Читать книгу: «Первый Гончар», страница 5
– Мы пойдем в пустыню, а потом в горы – говорю я ему, и он кивает.
Я же Гончар. Я что-нибудь придумаю.
Снова. Лишь бы дойти до гор.
Серебряный нож
Из дневников Морейн
… После войны с орхористами и основания Гильдии, меня часто спрашивали, как я стала такой? За спиной шептались: мол, Ведьма продала душу, лишь бы …
Лишь бы что? Гончары знают лучше всех, что никто на этом свете не купит душу. Кому она нужна. Творец сам их лепит, а другой силы в мире нет. Это только глупые фанатики-орхористы верят в демонов и диаволов.
В этом мире есть только люди. И больше ничего.
Больше ничего, малыш Лим.
– Тетя Ведьма, что это?
Мне следовало бы сказать “Не порежься”, но зачем?
– Ай! – капля крови выступила на пальце мальчишки. Он отбросил нож и облизал палец, но кровь продолжала течь. -Больно!
Я вложила в его руки нож.
– Почувствуй свою кровь, выдохни. Закрой глаза… (какой доверчивый мальчик, вот бы в Гильдии меня так слушали) Хорошо, а теперь попроси, потребуй. Открывай глаза.
Кровь остановилась. Он изумленно вскрикнул:
– Тетя Ведьма, а как ты чудишь? Как ты это делаешь?
Я вздохнула. Мы шли по пустыне уже неделю. Вернее, я тащила выздоравливающего пацана прочь из проклятого родного города синих, одновременно убегая от своих бывших учеников, которым претила женщина в гильдии Гончаров. Не всех я раздражала, нет. Только нескольких молодых и амбициозных.
Они планировали убрать меня по-тихому. Чего уж, Мать Гончаров стара, ее смерть грустна, но ожидаема… Ну вы поняли. Но я успела уйти.
И вот сейчас мы сидим в неказистой лачуге в заброшенном оазисе, и мальчишка из другой страны спрашивает: как я творю чудеса?
Меня спрашивали об этом сотню раз. Я выросла в обычной семье. Отец тоже был Гончаром, и я восхищалась им. Мечтала стать такой же. Но он заработал состояние на каких-то безделушках и перестал творить. А мама, наоборот, ударилась в одно из “синих” верований. Все детство она говорила мне, что деньги – это зло. Что надо развивать силу духа и молиться. Что тело – лишь бренный чертог сознания.
Так и жили, как ты понимаешь, малыш Лим, небогато. Даже приходилось склонять голову и комкать чувство гордости, принимая подачки отца. Он-то наоборот, считал что без денег жизни нет. И не обманешь, обманут тебя.
А мне… мне быстро стало все равно. Меня ждала провинциальная школа и непритязательная работа, к примеру, писарем или библиотекарем.
Но однажды я встретила Кроу и влюбилась. Он был младше, чем-то напоминал тебя, Лим. Только он был еще не был Гончаром, работал подмастерьем у одного из тогдашних мэтров. Знаешь, почему ваши священники не любят Гончаров? Нам надо пролить свою кровь на глину, чтобы вдохнуть в вещество жизнь.
Иногда – много крови. И всегда нужен кто-то, кто вовремя перевяжет рану.
Кроу и был таким парнем. Он верил, что однажды и он станет великим, будет творить совершенное оружие и вдыхать в него жизнь. Все эти разрушающие все мечи, стрелы, бьющие без промаха.
– Мора, мне сегодня дали попробовать! Я сам сделал наконечники для стрел! – он был рад как дитя.
Я с подозрением вертела в руках кусочки металла, которые кровь человека зачаровала из глины. Во мне просыпалась злость. Даже азарт пробивался сквозь равнодушие.
– Интересно, я бы смогла?
Кроу замахал руками.
– Что, ты нет, женщинам не положено!
Хотя никто не мог объяснить мне, почему.
… я стала библиотекарем. Хорошая работа, хоть и не сильно высокооплачиваемая. На досуге я читала книги. Много книг. В том числе и старые фолианты о гончарном деле. Некоторые, судя по записям, никто кроме меня не брал.
