Читать книгу: «Десять», страница 19

– Собирайся, мэр зовёт поговорить.

– Георгий, у меня нет ничего…

– В смысле?

– Да ничего пока со статьёй не получается.

– Да ну её, эту статью. Собирайся, говорю. Мэр устраивает встречу в бане. Как говорится, заодно и попаримся.

– В бане?

– Ну да. А ты не знал, что он каждую пятницу по вечерам решает там дела? Костя… ты, а ну да… ты, наверное, ни разу там не был… Ладно, я отвезу. Сам увидишь!

Баня находилась за городом. Двухэтажный особняк за высоким забором был выдержан в русском деревенском стиле: массивные стены из оцилиндрованного дерева, узорчатые окна парной, рядом резная беседка с пыхтящий мангалом, на котором жарились жирные куски сегодняшнего угощения от мэра. У забора был припаркован десяток дорогих и сверкающих иномарок. В дверях уже ждали упитанные охранники. Проверив документы и вывернув содержимое портфелей, Медведева и Костю провели в дальние комнаты, где предстояло, оставив все лишнее, облачиться в белоснежные халаты и проследовать в банный комплекс.

Мэр города был уже «навеселе». С радостью приняв новых посетителей своей «банной империи», он долго водил их по помещениям, показывал оборудование, элементы отделки, кедровые бочки, бассейн длиной с взлётную полосу аэродрома, тренажёрный зал, парилку, какие-то неземные капсулы для омоложения и прочее, прочее, – казалось, в этом заведении можно вернуть себе былые годы молодости, зацвести, словно новый одуванчик, родиться заново и обрести вторую, и даже третью молодость. Мэр на эпитеты сегодня был скор и горяч, и казалось, что он действительно искренне верит тому, о чём так оживлённо рассказывает.

– А раз верит всему этому бреду… – думал Костя, – значит каждый день тут проводит, – сделал он довольно простой и незамысловатый вывод.

После обхода всех помещений мэр вернулся к столу, который был установлен в трапезном зале, и быстро потеряв интерес к новым гостям, принялся за дело, от которого его оторвали. За столом уже ждали раскрасневшиеся то ли от парилки, то ли от первых рюмок спиртного коллеги мэра по управлению городом. Костя видел знакомые лица: тут был и начальник милиции, и прокурор города, и руководители известных городских предприятий, помощники мэра, директора магазинов и ещё несколько человек с более серьёзными лицами, имён и фамилий которых Костя не знал. Они сидели за столом, в мягких кожаных креслах, чуть развалясь и отдыхая после банных процедур. Стол, за которым сидела мэрская компания, был уставлен яркими, красочными импортными бутылками, длинными блюдами с закусками, тарелками и рюмками, – словом, всё было накрыто по высшему в таких случаях, мэрскому разряду. Сидящие за столом оживлённо перешёптывались, негромко разговаривая о своих, текущих и не текущих делах.

Мэр продолжал и здесь «управлять заседанием».

– Ну что, дорогие мои…, я собрал вас…, чтобы сообщить вам… – он одернул ослепительно белый халат и поднял рюмку. – Ладно, не разговаривать сюда пришли…, а… так сказать, очиститься… Сегодня это особенно важно…, потому что количество, так сказать, сплетен и слухов в городе и области растёт каким-то неудержимым образом… – он помолчал. – Вот и главный редактор… наших «Горячих новостей» тут, если кто подзабыл его… вот он – Георгий Медведев, или просто Жора… Ну, и…значит… давайте, э-э-э, за чистоту в городе, информационную и, так сказать, чистоту во всём! Ну, поехали…

Он ловко опрокинул рюмку, шумно выдохнул и потянулся к блюду с закусками, прищёлкивая пальцем.

