Читать книгу: «В Нави все кошки серые», страница 32
Две чаши весов
Хранитель смотрел рассвет на море. Было чертовски холодно – хорошо хоть Гвендель нагрел землю, на которой все они сидели. Более того, он разогнал тяжелые осенние тучи, чтобы солнце было видно.
Да, земной рассвет был не так красив как те, которые Данте видел в Нави. Но он был самый прекрасный из тех, которые он когда-либо видел. Потому что этот рассвет был последним для человека, который сидел рядом с ним. Хранитель иногда переводил взгляд на восхищенное лицо Джениуса, который до этого ни разу не пробовал насладиться красотой мира вокруг. Но, благодаря очищающей магии Креона, он смог впервые в жизни не думать постоянно об аде…
Когда солнце встанет, Джениус умрет. Все это знали. И все сидели рядом и смотрели рассвет глазами смертника, наслаждаясь красотой жизни.
Только Кошка разместилась чуть в отдалении. Ее душу не наполнял всецело этот рассвет. Она мучилась, понимая, что упускает что-то важное. Данте не знал, хорошо или плохо в этот момент то, что она не способна любить. Ему сложно было представить степень отчаяния, в котором пребывала бы прежняя Лина-Лин перед смертью брата. Может, действительно лучше, что ей не придется этого пережить…
Когда солнце встало, Джениус стал оседать на землю. Он не впал в забытье, не пускал кровавую пену изо рта. Он просто лежал на подогретой земле, с головой на коленях у Шенена и смотрел на своих друзей спокойным взглядом. Силы покидали его. Но он полностью смирился и принимал свою судьбу. Марко крепко держал Джена за руку, Лина-Лин тоже подошла и нерешительно взяла его за вторую руку. Брат с нежностью посмотрел на сестру. Гвендель и Данте сели у ног умирающего.
– Спасибо, что были со мной, – слабо произнес Джениус. – Я отправляюсь в чертов ад, но, благодаря вам, я не чувствую, что принадлежу Тьме.
Это все, что он сказал. Лучший наемник во всем Великом Королевстве никогда не отличался излишней болтливостью. Когда его дыхание остановилось, никто не двинулся с места. Марко еще крепче сжал руку друга и беззвучно разрыдался. Шенен все так же шепотом читал молитву и продолжал гладить Джена по волосам, хотя это уже не имело смысла. И без того скорбный Гвен еще ниже опустил голову. Для него это была еще одна смерть в череде тысяч смертей. Даже у Лины-Лин по щеке сбежала одинокая слеза. Хотя, возможно, она оплакивала свою пустоту в душе.
Хранитель кинул последний взгляд на неподвижное мертвое лицо и поднялся. Перевел глаза на синее невозмутимое море. Он и сам не заметил, как привязался к этому мрачному демоническому созданию. Сколько мужества стоило человеку, проклятому с рождения, не погрузиться во Тьму внутри себя. И первым лучиком света в его жизни была Лина-Лин.
Теперь нужно было решить, что делать с Шененом и с Гвенделем. Да и с Марко, по правде сказать, тоже нужно было что-то делать. В таких случаях Хранитель обычно советовался с Онори.
"Служить Свету и Тьме одновременно – это и означает хранить баланс", – сказал Креон. Такой вывод было неприятно услышать, но в этом, определенно, был смысл. И Хранитель знал, с кем он может поговорить о балансе. С тем, кто уже как-то советовал ему "не упасть в одну из чаш весов". Данте сел на песок, прислонился к прохладному камню и закрыл глаза.
Давно же он не появлялся в Нави. Здесь была ночь, наполненная сладкими запахами и сияющими в темноте синими цветами. Главное, не наткнуться нигде на собственных советников.
Оглядываясь по сторонам, Хранитель прошел быстрым шагом к Вечной аллее. Остановившись на сумрачной дорожке, он поднял глаза и увидел парящего на фоне луны дракона. Нужно было только позвать, и Данте мысленно послал сигнал: "Учитель, позволь мне говорить с тобой."
Лунный Хранитель вскоре приземлился рядом с ним, сложил крылья.