А потом случилась война. Очередное столкновение с синими орхористами.
Взрывы и огонь пришли в наш городок. Знаешь, что делают солдаты с женщинами? Нет? Ну, малыш, делают больно. Давай пока так. А мой Кроу не успел, он пытался зачаровать очередной меч. Но не было никого, кто закрыл бы ему рану. Он умирал. Мы оба лежали на глиняной дороге у горящего дома и истекали кровью. Крови было много. Я теряла сознание. Мне казалось, что я в раю – а потом я очнулась на пороге горящего дома, в саже и с ножом в обожженных руках.
И я знала, что это. Первый нож Гончара. Я провела им по своим ранам, и они закрылись. И спасла Кроу.
То чувство, похожее на рай – я знала что это. Я так же почувствовала на себе почему женщинам нельзя быть Гончарами – терялась возможность рожать. Нарушалось внутреннее время.
Но мы были живы.
Я никогда не стремилась к победе или славе. Меня мало волновали деньги.
Я просто хотела найти того, кто меня поймет, малыш.
… из воспоминаний Лима Ди Мора
Она была удивительной. Все объясняла простыми словами, называла свою жизнь “обычным делом”. Но я навсегда запомнил ее необычный образ мышления.
Она говорила: “Все, что ты можешь придумать, ты сможешь создать. Вопрос только в потраченном времени”
Я не Гончар, и синий по рождению, поэтому меня не пустили даже в приграничье Чемгана. Я хотел передать дневники Морейн в Гильдию, но они не захотели слушать. Но я должен сохранить дневники и записи о Матери Гончаров. Пусть это дневник хранится в моей семье и передается из поколения в поколение.
Поэтому я отправился в горы выше Лазурии, в свободный и проклятые места восточнее перевала на Фарион. Туда, где по легенде, живут ведьмы и непокорные племена. Там я построил дом, встретил девушку и решил сохранить память о Ведьме для тех, кто готов будет ее узнать.
Я взял второе имя, ставшее именем рода в честь нее – Мор.
Я отдавал ее дневники горным ведьмам – они прочли и вернули их с благодарностью. Они предложили построить замок, и хранить здесь, в горах, знания не только Красной ведьмы, но всех ведьм. И принесли свои летописи и легенды… Но это уже другая история.
Первая ведьма
Мое племя всегда поклонялась огню.
Когда далеко на равнинах, где-то в маленькой деревушке в глубокой пустыне появился новый пророк, я не придала этому особого значения. Пророки и прочее люди, которые хотели принести новую веру, появлялись на земле частенько, они говорили, что стоит верить ветру, они говорили, что стоит верить небу. Этот говорил, что люди созданы из глины, он говорил, что после смерти всех плохих ждет огонь, а хороших – синее небо.
Ну что сказать: вера как вера, мы не обратили на это внимания. Да и мало ли что рассказывают заезжие путешественники на ярмарке в Лазурии? Единственно, что напугало в рассказах путешественников, так это то, что пророк говорил, что всем нужно нести мир. Только каждый раз, когда кто-то говорил, что нужно нести мир, он делал это с помощью войны.
Мое племя поклонялась огню и горам, а они давали нам силы жить.
И вот однажды к нам пришли подвижники. Трое мужчин в синих плащах с знаменем облаков, объятых пламенем. На у одного был лук, у второго – меч, а у третьего – копье.
– Пусть выйдет Вождь! – кричали они около крайних домов, непонимающе озираясь. Ну еще бы, наши поселения не обнесены частоколом. На воротах не дежурят лучники. Да и домов видно немного.
Я видела, как они идут издали – через огонь. Не к добру, я это знала. Но все же мы решили дать им шанс. Я приготовилась их встречать. Одинокая женщина в красном плаще против трех вооружённых мужчин. Они смерили меня взглядом, будто я равнинный червь. Переглянулись, и говорить начал тот, что с мечом.
– Женщина? Позови Вождя! Или кто тут у вас, у дикарей, главный?
