Читать книгу: «Асафетида», страница 11
2. Крест
Накануне вечером доцента Велесова полиция забрала прямо посреди лекции под встревоженные взгляды студентов.
– Вы точно уверены, что я нужен? – Пытал Андрей Валентинович полицейского. – Может, все-таки Власов с биофака?
В развалинах средневекового храма обнаружили женский труп, и какая помощь может потребоваться от него, специалиста по исторической славистике, Андрей Валентинович не мог даже представить.
– Точно вы. Она разговаривает, – тихо, как будто стесняясь, сообщил полноватый блондин лет тридцати с погонами капитана.
Когда тело, доставленное на «скорой», заговорило в палате реанимации на чужом языке, врачи вызвали переводчика из УВД. Тот, в свою очередь, посоветовал обратиться к Велесову, которого знал по учебе в пединституте.
В салоне «Козла» доценту вручили респиратор с красной кнопкой посередине, похожей на клоунский нос.
– Это клапан. Как наденете, держите открытым, – объяснил капитан, представившийся Александром. Доследственные процедуры ему помогал вести прапорщик по фамилии Захаров, он же был за рулем.
Велесова посвятили в суть странного дела, где, кроме живого трупа и священника с ожогом пищевода четвертой степени, фигурировал мужчина-инвалид в парадной форме офицера ВС РФ. По приметам доцент догадался, о ком идет речь:
– Кочкин – фамилия?
– Точкин, – удивленно поправил капитан. – Знаете его?
– На поминках студента встречались.
По дороге нужно было захватить еще какого-то майора Коваленко из отделения на Инженерной. Было это, конечно, не по дороге, а в другом конце Пскова. К тому часу, когда полицейский УАЗ по мосту Александра Невского въехал на Завеличье, в городе уже зажгли освещение.
Пахнущий водкой майор Коваленко остался в машине. В клинику пошли втроем. В фойе Александр небрежно махнул стражнице своим полицейским удостоверением и провел компанию в коридор, где две санитарки в годах чуть не переехали каталками прапорщика Захарова. На каталках лежали трупы под простынями. Доцент застыл, провожая взглядом короткий траурный поезд.
– Не останавливаемся, – обернулся к нему капитан в респираторе.
Через панорамные окна на лестнице открывался вид на реку Великую. Набережную дальнего берега от жилых домов за ней отделяла древняя крепостная стена. Желтые огни подсветки стены роняли на черную воду зловещий отблеск.
На третьем этаже сразу за входом в «хирургию» располагалась нужная им ординаторская. Доктор без маски, который вышел к капитану навстречу, носил аристократическую фамилию «Трубецкой» и усы с аккуратной бородкой. Без единого слова он провел посетителей в какой-то нехоженый коридорный аппендикс и отпер замок.
Консилиум из хирурга, двух реаниматологов и главврача удостоверил у пациентки полный перечень признаков смерти и разошелся ни с чем. Лечить было нечего. Образцы тканей в контейнерах собирались отправить в два московских НИИ, а само тело пока что переместили в больничную подсобку. Интуитивно находку в церкви связывали с бушевавшей в городе эпидемией неизвестной болезни. Любые контакты, кроме завизированных главврачом, были под строжайшим запретом.
– В респиратор лучше не блевать, – с заботой предостерег Александр, капитан полиции.
Шагнув в безымянную дверь, доцент сделал вдох, но сдержался и только сразу поднял глаза на серый с трещинами потолок, потом перевел взгляд на стену. Окон в помещении не оказалось. Площади едва хватило на то, чтобы втиснуть койку и трехногий табурет в потеках белой краски. В углу стоял огнетушитель.
– Хочеши мя, Андреи Валентиновиц?
Услышав свое имя, Велесов вздрогнул и опасливо глянул на источник звука. Обгорелый девичий труп, укрытый простыней до подбородка, улыбался доценту с больничной койки коричневыми и сморщенными, как сушеные финики, губами.