«Я знаю зачем ты пришел, маленький Иллингтон, – дракон медленно кивнул головой в знак приветствия, – твой отец, дед и прадед так же пришли ко мне, когда им открылась истина. Настал и твой черед»
Они знали. Но почему же отец ничего не сказал?
«Все вы дети Онори, выращены и воспитаны ею, – лился голос дракона в голове у Хранителя. – Она не знает, что нет никакой Нинель. Что она и есть Нинель. Никто не выдержит такой ноши – строить одной рукой, а другой – разрушать. Она сойдет с ума, если узнает».
Данте вспомнил безумного Доктора Че. Может ли быть такое, что он действительно раньше был богом Света и Тьмы?
– А я не сойду с ума? – холодно спросил Данте. – Как я могу служить и Свету и Тьме одновременно?
«Тебя никто не заставляет это делать, – Верховному Хранителю показалось, что дракон усмехнулся. – Твой век слишком короток, чтобы за это время расклад сил поменялся, и тебе пришлось бы поклоняться Тьме. Продолжай служить Онори и бороться с Нинель, как и делал раньше. Ничего не изменилось. Тьма побеждает, и Свету необходима твоя поддержка».
– Все это похоже на дешевую бессмысленную игру, – покачал головой Данте.
«У этой игры есть смысл. Ты всегда был умным мальчиком, Иллингтон. Сядь и подумай, зачем нужно хранить баланс. В конце концов, это твоя работа, и ты должен знать, зачем ты это делаешь».
И Лунный Хранитель замолчал и поудобнее устроился на земле, будто собираясь спать.
А Данте послушно уселся посреди аллеи, окинул взглядом ветки цветущей вишни, залитые холодным светом, проследил за падающим на землю лепестком. Поднял его, положил на ладонь. И розовый лист превратился в бабочку и вспорхнул с его руки. Верховный Хранитель долго неподвижно сидел на земле. А может и недолго, время все равно стояло на месте, а ночь не прекращалась. Дракон лежал с закрытыми глазами. И только розовые лепестки все падали, да иногда их сдувало ветром.
– Этот мир нужен для того, чтобы меняться. – Наконец тихо произнес Данте.
Дракон приоткрыл глаза. И Верховный Хранитель спокойно продолжил:
– Тьма и Свет нужны для того, чтобы каждому человеку было из чего выбирать. В мире Шенена и Лионеля все были одинаково несвободны и подчинены Свету. Они были равны. Но здесь два небесных посланника пошли разными дорожками. Невозможно развиваться и становиться лучше или хуже в мире, где нет зла. Потому мой мир таков.
«Это, конечно, примитивное объяснение, но, в чем-то ты прав, маленький Иллингтон, – дракон поднялся. – Чтобы жить-не тужить есть другие миры. Чтобы мучится и страдать есть другие миры. А ты храни свой мир, где у каждого человека есть выбор».
И Лунный хранитель взмахнул крыльями, тяжело оттолкнулся и полетел следить за луной, потому что такова была его работа.
«Спасибо», – подумал Данте ему в след.
Еще некоторое время Иллингтон провел на Вечной аллее. Он думал о Роланде Серебряном. Главный наместник Творца в Великом Королевстве стал настоящим воплощением ада. Но зато им не стал Джениус, который был рожден для этого. Думал Данте и о своей судьбе. Все эти годы он считал себя посланником Света, но при этом сделал несчастными как минимум двух женщин. А Гвендель… Хранитель всегда считал его светлым магом. С темным он в те времена ни за что не стал бы общаться. Но чаши весов качались, и у каждого был свой Путь.
Данте свернул с аллеи и открыл глаза. Пока он был в Нави, кто-то, скорее всего Гвен, накинул на него одеяло. Солнца больше не было. Без магического вмешательства тучи снова затянули небо.
– Нам не придется хоронить Джениуса, так? – спросил он, не поворачиваясь.
Ведь будет же солнце?
Прошло две недели со смерти его лучшего друга, а Марко никак не мог перестать разговаривать с ним про себя.
