышат. Снег тает, – сказал Нуд.
– С ума сойти…
– Я же забыл представить! – Вильгельм поднялся с места. – Нуд, это Норрис Херц, мой самый лучший друг и коллега. Я рассказывал тебе о нем.
– Норрис? Неужели! Да как же так, я так много раз о Вас слышал, а не знал! Я помню! Я так рад познакомиться! Простите, что назвал Вас бомжом! – воскликнул Нуд и, свалившись с табуретки и чуть не рассыпав чипсы, подбежал к Норрису и протянул ему руку. – Я Нуд, главный секретарь Господина Вильгельма Эльгендорфа. Кстати, а знаете, что Эльгендорф – это не фамилия? Я вот очень удивился! Хотя у меня тоже фамилии нет. Зовите меня просто Нуд, если захотите позвать.
Норрис кивнул, улыбнулся и пожал руку, больше похожую на куриную лапку, но продолжил сомневаться.
– А эта тетя? Она кто? – Нуд переключился на Катю и подбежал к ней, на ходу подтягивая штаны. Пакет чипсов он оставил на полу у кресла Норриса, а Херц поднял пакет и понюхал жаренную в масле картофельную труху, пахшую беконом.
– Это… Как бы тебе объяснить, – промямлил Вильгельм, уселся в кресло и принялся расчесывать ладони. Унятое успокоительным порошком напряжение медленно ползло по горлу.
– Это образец, за которым Вильгельм отправлялся. Ее зовут Екатерина Алексеевна, но зови ее Катей, когда она проснется, – спас ситуацию Норрис и тут же замешкался. – Но, просто дело в том, что сейчас она спит. Она не просто образец, она…
– Она красивая? – сомневаясь, предположил Нуд и тыкнул скрюченным пальчиком ей в щеку.
– Не совсем. Понимаешь…
– А мне кажется, что она красивая. Соседки наши не слишком красивые, особенно утром, а она – наоборот. Ей не нужны уколы в лицо, я такие в рекламе видел. А еще я видел, что некоторым людям кожу натягивают к ушам, представляете? Вот ей такого не надо.
Норрис даже немного вспотел, пытаясь придумать объяснение сложившейся ситуации, которая не ввела бы Вильгельма в состояние истерики. У Херца все равно уже не было сил снова успокаивать друга.
– Ну, если коротко, она жена Вильгельма, – выдохнул Норрис.
– Что?! – воскликнул Нуд, отпустив руку женщины, которая никак на прикосновение карлика не отреагировала. – Вы женаты, Господин?! Да это надо отпраздновать! С размахом отпраздновать! Я по телевизору видел свадьбу! Вот это свадьба! Каравай вот такой! Даже я не съем такой! А конкурсы! И с подвязкой, и с бутылками. А танцы! А платье какое можно сшить! Еле в дверь влезло! Господин, я бы Вам такой костюм нашел!
– Я уже давно окольцован, Нуд. Не стоит. – Натянул улыбку Вильгельм. Нуд заметил, что улыбка Господина не слишком-то радостная и, пусть на языке его вертелась сотня вопросов, задавать их не стал.
Через полчаса Нуд заказывал еду на дом, Норрис осматривал квартиру Вильгельма, а Почитатель валялся на кровати. Оказалось, Нуд только так и питался эти месяцы, потому что пользоваться маскировочным кремом для частых походов в магазин так и не научился и смог выбежать в магазин всего несколько раз, в ужасную погоду, когда людей не было на улице, обмотавшись всей одеждой, в которой смог выглядеть прилично. Или ленился мазать все тело противной жирной мазью. Впрочем, его округлившиеся бока говорили сами за себя – карлик не жаловался.