Капитан дождался, пока к лингвоэксперту вернется дар речи, и подсказал:
– Вы тоже ее имя спросите.
Выяснив, что пострадавшую зовут Варварой, Александр раскрыл блокнот, который уже держал наготове.
С остальными сведениями было труднее. Что такое фамилия, Варвара не знала, замужем не была, детей не рожала, а все известные ей родственники на момент допроса были давно мертвы. Даже года рождения, не говоря уж о точной дате, она назвать не смогла, а на вопрос о возрасте ответила:
– До зела.
Доценту удалось установить, что пациентка разговаривает на псковском диалекте древнерусского языка: на это указывало характерное цоканье, и еще целый ряд маркеров.
– Этого не может быть просто, – пробормотал капитан, хотя на первом допросе сам предположил что-то подобное.
– Отвити крест. Тяжкыи вельми.
– Про крест какой-то говорит, – перевел доцент, – жалуется, что тяжелый очень.
– У нее на шее крест деревянный. С ним доставили. Если надо, можем и снять, наверное, – все трое обернулись к Трубецкому.
Доктор не возражал.
Вниз по изуродованному огнем телу пополз белый покров простыни. Велесов не стерпел и зажмурился, а, когда заставил себя открыть глаза, то обнаружил троих мужчин, стоящих над пустой койкой. Прапорщик Захаров с совершенно потерянным видом крутил головой по сторонам. У хирурга Трубецкого лицо обмякло как под местной анестезией и даже рот был приоткрыт.
На вопрос доцента о том, что случилось, капитан пробормотал что-то в свой респиратор и не глядя протянул ему вещь, которую сжимал в кулаке. На ощупь она оказалась неожиданно холодной, но в остальном представляла собой ничем не примечательное наперсное распятие, изготовленное из мягкой древесины и покрытое прозрачным лаком. Велесов покрутил предмет перед глазами и машинально сунул в карман. Капитан отряхнул руки.
В салоне «Козла» стоял запах перегара. Майор Коваленко крепко спал и открыл глаза, только когда Велесов забрался на заднее сиденье рядом с ним.
– Допросили? – Зевнул майор. От печки, которая работала в салоне на полную мощность, разморило бы и трезвого.
– Исчезла она, Михал Михалыч, – капитан стащил респиратор с потного лица и с пассажирского места обернулся к начальнику, – крест с нее сняли – и исчезла.
– И на хера сняли?
– Сама попросила, – виновато ответил капитан.
Коваленко потянул руку вперед:
– Видео дай погляжу.
– Так камеру Петров забрал.
– И телефон твой тоже?! Язык хоть определили? – Раздосадованный начальник обернулся к Велесову.
Доцент во второй раз, теперь уже с майором, поделился своими лингвистическими наблюдениями. Коваленко медленно переварил услышанное:
– Это, получается, годы какие?
– Век XV – XVI.
– Точно?
– Плюс-минус сотня лет.
Несмотря на жару в салоне, распятие нисколько не нагрелось в кармане и холодило кожу черед пиджачную ткань. Перед светофорами водитель включал мигалку, и не прошло десяти минут, как старый полицейский джип затормозил перед длинной девятиэтажкой на улице Коммунальной.
Внутри Андрей Валентинович поднялся к лифту, нажал на кнопку и услышал за спиной звук открывающейся подъездной двери. С улицы вошла соседка из смежной квартиры. Заметив доцента, она поздоровалась с ним из-под своей медицинской маски, не стала подниматься к лифту и осталась стоять внизу перед дверью. На свой восьмой этаж он ехал один.
– Лемминкяйнен позвоню! – Скороговоркой сообщил глава семейства жене, которая открыла ему, чмокнул ее в щеку и через кухню пошел на лоджию.