Не успели они оплакать тело, как оно исчезло в дыму и сере. Ад забрал обратно также и черный меч Хаборим. Маркус старался не думать, что сейчас происходит с душой и телом Джениуса в Аду. Это было самое сложное.
Верховный Хранитель снова то ли нанял, то ли попросил Марко об услуге. Данте решил вернуться в Столицу самым обычным способом, и им с Шененом нужна была охрана. Гвендель тоже шел с ними. Кошка, пожав плечами, решила, что и ей по пути. Впрочем, Лине-Лин вообще было все равно, куда двигаться.
Хотя после смерти Джениуса она все же немного изменилась. Девушка часто пыталась подбодрить и поддержать Марко, видя в нем те чувства по отношению к брату, которые должна была испытывать сама. Вечерами у костра она просто садилась с наемником рядом, приобнимала и молчала.
Да и все остальные зачастую сидели в тишине. Гвендель напоминал собственную тень, что было неудивительно. Шенен почти беззвучно бормотал молитвы, едва шевеля губами. Он теперь читал их почти все время. И Марко знал, что он молит Творца за душу Джениуса. Едва ли в этом был какой-то смысл.
Хранитель молча смотрел в костер, между бровей у него залегла складочка. Данте все время о чем-то думал, что-то его терзало еще с той ночи, когда они встретились с Нинель. Только иногда взгляд Верховного Хранителя останавливался на Лине-Лин, и он долго смотрел на нее немного грустно, пока она с удивлением не замечала это. И тогда Данте снова переводил взгляд на огонь.
Это было тяжелое время для всех, но все же они молчаливо поддерживали друг друга, не позволяя полностью пропасть в мрачных мыслях.
Через неделю глухие места кончились, и они наконец-то смогли купить новую теплую одежду, коней и поесть чего-то помимо дичи и кореньев. Здесь же, в захудалой дорожной таверне, их ждала еще одна трагическая новость.
За ужином Кошка, не спрашивая, заказала всем горячего грога. Никто не возражал. Серая промозглая погода в конец доконала путников. Что удивительно, Шенен тоже взял свою кружку и осушил ее до дна. Все ошарашенно уставились на него, потому что до этого он несколько часов бродил с отсутствующим взглядом и, казалось, не замечал ничего происходящего вокруг.
– Лионель? – предположил Хранитель. – Ты что-то почувствовал?
Шенен кивнул. Кровь прилила к его бледным щекам от непривычного хмеля.
– Я почувствовал, потому что он этого хотел, – произнес он.
Марко наполнили мрачные предчувствия. И они его не подвели.
– Лионель и его войско атаковали магическое поселение в горе. – Медленно произнес Шенен. – Когда мы шли туда, я подозревал, что мой брат узнает об этом месте, но желание помочь Джениусу было слишком велико…
– Но как они туда попали? – изумился Гвендель.
– Лионель заключил временный союз с Мастером Роландом Серебряным. – Шенен замолчал ненадолго, словно набираясь сил, чтобы продолжить. – И тот привел с собой ведьму, довольно сильную. Она владела магией земли, и камни подчинились ей.
– Роланд использовал магию? – Хранитель переглянулся с Гвеном.
Да и Марко понимал, что это были абсолютно запрещенные методы.
– Всех выкурили на поверхность, – продолжил Шенен, хотя ему не просто было рассказывать. – Солнце было за тучами, но все равно свет был слишком ярким и губительным для многих из магов. Они сражались. Магия против оружия. Ведьма Роланда тоже использовала заклинания – она убивала жителей горы и забирала себе их Силу. Креон стоял до последнего. Благодаря ему, многим удалось сбежать, хотя неизвестно, смогут ли они выжить под солнцем. Лионель предъявил Креону обвинение в том, что тот основал государство в государстве. Роланд обвинил весь народ в колдовстве. Они хотели взять Креона живым и отвезти в столицу для публичного сожжения. Но он не дался. В борьбе он истратил все силы до последней капли и сам упал на землю замертво.
Шенни замолчал. Марко облизал пересохшие губы.