Ещё несколько тостов были сказаны следом, потом все долго и молча закусывали, изредка переговариваясь с соседом, что-то мычали с набитыми ртами, вскрикивали, вспоминая какие-то события, затем всё застолье охватил негромкий мерный гул разговоров и обсуждений, и вскоре «управлять заседанием» уже не было необходимости – встреча и застолье мягко перетекли в спокойное и размеренное решение насущных вопросов. Здесь решалось большинство вопросов, которыми и без того был забит распорядок жизни присутствующих, и решались они довольно быстро и по-деловому: почти все городские чиновники были здесь, за одним удобным и раскрепощённым столом, и не нужны были здесь никакие согласования, никакие резолюции. Все вопросы, которые им нужно было решить здесь и сейчас, они решали сразу, не выкладывая суть вопросов на бумагу, не заворачивая решения в сторону, не требуя никакого согласования и подписей.

Достаточно лишь только рукой взмахнуть:

– …силий Романыч, что там по асфальтированию дороги в посёлок? – спрашивал прокурор.

– Да, Вениамин Алексеевич, запланировали на следующий месяц, сделаем.

– Давай, давай, Романыч, а то добираться через окружную на дачу стало совсем невозможно… пробки такие. А то будет напрямик дорога, удобно…

– Николай Иванович, а что там по гаражному вопросу нашему? Уже готовы документы по застройке, а вы с гаражами никак не определитесь… – говорил заместитель мэра по строительству.

– Да, Александр Львович, по гаражам вопрос решён. Осталось нотариально подписать ещё пару документов, и можно будет сносить.

– Ну, хорошо. А то… – глаза стреляли во главу стола, – спросит вон в понедельник на совещании, чего и говорить…

– Ну, говорите, что уже можно забор возводить, чтобы строительную технику загонять.

– И то верно, технику пока подвезём. Михалыч, – говорящий вставал, и двигался с рюмкой в руках на другую сторону стола, где уже шла оживленная дискуссия по вопросам отопительного сезона. – Михалыч, давай своим команду, пусть технику на Соколово привозят. Смета там у тебя в папке была, посмотри. Давайте, не откладывайте, прямо в понедельник завозите.

Через полчаса оживление за столом поутихло, – часть бесед переместилась в парилку. И здесь, под покровом пара разговоры продолжались, дела решались и решения находились довольно спокойно и размеренно. Словно сама обстановка, – немного расслабленная от закусок, спиртного, уютного и негромкого освещения, пара и вкусного запаха хвои воздействовала на людей, принимающих решение, – и решения принимались спокойно, взвешенно, словно так всегда и происходило.

Мэр собственноручно поддавал парку, – небольшим деревянным ковшом, он зачерпывал воду из бочки и плескал на разгоряченные камни парилки. Все охали, ёрзали на своих мягких подстилках, обжигаясь горячим паром, кто-то выходил, кто-то заходил в большую вместительную парную снова.

– Вот, вооот, какая баня должна быть… – поддакивал мэр сам себе, – с парком, с горячим парком… чтобы вся грязь, понимаешь, отлипла…

– Лев Евгеньевич, хорош уже… наверное, хватит, – стонал кто-то с верхней полки.

– Евгеньич знает… – протяжно вторил ему голос из-за спины.

– Чугунов не расплавит, не «боись», – шутил мэр и поддавал парку.

Костя впрыгнул в парилку следом за Медведевым. Они вдвоём сели на нижнюю полку, запахнувшись простынками.

– А… вот и журналисты пожаловали… – мэр вытащил размокший берёзовый веник из шайки, улыбаясь и поддерживая простынку, пригрозил только что вошедшим. – Вас бы вот… отходить… веничком как следует… Новостей не могут состряпать как следует… средства, понимаешь, массовой информации… – мэр быстро переходил от темы к теме. – Что смотришь, Волков? У тебя даже фамилия правильная, да? – Он толкнул Медведева под локоть, – скажи Медведев? Все, кто сидел в парилке, засмеялись.

А мэр продолжал.

