Читать книгу: «Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023)», страница 6

Индийский (Оренбургский) поход

Марш сорока одного казачьего полка с частями усиления – всего 22 тысячи человек – без дорог на тысячи километров по весенней степи, форсирование сложнейшей водной преграды, реки Волги, не имели аналогов в тогдашних европейских армиях. И тем не менее был успешно осуществлен без санитарных потерь!

Денис Мальцев, историк

Платов не знал, да и не мог знать, о тех тайных политических пружинах, которые двигали сложный механизм внешней политики России, правящие круги которой не имели четко выверенной, проводимой только в национальных интересах политики. Сложные внешнеполитические решения при императоре Павле Первом часто принимались под настороение царя, часто капризное, или в целях защиты узкоклановых интересов своих многочисленных европейских родственников. Так было и теперь. На императорской аудиенции Платов узнал, что раздраженный провокационным поведением Англии и Австрии, своих недавних союзников, Павел Первый порвал с ними отношения и вступил в союз с недавним врагом – французским императором Наполеоном. Не ведал Платов, что еще в 1800 году Наполеон через генерала Дюрока передал Павлу Первому проект русско-французской экспедиции в Индию. В нем говорилось: «Цель экспедиции: изгнать англичан безвозвратно из Индостана; освободить эти прекрасные и богатые страны от британского ига; открыть новые пути промышленности и торговле просвещенных европейских народов… Французская армия в 35 тысяч пехоты, с полным комплектом легкой артиллерии, двинется от границ Франции, с согласия Австрии, на Ульм, где найдет суда и отплывет на них по Дунаю. По прибытии ее в Черное море русский флот перевезет ее до Таганрога, откуда она отправится до Царицына, где снабженная судами спустится на них вниз по реке до Астрахани. Там русская армия в 35 тысяч человек (из них 15 тысяч пехоты, 10 тысяч конницы и 10 тысяч казаков), при усиленном комплекте артиллерии, соединится с французской армией, которой будут доставлены лошади, нужные для перевозки артиллерии и тяжестей. Соединенная армия будет перевезена морем из Астрахани в Астрабад, где будут учреждены склады и всякого рода снабжения, нужные армии… До отплытия русских в Астра-бад, комиссары союзных правительств будут отправлены ко всем ханам и мелким властителям стран, чрез которые армии будут следовать, для внушения им:

«Что армия двух народов, во всей вселенной могущественнейших, должна пройти через их владения, шествуя в Индию; что единственная цель похода – изгнать из Индии англичан, поработивших эти прекрасные страны… что князь и народы всех стран, чрез которые пройдет союзная армия, не должны нисколько ее опасаться; напротив, им предлагают, чтобы они всеми своими средствами способствовали успеху этого полезного и славного предприятия… что союзная армия не будет взимать контрибуций, будет все закупать по обоюдному соглашению и платить чистыми деньгами за все предметы, для существования её необходимые; что в этом случае будет поддерживать ее строжайшая дисциплина, что вероисповедания и законы, обычаи, нравственность, собственность, женщины – будут всюду уважены, пощажены и проч., и проч.»… Французских и русских комиссаров будут сопровождать искусные инженеры, которые… отметят на своих картах: места для привалов; реки, чрез которые придется переправляться; города, мимо которых должны будут проходить войска; пункты, где обоз, артиллерия и амуниция могут встретить какие-либо препятствия… Комиссары поведут переговоры с ханами, князьками и частными владельцами о доставек припасов, телег и кибиток…

По прибытии первой французской дивизии в Астрабад, первая русская дивизия тронется в поход; прочие дивизии союзной армии последуют одна за другой, на дистанции друг от друга от 5 до 6 лье; сообщение между ними будет поддерживаться малыми отрядами казаков. Авангард будет состоять из корпуса казаков от 4 до 5 тысяч человек, смешанного с легкою регулярною кавалерией; за ним непосредственно следуют понтоны; этот авангард, наведя мосты через реки, будет защищать их от нападения неприятеля и охранять армию, на случай измены или иной неожиданности… Поход этот от французских границ до Астрабада рассчитан приблизительно на 80 дней; потребуется еще 50 дней, чтобы главные силы армии достигли правого берега Инда, направившись на Герат, Ферах и Кандагар. Всего 130 дней похода и перевозки для французских войск, которые так же, как и все русские, будут состоять под главным начальством генерала Массена, по требованию, определенно заявленному императором Павлом… Тотчас, по прибытии союзной армии на берега Инда, должны начаться и военные действия»²⁰¹.

