Читать книгу: «Независимые», страница 7
– Правда? – Алёна с шумом втянула воздух. – Но тогда… Кто? Зачем? Я не верю, что это несчастный случай!
– Я тоже не верю, – кивнул ей Дима. – Но у меня вообще нет никаких предположений…
Сверстники Алёны принялись ещё более оживлённо переговариваться, поглядывая на неё.
– Давай лучше отойдём, – попросила девушка.
Вознесенский кивнул, и они обошли ограду, встав со стороны боковой калитки. Алёна поёжилась на свежем ветерке, Дима стянул толстовку и подал ей. Панкратова благодарно кивнула, пряча руки в слишком длинных для неё рукавах.
– Мне страшно, – призналась она. – И какие-то нехорошие предчувствия…
– Не у тебя одной, – нехотя признался парень, снова притягивая её к себе.
Неожиданно из глубины горящего главного здания послышался приглушённый крик.
Дима и Алёна, не сговариваясь, разбежались в разные стороны – никто из учителей и воспитанников не сдвинулся с места, значит, никто, кроме них, этот крик не услышал. Девушка бесстрашно бросилась прямо к основному входу, ещё не охваченному огнём, а Вознесенский обогнул корпус, ища чёрный ход, которых в такой старой постройке явно было много.
Он, торопясь, оглядел здания, но не нашёл никаких других путей на волю. Зато Дима обнаружил неподалёку пылающее складское помещение. Судя по всему, именно с него и перекинулся огонь на жилые корпуса.
Сам не зная зачем, парень бросился к складу, стараясь держаться подальше от пышащей жаром стены, как вдруг заметил неподалёку неясную человеческую фигуру.
Подкравшись ближе, Дима увидел, что неизвестный был облачён в тёмный костюм и куртку с капюшоном. Стоял человек как-то нетвёрдо, словно не был уверен в том, что он делает и почему не улепётывает от разгорающегося пожара, смотря на него на удивление спокойно.
Так, словно он сам всё это устроил.
У Димы перехватило дыхание, и вовсе не из-за едкого дыма, которым был наполнен воздух.
Он резко бросился вперёд и сорвал капюшон с головы неизвестного.
И обомлел.
Саша Корнилова кинула на него тяжёлый, дерзкий взгляд, в котором не промелькнуло даже тени вины или сожаления. Растрёпанные рыжие волосы развевались на ветру, почти сливаясь с окружающим огненным маревом. Саша улыбалась, и именно это поразило Диму больше всего.
Она улыбалась так, как может улыбаться только человек после хорошо выполненной работы.
– Ты… – неверящим тоном произнёс Вознесенский. – Всё это сделала ты.
– Да, я, – спокойно ответила Саша, кинув ещё один довольный взгляд на пылающее здание. – Я сделала за тебя твою работу.
– Ведь ты знала, что я не стану выполнять такое поручение! Знала, сколько это значит для Алёны… И для меня!
– Именно поэтому я и ушла из твоей квартиры, – резко бросила девушка и отвернулась. – Не думай, что я не заметила, в каком ты был состоянии тем утром, после моего спасения. Только не понимала, почему… А потом узнала. Мне не померещилось. Ты всё-таки ходил той ночью к Весте!
Дима покачнулся и медленно отступил назад, впервые увидев в Саше не свою старую подругу, а какого-то далёкого, чужого, непонятного ему человека.
– Так ты тоже ходила туда…
Диме не нужно было даже произносить имя Весты – оба и так понимали, о ком разговор.
– Да, – безжизненным тоном подтвердила Саша. – Я была там, потому что нуждалась в помощи.
– Ты могла просто поговорить с нами!
– Да что бы вы сделали?! – в отчаянии воскликнула девушка, и впервые на её механическом лице проснулись какие-то чувства. – Ты никогда не знал той жизни, которой живу я, Дима, и надеюсь, что не узнаешь её. Ты не понимаешь, каково это – быть униженной и презираемой собственным отцом! – на глаза Саши навернулись слёзы. – Я долго терпела… но больше этого делать не собираюсь. Я хочу наконец сама решить, что мне делать, не считаясь ни с кем! Ни с Алёной, ни тем более с тобой!