– Ребенок Джениуса… – пробормотал он.
– Я думаю, той жрице удалось убежать, – ответил небесный посланник. – я не видел ее среди мертвых. К тому же, сама Джулия оберегает ее.
– А сын Гвена? – с надеждой спросил Хранитель.
– Они не щадили детей, – вздохнул Шенен, – я ничего не могу сказать. Но сыну Гвенделя, по крайней мере, не так страшен солнечный свет. У сбежавших есть шансы. Ранения и потери в войске Лионеля так велики, что они не могут организовать полноценную погоню и поиски. Креон позаботился об этом. И еще кое-что… Он их проклял. В момент своей смерти он послал страшное проклятие Лионелю, Королю, который отдал приказ на уничтожение и Роланду Серебряному.
– Мне надо в Навь. – Хранитель говорил собранно и решительно. – Я сейчас же отправлю своих людей искать выживших. Шенен, помолись, чтобы среди них оказались те, кто нам нужен.
– Я не уверен, что Творец слышит мои молитвы, – очень тихо отозвался их подопечный.
Данте закрыл глаза и отправился в Навь, не выходя из-за стола. Марко сжал плечо Шенена. Не хватало только, чтобы он потерял веру.
– У тебя теперь, возможно, появится сын, – осторожно сказала Лина-Лин Гвену.
То ли она правда ему сопереживала, то ли просто пыталась подобрать подходящие слова для друга.
– Или, возможно, у меня погиб еще один ребенок, – сдержанно ответил Гвен. – Потому что я показал вам дорогу к горе.
– Это я виноват, Гвендель, – возразил Шенен.
– О, да перестаньте! – с раздражением воскликнула Кошка. – Все должно было произойти! Они вырождались, сидя в своей норе, и Креон это знал. И Джулия знала. Она не зря сказала Креону, что Навь сможет забрать его. И не зря он промолчал в ответ. Он сразу понял, что этот день близок.
Слова Лины-Лин были похожи на правду, но легче от этого никому не стало. Им оставалось только ждать новостей и продолжать двигаться в сторону Вертона.
И вот уже неделя прошла с тех пор. Марко настоял на том, чтобы по дороге заехать в тот самый город N и найти оставленных там коней. Отыскать их не составило труда. Они одни там были такие красавцы. Маркус забрал себе Порто Джениуса, помня, как друг любил его. А на его собственной серой лошадке Музе теперь ехал Шенен. Лина-Лин была так рада встрече с Молочком, что Марко решил, что к ней, возможно, возвращается возможность чувствовать любовь. Хотя бы к лошадям…
До Вертона оставалось совсем не долго. И последний вечер у костра был на редкость оживленным. Данте только что вернулся из Нави, и слуги Ордена сообщили ему, что нашли в лесу женщину по имени Оливия. Она была в тяжелом состоянии – усталость, голод, ожоги на лице и руках. Но при этом она все еще беременна, и теперь ее везли в безопасное место. Отыскали еще несколько жителей скалы, но никого, похожего на ребенка Гвенделя не было обнаружено. Впрочем, среди убитых его тоже не было, что несколько приободрило черноволосого мага. Он даже достал свою бесконечную фляжку с цветочным вином, и друзья снова варили его в котелке, как в старые добрые времена.
Лина-Лин жалась к Марко, укрываясь с ним одним одеялом. И, какая бы бездушная она не была, это было чертовски приятно. Вчера вечером они остались у огня вдвоем, и Марко поцеловал ее. Она отнюдь не сопротивлялась. Полночи просидели они, болтая и обнимаясь, пока окончательно не околели.
Утром, по взгляду Хранителя Марко определил, что тот обо всем догадался. И сейчас, разливая вино по кружкам, Данте старался не смотреть в их сторону, хотя больше ничего не выдавало его мысли по этому поводу. Марко чувствовал себя немного виноватым.
Но он знал, что Лине-Лин так будет лучше. Она научится чувствовать снова. Это неизбежно. Еще пару дней назад она не знала, куда ей идти, когда все закончится. Она не против была дальше служить Ордену Хранителей, хотя и без прежнего фанатизма. И не любила по долгу оседать на одном месте. А вчера они все решили.