Выполняя этот фантастический план, деталей которого не знали ни войсковой атаман Орлов, ни Платов, ни другие донские генералы, казаки должны были первыми двинуться через Оренбург в сторону в Индии… На финансовые расходы экспедиции государственный казначей Державин по приказу императора выделил донскому атаману Василию Орлову 1 627 085 рублей, «кои должны быть возвращены из добычи той экспедиции»²⁰².

…Прибыв в Черкасский городок, Платов представился войсковому атаману Василию Орлову в качестве его заместителя, передав устные инструкции императора Павла Первого о предстоящей экспедиции. Орлов уже имел письменное предписание императора на сей счет. В нем кратко и неконкретно, в отличие от детально продуманного и проработанного плана Наполеона, говорилось: «Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги… Соберите войско к задним станицам, и тогда, уведомив меня, ожидайте повеления идти к Оренбургу, куда пришед, ожидайте другого – идти далее. Такое предприятие увенчает вас всей славою, заслужит, по мере заслуг, мое благоволение, приобрете богатство и торговлю и поразит неприятеля в самое сердце. Здесь прилагаю карты, сколько у меня есть. …Карты мои идут только до Хивы и до Амурской реки, а далее ваше уже дело доставить сведения до заведений английских и до народов индийских, им подвластных»²⁰³. Началось формирование «поголовного ополчения»…

То, в какой обстановке и с каким нечеловеческим напряжением сил формировалось это «поголовное ополчение», описал П. Н. Краснов: «Куда, зачем замышлялся поход – про то никто не знал. Войсковой наказной атаман Василий Петрович Орлов предписал готовиться всем офицерам, урядникам и казакам. Все, до последнего, должны были в шесть дней быть готовы к выступлению о-двуконь с полуторамесячным провиантом. Казаки обязаны были иметь при себе ружья и дротики. И раньше бывало так, что подымалось всё войско Донское. Старики помнили такие случаи. В 1737 и 1741 годах донцы поднимались поголовно. Но тогда была опасность от татар, татары шли на Дон, была нужда отстоять родные станицы. Теперь про татарские набеги говорили только старые люди. На Кубани крепко стояло Черноморское войско. Дону опасность ниоткуда не угрожала. Куда пойдет войско Донское – этого никто не знал. В войске числилось 800 больных, но и им приказано было явиться на смотр. Шли недужные, опухшие от ран, искалеченные. Круглые сироты и беспомощные бедняки приготовлялись к походу; у многих казаков не было форменных хурток и чекменей, их одевали в старые халаты, в сермяжное одеяние. Никому не делали уважения. Хотя дом сгорел, хотя всё погорело, иди, всё равно, за счёт станицы. Богатые казаки снаряжали бедных. В Черкасской станице шесть казаков собрали 2000 рублей и дали денег на обмундирование и снаряжение пеших казаков. Двадцать душ семейства в одном доме остались без хозяина и пропитания. На очередь не смотрели. Атаман приказал брать без очереди, и пошёл последний хозяин, хотя два брата его уже служили в полках. Полки, только что пришедшие с Кавказской линии, из Итальянского похода, снова зачислили на службу. Церкви остались без пономарей, станичные правления – без писарей. Всех забрали. Ополчение было поголовное!

Потребовали и калмыков на службу. Офицерам-помещикам не разрешено было съездить на свои хутора. Жёны не простились с мужьями, дети – с отцами. Спешно, по царскому указу собиралось войско»²⁰⁴.