– Вы у меня должны быть сильные, быстрые… с такими фамилиями… Я вас подбирал, специально, понимаешь… Для охоты. Фамилия очень много говорит о человеке… Да, Репкин? – мэр повернул голову к своему помощнику. – Да, – тут же ответил он сам себе. Вот у меня, – раскрасневшись, продолжал он, – фамилия Чугунов. Что это означает? – улыбался мэр сквозь пар. – Это означает, что меня сломать нельзя… чугун – самый крепкий металл, его не сломаешь, не согнёшь… И никакие там угрозы не помогут… И у вас сильные фамилии, – Медведев, Волков… сильные… только простого сельского священника побоялись… Горячие новости, тоже мне. Да вы знаете, что он, этот ваш батюшка с сельского прихода угрожал прокурором области? Говорит, я вижу все ваши делишки… А какие делишки? Какие, скажи мне, Медведев? – рявкнул он на главного редактора. – Какие? Что в городе чисто… что все дороги отремонтированы? Мне ведь таких денег ни область, ни центр не даёт… Где их брать? Правильно, заработать должен город. Заработать сам должен! Понимаешь, – он обратил своё раскрасневшееся лицо к Косте. – Вот и зарабатываем, как можем. А он начал мне перечислять, мол, казино, игровые клубы, игровые автоматы… Пальцы начал загибать. Я ему загну… – Мэр выпятил нижнюю губу и сжал с хрустом кулак. – Я ему так загну, вспомнит мне…

Он поддал ещё воды на камни и встал, собираясь уходить из парной. Все вздохнули, дверь открылась, и свежий прохладный воздух сильной струей ворвался в помещение, где уже не было видно лиц из-за плотной пелены пара.

– Я ему загну… – продолжал Чугунов, выходя. – Нет, слушай, вот хорошо с прошлым настоятелем было, этот… как его… отец Вадим. Ведь хорошо было, я ему и доски, и стройматериалы подкидывал, и деньжат неплохо тоже… в общем, жертвовал, сколько мог.

Раскрасневшиеся гости медленно усаживались на свои места за столом.

– Помогал, да… Но чтобы отец Вадим мне слово поперёк говорил… такого не было никогда… – медленно растягивая слова, говорил мэр, – да ещё чтобы попрекать меня бизнесом, какими-то намёками… это уже вообще наглость, – он посмотрел ещё раз внимательно на главного редактора «Горячих новостей». – Слышали, господа журналисты? Георгий, ты давай думай… я тебя хочу в администрацию позвать… понимаешь? Нужен мне человек, кто будет руководить газетами в этом городе, понимаешь? Ру-ко-во-дить… а не статейки писать. Готовься… Дела закончишь и давай… пора уже тебя поднимать, уже лет пять в своей редакции киснешь.

– Лев Евгеньевич… – Медведев, казалось, покраснел ещё сильнее, – Лев Евгеньевич, я конечно… вот только надо найти замену себе… так сказать… достойную…

– А это разве не достойная? – мэр держал в руке рюмку и показывал на Волкова.

Костя в этот момент тянулся за бутербродом с чёрной икрой, и рука его так и повисла в воздухе.

Медведев, подтолкнув Костю, закивал головой, мол, конечно, достойная смена, достойная, однако была в его глазах какая-то недосказанность… Словно он ожидал ещё чего-то от Волкова, кроме хорошей работы в виде разгромных статей с высокими рейтингами.

– Ну вот… давай, готовь замену, и через месяц ко мне в администрацию… ждать не могу больше, – выпив рюмку, закончил свою фразу Чугунов.

Костя в этот момент осознал, что бутерброд, за которым он тянулся, он только что проглотил, практически, не жуя. Все мысли в его голове в этот момент вдруг остановились, кроме одной – он уже представлял себя, сидящим в потёртом кожаном кресле главного редактора. Остальные мысли сначала сжались в крепкий клубок, замерли, затем словно огромный раскалённый шар взорвались в мозгу и выстрелили каким-то невообразимым ярким и праздничным салютом. Он вдруг сообразил, что с зарплатой главного редактора сразу, за несколько месяцев сможет доделать пресловутый ремонт в квартире. Сообразил сразу, какую машину сможет он приобрести вместо своего старенького и видавшего виды «Вольво», сможет, сможет… сможет. «Салют» продолжал опускаться на землю, мысли постепенно отпускали свой напряжённый ритм, он чуть ровнее сел в кресле, затем отодвинулся глубже, чуть развалясь, словно все эти кадровые перестановки прямо сейчас и произошли.