– У нас нет главного, пришлые воины. Я – Жрица, избранная Огнем. И я несу Ответ перед горами.
– Огнем? Подземному миру смерти поклоняетесь?
– Нет, воин. Просто огню. Зачем вы пришли?
– Собери всех! Это приказ! Я буду вещать слово Орха Синего!
– Они не соберутся. Незачем им. Расскажи мне.
Тот, который с луком, вытащил стрелу из колчана и натянул тетиву.
– Вы примете Слово Орха! Зови всех!
– Нет.
***
Непокорные народы гор – та еще загвоздка. Они дики, несмышлены и поклоняются горам и огню. Нести им лазурный свет знания – наш долг и обязанность.
А еще нужен проход через перевал к Фариону. Говорят, есть горная дорога, но племена не пускают никого туда. Но если донести им Веру – то они должны будут пропустить.
Должны, но…
– Нет.
Сложно не закипеть, когда эта девка стоит и говорит на равных, будто мужчина. Брат Илион кашлянул, шагнул вперед.
– Вы против веры выступаете?
Женщина, казалось, издевается.
– Нет, вы можете верить во что угодно. Мне это не интересно.
– А как же остальные? Как они услышат? Вдруг кто захочет обратиться в веру?
– Они слышат, – отвечает ведьма и чуть заметно ведет плечом.
И видно, как в тенях сосны мелькнула тень с луком. А там еще и еще. Не одна тень. И показались они специально.
– Мы еще придем.
Брат Илион скрипит зубами. Ничего, даже в горах мы найдем тех, кто согласится услышать слово Орха. Или заставим.
***
– Лучше не стоит, – я качаю головой.
– Но мы придем. Ваше поселение – не единственное. Кто-то согласится. Кто-то проведет нас на Фарион. Там долина еретиков! Они проливают на святую глину кровь!
– Но не мы. Мы чтим горы. И сами проливаем кровь.
– Есть другие племена. И когда все вокруг падут, вы тоже примете мир и веру Орха!
– Мы не падем, пока стоят горы.
***
И они прошли. Кажется, жившее внизу, у подножия, племя умаит, согласились и решили провести чужаков. Ну… что ж, они предали гору и теперь, как и жители равнин, как и любители Орха, племя умаит будет умирать от старости.
Я думала, на этом история закончится, но они пришли снова.
Трое – с копьем, мечом и луком. Трое – впереди огромного отряда. Хорошо они приготовились нести мир .Нам не справится, нас намного меньше, и мир нам не нужен.
Я беру свой красный плащ и выхожу к костру перед деревней.
– Ну что, ведьма, примете веру Орха? – готовит мечносец и плотоядно улыбается. А сзади один из вождей племени умаит. Надо же, как опустился.... А мы ведь, было дело, приходили к их мужчинам.
Мне, как первой ведьме, положено защитить свою землю. Я достаю нож, и тот проповедник начинает что-то кричать. Но я всего лишь провожу им по руке и моя кровь капает в костер. Моя жизнь утекает огню – и горам. Обычно костер милосерден, обычно мы даем огню каплю – просто чтоб увидеть далёкое настоящее. Но сейчас я отдаю горам все, чтобы они в ответ вступились за нас. И они вступаются.
Горные сосны звенят, звенят камни на высоких утесах. Звенят и грохочут камни, гремит и шумит река. Горы отзываются, впитывают мою жизнь – я навеки останусь с ними.
И каменная волна сносит проповедников прочь от селения. Кого-то прочь, кого-то хоронит у подножия. А там, где был мой костер, ныне проходит черта. Я стою там вечно – мой дух, моя душа. И никто с желанием навредить теперь тут не пройдет.
Никогда. Пока стоят горы.
Горное зеркало
А в горных долинах белый-белый снег идет
А в вершинах страшных диких гор ведьма живет
Она непослушных детей завлечет-уведет
Песней позовет, сердце украдет…
Народные песни. Кто их придумал? Тот, кто дошел до горных ведьм? Или сами горные ведьмы пришли в горы, услышав эти смешные песни? Хотя думается мне, что их придумали родители, чтоб уберечь непутевых мальчишек.