Сборными пунктами для казаков были определены станицы Качалинская и Усть-Медведицкая, на реках Медведице и Бузулуке, а для калмыков – слобода генерала Мартынова, родственника Платова по жене, на реке Сал.

Чтобы проложить маршрут движения войск, атаман Орлов послал в сторону Оренбурга есаула Кондратия Денежникова²⁰⁵, «коему поручил узнать: «начиная от Оренбурга, какая есть удобнее к проходу войск дорога чрез степи киргиз-кайсаков до реки Сарасу, чрез земли каракалпаков и узбеков до Хивы, а оттоль до Бухарии и далее до Индии; есть ли по дороге сей реки, какой оные ширины, глубины и прочее. В общем, узнать все, что потребуется для безопасного прохода войск»²⁰⁶. Надежным офицерам атаман Орлов поручил осмотреть и изучить дороги от Дона до Оренбурга, заготовить на них провиант и фураж, а также «добыть языков и переводчиков, знающих среднеазиатские языки»²⁰⁷.

28 февраля 1801 года 40 донских казачьих полков, один калмыцкий полк под командованием Асанова общей численностью в 22 тысячи казаков и калмыков, в том числе 510 офицеров, с двумя ротами Донской конной артиллерии четырьмя колоннами двинулись в поход в сторону Оренбурга, на Индию²⁰⁸. Передовую колонну, состоявшую из тринадцати полков вел генерал-майор М. И. Платов; во главе второй колонны в восемь полков стоял генерал-майор Иван Никифорович Бузин, третью возглавил генерал-майор Гаврила Агапович Боков²⁰⁹, а четвертая шла под началом Андриана Карповича Денисова, героя недавнего похода Суворова в Италию и Швейцарию. Войсковой атаман Василий Орлов с войсковыми землемерами находился при колонне Платова. Здесь двигалась Донская артиллерия, состоявшая «из 12 единорогов с 960 гранами, 120 ядрами, 360 картечами и 12 пушками с 1080 ядрами и 360 картечами».

…Зима 1801 года выдалась в этих краях на редкость суровой. Степные просторы, заваленные глубокими снегами, были практически непроходимы. Лошади, особенно те, что тащили пушки, выбивались из сил. Реки, болота, встречавшиеся на пути, создавали дополнительные трудности. Случившийся незадолго до этого времени неурожай хлеба и фуража у степных заволжских жителей, усугубил трудности похода.

Шли, в основном, наугад, ориентируясь по солнцу и по еле заметным признакам степных дорог, заметенных снегами. В сутки казаки проходили по тридцать-сорок верст, устраивая ночевки под открытым небом, в оврагах и буераках, где не так свирепствовали бури и метели. Шли, как сами казаки говорили, «не зная куда и зачем», но не роптали…

– Ничего, братцы, потерпите, – подбадривал своих подчиненных Платов, – дойдем до города Оренбурга, а там нас ждет продовольствие, провиант и есаул Кондратий Денежников с точными картами и опытными проводниками. А там, даст Бог, и до Индии энтой доберемся!..

Однако в Оренбурге казаков ждало новое разочарование, ибо встретивший их здесь военный губернатор Николай Николаевич Бахметьев ничем не смог обрадовать ни казаков, ни Платова, ни атамана Орлова. «Ваш есаул Денежников, ваше высокопревосходительство, – сказал он Василию Орлову, – несмотря на все усердие и расторопность свою, не смог в столь короткий срок вызнать и проведать о дорогах, ведущих на Бухару и Хиву. Но, даже, если бы он пробыл в Оренбурге и еще месяц, то достаточных сведений для столь дальнего похода не получил бы, ввиду тяжких погодных условий и отсутствия карт…»²¹⁰.