Слова Чугунова понравились Косте, да и по часто мелькавшим голубым глазам Георгия Анатольевича Медведева видно было, что и он только что примерял на себя роль главного по СМИ в районе и городе. И его взгляд, удовлетворённый и довольный говорил о том, что эту роль он с радостью взвалил бы на свои совсем не хрупкие плечи.

В руках у Медведева быстро очутилась наполненная рюмка, следом вторая, потом третья…

– Ну вот, – подумал Костя, – уже обмывает назначение… быстрый главный редактор…

Вдруг над столом взлетел вздох удивления и крайнего гастрономического удовольствия: сначала в зал вошёл запах свежежареного мяса, а затем на огромных блюдах внесли ароматный горячий шашлык.

– Эх, что ли опять попариться чуток? – мэр грузно поднялся от стола и направился к парной. Дойдя до двери, он повернулся к сидящим за столом: – Ну что, есть что ли пришли? Давай, давай, попариться ещё… косточки прогреть… Баня парит, баня правит, баня всё поправит, – произнёс он торжественно, приоткрывая дверь в парную. Горячий пар пахнул в его лицо, он засмеялся, заржал, как целый табун лошадей и с победным криком запрыгнул в парную.

Через несколько часов, чистые, но уставшие коллеги мэра по банным процедурам и городскому хозяйству сидели на веранде банного комплекса, допивая напитки и доедая местами заветренные закуски – общее состояние было такое, что подай сейчас закуски со позавчерашнего стола, – подошли бы и они. Мэр что-то уже бессвязно лепетал о будущем города, – его мало кто слушал, а некоторые присутствующие уже клевали носом после трудной будничной недели, предвкушая очередные пьяные выходные.

Лев Евгеньевич, однако, был ещё в состоянии вспомнить о сегодняшних разговорах по поводу «Горячих новостей» и снова звал Медведева работать в администрацию. На этот раз речь шла не о способностях Медведева, а о его преданности Чугунову.

– Ты ж… Медведев… человек свой уже в городе… Я тебя… лет десять как знаю… Ты ж свой… А? – бросая огрызки куриных костей в тарелку и поднимая жирные пальцы вверх, твердил он. – Ты же ни какой-нибудь там… Зайцев… – он улыбнулся по всю ширину своего лица. – Хм. Да, Медведев? Не подведёшь? – толкал он плечом своего коллегу, потом долго вздыхал, пыхтел, и наконец, добавил: – Если что?

– Что может быть, Лев Евгеньевич? Что может быть… здесь в городе, где все свои… где всё устроено так… чтобы… город развивался… Да не переживайте вы так, Лев Евгеньевич, мы за вас… мы любого порвём…

– Смотри… Медведев… Смотри у меня… Я тебя… Я тебе дам всю твою грязную журналистику в руки, будешь править…

– Ну почему же грязную, Лев Евгеньевич?

– А! – махнул рукой Чугунов и усмехнулся. – Разве не грязная? Журналистика так устроена… понимаешь? Каждый рождается в этот мир чумазым, грязным… А другие всю жизнь так живут… В грязи по колено. А есть такие, кто хочет посмотреть, как там другие в грязи своей ковыряются… это ж интересно… да, Волков? – он повернулся к Косте лицом. – Ты вот работаешь в этой газетёнке, ты же знаешь, как люди любят подглядывать в замочную скважину… да? Что молчишь? Любят… любят, – он помолчал несколько минут, губы его неестественно скривились, потом добавил: – потому все и читают ваши газетенки… Но! – он опять поднял вверх указательный палец, измазанный в жире от шашлыка, – но не мы создали эту грязь и эту мерзость, не мы… Не мы создаём и пишем эти сплетни и слухи, запомните – люди сами создают их… потому что… завидуют другим… и радуются… когда у кого-то хуже… – он опять задумался на минуту, – … в этом погрязло всё общество. Сам человек докатился до такого скотского состояния, что мало того, что сам находится в дерьме, так он ещё хочет посмотреть, как в это дерьмо попадают другие. Свиньи кругом, свиные рыла одни… – он нервно бросил недоеденный твёрдый кусок мяса на тарелку и начал вытирать свои замасленные руки салфетками.