– Оля! Велесов! – Почти выкрикнул он, когда из динамика раздалось знакомое певучее «А-алё». – Помнишь, я тебе артефакт посмотреть давал? Мне его передал военный, контуженный, кажется… Кочкин он?.. Ах, верно, Точкин!.. У тебя номера не осталось?.. С собой? Великолепно!
Доцент записал цифры мобильного, попрощался с Лемминкяйнен и набрал Николая. Абонент был вне зоны.
Разочарованный, Андрей Валентинович вернулся на кухню, где ему было объявлено, что ужин остыл час назад.
– Меня полиция с последней пары вытащила, – начал оправдываться он.
– Опять «Велеси на небеси»? – Усмехнулась дочка Даша.
– Тайна следствия, – важно ответил отец.
Прошлым летом Велесова привлекали в качестве лингвоэксперта по группе местных родноверов с подозрением на экстремизм. Опыт работы с «органами» оставил у него тогда тягостное впечатление.
Он воткнул мельхиоровую вилку в кусок политого подливой тушеного мяса, отрезал ножом и положил в рот ломтик, потом еще один, захотел достать квашеной капусты и с протянутой вилкой поднял глаза на супругу:
– Если есть военный офицер, а у него – мобильный, ты же сможешь адрес по номеру узнать?
– Попробовать можно, – ответила она.
Ольга Леонидовна Велесова занимала должность зама отдела в «Балтийском банке», который обслуживал добрую половину предприятий в городе, и 76-ю дивизию – в их числе.
– А ты завтра в Печоры едешь, – услышала в свой адрес Дарья.
– А так-то я учусь как бы.
– А я с Никифоровой поговорю, ты не волнуйся, – сказал отец. Речь шла о декане Дашиного истфака, где Даша училась на музеолога.
Велесова-младшая вскинула брови. Внешностью она пошла в мать, то есть была, в противоположность отцу, невысокая, симпатичная, круглолицая, с глазами бледно-голубого оттенка. Свои волосы пшеничного цвета Даша стригла коротко, почти под мальчика.
Наутро ровно в семь Андрей Валентинович разбудил своим звонком ее бабушку и предупредил, что после обеда привезет погостить внучку.
– Не тащи ты ее никуда. У нас прошлой ночью минус-десять было, застудишь по дороге в своей машине дырявой. В институт, главное, не пускай: умная, чай, нагонит! – Трусливо сопротивлялась теща. – Иммунитет – главное. Малины побольше ешьте, только не магазинной. Есть еще моя, или всю съели?.. А лучок на окошке растите?.. – Андрей Валентинович не стал дослушивать лекцию по народной медицине и, уже готовый взорваться, повторил то, с чего начал: Даша приедет и останется на сколько нужно. С резкостью, которая обычно за ним не водилась, он попрощался с тещей и вышел в прихожую с телефоном в руке.
Перед зеркалом, позевывая, Ольга Леонидовна быстрыми мазками наносила макияж.
– Ты сама не хочешь отпуск взять?
– У нас проверка ЦБ через неделю, документы надо готовить. А ты?
– Посмотрим. Вчера слух прошел, что на карантин закрываемся.
– Ты вовремя сегодня? В полицию не поедешь?
– А им больше не надо, – ответил Велесов.
Когда жена позвонила ему с работы, Андрей Валентинович в кругу пожилых коллег женского пола пил чай с невкусной выпечкой по чьему-то старинному домашнему рецепту. За окнами кафедры было еще темно.
От супруги он узнал, что телефон загадочного лейтенанта в клиентской базе «Балтийского банка» не числится, но адрес помогла выяснить служба безопасности. «Ул. Юбилейная, д. 65», – под диктовку размашисто вывел доцент на голубом стикере для заметок и подписал номер квартиры. Поднявшись от стола, Велесов громко объявил, что отлучится на пару часов. Неуклюже доставая свое пальто из-под навешанной сверху одежды, он чуть не уронил вешалку.