Но кто ж нас остановит? Мы лезли через самшитовый лес, обдирали руки о заросли барбариса, блуждали в обрывках облаков. Мы облазили все склоны вблизи поселка – на расстоянии дня. Все же мы были не настолько отчаянны, чтобы словить оглоблей от отца или коромыслом от матери.
Даже если сбежать вниз, в город Лазурию – хоть там и больше миль – и то не вызвать такого гнева. Потому что то – город. Наш, синий город. А в вершинах по легенде – угодья проклятого рода ди Мора. В вершинах – ведьмы, пьющие кровь. Там, в туманных долинах, поросших высокогорными кедрами – колдовство и огни.
Огней я не видел ни разу. Но, бывало, в начале ночи видел дымный след, уходящий в небо. Не туман и не рождение облака, как говорил мне отец. Я знал – это был дым. Надо просто идти дальше, чем от утра до полудня. идти до заката, скрыться в тенях гор и найти их.
А надо ли?
***
Мне иногда хочется сбежать, превратится в птицу и улететь. Я смотрю в зеркало, и вижу целый мир. Но я заперта на вершине горы.
– Ты не заперта, Райза.
Дайяна, одна из сестер подходит со спины. Все мы слышим друг друга, такая уж у нас судьба. Можно спустится вниз, но тогда потеряешь силу. И, казалось бы, что такого… Но потерявши дар, невозможно вернутся обратно. А еще, там, в долине, в портовых закоулках – нас ненавидят так люто, как могут. А могут они сильно, на других странах натренировались. До сих пор помню дым Фариона – я смотрела за ними через зеркало.
Я не заперта, но…
– Они ведь такие же как мы, Дайяна. Те, кто проливают свою кровь. Только мы умеем жить долго, а они нет.
Сестра улыбается.
– Если тебе грустно, спустись до особняка Ди Мора. Туда иногда приходят люди.
Туда иногда приходят люди… Интереснее легендарной Морейн уже никто не придет. Мы, так уж вышло, живем по другую сторону гор, долина Фариона – в Чемгане, нам до тех перевалов не дойти. Мы можем спуститься только в земли Орхории. А они не любят ничего иного, ничего необъяснимого. Но я все же спускаюсь к особняку. Сейчас там живет праправнук Лима, Коэн. Он мужчина хоть куда, в его библиотека полно книг, он знает все и о нас, и о Гончарах, и об Орхории, и о Чемгане. О Жемчужных островах, о далеких южных Таймерии и Лайфете. Он живет с нескольким слугами, и сам почти никогда не спускается. Потому что внизу за ним тоже сразу придут орхористы.
– Скучаешь, Райза?
В его глазах я маленькая девочка, знаю. Знаю, что Дайяна и Синтия любят его так, как умеют любить только ведьмы. Знаю, что если я тоже влюблюсь – то они не будут против. Но я не хочу влюбляться. Коэн интересный дядька, но я хочу летать.
– Скучаю…
– Какую книгу тебе дать сегодня?
– Никакую, – улыбаюсь я. Пока я шла, я почувствовала, что должна дойти. И верно, сзади зашуршали листья и из кустов вынырнул потрепанный мальчишка в синей рубашке. Из Лазурии или из поселка, стало быть.
– Ой! Ведьма! – воскликнул он. – Не подходи!
– Ой! Человечек! – не удержалась я. – Сейчас заколдую!
– Ну хватит, дети! – Коэн поднял руку. – Ты что здесь забыл, мальчик? Вашим запрещено подниматься в горы дальше, чем на день пути.
–Ой! Вы – Проклятый Ди Мор!
Коэна выдала одежда. Узор из листьев и молний змеился по его рубашке, в его платье не было ничего синего. Принципиально.
– Да, я Коэн Ди Мор. Это – Райза. А ты кто, и зачем сюда пришёл?
– А вы не будете выпытывать секреты? – мальчишка прищурился.