День спустя в Оренбург прибыл быстроконный курьер от императора Павла Петровича, привезший карту дороги от Оренбурга до Бухары и Хивы. Орлов собрал командиров колонн, и они склонились над присланной картой, на которой сложнейший путь по степям от Хивы и далее в Индию был обозначен тоненькой линией, а что за ней скрывалось, никто не знал. Пришлось снова идти наугад, используя иногда местных проводников…

Шестого марта подошли к Волге. Несмотря на оттепель, казаки вынуждены были начать переправу. Вспоминая этот момент, соратник Платова А. К. Денисов писал: «Тут в глазах наших лед, не разрываяся, тронулся и на несколько саженей подался вниз, однако, остановился. Я приказал, не смотря на этот ненадежный лед, пробовать идти через Волгу: мужиков (тамошний губернатор прислал в помощь казакам три сотни крестьян. – М. А.), с веревками поставить через всю Волгу по пяти человек вместе придав им им несколько казаков, с тем, чтобы ежели близ них провалится лошадь или человек, то давали бы помощь. Человек сорок или более казаков разными местами повели на лед лошадей, которые все недалеко от берега провалились; но взятыми предосторожностями ни одна не утонула: все лошади были вытянуты и возвращены на берег… В трех полках было провалившихся более 700 лошадей, но ни одна из них не утонула… Все полки часа в четыре, много в пять, переправились через Волгу»²¹¹.

В таких жутких условиях казаки за три тяжких недели похода прошли расстояние в семьсот верст, выйдя к верховьям реки Иргиз. 23 марта 1801 года, накануне светлого Воскресения Христова, казаки остановились для кратковременного отдыха в селе Мечетном Вольского уезда Саратовской губернии. В середине дня сюда прискакал запаленный курьер из Петербурга, вручивший атаману Орлову высочайший манифест нового императора Александра I о скоропостижной смерти Павла Первого. К манифесту был приложен указ Военной коллегии о прекращении похода и о возвращении казачьих полков на Дон²¹². Старый атаман от нечаянной радости прослезился. Платов радостно перекрестился: «Возможно ли это?.. Благодарю тебя, Господи! Давно пора было приказать это!»²¹³

Тут же был собран круг казаков, на котором атаман Орлов зачитал манифест о смерти императора Павла Петровича, привел казаков к присяге на верность новому императору, добавив с нескрываемой радостью:

– Жалует вас, братцы, Бог и государь император Александр Павлович вашими родительскими домами. На Дон! Домой, по станицам!

Хрупкий весенний воздух всколыхнулся от радостных криков казаков…

На следующий день была Пасха. Утреню казаки отслужили в старообрядческом мужском монастыре села Мечетного, а обедню в церкви местного Успенского монастыря. По случаю двойного праздника атаман Орлов велел интендантам выдать усиленную порцию водки и устроить праздничный обед для казаков.

Двадцать пятого марта передовые сотни двинулись в обратный путь, а девятого апреля первые казачьи полки появились на границах Земли Войска Донского. Артиллерия вернулась только двадцать пятого апреля, когда на Дону вовсю бушевала и буйствовала цветением деревьев и трав весна…

Странный и малопонятный казакам поход этот навсегда остался не только в истории Дона, но и России. Причины и разумные мотивы этого похода до конца так и не ясны. Одни считали, что это гениальная задумка Наполеона, тщательно проработаннная его штабом, что видно из «проекта русско-французской экспедиции в Индию» 1800 года, в результате осуществления которой могла рухнуть Британская империя, не удалась из-за убийства проанглийски настроенными заговорщиками Павла Первого. Известный российский историк С. Б.Окунь считал, что идея совместного русско-французского похода на Индию, скрупулезно разработанная Наполеоном, была разумной и вполне реализуемой. «Учитывая небольшое количество английских войск в Индии, союз с Персией, к заключению которого были приняты меры, и, наконец, помощь и сочувствие индусов, на которые рассчитывали, следует также признать, что численность экспедиционного корпуса (русских и французов. – М. А.) была вполне достаточной», – пишет С. Б. Окунь.