За окном же разливалась уже привычная для Вильгельма зима: грязный снег с сугробами не выше сантиметра, желто-зеленые пучки травы, выглядывавшие из-под сугробов, и серый асфальт, сливавшийся с серостью неба. Вильгельм на мгновение задумался, что в Италии в декабре было тепло и солнечно. Море там горячее, а Солнце светит особенно ярко. Образы жизни, бывшей всего несколько недель назад, поплыли перед глазами. Грусть подступила к горлу. Он завернулся в одеяло и уставился в стену и попытался задремать, но от переживаний у него не получилось. Когда в комнату зашел Норрис и позвал Вильгельма есть, Почитатель помотал головой и отвернулся. Херц постоял в дверях совсем немного и ушел, стараясь не смотреть на игуану, перебравшуюся на кресло. Пусть говорить она не умела, но взгляд ее говорил Норрису достаточно.
Вильгельм лежал и думал. Мысли мухами вились в его голове и не приносили никакого успокоения. Он ругал себя за все, за что только можно было отругать. За прошлое, за настоящее, за будущее, казавшееся совсем призрачным. С трудом он мог представить отправление на Шаттл. Ужасные нагрузки могли погубить слабый организм Кати. Чего уж там говорить – Вильгельм был в опасности по той же причине. Нужно соорудить что-то для отправки Кати на Шаттл, но Артоникс только начал остывать. Для этого перемещения он уже постарался, нужно дать ему время отдохнуть.
– Что я сделаю? Вот что я тебе сделаю? Я же не могу тебя запихнуть в себя и защитить от лучей радиации. Я не могу вколоть тебе защиту. Ты же умрешь, если нагрузка будет слишком сильной, – говорил Вильгельм лежавшей на диване Кате. – Что я наделал? О чем я думал?
Вильгельм почувствовал, что прежде сильные, не затронутые перемещением руки, задрожали, а следом затряслось все тело. Он стянул со спинки дивана одеяло, обернулся им подобно блину с начинкой, но даже в тепле ему было зябко.
Лилиан долго пялилась на него без всякого интереса, шевелила хвостом и иногда, когда услышала тихие всхлипы Эльгендорфа, отворачивалась. Через какое-то время она забралась на комод в гостиной, где Вильгельм оставил вещи, которые после возвращения долго бы искал, и будто ненароком, сшибла с комода браслет, подаренный Вильгельму, когда-то художнику, Эндрю, парнем, о котором после смерти почти никто и не вспомнил.
Браслет шлепнулся о пол с громким звоном. Вильгельм приподнялся на локтях и, протерев глаза тыльной стороной ладони, посмотрел в сторону комода. Долго пытался понять, почему Лилиан сбросила браслет. Он встал и, пошатываясь от слабости, подошел и поднял его, покрутил в руках. Все те же подвески, тот же кожаный ремешок, который и был до этого.
– Я понимаю, тебе ненавистны все вещи, которые могут быть дороги мне, но зачем швыряться? – скорее устало, чем зло, спросил Вильгельм и убрал браслет в ящик стенки.
Игуана фыркнула, заморгала. Задергала хвостом.
– Как ты меня замотала! Вечно только брюзжишь и вредничаешь. Хоть бы раз у тебя настроение было нормальное. И зачем я тебя тогда вообще спас? Оставил бы на том острове и жила бы там, пока его не затопило. Может, больше благодарности бы было, – вздохнул Вильгельм и отвернулся к окну, за которым начинал моросить дождик.
Лилиан, будто обдумав слова Вильгельма, заскреблась. Подползла к краю и чиркнула хвостом снова, привлекая внимание.
– Чего тебе еще?
Лилиан снова чиркнула, мотнула головой и царапнула когтем.
– Снять тебя? – Вильгельм увидел легкий кивок зеленой головы. – Ну иди сюда. – Смирился Вильгельм и протянул ей руку.
Но Лилиан не отреагировала. Отвернулась и чиркнула когтем снова. И посмотрела на другую руку.
– Что тебе надо от меня?
Она вновь зыркнула и чиркнула когтем. Вильгельм протянул другую руку. Но Лилиан не полезла на нее – лишь ухватилась за браслет и оттянула его.