В связи с пока не объявленным, но ожидаемым вот-вот карантином, институт стихийно пустел. Здороваясь по пути с редкими студентами, он спустился на первый этаж и покинул корпус через задний ход. На парковке дожидалась владельца забрызганная грязью «Лада» серого цвета.
Автомобиль он по старой привычке консервировал на зиму, но накануне вечером забрал из гаража в Любятово, чтобы везти Дашу. С Нового года в Пскове не было снега, но за пределами города царила обычная северо-западная зима. Про Печоры теща предупреждала, что городок совсем засыпало. Еще перед институтом Велесов заехал поменять резину, и только благодаря этому на шиномонтаже оказался первым в очереди из таких же, как он, несезонных «подснежников».
Пока дочка собирала вещи на неделю, он решил встретиться с «кладбищенским офицером» – так он окрестил про себя Точкина, – и выяснить всё, что можно, о феномене, которому стал свидетелем. Ну, а если не выйдет ничего узнать, то хотя бы вернуть предмет, в принадлежности которого Велесов не сомневался.
GPS-навигатора в его «пятнадцатой» не было, но перед выездом он распечатал фрагмент карты города на институтском принтере. На Завеличье с Рижского проспекта он свернул на улицу Юбилейную, потом – во дворы и припарковался напротив торца сине-белой блочной хрущевки.
Когда замолкает мотор, снаружи доносятся крики:
– Лорд! Лорд! – Надрывается из двери дома напротив хозяин черного пса. Пес не ведет ухом и чавкает чем-то неаппетитным возле мусорного контейнера.
По луже перед подъездами Велесов старается ступать аккуратно, но всё равно нагоняет небольшую волну и мочит нижние кромки брючин. В клумбе у дома среди цветочного сухостоя накиданы окурки с балконов.
На окне первого этажа нет ни занавесок, ни тюли. Доцент ждет, пока ответят по домофону, и разглядывает нежилую кухню. Укладом она напоминает тещину в Печорах, и даже набор поварешек с шумовками на гвоздиках – той же советской марки.
Никого нет дома, или не отвечают. Он собирается идти уже обратно к машине, но тут слышит голос.
– Вы это к кому? – Из форточки кухни, которая только что была закрыта, торчит седая старушечья голова.
– К Точкину, – сообщает доцент нехотя.
– Так уехал Точкин! Вы не знали, что ли?! Вчера вечером в квартиру зашел в мундире, а вышел в костюме. На голове – парик! Рыжий, длинный, до плеч, представьте себе! В каждой руке по сумке с котом держит! «Уезжаете?» – Это я у него спрашиваю. А он мне: «Да, уезжаю, – говорит, – в Новгород поеду, к дяде. Жалко Псков: старинный город, и людей столько много живет, но ничего не поделаешь, все помрут», – это так врач ему в больнице сказал. В Новгороде у Коли дядька. Еще только когда он заблажил, он уговаривал его квартиру продать в Пскове и в Новгород перебраться, к нему поближе, чтоб перед глазами был, но Коля тогда отказался.
– Заблажил? – Не понимает доцент. – Его разве не на войне контузило?
– Да какая ему война! Он – инвалид детства! – Собеседница злобно хихикает. Доцент замечает в этот момент, что лицо у нее как земля воронками изрыто крупными оспинами. – Мундир ему от Сергея, от брата, достался. Любил он Сергея очень. Отец у них пьянствовал безбожно, да колобродил по-всякому, вот старший брат ему заместо отца с детства и был. Как узнал Коля, что Сергей погиб, то ни плакать, ни кричать не стал, а просто лег – и так лежит лежмя, даже на похороны не пошел. Мать его горемычная не знала, что делать.