Марко вернется в труппу Зеленого гуся, и Кошка поедет с ним. Фридрих, конечно, не обрадуется, узнав, что в его спектаклях играла девчонка. Но, раз уж это все равно случилось, возможно, он позволит ей играть и дальше. А даже если и нет, то Лина-Лин будет путешествовать с ними в ярких фургончиках, запряженных осликами, помогать шить костюмы и красить декорации, а параллельно будет шпионить для Ордена и разыскивать артефакты. Ведь спокойной жизни ей явно не захочется.
Хранитель и Гвендель были заняты оживленной беседой. Они даже отошли в сторону, чтобы говорить наедине.
– Хочешь, я подслушаю? – Хитро улыбнулась Кошка.
– Я и так все слышу, – сообщил им Шенен. – Они говорят о короле Ринальдо Восьмом.
Марко нахмурился.
– Не хочу ничего о нем знать. К тому же, мне есть, что сказать тебе, Кошка. Это гораздо интереснее. Шенни, иди отнеси этим двум господам их кружки с горячим вином, они будут рады.
Маркус смотрел в янтарные глаза девушки, которые чуть подсвечивались в темноте, как у ее брата…
– Я люблю тебя, Лина-Лин, – просто сказал он, – Мне нравятся твои кошачьи ушки. Я хочу, чтобы ты плакала по ночам, когда я с кем-то другим. Черт возьми, я даже готов стать твоим третьим мужем.
Она рассмеялась. Он улыбнулся тоже. Конечно, Кошка не могла ответить ему теми же словами, но однажды это изменится, Марко был в этом уверен.
Вернулись Гвен и Данте, их лица были серьезными. Сразу видно – решали вопросы государственной важности.
Но Марко знал, что такое по-настоящему важные вопросы. Он не мог отвести взгляда от Кошки. Она тоже смотрела на него. Но, видимо, не только.
– Ну и чего вы на нас уставились? – спросила она у кого-то.
Повернув голову, Марко понял, что вопрос предназначался Данте и Гвенделю.
Ее первая жизнь
Она никого никогда не любила. Ни первого мужа, ни второго. Ей казалось, что она души не чаяла в своем брате, но это тоже было обманом. Когда он умирал, Кошка почти ничего не почувствовала. Это было странно, она не ожидала от себя такого. В этом было что-то неправильное.
Но недавно она обнаружила, что какие-то чувства начали зарождаться в ней. Она прочитала немало романов, и примерно представляла, как это должно было быть. Нет, она не любила Одуванчика, но он ей определенно очень нравился. И ей хотелось быть с ним рядом.
Сначала он делился с ней своей болью, когда умер Джениус. А теперь делился своей любовью. С Марко она чувствовала себя живой.
Их пятерка стояла во дворе замка Верховного Хранителя в Вертоне, столице Великого Королевства. Они разместились на открытой парковой площадке у фонтана, и серые угрожающие тучи висели над их головами. Ценный груз, то есть Шенен, был доставлен, и их дорожки сейчас должны были разойтись.
Лина-Лин вглядывалась в лица на последок.
Гвендель. Василечек. Последнее время он был похож на живой труп. Но, пока память не вернулась к нему, он был очень веселым. И она была благодарна ему, что он рассеивал тогда ее скуку.
Хранитель Данте. Ее начальник в Ордене. Когда она смотрела на него, ей всегда хотелось зевать.
Шенен. Пожалуй, с ним даже немного жаль расставаться. Он такой забавный, светлый, милый. Как котенок или щенок. Смотришь на него и хочется обнять или потискать.
Ну и Марко. Он теперь будет с ней. Ее надежда. Ее шанс заполнить невыносимую пустоту в душе. И откуда она вообще взялась, эта пустота?
– Что же дальше? – ровно поинтересовался Шенен.
Гвендель и Данте переглянулись.
– Мы решили свергнуть Ринальдо Восьмого, – объявил Хранитель.