Противники императора Павла Первого, в частности, его ненавистница, проанглийски настроенная княгиня Дарья Христофоровна Ливен (урожденная Бенкендорф)²¹⁴, полагали, что «эта затея была предпринята Павлом с целью намеренного уничтожения казачьего войска, в котором он заподозрил вольнолюбивый дух»²¹⁵. Этой же точки зрения придерживался писатель, автор многих книг по казачеству, Анатолий Знаменский, считающий, что «Павел I … намереваясь ввести в России католичество взамен православия (не без давления со стороны Ватикана), решил сначала отделаться от возможной активной оппозиции в лице донских казаков и утвердил план «окончательного решения казачьего вопроса». Все войско по приказу царя было посажено в седла – «одвуконь» – и отправлено через пески Средней Азии для завоевания Индии. Безусловно, этим единым рескриптом самодержавие могло покончить с неугодной ему частью народа»²¹⁶.

Более объективные историки считают, что все эти слухи о намерении уничтожить казачество являлись частью антипавловской пропагандистской кампании, целью которой являлось оправдание готовившегося убийства «безумного» императора Павла. «Из салона Ольги Александровны Жеребцовой-Зубовой (сестры убийц Павла I братьев Зубовых. – М. А.), писал историк Н. М. Коняев, – начинают растекаться слухи, что Павел якобы страдает припадками буйного умопомешательства, – пишет Коняев. – Здесь переписываются все новые и новые экземпляры памфлета поручика Марина. Императора чернят за союз с Наполеоном, обвиняют в намерениях извести казачество. Приказ атаману Орлову только еще послан, казаки еще только движутся к Волге, но в сплетнях, распускаемых из салона Жеребцовой-Зубовой, ходит слух, что Павел решил уничтожить все донское казачество, что казачьи эскадроны уже гибнут в безлюдных степях…»²¹⁷.

Известный историк Н. Я. Эйдельман также считал, что назначая донских, а не, скажем, оренбуржцев и уральцев, проживавших ближе к Индии и гораздо лучше знавших этот регион, в тяжкий Индийский поход, император Павел хотел «встряхнуть казачков», убавить в военной обстановке их вольности»²¹⁸. Того же мнения придерживается современный историк Михаил Преснухин, считающий, что «скорее всего, со стороны Павла здесь присутствовал вполне определенный расчет: он хотел, если и не полностью уничтожить слишком свободолюбивое войско Донское, то, по крайней мере, значительно ослабить его. Об этом недвусмысленно свидетельствуют факты: торопливость с выступлением, неподготовленность похода, когда отсутствовали даже необходимые карты всего маршрута…, кроме того, к участию в экспедиции не были привлечены оренбургские и уральские казаки, лучше знакомые со среднеазиатскими степями»²¹⁹.

Эти суждения, пожалуй, более всего соответствуют истине…

Несмотря на бессмысленность и авантюрность этого похода, Войско Донское продемонстрировало в нем образец неутомимости, удивительной стойкости в тяжелейших природных и материальных условиях, великолепную выучку и сплоченность. «…Кроме перенесенных казаками «неисчислимых» страшных трудностей в этом походе не было ничего особенного, – писал дореволюционный историк А.Пивоваров, – но в нем донские казаки выказали: 1) полнейшую готовность всем выступить по приказу государя, куда угодно; 2) безропотность, безответность истинно военного человека, исполняющего, что прикажут, и 3) твордость воинского духа, присущая казаку: оставляя дом, обессиливая семью, донской казак шел, не зная куда и для чего, а все-таки добро шел»²²⁰.

«Марш сорока одного казачьего полка с частями усиления – всего 22 тысячи человек – без дорог на тысячи километров по весенней степи, форсирование сложнейшей водной преграды, реки Волги, не имели аналогов в тогдашних европейских армиях, – пишет современный историк Денис Мальцев, – И тем не менее был успешно осуществлен без санитарных потерь!»²²¹

Атаман Войска Донского

Известныя ваши достоинства мне и долговременно беспорочная служба побудили меня избрать вас в войсковые атаманы Войска Донского.