– Да оставь ты этот браслет в покое! Что он тебе так не нравится?! – воскликнул Вильгельм и отдернул руку. – Я пытаюсь придумать, как перевести Катю на Шаттл и не убить ее, а тебе бы только рвать мои вещи!
Лилиан проскрипела что-то невнятное и вновь чиркнула когтем по краю комода. Вильгельм посмотрел на нее. Потом на браслет. Напрягся, подумал. И тут до него дошло. Да так стремительно, что он даже подскочил от радости и на ходу принялся одеваться.
– Да! Да, конечно! Как я сам-то не додумался? – Вильгельм убежал в спальню, вернулся в гостиную, на ходу засовывая руки в рукава пальто, не снимая даже летнего костюма, а потом, когда уже собрался, подлетел к Лилиан, сгреб ее в охапку и чмокнул в зеленую колючую макушку. – Спасибо! Спасибо! Хоть какая-то от тебя польза!
Он выбежал из комнаты, бросив игуану. Та не успела ухватиться за край стола и соскользнула с поверхности, громко шлепнувшись об пол и зашипела.
Вильгельм подлетел к Кате. Та крепко спала, будто даже грудь ее не вздымалась. Отвернувшись, он выдернул у нее пару волосков и повязал на браслет, чтобы не потерять.
– Я надеюсь, что знаю, зачем это делаю, – шепнул он ей и бросился к двери.
На кухне играло радио, настроенное на ту же волну, на которую и месяцы назад. Читали тюремные письма. Норрис, завернутый в один из шелковых халатов Вильгельма, пытался понять, как Нуд мог уминать пиццу с ананасами за обе щеки и еще успевать макать кончик кусочка в ванильное мороженое. Карлик, уже переодевшийся в костюмчик цвета перезрелой сливы, сидел на крае стола и наслаждался всеми прелестями жизни.
– Господин, Вы куда? – спросил Нуд, завидев Вильгельма в дверном проеме. – А есть Вы не будете?
– Нет, я бежать… Мне надо, – бросил Вильгельм, пытавшийся ногой попасть в ботинок.
– Куда? А как же, – начал было Норрис, но Вильгельм махнул рукой, накинул на голову шапку и бросился на улицу, даже дверь не закрыв.
Улица завернута в серый. Цветом этим окрасилось все, от неба до земли. Вильгельм, весь в черном, казался ярким пятном. Он несся к кладбищу, к своему подземному обиталищу, ведомый очередной безумной идеей, на этот раз подброшенной ему ящерицей.
– Кому скажешь, не поверят! – усмехнулся он, пробегая в ворота, не обращая внимания на недовольный выкрик сторожа, чистившего снег у входа.
Могилы припорошены снегом, деревья потеряли щеголеватый зеленый наряд, а земля, упрятанная под тонким слоем серости, потрескалась. Под массивными ботинками Вильгельма хрустел пепел – подростки опять жгли сухую листву на кладбище. Ступеньки в подвал покрылись тонкой пленкой льда. Все травы, обвивавшие стены, ссохлись и превратились в труху. Горх встретил Хозяина на удивление сухо, но по глазам его видно, что он испугался. Горх без всякий длинных приветствий провел Почитателя в кабинет. Помощники все также носились по залу из дыры в дыру и были заняты бесполезными вещами. Внизу все также затхло и противно.
– Чем обязаны визиту, Господин? – булькающе спросил Горх и почесал за ухом. Вильгельм бросил пальто на спинку стула и полез в сейф, начал вводить длинный код.
– Мне нужно кое-что забрать, Горх. Я отправляюсь на Шаттл.
– На Шаттл? Но Переместитель в другой комнате, Господин.
– А мне не он нужен пока. – Покачал головой Вильгельм. Сейф, тихо пискнув, распахнулся и выпустил на пол кабинета густой туман серого пара. Внутри лежало несколько коробок, но лишь одна представляла особую ценность.
