Читать книгу: «За твоей тенью», страница 6
Глава 5. Кошмарье
3 января
– Ты впервые пригласила домой. Сбегать за вином? Напоминаю: я не женат, но серьёзных отношений не ищу. А ещё я жуткий гипертоник и причитаю на давление, тебе оно надо?
Звучит бархатный смех мужчины.
– Придержи свои неуместные шутки, Вить, я позвала по серьёзному делу. Заходи и закрой дверь. Комната – по коридору слева.
…
– А-а… Кхм. Вика просто спит?
– Не совсем. Так выглядит третий день непрерывного сна, откуда её силком не вытащить. Не спрашивай… Она страдала этим недугом в детстве.
Вздох. Тяжёлое длительное молчание.
– Как это случилось, Лид?
– Думаю… Многое сошлось в неподходящий момент. Мы тридцать первого встретились на площади, и там кто-то криво запустил салюты. Кучу людей обстреляли, уроды. Вика до встречи и так была взволнована и напугана, а тут совсем испугалась, впала в ступор, потом закрыла глаза… И рана эта непонятная на затылке откуда-то взялась, ума не приложу, где дочь умудрилась расшибить голову.
Всхлип. Шуршит бумажная салфетка.
– Лида, мне… Мне очень жаль. Но почему она не в больнице?
– Не лезь в это, я знаю, что делаю. Врачам доверия нет. Из-за них я чуть не потеряла Вику при родах.
– И? Это же безумие, ты посмотри! Она будто в коме. Дышит вообще?
– Да. Слабо.
– Вика нуждается в лечении, а не домашнем уходе! Это же не простуда… Из-за врачебной ошибки ты готова пожизненно рисковать здоровьем ребёнка?
– Эта ошибка стоила мне трезвости, а ей – стабильного сна и вменяемости!.. Х-х-х… Фух. Не читай мне… нотации, Вить.
– Присядь-ка, пожалуйста. Присядь-присядь, не нервничай.
– Ах-га…
Резкий вдох. Глубокий выдох. Снова. И снова. И снова.
– Короче, такое мы уже переживали. Не раз. Вика засыпала максимум на неделю, что сейчас-то пойдёт не так? Справится. Но мне очень нужна твоя поддержка, Вить.
– Чем смогу – буду рад.
– Несколько ночей посмотришь за ней, пока работаю? Еда, вода, туалет – располагайся, будь как дома. Меняй Вике капельницы, а об остальном я сама позабочусь. И говори с ней… Больше и чаще, что хочешь рассказывай, хоть трави анекдоты.
– Она разве слышит?
– Обрывками и путаясь во времени. Прошлое, настоящее, будущее, реальность, сон – всё в кашу. Так она объясняла, когда просыпалась.
– Однако…
– Попытайся её вернуть, пожалуйста! Я тоже буду говорить, но мой голос Вика может не услышать. Мы… слегка повздорили до встречи и друг друга не поняли.
– Лида, я присмотрю, но настаиваю на вызове врача.
– Хорошо. Хорошо! Агх. Если она не проснётся до конца праздников, то приму меры.
– Другое дело. Договор.
– Можешь сейчас остаться? Мне пора на эту хренову работу.
– Да какие вопросы, конечно. Окно только приоткрою, свежий воздух будет на пользу.
– Спасибо за помощь, Вить. Переверни через час, чтобы не было пролежней, ладно? На бок.
– Сделаю.
– И ещё… Завязываем с инкассацией. Эти деньги мне уже ни к чему.
* * *
– Мама просила называть тебя Тори. Ну… Давай знакомиться? Я Виктор. Охранник универсама. Настя рассказала, что это ты тогда у входа стояла… Возможно, вспомнишь меня, я домой как раз шёл. Не подумал бы, что это была ты. Хм… Лида… то есть, твоя мама – скрытный человек. Ничего без необходимости не говорит, даже про дочь.
…
– Та-а-ак, ну… Не знаю, что и сказать. Я сегодня на Торговом кепку купил, меховую такую, тёплую. Прокатился, болван, в час-пик. Душно в автобусах – ужас! Чуть не расплавился, форточку открыть пришлось. А люди-то, люди! Им только повод дай поругаться за копеечку. Откуда третьего числа столько народу в городе? Спали бы да отдыхали. Как ты.
…
– Борись, Тори. Сосредоточься на конкретной зоне своего тела. Пальцы. Попробуй начать с пальцев, у тебя всё получится.
…
– Ты молодец! Мама обрадуется, сейчас ей наберу. Алло? Алло, Лидка? Вика дёрнула пальцем, прогресс! Что? Почему не звонить? Э-э… Как скажешь, ладно. Смс так смс.