Он и в бытность, знаете, простоватый такой, что ли, был, но на хлебокомбинате работал, хлеб возил. Как на работу ходить перестал, уволили его. А он и не заметил этого: лежит и лежит, будто расслабленный какой. Что спросишь – ответит, а нет – так и день молчит, и два. В больницу в Богданово мать его отвезла. Там один врач Коле совет дал: «На диване лежа, – говорит, – своего брата ты не вернешь из мертвых. Но можешь сам стать таким же, каким твой Сергей был, и тогда он будет жив, покуда сам ты жив». Коля доктора послушал: из лечебницы выписался, дома братов военный мундир из шкафа взял да в ателье снес. Стал его носить. Что другое – ни в какую! Мамка, на него в мундире глядючи, и померла с горя, что обоих сыновей профукала.
У брата его Сергея, у погибшего, остался друг-товарищ, Андрей зовут. Они вместе воевали, Сергей его командир был. Этот Андрей узнал ненароком, что Колька совсем заблажил да без присмотра остался, и теперь приглядывает за ним. На работу подъезды убирать – это он ему устроиться помог. Навещать приезжает и на Новый год к себе забирает, а то Коля фейерверков боится. Если оставить его здесь, то будет по двору за детьми со шваброй всю ночь бегать и матерными словами на них ругаться, а соседи на него потом жалобы в домоуправление пишут.
– А как же ранение? С лицом у него что?
– Да сызмальства оно у него – ранение это! Мать как-то раз из груши повидло варила, а Колька на плиту влез, половник захотел облизать да в чан и ухнул. Еле она его выходила. До школы – по больницам всё да по санаториям!
Велесов открыл рот, чтобы спросить что-то еще, но форточка захлопнулась и на прощание обдала его лицо ледяным холодом. Он поднял взгляд на окно второго этажа, которое, по расчетам, должно было принадлежать Точкину, и заметил за стеклом на подоконнике черного кота. Домофон разбудил Ворона, и тот сердито взирал сверху вниз на пришедшего.
Андрей Валентинович уже заводил мотор, когда увидел, как из двери пятиэтажки напротив, где только что скрылся отобедавший на помойке Лорд, появился человек в военной форме невысокого роста. Он волок в каждой руке по набитому мусорному мешку и направлялся в сторону контейнеров.
– Лейтенант Точкин! – Окликнул Велесов.
Николай обернулся и помахал ему рукой, одетой в хозяйственную перчатку с пупырышками. Избавившись от своей ноши, он поспешил навстречу доценту.
– А мне сказали, что вы уехали, – признался Андрей Валентинович, шагая вместе с лейтенантом по направлению к дому. – Как будто в Новгород, к дядьке.
– Кто сказал?
– Да соседка вон, – доцент указал на окно без занавесок.
Точкин отреагировал буднично:
– Никуда я не уехал. Это морок был. Квартира с осени нежилая стоит.
– Да как нежилая? Женщина там была, почтенного возраста, у нее лицо еще такое…
– Никого там нет, – мягко перебил Николай. – Раньше пенсионерка жила, а потом ее в лесу вместе с другой бабушкой зарезали, когда они за грибами поехали. Я вас, кстати, вчера возле больницы видел, – вспомнил Точкин.
– А я как раз по этому поводу и пожаловал. Простите, что без звонка, но вы почему-то – вне доступа.
– Разрядился, наверное. Совсем забыл про него, – Точкин сунул руку за телефоном в карман шинели и убедился, что тот действительно выключен.
В комнате у себя в квартире он тут же воткнул мобильный в зарядку. Было два пропущенных с незнакомого номера (Велесов), два – от Андрея Любимова и целых четыре – от Архипа Ивановича. Все звонки от колдуна были вчерашним вечером. Отчаявшись дозвониться, в 23:37 он отправил СМС: «Evfrosinia, Evpraksia, Anastasia, Agnia, Varvara…» – Список ведьм был набран латиницей: устаревший аппарат колдуна не поддерживал русской раскладки.
Велесов постеснялся без приглашения повесить пальто и стоял одетым в крохотной хрущевской прихожей.
– Раздевайтесь, проходите, пожалуйста! – Опомнился хозяин, выглянувший из комнаты.