– Ну, Лев Евгеньевич, вы уж сгущаете краски. Мы всё-таки не такое исчадие зла, как вы нас тут представили, – Медведев пытался улыбнуться, хотя на него уже никто не смотрел. – Есть всё-таки и развлекательные материалы, и вообще… в газете есть ещё и нравственность какая-то…

Чугунов открыл вдруг на секунду закрытые глаза и посмотрел на Медведева в упор.

– Какая нравственность… о чём ты? Медведев? Ты меня удивляешь? Есть деньги, за которые всё покупается и продаётся, понял? Вот ты хороший редактор, толковый, а заплати тебе завтра в пять раз больше, ты такое напишешь… Мораль… Эх! Салфетку дай ещё, мораль! – Он протянул руку к стоявшим приборам на столе. В это время к веранде подошла группа молодых стройных девушек в облегающих танцевальных костюмах.

– Вот она… Жора, наша мораль! Артисточки наши… артисты… цирка! – Ну…. вот это другое дело… А я думал, так и будем сидеть, как на заседании Думы… Алексеич, твоя идея? – посмотрел он на своего помощника, мирно спавшего в кресле. Тот вскочил, протёр глаза и, улыбнувшись, закивал головой.

– Вот, Медведев… нравится? Вот то, что нравится, то и есть нравственность. А ты говоришь…– Мэр тяжело привстал с кресла, подошёл к группе девушек и негромко о чем-то захихикал. Медведев сделал знак Косте, что нужно собираться, потому что начинается вечеринка для близкого круга… Костя сообразил быстро, незаметно вылез из-за стола, пожал руки сидящим рядом, откланялся далеко сидящим и вышел с веранды в сторону калитки.

Медведев ещё немного задержался около мэра, который вдруг вспомнил что-то и остановил его.

– Слушай, я знаю, что нужно придумать, – шептал мэр, поглядывая на красиво одетых юных особ. – Знаю. Мы сделаем этому настоятелю… – он ещё раз посмотрел на молодых красивых девушек, – мы ему сделаем настоящий эротический скандал…. Ух… Медведев… У тебя фотограф есть?

– Ну, есть.

– Всё. Я придумал. Завтра давай… позвони… Я тебе расскажу, что нужно сделать. А этого… своего журналиста… не дави, он сделал что мог… хороший парень. На своё место возьми. Тебе будет нужен такой… нерешительный и молчаливый. И ко мне его, в баню, приводи почаще. Пусть пообвыкнет… Давай… до завтра.

4.

Утром Медведев узнал план мэра. План был невероятно простым и невероятно грязным, даже по меркам Медведева: нужно было пригласить настоятеля на освящение помещения в городе, а там незаметно превратить это помещение в стриптиз-клуб, где и неожиданно и открыто запечатлеть священника в облачении в такой, неподобающей высокому сану, обстановке.

После этого разговора, в котором мэр говорил не прямо, а намёками, однако вполне осмысленными, Георгию Анатольевичу стало не по себе. Нет, он и раньше писал заказные материалы, да и вообще всякую чернуху, а местами даже гадости по заказу, – но тогда речь шла о простых и рядовых чиновниках, бизнесменах и просто общественных личностях. Но чтобы вот… священника застукать в придуманной пикантной ситуации, и об этом сделать репортаж… это было для него сильным перебором. Целый день эта предполагаемая сцена в стриптиз-клубе не выходила из головы Георгия Анатольевича, – он переживал, пытался даже найти оправдание себе, не находил, примерял на себя новую должность, которая шла следом за этой вымученной и неприятной ситуацией, которую он должен был организовать, и в результате вечером просто тихо и мирно напился, сидя в одиночестве в своём кабинете.