Горх побледнел. На лбу его выступила испарина.
– Горх, если хоть кто-то узнает, что я здесь был, руки оторву, понял? – прошипел Эльгендорф, вытаскивая из коробки залог его безопасности на Планете.
Это были браслеты. Тонкие, толщиной в несколько миллиметров, сиявшие неестественным белым цветом, чище которого на Земле не было ничего. В маленькую дырочку каждого из них он всунул по волоску Екатерины. Браслеты все еще светились, но с инородным предметом внутри цвет их сменился на молочный, чуть более мутный. Казалось, они похожи на те, которые принес Ванрав, но об этих не знал никто из его команды. Не только Ульман умел делать полезные поделки из урбания.
– Господин, но ведь в этот сейф Вы…
– Горх, это не твое дело, – бросил Вильгельм, аккуратно убирая подготовленные браслеты в коробку, а коробку запихнул во внутренний карман пальто. – Эти браслеты принадлежат мне, а не Академии. Я могу делать с ними все, что захочу.
– Но Вам они ведь не нужны. Вы можете и без них путешествовать.
– С чего ты взял, что они для меня?
– Но ведь Вы не можете отдавать их кому-то другому, – пропищал главный наместник Почитателя, а тело его вжималось в стену.
– А почему ты думаешь, что кто-то узнает? – Вильгельм поднялся с полы и выпрямился. Горх пусть и был выше остальных помощников, но высокому, превышавшему в росте людей, Почитателю с трудом доставал до груди. – Ты кому-то собираешься сказать?
– Я? Кому? – Горх сделал шаг назад.
– Не знаю, кому-то! – Вильгельм наклонился и прошипел. – Я ведь тебе реально голову оторву, если узнаю, что ты проболтался. Я не шучу, Горх. Твою голову я насажу на зубчик забора, если ты кому-то об этом скажешь. Ты ведь понимаешь, Горх? Ты мне служишь, мне, а не кому-то другому!
Вильгельм схватил ключ со стола и старую записную книжку с координатами, засунул в карман пальто. Горх стоял, храня молчание. Даже пошевелиться боялся. У самой двери Вильгельм остановился. Обернулся. Коробка была холодной и мокрой, обжигала тонкую кожу Почитателя. Вильгельм посмотрел на Горха. Тот был белее мела.
– Здесь кто-то был, пока я отсутствовал? – тоном, не терпящим отлагательств, спросил Вильгельм.
Горх вздрогнул. Еще никогда в своей бестолковой жизни он не был так близок к краю.
– Нет, – прошептал он.
– Совсем никого? Даже моих коллег тут не было, да? – Вильгельм криво улыбнулся. – Клянешься своей жалкой жизнью, Горх? Клянешься верностью мне?
Страх, который источал Горх, перебивал даже запах сырой земли.
– Надеюсь, ты поступишь правильно, если тебе придется сделать выбор, Горх. – Вильгельм развернулся на каблуках и ушел, громко хлопнув дверью.
Когда Вильгельм дошел до дома, на город одеялом набросилась тьма. Лишь мутно желтые фары машин разрезали черноту, но улицы были почти пустые. Город будто бы в миг вымер. На темной лестничной площадке пахло кислой капустой, а лампочка на этаже мигала, словно ее облюбовал призрак. Вильгельм немного потоптался у входа, хотел было закурить, похлопал себя по карманам, но сигарет в пальто не оказалось. Только холодный куб, засунутый за пояс. Норрис все еще сидел на кухне и разговаривал с Нудом. Карлик же гладил Шуру и все еще ел. Идиллия, иначе не скажешь.
Норрис медленно повернулся на звук хлопнувшей двери. Нуд помахал Вильгельму ладошкой, занятой печеньем.
– Где ты был? – спросил Норрис и поднялся со стула, но от стола не решился отойти. Ноги его держали с трудом.