Девушка рвано выдохнула, сдерживая подступающие всхлипы, и отвернулась к огню.
– Мне и правда жаль, что так получилось, – холодно произнесла она, заглушив плач. – Но в данной ситуации у меня не было выбора.
– Не говори этого, – грубо оборвал её Дима. – У тебя он был.
– Тебе-то откуда об этом знать? – скривилась Саша. – Тебе, у которого даже не хватило мужества закончить начатое дело и спасти умирающую мать!
Дима отшатнулся, как от удара.
– Ты ведь знаешь, ради чего я это сделал, – одними губами прошептал он.
– Ради кого, – поправила его Саша, язвительно улыбаясь сквозь слёзы. – Ради девчонки, которая тебе никто!
– Не говори слов, о которых потом пожалеешь, – глухо отозвался Вознесенский. – Ты знаешь, что это не так.
Девушка промолчала.
– Знаешь… А ведь мы с тобой будто поменялись местами, – невесело усмехнулся Дима. – Вспомни, как вообще началась вся эта история. Тогда я дал согласие на сделку за всех нас, и ты упрекала меня в том, что я сделал неверный выбор. И в конце концов я понял, что ты была права… А сейчас наоборот, – он помолчал, прежде чем закончить фразу. – Сейчас ты прислушайся к моим словам. Ведь ещё не поздно остановить это разрушение… Вернуть…
– Вернуть что?! – не дала ему договорить Саша. – Ты хотел сказать, прошлое?! Да ты должен быть мне благодарен! – она истерично всхлипнула. – С той самой последней СМС-ки… Даже ещё раньше я знала, что ты сдашься, не выдержишь этого испытания. Вот и решила закончить работёнку. За нас обоих!
– Ты вообще понимаешь, что ты наделала?! – Дима схватил её за плечи и сильно встряхнул, пытаясь привести в чувство. – Ты знаешь, что могут погибнуть люди?! Возможно, уже кто-то погиб, чёрт возьми! Ты слышала крики!
– Знаю. Всё знаю, – Саша не сопротивлялась. Но моя цель оправдывает средства. Уж ты, как никто другой, должен это понимать!
– Хорошо. И чего тебе наобещала эта старуха? – взорвался парень. – Чем она может тебе помочь?
Саша больше не стала сдерживать рвущиеся наружу слёзы.
– Я не знаю, – призналась она. – Но верю, что сделала всё правильно… Она сказала, что если я устрою этот пожар, то отец меня больше не достанет… Нигде и никогда.
Дима заглянул в её распахнутые сумасшедшие глаза и понял: говорить ей что-либо уже бесполезно.
– Да делай ты что хочешь, – процедил Вознесенский и развернулся, чтобы уйти.
– Дима! – Саша окликнула его срывающимся голосом.
Парень развернулся на расстоянии трёх шагов и выжидательно на неё уставился.
– Твоя мама будет жить, – шёпотом пообещала Саша, всхлипывая. – И ты будешь…
На какой-то момент время и пространство исчезли, унося с собой все ссоры и изменения – осталась только та прежняя, настоящая Саша, виновато улыбающаяся сквозь слёзы. И Дима понял – в душе она и сама себя презирала за то, что натворила, и почти был готов простить её за это.
Словно в тумане, до него донёсся ужасающий треск, Вознесенский на автомате отскочил назад.
А потом до него дошло, что случилось.
– САША! – воскликнул Дима не своим голосом.
Он рванулся вперёд, но было уже поздно. Огромная горящая балка, упавшая с крыши, пригвоздила девушку к земле, не давая возможности выбраться.
Дима упал на колени, отпихнул балку в сторону и, обжигая руки, принялся сбивать пламя. Он сам не понимал, что делает, действовал чисто на инстинктах, даже не чувствовал боли, когда скидывал горящую футболку, перекатываясь по земле. Он не слышал испуганных криков возле главного здания… и не осознавал, что та, которую он пытается спасти, уже не дышит.