Александр I М. И. Платову

Тридцатого июля 1801 года в казачьей столице городе Черкасске скоропостижно скончался донской войсковой атаман Василий Петрович Орлов. Его торжественно погребли на кладбище Преображенской церкви Черкасска²²². Обязанности атамана временно стал исполнять Платов.

Вскоре в Черкасск прибыл из Петербурга фельдъегерь, привезший императорский указ. Матвей Иванович развернул бумагу и прочитал: «Господину генерал-майору Платову. Известныя ваши достоинства мне и долговременно беспорочная служба побудили меня избрать вас в войсковые атаманы Войска Донского, на место умершего генерала от кавалерии Орлова, надеясь, что вы потщитеся усердным и порядочным исполнением вашей должности соделаться еще более достойным оказываемой вам доверенности; то по получении сего немедленно войдите в управление возложенной на вас должности и, по принятии до нее касающегося, сделать нужныя распоряжения на время вашего отсутствия, приезжайте в Москву, дабы там со мною увидеться. Пребываю вам благосклонный. Александр»²²³.

Характерно, что, кроме Платова, в этот период на Дону появилась целая плеяда выдающихся генералов, вполне могущих занять пост войскового атамана – А. К. Денисов, Д. М. Мартынов, П. Д. Иловайский, И. И. Исаев – но именно Платов был назначен на этот высокий пост. Объясняя причины этого назначения, биограф Платова В. М. Безотосный писал: «В целом вся предшествующая военно-походная жизнь, административная деятельность и широкий круг общения в высших кругах империи подготовили Платова к занятию главной должности Войска Донского. Из всех возможных кандидатов он оказался, благодаря большому опыту, незаурядным личным качествам, высокому «реноме» в придворных и военных кругах, самым подходящим и достойным среди казачьих военачальников для получения атаманской насеки»²²⁴.

Первый биограф Платова Николай Смирный, касаясь причин назначения Платова войсковым атаманом, тоже отметил, что «многие заслуженные генералы Войска Донского имели право и виды свои на сей важный сан» (должность донского атамана. – М. А.), но «августейший Александр знал Платова» и «отдал преимущество достоинствам и отличным заслугам (Платова. – М. А.) перед старшинством и летами службы» других донских генералов²²⁵.

Двадцать седьмого августа 1801 года на древнем майдане Черкасска состоялся войсковой казачий круг, называвшийся торжественно «церемониал Войскового круга»²²⁶. На нем, кроме казаков, офицеров и генералов Войска Донского, присутствовали «станичные атаманы и почетные старики». Из древнего войскового Воскресенского собора вынесли знаменами и бунчуки, жалованные Войску Донскому российскими государями, начиная с царя Михаила Федоровича. Была зачитана императорская грамота о назначении Платова войсковым атаманом, после чего казаки формально утвердили назначение нового атамана и присягнули ему. После этого в войсковом Воскресенском соборе состоялся молебен, после которого Платов «принес клятвенное обещание нерушимо сохранять верность к престолу и неутомимо радеть обо всем том, что может составлять честь и славу Отечества, дал обет верности и неутомимых трудов на пользу всего знаменитого Войска Донского, пригласил всех участвующих с ним в управлении оным к единодушному содействию»²²⁷.

Там же новому атаману были вручены заново освященные знаки атаманской власти – булава и насека. Во многих руках побывали эти свидетельства разных событий в истории донского казачества. Булава, как знак начальнического достоинства, была известна в Европе еще с десятого столетия. У донских казаков она состояла из палки орехового дерева с серебряным шаром на конце; обратный конец малки также отделывался серебром. Насека, которую вручили Платову, представляла собой длинный жезл, на котором делались насеки по числу атаманов, выбираемых казаками на протяжении многих лет их истории.