– Гулял. Нужно было ключ забрать и книжку записную из офиса, – ответил Вильгельм и сбросил ботинки на пыльный коврик. – Ты запрос на Шаттл отправил? Нас примут?
– Отправил, только твой Связистор починить пришлось. Он слишком плохо ловил волну.
– Сейчас ловит? – Вильгельм отпихнул ботинки к двери.
– Ловит.
– Тогда проблема решена. – И, не снимая пальто, Вильгельм направился в спальню. Названые предметы он бросил на стол, и Норрис занялся изучением координат. Холод, исходивший от куба, уже не просто причинял Почитателю дискомфорт, а прожигал на коже Почитателя квадратную дыру.
Когда Вильгельм ввалился в спальню и выбросил куб на кровать, в комнате никого не было – даже Лилиан не приползла. Он сбросил пальто, оттянул горло рубашки, приклеившейся к потному телу, стащил с окоченевших ног штаны. Накинув на плечи черный шелковый халат, он уселся на кровать и взял в руки куб. Тот уже не светился, но все еще был холодным, а внутри раздавались тихие поскрипывания, будто в коробочку поместили необъятный генератор.
Вильгельм понимал, что идея его не отличалась логичностью. Норрис уже отправил запрос на Шаттл, значит, будут ждать. Светить браслетами все равно нельзя, но Закон предполагает, что Почитатели и их подчиненные могут пользоваться этими браслетами при перемещении. У Норриса были такие, у Вильгельма тоже. Только вот Катя подчиненной не была, а запасных у Почитателя не оказалось. Он вовсе не думал, что на Шаттл все-таки придется возвращаться.
Тут в дверь постучали. Вильгельм еле успел запихнуть куб под подушку и лечь на нее, заслонив собой свечение.
– Можно? – спросил Норрис и просунул в дверной проем сначала голову, а затем только все остальное.
– Что за глупый вопрос? Конечно.
Норрис аккуратно прикрыл за собой дверь, погладил ее по гладкой поверхности, будто все еще пытаясь привыкнуть к нормальной обстановке, которой был лишен столько лет.
– Когда мы отправимся? Ты сказал, что у тебя из подвала нужно лететь, – спросил он и уселся на краешек кровати.
– Из подвала? Да это не совсем подвал, наверное больше катакомбы.
– У тебя под домом катакомбы? – Улыбнулся Норрис.
– Не под домом. Они под кладбищем.
Норрис, казалось, осмыслил слова друга только через пару минут молчания.
– Лететь можем хоть завтра. Только нужно утром, очень рано выйдем, чтобы Катю донести. Тут недалеко, но лучше, чтобы никто не видел. – Вильгельм отвернулся к окну. – Чем дольше буду с Нудом, тем тяжелее будет его опять оставить. А взять с собой я его не смогу.
– Очаровательный парнишка. Хорошо, что ты его спас.
– А он тебе уже всю жизнь свою пересказал?
– Тебя не было час, он успел рассказать и про тебя. – Норрис улыбнулся. – И все-таки завтра? Будить Катю не будем?
– Будить? – Вильгельм нахмурился. – А какой смысл? Истерика нам помощи не сослужит, а успокаивать ее придется тебе. Я не возьмусь.
Норрис поправил халат, который на тощем теле казался огромным.
– Тогда нужно собрать…
– У меня все уже давно готово. – Вильгельм указал пальцем на ящик комода. – Там папка, в ней все расчеты и документация. Анкеты я заполнил.
– Тогда точно завтра. Ждать нет смысла, – вздохнул Норрис.
В комнате повисла тишина. Норрис сидел, нахмурившись, и смотрел в пол. Кадык его дергался. Норрис думал. Вильгельм же все пытался устроиться поудобнее. Так, чтобы куб не так сильно прожигал в нем холодную дыру. В темном воздухе летали пылинки.
– Вильгельм, – вдруг начал Норрис, – скажи, за чем ты ходил на улицу?