– Нет! У меня есть горное зеркало! – я задрала подбородок, – могу уйти и сама узнаю как тебя зовут.
– Ладно… я Аргол.
– Из Лазурии?
– Из поселка… – он, казалось, ждал чего угодно, но только не той жадности в моем голосе, что услышал.
– Жаль, – мне правда было жаль. В Лазурии были волшебные рынки, я видела. И там были настоящие жемчужные бусы. И книги. И разные крутые штуки, интереснее, чем набор астролябий и телескопов Коэна.
Ди Мор прервал мои мечты.
– И все же, зачем ты пришел, мальчик?
– Хотел посмотреть, как рождаются облака… ну… и на ведьм тоже.
Я хитро прищурилась. Он отводил взгляд от меня как только мог.
– Посмотрел?
– Посмотрел!
– Тогда плати!
– Чем? За что? –он не ожидал такой наглости.
– Бусами, красивыми жемчужными бусами.
Коэн покосился на небо.
– Райза, отведи его к границе леса. Я дам вам астролябию – простую, чтоб он мог сам найти дорогу. Но если он не вернется до завтра, к нам опять придут с огнями.
***
Он приходил снова. Сначала с дешевым стеклом, потом с речным жемчугом. Потом он долго не приходил. Пока не пришел в форме моряка.
– А ты не изменилась… Райза.
– Мы взрослеем медленней вас. И живем дольше. И любим сильнее. Останешься?
Аргол кивнул.
Мы пошли к озеру – к одному из тех потайных горных озер, которые только кажутся спокойным прибежищем вод. Стоит только начаться дождям, как мелкие ручьи из этих озер превращаются в бурные реки.
Мы зажгли костер – ведьмы не признавали жизни без огня.
– Я уплываю Райза, – он держал мои руки в своих. – Я привезу тебе розовый жемчуг, дорогая.
Мне не нужен был жемчуг.
Мне нужен был он. Я хотела убежать… хотя бы через него, хотя бы наблюдая за тем, как путешествует он.
Но… я хотела, чтобы он вернулся.
Огонь, что горел между нами, не умещался в словах.
А утром он ушел, оставив рядом со мной нитку жемчуга.
Синтия стояла в тумане на тропе, закутавшись в плащ.
– Зачем ты дуришь мальчику голову, Райза? Ведь ты знаешь правила. Мы впускаем сюда только тех, кого любим.
– Я его…
– Ты хочешь его жизнь, сестренка. Ты завидуешь ему. Ты подговорила Коэна подарить ему астролябию – чтоб он всегда знал, как вернуться сюда, в место, которого нет на картах. Ты его не любишь.
– Но я … так хочу чтоб он вернулся!
– Хочешь, но … это просто твоя гордость. И поэтому он однажды не придет.
– Но Коэн же возвращается к вам!
Старшая ведьма улыбнулась туману.
– Коэна защищает наша любовь. Потому ему никто не в силах навредить. Но ты не любишь этого юношу сердцем. Только телом и разумом. Потому однажды вы оба будете чувствовать вину… Впрочем, это положит начало отличной истории.
Первый, кто ушел
Он приходил сюда каждый день, на высокий берег реки. Высокие берега складывались из ряда пластов глины и песка, переплетаясь, волнами желтыми, серо-голубыми, а иногда и кроваво-красными.
Берег звал его, манил. Каждое утро он встречал рассвет, смотрел как солнце поднимается над дальним лесом и скользит над изгибом реки, отражаясь в спешащей куда-то воде.
– Что ты делаешь, Рой? – он обернулся на тревожный женский голос.
– Просто смотрю на реку, Дорея.
Не должно ей бояться, но она все же переживала.
– Ты приходишь сюда каждый день,– немного плаксиво сказала она.– Мне грустно, брат.
Он криво улыбнулся, разгадав ее страх:
– Сегодня я просто смотрю на реку, тебе не о чем тревожиться.
– Легко тебе говорить, – буркнула она и сложила руки на намечающемся животике. – Ты не боишься каждый день, что твой любимый не вернется… Извини, Рой! – она зажала рот ладошкой.