С августа 1801 года началась новая страница в жизни Платова, в должности донского войскового атамана ему предстояло прожить оставшуюся жизнь, прожить со славой, в постоянных заботах о родном крае, в битвах и походах. С этого момента Матвей Иванович становился правителем огромного края, сопоставимого со многими тогдашними европейскими государствами. Недаром в 1807 году М. И. Кутузов, отвечая на вопрос французского генерала-дипломата Франсуа Себастиани, перечислявшего назначенных Наполеоном европейских монархов, и спросившего в этом контексте: «Что такое казачий атаман Платов?», ответил: «Это что-то похожее на вашего вестфальского короля»²²⁸. И в самом деле, по территории Земля Войска Донского значительно превосходила размеры многих среднеевропейских королевств и герцогств. Население Дона к 1803 году составляло около 400 тысяч человек, в том числе – 115 695 казаков всех возрастов²²⁹.

Вскоре после назначения на пост войскового атамана Матвей Иванович был приглашен Александром Первым в Москву на «торжественную коронацию и священное миропомазание»²³⁰. Коронационные торжества должны были проходить в середине сентября 1801 года.

Уже на въезде в первопрестольную Платов увидел огромные толпы народа, волнующегося в ожидании столь редкого, важного и зрелищного события, как императорская коронация. По улицам Москвы в сопровождении драгун ездили герольцы с трубачами и литаврщиками и, останавливаясь в людных местах, читали для собравшегося народа объявления о порядке предстоящей коронации²³¹.

Разместившись в отведенном ему доме, Платов представился приехавшему сюда восьмого сентября императору Александру Первому в новом качестве донского войскового атамана и получил аудиенцию. Она состоялась в Слободском дворце Кремля, который до пожара 1812 года являлся основной московской резиденцией императора. Платов ознакомил царя «с некоторыми важнейшими сведениями, до благосостояния вверенного ему края касающимися». Волнуясь больше, чем на поле боя с турками или персами, Платов сказал на императорском приеме: «Премилосердный государь! В полноте ощущаем милости твои. Вашему величеству благоугодно было поставить меня начальником того края, которым вскормлен, и которому всем обязан. Какую благодарность имею я повергнуть к августейшим стопам твоим: недостойны по способностям, малый в услугах; но столь важной твоей милостью взысканный! Государь! Повели раскрыть сердце моё, и узрим, что оно ничем другим не горит, как токмо желанием положить весь живот мой за тебя, за веру, за Отечество. Всесильный Бог наставит меня в сём трудном пути, а премудрость твоя подкрепит и вразумит меня. Государь! Не прощения или снисхождения осмелюсь испрашивать; но строгого наказания, если хотя на секунду отступлю от воли твоей, всегда согласной с выгодами и пользой моего края родного, которому отслужить оправданием высочайшей доверенности твоей и неукоснительным исполнением приказаний твоих, благость твоя открыла мне теперь самый благоприятный случай»²³².

Выслушав атамана, император «изволил похвалить его усердие, подтвердить его надежду на него». Затем царь представил Платова обоим императрицам: своей супруге Елизавете Алексеевне²³³ и матери Марии Федоровне, с которой Платов был знаком еще с 1791 года. С удивлением отметил Матвей Иванович, что его имя уже известно в Москве, и «народ, вспоминая о его заслугах, превозносил его имя»²³⁴.

В воскресенье 15 сентября 1801 года в Успенском соборе Кремля состоялась коронация Александра Первого²³⁵. Донской атаман был свидетелем и участником этого поразительного по красоте и торжественности зрелища, находясь непосредственно в Кремле. Сам Платов не оставил воспоминаний о коронации Александра Первого, но о ее ходе мы можем судить по довольно подробному описанию очевидца коронации – Ивана Алексеевича Второва, литератора, мемуариста, библиофила, знакомого А. С. Пушкина, И. А. Крылова, Ф. В. Булгарина, Н. М. Карамзина, гостившего в это время в Москве и попавшего в Кремль по пригласительному билету.