Почитатель замер, уткнувшись копчиком прямо в край куба. Сморщился и поблагодарил себя за то, что не включил в комнате свет. Иначе выражение его лица бы раскрыло Норрису все тайны.
– Я же сказал, за книжкой и ключом, – ответил Вильгельм.
– Врешь. – Кисло улыбнулся Норрис и встал. – Ты бы не пошел только из-за них.
– Я не…
– Я не буду тебе указывать. Тебе уже и без того на мозги накапали.
– Норри, ну чего ты? – воскликнул Вильгельм, но Норрис улыбнулся вновь и покачал головой.
– Дружба заключается в доверии. А настоящая дружба – в безусловном доверии. Так что я доверяю тебе. Если ты что-то придумал и не хочешь говорить, я не буду настаивать. Ты тут дольше, ты лучше знаешь, как правильно поступить. Только постарайся не сглупить.
Вильгельм кивнул, но кивок дался ему тяжело, словно голову опустить получилось сразу, а вот поднять – нет. И даже когда Норрис улыбнулся и пожелал другу спокойной ночи, Вильгельм не смог завернуться в пахнувшие лавандой простыни. Он лежал и смотрел в потолок, а куб, все еще светившийся, стоял на тумбочке рядом.
Когда на кухне перестала литься вода, а Нуд улегся в своей комнате и захрапел, Вильгельм поднялся с кровати и побрел в гостиную на ватных ногах. Норрис уже спал в кабинете друга, завернувшись в одеяло с головой.
Квартира погружена в туманный сумрак. Катя спала, за весь день так и не пошевелилась. Вильгельм даже поймал себя на мысли, что так она вполне могла что-то себе отлежать. Он уселся перед ней на колени, поставил рядом куб. Дрожащими пальцами он дотронулся до ее холодной щеки, губ, век, но она не откликнулась на прикосновения.
– Прости, Катенька, но разве у нас есть выбор? – прошептал Вильгельм ей и поцеловал, но кожа ее была холоднее снега. Он погладил ее по руке, нежной, почти детской. Катя никогда не знала работы.
Вильгельм открыл куб и вытащил оттуда два браслета. Аккуратно, стараясь не сломать, застегнул по одному на каждом из ее запястий. Браслеты на мгновение загорелись ядовито розовым цветом и потухли, слившись с кожей.
– Это мое тебе извинение и моя тебе жертва, – прошептал Вильгельм и поцеловал ее вновь. Она не стала теплее, но Почитатель чувствовал себя лучше. Словно с его плеч свалилась стопудовая ноша.
Всю ночь Вильгельм не мог сомкнуть глаз, а на утро, когда в комнату его вошел выспавшийся Норрис, Почитатель встретил его в дверях и поторопил. Он уже был собран.
– Чем быстрее уедем, тем скорее эта катавасия закончится, – пояснил он и улыбнулся. Норрис ничего не ответил, только кивнул.
Они завтракали в напряженной тишине. Вильгельм сёрбал кофе, Норрис доедал вчерашние пончики, а Нуд только шмыгал носом.
– Мы вернемся, Нуд. Я тебе обещаю, – повторял Вильгельм, а карлик громко сморкался и вздыхал.
– Вы так говорили. Говорили, а толку? Исчезли на три месяца!
– Но я же вернулся.
– А сейчас опять уезжаете! Опять меня бросаете одного! – И снова плач. В этот-то момент Норрис окончательно понял, почему Вильгельм не мог остаться. Нуда было бы тяжело оставить, пробудь они в квартире еще несколько дней.
Перед самым отправлением, когда Катя, завернутая в черное Вильгельмовское пальто, уже покоилась на руках Норриса, одетого в хороший костюм и приведенного в человеческий вид, а Нуд стоял в дверях, прижимая к себе Шуру, и продолжал утирать нос платочком. Вильгельм проверял документы и все необходимое, что запихнул в сумку дрожащими не только от боязни полета, который мог стать для него последним, но и от предстоявшей встречи с прошлой жизнью, руками.