Сбив огонь, Дима в отчаянии склонился над мёртвой девушкой. Покрытое сажей и запёкшейся кровью, её лицо не было обезображено ни болью, ни страданием, и это, пожалуй, было самое жуткое.
Саша улыбалась, и на этот раз так, как улыбаются по-настоящему счастливые люди.
И Дима понял, какое именно спасение ей предрекла Веста.
Что ж, её предсказание снова сбылось.
Как только Дима отошёл от ограды на расстояние десяти шагов, он тут же начал замерзать. И совсем не из-за отсутствия верхней одежды.
Правое плечо непрестанно жгло сильной болью, но парень не обращал на это никакого внимания. Он сейчас забыл обо всём – даже о матери в больнице, даже об Алёне, так смело кинувшейся спасать кого-то в пылающее здание. Перед его внутренним взором стояли только помутневшие серые глаза Саши, её мёртвая улыбка и две последних фразы.
«Твоя мама будет жить… И ты будешь.»
А вот последнее вряд ли, Сашка. Разве может быть счастливой жизнь, завоёванная такой ценой? Разве она вообще может быть?
Алёна догнала его уже на другой стороне дороги – тоже потерянная, напуганная, измазанная сажей. Она ничего не сказала, даже не прикоснулась к нему, но когда их взгляды встретились, Дима понял: она тоже видела.
И слова им сейчас были не нужны.
Мимо, не обращая никакого внимания на странных молодых людей, пронеслась, разрываясь визгом сирен, пожарная машина. Вознесенский остановился и невесело усмехнулся ей вслед. Огонь скроет все следы прошедших событий, и вряд ли кто-то догадается, что на самом деле произошло.
Саше от этой новости ничуть не стало бы легче.
Дима и Алёна пересекли странно пустой ночной город, вошли в грязный подъезд знакомого дома, и обоим одновременно показалось, что это всё. Что у них больше ничего не осталось – ни целей, ни мечты, ни планов. Только тупая боль.
Они, всё так же молча, поднялись в квартиру, плотно закрыли за собой входную дверь, словно отрезая себя от всей остальной жизни.
Дима прошёл в ванную комнату и впервые за долгое время взглянул на себя в пыльное зеркало. Взглянул – и едва не обратился в бегство от страшного выражения собственных глаз.
Они были слишком похожи на Сашины – те, какими они были в последние минуты её жизни. Только цвет другой, а ярость, решительность и вместе с тем ужасная, давящая слабость были точно такими же.
Дима хотел было немедленно треснуть кулаком по стеклу, чтобы не видеть этого зрелища, но боль в плече снова дала о себе знать, и парень наконец заметил на нём огромный ожог – очевидно, он заработал его, когда сбивал пламя с тела Саши. Присмотревшись внимательнее, Вознесенский похолодел – в отражении зеркала форма ожога сильно напоминала большую букву «В».
Поникший голос Алёны окликнул его, и Дима, взяв себя в руки, вернулся в гостиную.
Алёна была бледна и держала в руках какую-то папку.
– Я нашла это под диваном, – сообщила Панкратова. – И я думаю… думаю, тебе самому стоит на них взглянуть.
Дима недоумённо забрал у неё бумаги и принялся читать. Пусть и с трудом – буквы расплывались перед глазами – но парень всё равно разобрал, что перед ним договор на заключение медицинских услуг, оформленный на имя некой Александры (фамилия почему-то не была указана). А потом до него дошло, что это та самая дорогостоящая реабилитация за границей, которую ему предлагал врач ещё тогда, когда мама лежала в коме.
Чеки выпали из его рук и бесшумно просыпались на пол.
– Так вот что она имела в виду, – пробормотал Дима.
Алёна не стала спрашивать, что имеет в виду он сам – не тот был момент.
– Это ещё не всё, – тихо произнесла она, подбирая с пола небольшой конверт, упавший вместе с другими бумагами.