В тот вечер он возвращался домой по холодной набережной, растрепанный, раздавленный поставленным редакционным заданием, и утром с большой радостью почувствовал спасительную температуру и жар, о чём довольный сообщил в администрацию. На том конце провода долго переспрашивали, «кому передать» и «на кого переключить», но Георгий Анатольевич просил не переключать, а лишь передать помощнику мэра, что он свалился с температурой, и не сможет в ближайшие дни выполнить поручение мэра.

Сцену в стриптиз-клубе устроили без него.

Через несколько дней, ему, уже быстро выздоровевшему и посвежевшему рассказали подробности «постановочной операции». Он и сам эти дни болел, переживая за ситуацию, которая состоялась где-то там, без него: ему одновременно было очень любопытно, как всё это произошло, с другой стороны было противно думать о последствиях этого происшествия. Представлял он себе и встречу с настоятелем после той статьи с фотографиями, которая должна была выйти в газете в ближайшие дни. Представлял… и не хотел представлять… так сильно страшили его те глаза, которые могли выразить слова, которых он и его команда были бы достойны после всего этого… Но Медведев старался об этом не думать.

Действительно, настоятеля пригласили освятить помещение в центре, он приехал в облачении, подготовился, но не начинал освящение, – хотел уточнить, чем будут в этом помещении заниматься его владельцы. Видимо, было какое-то чутьё у отца Алексия по поводу этих странных, упитанных людей с шарообразными лысыми головами, – кто-то попросил поучаствовать в этом событии охранников из городского охранного предприятия. После того, как заметили, что отец Алексий начал сомневаться в необходимости и потребности церковных таинств для данного помещения, на его четвёртую попытку вопроса, ответили прямо, что здесь будет стриптиз-клуб. И ещё добавили, что не стоит задавать лишние вопросы.

После этого отец Алексий спокойно собрал свои вещи, упаковал сумку и засобирался на выход. В этот момент подготовленные заранее девицы в очень тесных одеждах, а местами и без неё, накинулись на настоятеля, словно пытались взять у него автограф или увековечить себя на фото вместе с ним. И действительно, у входа застыл с фотоаппаратом заранее фотоукомплектованный Витя Козлов, фотограф «Горячих новостей», который быстро наделал нужных кадров. Что интересно, отец Алексий не стал кричать и ругаться, а лишь сбросил с себя некоторых особ, отодвинул от себя подальше, и спокойно вышел из здания, отвесив лишь несколько слов в адрес устроителей этого увеселительного балагана.

Вечером Медведеву позвонил мэр, обрадованный, что получилось осуществить задуманное. Он просил сохранить для него некоторые фотографии и спросил, когда можно будет увидеть в газете долгожданный интересный репортажик. Медведев устало ответил, что нужно подготовить статью, посмотреть фотографии и сказал, что поставил материал на ближайшую пятницу – лучший день для подобных публикаций, когда все выходные можно обсуждать «событие», а возможности опубликовать опровержение или ответный материал как минимум ближайшие два дня нет. Мэр был доволен, напомнил о предстоящем повышении главного редактора и после этого, как-то неприятно пошутив, быстро распрощался.

Через два дня, в четверг, на вёрстке газеты ставили новый материал об освящении стриптиз-клуба. «Материал получился конечно, убойный, только вопрос, что из этого получится… – невольно представлял себе неудобные последствия Георгий Анатольевич. С одной стороны, он представлял себе глаза настоятеля, с другой – представлял, как он будет выглядеть в новом кабинете администрации, – эти картинки внутри него боролись друг с другом, и последняя явно побеждала. Встречаться с настоятелем он в ближайшее время и не планировал.

Когда вёрстка была готова, и оставалось лишь поставить отобранные фотографии, Медведев спустился в кабинет к фотографу. «Кабинет» Козлова находился в подвале редакции, в полутёмном помещении, где были навалены какие-то коробки, плёнки, на столах были разбросаны сотни снимков разного формата.

Витя сидел в низком кресле и курил.

– Привет. Что с фотками по священнику?

– Садись, Анатольич. Поговорить надо.