– Чего??? – Одуванчик выглядел крайне ошарашенным. – Вы в своем уме???
– На нашей стороне благословение богини Весны и ее жертва, посвященная нашей победе. – Начал Данте.
– На нашей стороне проклятье Креона, сказанное им в момент смерти, – подхватил Гвендель. – Это две очень мощные силы.
Кошка покосилась на Марко. Похоже, его эти аргументы не убедили.
– Это так, Одуванчик, – пожала плечами Лина-Лин. – Теперь Королевская власть уязвима, как никогда.
– И что же теперь? – несколько агрессивно поинтересовался Марко, – Гвендель снесет дворец ураганом вместе со всеми его обитателями?
По лицу у черноволосого мага скользнула тень, и, похоже, Марко тут же пожалел о том, что так сказал.
– Мы постараемся пролить как можно меньше крови, – холодно ответил Хранитель.
Его тоже задела фраза, брошенная Марко.
– Мои памфлеты неплохо работают, особенно теперь, – мягким голосом заговорил Гвен, – я не ожидал, что они приобретут такую популярность. Нужно усилить пропаганду против власти. Я напишу несколько хороших пьес для площадных театров. Вскоре Короля настолько перестанут уважать, что даже стража перейдет на нашу сторону. С нами также будет «Братство на крови». Возможно, получится взять королевский замок малой кровью.
– Мой брат Лионель так просто не дастся, – покачал головой Шенен.
– Но он тоже проклят Креоном, – напомнил Гвен.
– И что же дальше? – негромко спросил Марко.
Лина-Лин заметила, что на лбу у него выступила испарина, и что он сильно сжал кулаки. И чего это он так волнуется?
– Нам есть что противопоставить власти Рональдо Восьмого, – произнес Хранитель и замолчал.
Они снова переглянулись с Гвенделем.
– Скажем ему? – спросил у друга Данте
– Он расстроится, – вздохнул Василечек.
– Но он должен узнать, – покачал головой Хранитель.
– Марко, ты будешь Королем, – выделяя каждое слово, произнес маг.
Одуванчик молчал некоторое время, а потом твердо и уверенно произнес:
– Я только хочу играть в театре. Больше ничего. Ищите кого-нибудь другого.
– Прости, дружище, но тебе придется пожертвовать своей мечтой, – абсолютно спокойно парировал Данте. – Каждый должен заниматься тем, для чего был рожден. Я, например, всегда буду хранить баланс в Великом Королевстве, чего бы мне это не стоило. А ты будешь им править. Мудро и справедливо, я уверен в этом. Ты бежал от судьбы, но она тебя настигла. Ты просто не имеешь права жить для себя, когда ты нужен миру.
– Народ примет тебя, нам не придется ничего доказывать, – добавил Гвен. – Ты – первенец, а значит трон по праву принадлежит тебе. Ты – сын принцессы Антеи, а значит не являешься продуктом кровосмешения и не относишься к Проклятому роду. Твое настоящее имя – Ринальдо, как у отца, но ты поменял его, чтобы тебя с ним ничего не связывало. Это вызовет сочувствие и понимание в народе. Думаю, Маркус Первый звучит вполне неплохо.
Одуванчик был принцем. Это было внезапно. Хотя не сказать, что Кошка сильно удивилась. Похоже, фургончик отменяется, и теперь ей придется стать королевой. Лина-Лин-Первая. Вот это, действительно, звучит неплохо. И, наверное, это будет довольно-таки забавно.
– Король Одуванчик Первый! – весело заявила Кошка.
Но Марко был мрачнее тучи. Похоже, ему очень сильно хотелось играть в театре…
– На что вы рассчитываете, Ваше Высочество? – спросил Гвендель с легкой насмешкой. – Ты ушел из «Зеленого гуся» больше года назад, потому что заметил слежку. Тебя нашли и хотели вернуть. Тогда еще вернуть. Сейчас уже тебя хотят убить. Не факт, что ты успеешь сыграть хотя бы одну роль.