Гость еще не успел снять обувь, как раздался звонок мобильного. Это был Архип Иванович. Он только что прочитал сообщение, что абонент появился в сети:
– Коленька! Живой?!
– Божьей милостью, – смиренно подтвердил Точкин. Он сел в кресло и взял трубку, не снимая ее с зарядки.
– Что случилось у тебя?
– Много чего случилось, Архип Иванович.
Николай взялся пересказывать вчерашнее приключение, но при этом ловко обошел стороной визит к колдунье Наталии. Доцент в это время разглядывал книги на полке в комнате. Когда он только подошел к «стенке», Ворон сердито зыркнул на него сверху, но гость даже не заметил кота.
Из трубки пожилой собеседник громко укорял Точкина:
– Почто ты с соборскими разговоры говорить взялся?! Присно они себя многомудрыми мнили, а на деле – пшик!
– Не виноват я, он сам подошел, – промурлыкал Точкин. Тон его явно озадачивал Велесова.
– Отпевать надо в том, в чем воплотились они. Какой прок с мощей ветхих, коль по-новому бабы живы? Да и ектения иная потребна. Меня ведь чрез твое самовольство самого чуть не скончали! Едва отбился от окаянных! Потемну в окно – глядь! Вечер черный, снег белый! А по снегу бесноватые чешут! Двенадцать без одного! В зубах – цыгарки, картузики примятые!
– Незнакомцы?
– Да какое! Соседи наши, болотские! Ими же и центральную усадьбу женки перед этим пожгли! Я сам видел, кто навел! Просителя нищего со Святой Троицы знаешь? Да всяк его знает! Кругломорденький такой старичишка. Как углядел я его, то зараз смекнул: неспроста у нас вертится. Федьке нашему велел: «Сходи проведай, что мошенник ветхий в усадебке нашей позабыл». Воротился да речет, простая душа: «Ничаво дедушка не позабыл. Так, мол, погулять приехал». Как же! Порешить бы на месте пакостника скверного, да пожалился: душа-то христианская!
– А я уже после полуночи в церковь святителя Василия проникнуть пытался, – соврал Точкин. – Да не вышло: у входа постовой стоит. Соваться не стал, чтобы не арестовали. Сегодня опять пойду. Не век же ему там стоять. Как только поймаю всю дюжину, я вас наберу. Сумеете приехать?
– Никак не сумею, – заохал колдун. – Без машины отныне я! Раскурочили ироды «Козлика»! Бери женок – да сам в «Красную Русь» езжай.
Николай не возражал и вслух понадеялся одолжить служебный грузовик у старого друга Андрея Любимова. В кузове, мол, хватит места на всех. Осталось дождаться, пока снимут стражу.
– А есть тебе, Коленька, в чем из дому выйти? Постираться успел? – Ни с того ни с сего забеспокоился о мелочи Архип Иванович. – Небось, запылился с дороги-то дальней?
– Да какое там постирался? Так и хожу! Как в квартиру вчера зашел, в мундире в постель рухнул. Перед работой даже побриться сил не было, – с этими словами Николай машинально провел ладонью по гладкому, как у ребенка, подбородку. – Я, кстати, Архип Иванович, на «Октябре» афишу видел. Там «Мумия» идет в трехмерном формате. Люди в интернете хвалят. Не хотите вместе сходить? – Последнюю фразу он пытался проговорить обольщающим шепотом, но сам понял, что сфальшивил.
Воцарилась напряженная тишина.
– Хочу! – Нашелся колдун наконец. – Страсть, как хочу, соколик мой ясный! Да только боязнь за тебя мне уж сердце изгрызла! Не ходил бы ты боле в храмину ту лютую! Есмь у меня людишки на примете: хоть и не чета тебе, да сладят. Я их к тебе пришлю, а ты кресты выдай да ладан еще, что в Михаила Архангела купил.