…
– Странная она. До праздников была другим человеком, не таким вспыльчивым. Пила много, но будто бы меньше, чем сейчас… Нервы сдают? Понять, наверное, можно… Тори, давай ещё раз? Сосредоточься на указательном пальце. Шевельни им…
…
– Когда я шкетом был, отец бросал меня с высокого утёса в речку. Учил плавать. Я боялся водорослей, визжал, хлопал по воде руками, а как-то раз ногу схватила судорога и меня потянуло на дно. Батя стоял, свысока любовался и кричал: «Ну давай, сынок, покажи, чему научился! Булавка на плавках. Не медли, коль выжить хочешь!» Отцепить её я как-то успел, уколол мышцу. Помогло ли? Как видишь, живой сижу. Булавку теперь беру даже в бассейн, хех. Вообрази там, во сне, что у тебя тоже есть такая булавка. Или ущипни себя мысленно. Вдруг получится?
* * *
4 января
– Вика… Я конченая мать и не заслуживаю прощения. Письмо на твоём столе видишь? Не видишь, конечно же, зачем спрашиваю… Вик, это сраное письмо я настрочила за неделю до нового года, но так и не смогла тебе отдать. Прошу, вернись домой, прочитай сама. У меня нет смелости во всём признаться вслух.
…
– Опять давление?
– Есть такое, до чёртиков замучило.
– Тебе налить?
– Ну, давай. Накатим. За здоровье твоей дочери.
– Будем…
…
«…Продажа фейерверков приостановлена в связи с нарушением техники безопасности…»
– Будь добр, выруби радио. Там новости крутят – бесит. Не хочу это снова вспоминать.
…
– Сколько дней-то прошло?
– Пять. Шесть? Я сбилась со счёта.
– Рождество же скоро… Если Бог есть, сотворит ли он чудо?
– Не в этот раз, Вить. Бог уже подарил один шанс на спасение Вики. С чего бы помогать теперь?
* * *
5 января
– Какие сны ты видишь? А видишь ли вообще… Я искал информацию о твоей болезни… А болезнь ли это? Однозначного ответа нет, сплошные предположения. Пишут, что так выражается летаргия, кататония, шизофрения… Кома… Какой-то бардак в этом интернете. Пишут, что спящие, вроде тебя, уходят в реальность, ими же созданную. Там ли ты сейчас? Слышишь ли нас?.. Господи, всё это как-то… жутко. И интересно. Расскажешь, что с тобой происходило? Ведь ты же проснёшься, не останешься там?..
* * *
6 января
– Какая сука эта Настя! Засекла и сдала меня директрисе, вот мразь! А могла бы забиться в долю и помалкивать, считая денежки не в кассу, а в карман. Но нет же! Сука толстожопая.
Грохот. Треск. Визг, перерастающий в рык.
…
– Вить, на работе? Отлично, не иди туда, возьми отгул и срочно шуруй ко мне. Есть очень плохие новости. Нет, Вика спит. Да насрать на магазин, бегом сюда!
…
– Я же просила завязать с инкассацией!
– Так я завязал, с поличным-то тебя поймали. Как так вышло?
– Откуда мне знать? Настя подняла записи с камер. Но мы же всё делали тихо, по слепым зонам ходили. Когда ты забрал последнюю нычку?
– Тридцать первого через аварийный выход вынес. Оставил в изогнутой трубе под козырьком, там нет камер и сухо. Потом забрал, отпросился пораньше домой… Погоди, Вика же меня видела в тот день. Она могла сдать?
– Сомневаюсь. Если и заметила, то не поняла.
– И… что теперь делать?
– В душе не знаю, Вить. Запасного плана мы не придумали.
…
– Послушай, я возьму вину на себя.
– Ты шутишь!.. Нет, не шутишь. Зачем? Это не твоя вина, мы оба – соучастники, оба тайком обчищали кассу.
– Мне нечего терять.
– Как нечего? А дочь!
– Уж поверь, она будет рада от меня избавиться, когда узнает, на что ушли эти деньги…
– На что? Что за ерунду ты несёшь?
– Вали отсюда, Вить. Я решу проблему, а ты позаботься о Вике, если меня загребут. Спасибо за помощь. Ты настоящий друг.
– Лида, какого ты творишь?
– Иди-иди. Не забудь свою кепку, на улице холодно.
Хлопок дверью. Щелчок, лязг ключей. Всхлип, сорвавшийся с губ.
…
– Я верну тебя домой. Верну. Тебе некуда идти, Вик, понимаешь? Ты поймёшь. Потом точно поймёшь, что все мои действия, решения, да вся моя жизнь – ради тебя. Одной тебя.
…
– …Кошмарье это грёбаное давно пора выкинуть на помойку. Зачем я на площадь его притащила? Знала же, сколько нашей крови оно высушило. Знала и всё равно на кой-то хрен принесла, а не выбросила!..
…
– Теперь только ты, Вик. И я.
Выдох, глоток, вдох.
– Ты… я… и бутылка. Кто-то из нашей троицы тебя точно добудится. Может, ты. Может, я. А может, бухло. Что думаешь?
Жгучий вкус спирта на губах.
– Курить, так и быть, не предлагаю. Мала ещё.