Вознесенский открыл его, просмотрел содержимое и почувствовал, как на его глаза набегают непрошеные слёзы.
– Ничего ещё не кончилось, Алёна, – прошептал он, будто в беспамятстве. – Всё только начинается.
Веста, сидя в своём салоне, торжествующе улыбнулась и задула толстую свечу.
– Всё случилось так, как я и предполагала, – важно изрекла она, страшно довольная сама собой. – В этом тандеме кое-кто третий определённо был лишним. Правда, это оказался совсем уж неожиданный человек… Наш Дмитрий выиграл партию и скоро будет далеко-далеко отсюда… – она задула вторую свечу. – Он очень многое потеряет… но обретёт взамен ещё больше.
Третью свечу постигла судьба предыдущих, и гадальный салон Весты под бархатистый смех хозяйки погрузился в темноту.
Эпилог
Это лето, в общем-то, ничем не отличалось от предыдущих. Только не для Катьки Острозубовой.
С той памятной ночи пожара, когда Алёна Панкратова вытащила её из горящего здания, девушка пересмотрела своё отношение к жизни. Ещё бы – ведь она всегда задирала и обижала Алёну, просто так, от нечего делать – а та не побоялась огня и пожертвовала ради злейшего врага жизнью. Тела девушки так и не нашли, но ведь никто из воспитанников злосчастного интерната не видел её с тех пор, как она вбежала в пылающий корпус на глазах у всех. А значит, она погибла.
Катька вышла на крыльцо заново отстроенного здания и вдохнула знойный, мускусный запах жары и лета, царящий в воздухе вот уже которую неделю. Интернат на собственные средства восстановил известный бизнесмен Валерий Корнилов – это дело до сих пор светилось в прессе, хотя прошло уже больше трёх месяцев. Весь город наперебой удивлялся его внезапно нахлынувшей щедрости, ведь раньше этот богач вообще не проявлял никакого интереса к нуждам других людей, а о благотворительности и слышать ничего не желал. Все вопросы журналистов, касающиеся этого странного дела, он упорно игнорировал, а недавно вообще женился на молодой девушке и уехал с ней в Европу. Кажется, навсегда.
Из раздумий о прошедших событиях Катьку выдернул знакомый голос. Девушка невольно улыбнулась: ради этого она и встала сегодня так рано.
Со стороны пешеходного перехода к интернату спешила невысокая худенькая женщина с распущенными по плечам светлыми волосами. В руках она несла несколько туго набитых пакетов, и Острозубова тут же помчалась навстречу, чтобы помочь ей.
Марина Вознесенская устроилась воспитателем в интернат сразу после его открытия – она как раз прошла курс реабилитации, наконец поставивший жирный крест на её проблемах с сердцем. Всех воспитанников она любила одинаково, как собственных детей, и те с радостью отвечали ей взаимностью. Женщина сама потеряла сына в том самом роковом пожаре и теперь пыталась утешиться, даря заботу и родительскую любовь тем, кто всегда в ней нуждался.
А сегодня интернат отмечал большой праздник – тридцать лет с момента своего основания. И Катя с удовольствием взялась помочь в его организации, чтобы сделать ярче настоящее и отдать дань болезненному прошлому.
Теперь она была помощником воспитателя в одной из младших групп, и ей очень нравилась эта работа. Катя надеялась, что её маленькие подопечные не повторят её собственных ошибок и будут с уважением относиться как друг к другу, так и к окружающим людям.
Девушка представила себе улыбающееся лицо Алёны, улыбнулась сама, настраиваясь на прекрасный день, и снова побежала навстречу Марине.
Ни Катя, ни старшая Вознесенская не догадывались, что где-то за сотни километров от них, в далёком большом городе, проснувшись поутру, посмотрели друг на друга светловолосый парень с печальными карими глазами и девушка с длинными каштановыми кудрями – и одновременно отвели взгляды, потому что снова подумали об одном и том же. Вспомнили о том, как их звали в прошлом, и, сами того не подозревая, улыбнулись ему в ответ.