«От Красного крыльца до Успенского собора, от оного до Архангельского, а от сего до Благовещенского соборов сделаны были переходы и покрыты алым сукном, – писал Второв. – По Красному крыльцу стали лейб-гусары с обнаженными саблями; по обеим сторонам переходов кавалергарды и рейтары конной гвардии, пешие. Императорский великолепный балдахин несен был первоклассными чиновниками. Под сим балдахином прошли в Успенский собор вдовствующая императрица, государь и его супруга. В сем Успенском соборе у всех стен были также сделаны места в виде амфитеатра для иностранных посланников и первоклассных чиновников (как видел я прежде по благосклонности знакомых мне бывших при сем строении князя Степана Борисовича Куракина²³⁶ и Степана Григорьевича Мельгунова²³⁷. Митрополит Платон²³⁸ совершал тамо известный обряд миропомазания и коронации Государя и его супруги. В церкви были только чиновники первых пяти классов и высшее духовенство, а мы, простые зрители, бывши во внутренности Кремля, не могли видеть сего обряда, но возвещаем был всем оный залпами из ружей стоящих в Кремле гвардейских полков, пушечною пальбою и колокольным звоном в сие время. От грома орудий и звона колоколов нельзя было слышать ни слова между собою сидящим друг возле друга. День был с утра пасмурный, но часу в двенадцатом и, кажется, в то время, как совершился обряд коронации, блеснуло солнце; первый луч его, как я помню, играл в бриллиантах короны вдовствующей императрицы, когда она одна со своею свитою возвращалась из Успенского собора и восходила на Красное крыльцо. Вскоре после того Государь император с супругою проходили из Успенского собора в Архангельский, а из него в Благовещенский по переходам, крытым алым сукном, под балдахином. На нем был мундир гвардии Преображенского полка и сверху порфира, на голове корона, а в руках скипетр и держава, возле его шла императрица также в короне и порфире, за ними шли первостепенные вельможи и несли царские регалии. Граф Алексей Григорьевич Орлов²³⁹ нес подушку, на которой кладется корона. Он был в старом екатерининском мундире с красным исподним платьем, во всех орденах. Граф Михаил Федотович Каменский²⁴⁰, граф Николай Петрович Шереметев²⁴¹ и проч. и проч. За вельможами шли депутаты от всех губерний. Отряды кавалергардов и конногвардейских рейтар пешие, в авангарде и аръергарде сопровождали всю процессию. Великий князь Константин Павлович… с обнаженным палашом командовал сими отрядами. Когда проходила вся сия процессия из Архангельского в Благовещенский собор, то переходы сделаны были от наших мест, где мы сидели, не далее трех шагов, следовательно, я видел весьма близко все лица, составляющие сей кортеж. Пушечная пальба и звон колоколов гремели по всей Москве.

Надобно сказать о количестве зрителей бывших внутри Кремля… Мы вошли в Кремль чрез Боровицкие ворота и сидели в амфитеатре, сделанном между Архангельского и Благовещенского соборами, а потому и не могли видеть тех площадей, кои простираются от Никольских и от Спасских ворот, где поставлены были войска, в виду у нас были только Кремлевский дворец, Грановитая палата с Красным крыльцом, часть Успенского собора и две стороны Ивана Великого. Сей, последний во всю высоту его до самой колокольни застроен был амфитеатром для зрителей и представлял бесчисленное множество людей, сидящих одних над другими, самая колокольня наполнена была людьми, все крыши строений, какие были видны нам в Кремле, усыпаны были народом; многие из них, взлезши на высоту крыш и нашедши какую вещь, за которую могли привязать кушаки, держались за них и таким образом висели на железных крышах во все продолжение церемонии; к ним вспалзывали другие и держались за ноги или за платье. Задняя стена нашего амфитеатра к стороне Тайницких ворот трещала от тягости влезавшего на нее народа, друг друга стаскивали и падали на землю, слышны были стоны, но неизвестно, лишился ли при том кто жизни. Удивительно, до чего простирается человеческое любопытство! Не было ни одной впадины сбоку строений, где бы не висел человек, с трудом державшись за гладкие стены или углы. Вся церемония кончилась часу во 2 или 3»²⁴².