– Так нет у меня крестов. Схоронены в месте надежном. Боязно было, что после этакого инцидента полиция с обыском нагрянет.
Колдун в трубке выругался сквозь зубы прежде неслыханным Николаем ругательством. Точкин сделал вид, что ничего не слышал.
– И не надо мне, Архип Иванович, людей никаких, – твердо добавил он. – Я сам всё сделаю.
– Яхонт ты мой! Пощади старика! Пущай они пошли! Как до тебя доберутся, ты их к месту заветному отведи аль координаты дай джи-пи-эс. Пароль от меня будет – «Благодатная Марие».
– А мой ответ – «Господь с Тобою», – подхватил Николай. Он понял, что если продолжит сопротивляться, то сделает только хуже.
– Верно. Господь с тобою! Жди людей!
Велесов тем временем успел обнаружить кота на шкафу: протянул ладонь, чтобы погладить его, был оцарапан и теперь молча глядел во двор через сетку тюли. Когда из кладовки вылез Уголек и запрыгнул на колени говорившему по мобильному Николаю, он понял, что черных котов в квартире – двое.
Точкин долго и сердечно прощался с собеседником. Когда он отложил телефон, Велесов достал на свет холодное распятие:
– Ваш предмет?
– Мой. Спасибо
– Дурак я старый, сам виноват: она крест попросила снять, а я полиции перевел слово в слово. Упустил такой шанс! Это ведь живая история!
У Николая ведьмин побег не вызвал особых эмоций, он только уточнил:
– Вы с ней говорили?
– На древнерусском, – подтвердил гость и добавил, что совсем немного. Ничего, кроме имени, выяснить не удалось.
– Варвара, – следом за Велесовым задумчиво повторил Точкин. – Блудница Псковская. Лишала мужчин полового члена.
– А эти факты у вас откуда?
– От Архипа Ивановича. Он целитель знакомый мой, эти особые кресты мы с ним вместе мастерили. Чтобы ведьму поймать, надо ей такой крест на шею накинуть.
– А что в них такого особенного?
Николай начал объяснять. Когда рассказ дошел до избушки с говорящим котом и гусями-людоедами, Андрей Валентинович, уже не сдерживаясь, замахал руками. Николай вежливо возмутился:
– Напрасно не верите! Там еще профессор был, который лекции в вашем институте читает. Эхт Фридрих Карлович. Он за всё поручиться может.
– Не слышал про такого.
– А может, он недавно устроился?
Велесов вытащил мобильный и по памяти набрал номер отдела кадров:
– Светлана Ивановна… Велесов… Здравствуйте!.. Подскажите, пожалуйста, у нас работает профессор Эхт Фридрих Карлович?.. Э-ха-тэ… Подожду, разумеется… Не работает?.. Никогда не работал?.. Благодарю вас. Всего доброго!
– Это тоцно ошибка какая-то! – Разволновался Николай. – Фридрих Карловиц у пятого курса филфака современное естествознание ведет, а бабушке из избушки внуком приходится. Она мясо целовецеское готовила, а он – ел.
Андрей Валентинович теперь уже с некоторым испугом смотрел на Точкина:
– А вы тоже с профессором это мясо кушали?
– А я дома еще перед этим покушал. Ну, я так в избушке сказал, – тут же поправился он, но понял, что это не помогло: гость поспешно засобирался. – Может, чаю?
– Нет-нет, спасибо. Я еще с утра на кафедре попил, – Велесов уже был в прихожей.
Только когда за спиной его захлопнулась старая деревянная дверь, Андрей Валентинович выдохнул с облегчением.
Снаружи он еще раз заглянул в окно без занавесок на первом этаже и не уловил за ним признаков жизни. С козырька низко взметнулась чайка и нагадила доценту на бороду. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто не услышит, он обсценно выругался, прикрыл бороду ладонью и понуро пошлепал к своей «Ладе» по огромной луже.