Хранитель кивнул в знак согласия и продолжил:
– Ты жив до сих пор только благодаря тому, что с тобой рядом был Джениус. Он довольно быстро догадался, кто ты на самом деле, и присматривал за тобой. Ты не в курсе, но он довольно часто спасал тебе жизнь.
– Он не знал. – С трудом выдавил из себя Марко.
Тоска по другу снова начала одолевать его.
– Знал. Но однажды ты спас ему жизнь, а потом он все время спасал твою. Ты не хотел, чтобы кто-то узнал твою тайну, и он молчал. И даже играл с тобой в дурацкую игру, где право принимать решения принадлежало тебе. Потому что, в случае чего, он не хотел быть в ответе за твою смерть. Ты был ему слишком дорог.
Одуванчик опустил голову. Наверное, сокрушался, каким же глупцом он был. Лина-Лин тихонько погладила его по спине.
– Джениус говорил со мной перед рассветом, – безжалостно продолжал Данте, – он был не глуп, и представлял, как будут развиваться события дальше. Он просил передать тебе, цитирую: «Лучше стать чертовым королем этого паршивого королевства, чем сдохнуть таким молодым, как я».
Гвендель слегка улыбнулся. Шенен склонил голову на бок, пытаясь понять смысл этого послания. А Хранитель добавил:
– И еще: «Будь хорошим королем, ты, кусок идиота! Или ты попадешь в ад, и я лично буду варить тебя в котле. Или чем там в аду занимаются, я пока не знаю. Но скоро узнаю».
– Ну нет, только не реви, Одуванчик! – поморщилась Лина-Лин. – Сейчас не самое подходящее время.
Но он поднял голову. Глаза были сухие, взгляд спокойный и собранный.
– Я стану Королем. – Ровно произнес он. – У меня только одна просьба. Мы должны сохранить в живых мою семью.
– Это будет сложно, – покачал головой Хранитель, – народ будет жаждать расправы…
– Но благородный принц всех пощадит, – вставил Гвендель. – И у меня есть для тебя новость, Высочество. У меня уже готова «Поэма об изгнанном принце». Я оставил ее Фридриху. И ты сыграешь свой последний спектакль, Маркус. Ты исполнишь роль самого себя. Мы расскажем народу правду.
Одуванчик горько усмехнулся.
– Кстати, – Гвен весело посмотрел на Данте, – там есть роль Верховного Хранителя. И я знаю, кому она отлично подойдет.
– Нет, – с каменным выражением лица ответил ему друг.
– Никто и не заподозрит, что это ты. Давай, будет весело! Я и сам планирую играть там королеву-мать.
– А для меня Гвендель написал роль мраморного надгробия, – равнодушно вставил Шенен.
Но, кажется, их подопечный был весьма доволен возвращению в труппу.
Верховный Хранитель очень сурово посмотрел на черноволосого мага.
– Потом поговорим, Гвендель, – строго произнес он.
– А кого буду играть я? – с интересом спросила Лина-Лин.
Похоже, ее жизнь делалась все веселее и веселее.
Все теперь смотрели на Лину-Лин, будто вспомнив внезапно про ее существование. Шенен отвел глаза. Она и раньше такое замечала. С тех пор, как он вернулся, небесному созданию будто тяжело стало смотреть на Кошку. А в глазах ее начальника Данте снова читалась неподдельная грусть. А ведь она всего-то спросила, кого она будет играть в «Поэме об изгнанном принце»… Ей стало не по себе.
Гвендель смотрел на нее как-то уж очень серьезно и внимательно.
– Прости меня, Маркус, – внезапно сказал он. – Прости, Лина-Лин. Поверьте, то, что я сейчас сделаю – это ради вас всех.
Он сделал шаг по направлению к Кошке, и она попятилась, сама не понимая почему.
– Когда мне вернули память, я понял одно… – остановившись, продолжил маг, – никакие испытания не даются нам просто так. Никто не должен жить самообманом. Наша судьба, какой бы жестокой она ни была, направляет нас на истинный путь.