– Да не извиняйся, чего уж, – он криво улыбнулся и пошел в селение.
С чего бы ему переживать? Неудачник в воинских искусствах, не охотник, не кузнец. Что умел и что получалось у него с детства – так это глиняная утварь. Но не мужское это дело, в земле ковыряться. И ни одна девушка не пойдет за него, не поставит вперед своего имени его «Ро»
Хотел он прыгнуть вниз, но не смог. Сам себе говорил, что это из-за Реи, из-за того, что не мог так с ней поступить, особенно сейчас, когда она ждала ребенка. Но в сердце он знал правду.
Он просто боялся боли. Не умереть, а именно умирать. Не исчезнуть, но страдать.
***
Сегодня кроме Роя в селении осталось мало мужчин: семь бойцов, которых Арч оставил для охраны, юнцы да редкие старики. Воины же разделились на два отряда, и отправились к слиянию рек да к Долгому озеру.
Хотелось бы сказать, что охоты ради они оставили селение и зашли так далеко, но все было иначе: Рой сам слышал, как Домир, муж сестры, проклинал степные племена. Говорили, что нашелся у них про-рок (так они звали своих шаманов), и этот про-рок вещал, что степное племя – Избранные, что надо раскрасить щеки синей краской и нести новую веру остальным племенам, а кто не захочет принять – тех нужно убить, ибо «варвары и нелюди».
Надо было остановить синих на подступах к лесам, и помочь дружественным племенам.
Сейчас Рой как никогда чувствовал свою ничтожность – ладно. Не охотник он в мирное время. Но не быть воином в смуту – позорно. Прежде всего для себя самого.
– Эй, Рой! – его догнала невысокая темноволосая девушка. Он нахмурился и склонил голову перед Лисёнком – юной шаманкой.
– Чего-то хотите, Лисса? – вежливо спросил он.
– Не будь скучным, Рой. Когда мы вместе играли, было веселее, – она поджала губы.
– Это было давно.
Слишком давно, чтобы позволять себе легкомысленный тон с будущей наследницей Великого Шамана Лисса.
– Не важно, – она тряхнула своими волосами. – Как это давно было – решать мне, как шаману. Только я подошла не поэтому…
Она бесцеремонно высказала свою просьбу, и Рой вздохнул.
***
Ему нравилось делать все самому – самому искать глину, просеивать, чтоб не испортить изделие мелким камушком, вмешивать, сушить и обжигать. Иногда ему слышался голос глины, что-то вроде «каким предметом я хочу быть?» И в такие редкие моменты он уже не казался сам себе неудачником. В такие моменты он задавался вопросом, а не спятил ли?
Лисёнок хотела, чтоб он сделал оправу для странного куска металла – в нем все отражалось, как в воде. Сказала, что отец выменял на ярмарке. А чтоб держать удобно было, хотела раму или вроде того. Лиссе стоило обратиться к Арито, и он бы вырезал ей раму из дерева, или к кузнецу Дорину.
Но шаманка топнула ножкой и сказала «Хочу глину, Рой!»
Поэтому вечером она пришла в его хижину с пучком лучин. Деваться было некуда.
– А почему ты берешь красную? – спросила его шаманка. – Говорил же что белая лучше?
– Помолчи, Лисёнок, – сказал он и прикусил язык. Но Лисса, наоборот, хмыкнула и села рядом, и более не мешала. Только в конце опять достала свой блестящий кусок металла, и приложила к раме.
– Рой, он… извини! Он острый! – боль тонкой ниткой проникала в сознание. Она взяла его руку, и хотела убрать металл, но порезалась сама,
– Ой! – На глину капала кровь..
– Да чего уж, – почему-то ему захотелось пошутить над ней, – кровавые жертвы принесены, теперь все должно получиться.
Она вздрогнула.
– Не шути так. Кровавые жертвы – это путь синих.
Рой внимательно посмотрел на девушку, но она больше ничего не сказала. Знала что-то, слышала от отца, но промолчала? Ну конечно, он же не воин, куда ему лишнее знать!