Витя поднялся с кресла, пододвинул его главному редактору, а сам присел на стол.

– Понимаешь… я первый раз с подобным сталкиваюсь.

– Не понял.

– Как тебе сказать. Фотографировал я на флешку, вот она, – он протянул зелёную флешку с серебристым штекером. – Ничего не пойму, помню точно, что на неё снимал. Уже сотый раз вставляю в компьютер, слушай, это мистика какая-то… Фоток нет.

– Как нет, Козлов, ты что? Ты соображаешь вообще, что… ты… Нет, слушай, ты вообще понимаешь, что это такое? Может быть, ты на другую снимал?

– Анатольич, помню точно. Да и я всё уже тут пересмотрел. Нигде этих кадров нет. А эта… – он помолчал минуту, а потом добавил: – А эта пустая, понимаешь? Словно, кто-то стёр всё. Наверное, кто-то зашёл ко мне сюда, вытащил её и стёр.

– Да кому нужно было сюда входить, в твое бомбоубежище… Ну ты даёшь. Мне сегодня нужно фотки ставить в газету, мэр завтра меня разотрёт об стену. А я…. А я тебя. Ищи где хочешь эти фотографии, чтобы они были у меня через час.

– Ага… где я их найду…

Медведев так хлопнул дверью в подвал, что слегка осыпалась засохшая штукатурка. Козлов остался один на один с пустой флешкой, не понимая, что именно могло произойти.

Ближе к ночи, настала очередь Медведева думать о том, как сказать мэру о происшествии в редакции. Он уже точно знал, что говорить нужно не о пропаже, а об умышленном уничтожении улик. Ясно, что подать случившееся, как уничтожение улик было для него хоть каким-то спасением в случившейся ситуации.

Мэр не просто орал. Он матерился в трубку так, что было слышно в конце длинного коридора. Материл он лично его, главного редактора Медведева, Костю Волкова, который не смог ничего путного написать в статье, Витю Козлова, которому нужно было оторвать… в общем оставить его без фотоаппарата и других приборов. Он ругался, словно кипел огромный чайник на плите, к которому было страшно подходить, чтобы уменьшить газ или отключить конфорку. Чайник «пыхтел» носом в разные стороны, кипяток выплёскивался через край, всё вокруг плиты было залито водой и стены, и потолок и пол.

Мэр успокоился только тогда, когда Медведев, не выдержав горячего и обжигающего напора, вспомнил что-то о возможности изготовления фотоколлажа, в котором можно скомбинировать фотографию одного с фотографиями других. Такими приёмами они когда-то пользовались при самой крайней необходимости. Сейчас другого выхода просто не оставалось.

В ответ на предложение на другом конце трубки послышалось какое-то причмокивание, взволнованное дыхание, кашель, а затем мэр выругался и бросил трубку.

5.

Нужно было быстро что-то решать.

День клонился к вечеру, а сдавать номер в печать нужно было до полуночи. Оставалось буквально три часа с небольшим, чтобы успеть изготовить нужный фотоколлаж.

Медведев позвал в кабинет Костю, быстро объяснил, к кому нужно было быстро съездить за нужными фотографиями, и показал дорогу. Пока Костя ехал на другой конец города к опытному фотомонтажёру, Медведев по телефону давал точные указания, какие фотографии и как нужно было смонтировать.

Косте оставалось лишь привезти готовый фотоколлаж на флешке в редакцию – поздним вечером интернет в городе работал слабо и надеяться на то, что по электронной почте эта фотка сможет пройти, уже было нельзя. Оставалось совсем немного, чтобы закончить эту эпопею и… забыть, как страшный сон в новом кабинете, где всё будет по-другому. Так думал Георгий Анатольевич Медведев, сидя в своем ещё старом кресле и выкуривая одну за другой горькие сигареты. А Костя тем временем уже на всей скорости летел обратно с заветной флешкой с новой, состряпанной фотографией.