И он сделал еще шаг, притянул Кошку к себе за руку. Она хотела вырваться, но не смогла. А затем он обнял Лину-Лин. Это было просто объятье, но она почувствовала, как ее насквозь пронизывает ледяным ветром. Ей показалось, что это пришла ее смерть, но маг вскоре отстранился, и тепло стало накрывать ее. В районе груди она почувствовала такой жгучий кипяток, что ей на мгновение стало страшно. А потом она вдруг начала понимать, что произошло… Лина-Лин посмотрела на Гвенделя, и он улыбнулся ей ободряюще и немного грустно. Кошка медленно отвела от него взгляд.
Сначала она увидела Марко. Такого привычного, родного Марко. Ее взъерошенного Одуванчика, который не хотел быть королем, но при этом хотел быть ее третьим мужем.
А потом она медленно повернула голову и увидела глаза. Необыкновенной невероятной красоты глаза. Ярко изумрудные, а потом тут же – цвета сочной травы. Как все это время она могла не видеть, не замечать… Человек, которого она безумно любила, стоял перед ней. Дыхание тут же сбилось, сердце ушло в пятки. Ей хотелось шагнуть к нему, сжать в объятьях и не отпускать часов ну хотя бы пять для начала. Но Проклятье…
Саммаэль Бертран был мертв, теперь она наконец-то сможет лить по нему слезы. Боль теперь завладеет ею и сожмет ее сердце в тиски. Но был жив Маркус. Такой дорогой ей теперь Маркус. И Шенен. И Гвендель. И труппа Фридриха. Никто из них не должен пострадать.
– Данте… – прошептала она одними губами, потому что в горле пересохло. – Лина-Лин… – ответил он ей так ласково, что мурашки побежали по телу.
Они сделали робкие полшага навстречу друг-другу. И остановились.
Слуги собирались на пороге замка Верховного Хранителя, чтобы встретить хозяина. Дул холодный осенний ветер. А они стояли и смотрели друг другу в глаза. И не знали, как им жить с этим дальше. Слезы внезапно ручьями хлынули из Кошкиных глаз. Все невыплаканное за то время, пока она не могла любить. Слезы по дорогому брату, по Джулии, по семье Гвенделя, по королевству Креона в скале и по ее огромной, величиной с Вселенную, любви.
Ей не было места в «Поэме об изгнанном принце». Кошка отвернулась, рукавом протерла глаза, подхватила Молочко под уздцы и пошла к выходу. Никто не окликнул ее и не сказал ни слова в след. Они все понимали. Люди, каждый из которых так много для нее значил.
Марко наверняка все же расплачется. Хотя, возможно, он уже вошел в роль Короля и будет переносить стоически их разлуку. Как Данте. Ее возлюбленный с головой уйдет в дела, в этом не было сомнения. Он займет все свое время, чтобы не было и минуты подумать о той, кого он называл своей девочкой. Гвендель слишком погружен в свою боль, чтобы заметить ее уход, но Лине-Лин будет не хватать насмешливой улыбки невероятного невозможного Василечка. Ее дорогой Шенен, светлое небесное создание, всегда будет молиться за нее. В этом она была уверена точно. Воспоминание о нем и его сияющих голубых глазах будет спасать ее в тяжелые минуты…
Старый привратник пожелал девушке счастливого пути, открывая ворота.
Она села на коня, чувствуя, как смотрят ей в спину четверо мужчин. Актеры пьесы об изгнанном принце. Они знали, что будут делать дальше. А Кошка даже не знала, куда направить Молочко – направо или налево.
Ей было семнадцать, и ее жизнь закончилась. Одна из девяти.
Однажды Лина-Лин в кошачьем обличии окунулась в фиолетовое Море Истины и с тех пор искала свой Путь. И никто не говорил, что он будет легким.
Серые тучи разогнало ветром, и солнце улыбнулось ей с небес, лучик скользнул по лицу. Редкие прохожие удивленно поднимали глаза к небу. Никто не ожидал прояснения среди этой беспросветной погоды. Девушка слабо улыбнулась, догадавшись, что это прощальный привет от тех, кто был ей дорог.
Кошка потрепала коня по загривку и направила его прямо.