***
– Хочешь, пробуем обжечь завтра? – неожиданно для самого себя сказал он, едва глина хоть немного обсохла. Знал, что нельзя, но почему-то предложил. Словно было ему все равно на то, что может треснуть и сломаться при обжиге. Будто демон за язык дернул – «завтра»
– Хорошо, – легко сказала Лисса. – Я приду вечером.
Уже стемнело, и Рой зачем-то повел ее в сторону, поближе к реке. Выкопал яму, заложил раму, сложил костер сверху, и еще один – поодаль, и принялся ждать.
– Послушай, Рой, а сколько ждать?
–Сколько-то, – он пожал плечами.
Девушка нахмурилась и легонько толкнула его в плечо.
– Не смешно! Ответь шаману!
– Хорошо, о будущий великий шаман…
– Прекрати!
Он посмотрел на девушку, протянул руку к тлеющему костру. Если смотреть на огонь сквозь пальцы, то кажется, будто огонь смотрит на тебя сквозь плоть – красноватый свет проникает сквозь кожу.
– Лисенок, я не знаю. Я смотрю в костер и слушаю глину.
Огонь плясал над землей, но шаманка не видела в нем ничего, она просто смотрела на человека, которого почему-то все, и он сам, считали неудачником. А ведь если подумать, то за последние несколько лет у него не треснула ни одна чашки и ни один кувшин при обжиге…
– Все, – с каким-то внутренним трепетом сказал Рой. Сгреб угли в сторону, подкинул во второй костер.
Лисса задремала. Земля под кострищем не хотела остывать, и Рой ждал. Какое же у него терпение… У нее вот нет такой выдержки. И вот, он разгреб кострище, достал сверток. Отряхнул налипшую землю.
Она вытащила кусочек металла, вложила в глину и вскрикнула: там была кровь. В неверных утренних сумерках в металле она видела кровь, меч, и синего, который рубил деревья.
– Нет, – сказала она, – нет. – и уронила зеркало. – Там не должно было этого быть! – Закричала она, и вместе с ее голосом, металл упал, а глина разлетелись на множество мелких осколков. И в каждом из них она видела смерть.
Рой грустно смотрел на черепки, и на металл в котором отражался первый утренний свет.
**
А вечером пришли воины. Арч с отрядом и отец Лиссы, старый шаман.
– Нам надо собраться и выступить против синих. – говорили они в первом круге у костра.
– Нам надо уходить! – вдруг сказала Лисса из второго круга. – Я видела! Они скоро будут здесь!
– Где ты видела, дочь? – мягко спросил старый Лисс,. Девушка отвела глаза. – Ты знаешь, видения ночи обманчивы. Где ты видела это?
– В металле, что ты принес.
Шаман покачал головой.
– Я трижды спрашивал воду и ветер, но слышу только победу в бою. Мы выступаем, Арч.
***
Рой сидел на берегу и смотрел на реку. За спиной его были два потухших кострища.
– Прости, – в это раз за спиной стояла Лисса. – Я не должна была убегать, и не должна была смущаться на совете. Я должна была сказать про кровь, но испугалась. Понимаешь, кровь – это обряд синих. Они одного мудреца своего убили, чтоб люди жили счастливо. Отец говорит, это не правильно.
– Рой?
Она присела рядом. На коленях гончара лежало ее зеркало в красивой кованной раме. Лисса взяла его в руки.
– Это мне, Рой? Ты ходил к кузнецу?
Он покачал головой. Лисса заметила на висках светлые пряди – будто седые или выгоревшие. А под глазами – сеть морщин.
– Я нашел его таким. Цельным. Я не знаю, Лисса, что там у синих с их про-роками. Но ты посмотри в него, посмотри! Оно проклято? Я – проклят?!
Девушка бережно взяла зеркальце и снова уронила его, прижав руки к губам, и замерев беззвучном крике. В зеркале отражалась смерть. В красных каплях пролитой крови, в алых разводах страха. Их селение умирала в бою.