Он летел так быстро, что не видел ни пешеходов, ни машин, ни светофоров, – почему-то именно в этот день он сильнее жал на педаль, невнимательно смотрел по сторонам, был напряжён и взволнован. Он чувствовал, как могут зашататься под ним все его привычные устои – как могут выгнать Георгия Анатольевича, и его, Волкова, вместе с ним, как могут не взять его в другую газету после этой… и после этого случая тем более… Чувствовал он, каким сильным человеком был Чугунов, и как давил он всех, кто вставал у него на дороге. Вспоминал слова мэра, сказанные тогда, в бане, что чугун самый крепкий металл в природе, и очень сильно сомневался, хотя про химию и металлы помнил из школьного курса плохо. Так мысли одна за другой метались в его голове, и лишь некий внутренний автомат следил за переключением скоростей, сигналами светофоров и машинами, которые он обгонял.

Почему именно на этом перекрестке не работал светофор, так и осталось невыясненным. Не работал и всё. Не работал именно в тот момент, когда Костя на всей скорости «летел» в сторону редакции, сжимая заветную флешку и не замечая присутствия неработающего светофора на этом перекрестке.

С другого конца дороги, наперерез старенькой и видавшей виды Костиной «Вольво» спешила на разгрузку «Газель», доверху набитая коробками со сладостями.

Удар был очень сильный. Костину машину развернуло несколько раз от удара, который пришёлся в правый бок автомобиля, смяло полмашины, правую дверь вплющило внутрь, и через какую-то секунду, которую невозможно уловить и почувствовать, Костя оказался зажатым между рулем, креслом и дверью автомобиля.

Газель, проехав ещё несколько метров, ударилась в деревянный забор и заглохла. Водитель газели, испуганный высокий молодой парень, быстро выпрыгнув из кабины, быстро зашагал куда-то, потом вернулся, потом опять быстро ходил взад-вперёд около места столкновения, словно соображая, как всё происходило. И только через несколько минут подбежал к искореженному Костиному автомобилю.

Костя в этот момент не подавал признаков жизни.

Следом за водителем газели к Косте подбежал ещё водитель какой-то машины, остановившейся неподалеку. Мужчина быстро выбил остатки стекла на двери и они вместе вытащили Костю на асфальт, затем аккуратно приоткрыл ему глаза и пощупал пульс на шее.

– Живой. Давай его ко мне, быстро, – командовал молодым водителем этот неизвестный мужчина с бородой. – Давай, давай, вон машина стоит. За ноги бери, за ноги. Живой, живой….

Они донесли Костю до автомобиля, мужчина открыл заднюю дверь, и они аккуратно положили Костю на заднее сиденье.

– ГАИ вызови, или милицию там… давай, номера запиши только. Мужчина быстро сел за руль, завёл машину и, взвизгивая колесами, машина быстро набирая скорость, скрылась за домами.

– ГАИ… – руки у молодого водителя Газели дрожали. Он искал телефон по карманам. Достав телефон и продолжая дрожать, он вспомнил про номера и подумал, что успел заметить лишь марку машины, которая увезла пострадавшего в больницу.

– Мазда, по-моему…, да, мазда… наверное, – перебирал он в памяти марки машин.

В редакции в этот момент был аншлаг. Съехались все, кто хотел лично принять участие в будущем скандале, – приехал Чугунов с двумя помощниками, приехал какой-то руководитель, которого Чугунов представил Медведеву, как главного по всем средствам массовой информации в городе, ещё какие-то люди, имён и должностей которых Георгий Анатольевич уже не запомнил. Какая-то пелена стояла у него в глазах после того, как мэр перешагнул порог редакции: он понял, что новой должности теперь, после всего случившегося, ему уже не видать. И лишь одна надежда оставалась у него, одна единственная надежда.

Эта надежда валялась под колёсами разбитой машины, и уже никому не была интересна. Владелец этой флешки, Костя, в этот момент лежал в больнице, в реанимационном отделении и был без сознания.

Мужчина, который привёз его в приемное отделение в крайне тяжелом состоянии, лишь успел рассказать, что и где произошло, успел ещё раз пощупать пульс у Кости и успел сказать лишь несколько слов, когда два медицинских работника укладывали Костю на носилки.