…
– Я в-в-в ужасе была! Когда у-узнала про беременность. Но сё равно оставила тебя. И я щаслива. Дочь родилась! Виктория! По-о-обеда над твоим никчёмным папашей. Чё?.. Да он бросил меня, Торь. Ха. Сразу. Никогда не угадаешь, как зов-вут отца. Хотя… Хы-хы-хы. Угадаешь. Потом ощнёшься – можем фписать его имя в свидетестве а рож-ждении. Если хошь, конешн. Вряли захош. Неприятно будет видеть отчество – Марковна. Неприятно же? Ха! Потом-му его нет. На-ка, ещё попей.
* * *
7 января
– Я же просила не звонить, а писать… Угу. Башка раскалывается. А? А, да. Она в норме, уже проснулась, но ещё заторможенная. Не волнуйся, Вить, помощь больше не требуется. Всё, извини, мне пора.
…
– Ты должна вернуться. Сейчас. Ко мне. Ты слышишь, я знаю. Но ты не слушаешь, Вика.
…
– Да какого… Алло, кто это? Вить, ты? Кто-кто, говорите? Не понимаю. Номер не определился, что вы хотели? Долгов у меня нет, кредиты брать не буду. Я, вообще-то, пытаюсь поспать! Пошли на хер, мошенники проклятые.
…
– Почему с тобой так сложно, Вик?.. Я же хотела помочь. Сделала всё ради твоего благополучия… Притворялась, будто мне не больно. А ты так легко отвернулась… Если бы я могла всё исправить, то не случились бы Тихоновы. Не страшно было бы тебя потерять, и не появилась бы эта сраная зависимость. Всё наше дерьмо досталось бы кому-то другому. Тяжело так жить, Вик. Сложно. Или водка меня убьёт. Или ты, когда очнёшься. Знаешь, лучше не просыпайся. Не приходи. Здесь нет твоего дома, сама же так решила.
* * *
8 января
– Всё, Виктория. Мы обречены. В том, что происходит, виновата ты. Уродилась упёртой, угробила нашу семью. Такова благодарность за помощь? Ты выбрала не меня, а человека, которого, сука, даже нет. Ненавижу. Не-на-ви-жу!
…
– Что-то не так. Со мной явно что-то не так…
…
– Я устала, Вик. Устала ещё в семнадцать лет. Сколько с тех пор прошло времени? Вообрази же наконец, как сильно я от нас устала.
* * *
9 января
– Раньше на десятый счёт ты просыпалась, а сейчас? Пальцем не шевельнёшь, будто мне назло. Специально спишь! Что Витя сделал такого, если его ты услышала? Что?!
…
– Я поняла. Поняла, Вик. Ты всегда меняла меня на кого-то получше. Сначала это была Наталия. Потом Марк. Теперь Виктор. Мама вообще существует в твоей вселенной? С кем угодно тебе комфортно, но не со мной. Зачем тогда стараться, ради кого? Ради дочери, которая навестила меня, как запасного – нет, последнего человека? Не отнекивайся, Вика. Каждое сообщение, что ты писала Марку, я видела. Зачитать то, что сорвало мне крышу? Нет-нет-нет, только послушай: «Пожвони пжл мне нужан помщь»… Язык сломаешь, твою мать, но я догадливая, Вик. Знала, что приедешь. Бутербродов для тебя взяла, чай. Я скучала! Но ты явилась из-за Марка… Почему он заслужил твоего доверия, почему не я?
…
– Яблоками откупилась и записочкой, ха. В лицо ни слова не сказала. Зато написала ему! Щас… Где оно… Ага, вот: «Хочу съехать от мамы, ты знаешь почему». Не знаю, Вика! Сука, не знаю! Скажи, что я делала не так? Как провинилась, чем заслужила? Откуда мне знать, что дома плохо, если ты молчишь?
…
– Надо было избавиться от тебя ещё до рождения.
* * *
10 января
– Мы похожи, Тори. Тебе без Наталии не жилось, мне – без тебя. Марк стал мостом между нами. Хрупким и ненадёжным.
…
– Уже десятое? Как летит время… Дождись, Вик, скоро вернусь. Сдам квартиру хозяину. Надо убедиться, что ты не расхреначила чужую собственность, пока от меня пряталась.
…
– Вот, твои вещи. Пустоватенько… Очки пришлось выбросить, случайно их раздавила. А за шарфик спасибо, приятно. Я конверт нашла с деньгами, купила нам гостинцев. Налить?
…
– Меня даже не берёт, но ещё бутылка – и на хрен откинусь.
…
– Вика, прости, я конченая мать!
…
– Ну-ка… Неужели не реагируешь? А если по затылку… М-м-м? Так, может, ты уже – того? Вроде нет, кровь свежая… Ладно. Ладно. Совсем недавно я купила отменный кухонный нож, сейчас покажу.
…
– Прости меня, Тори! Я хотела помочь! Господи, как много крови! Мама не сделает этого, Тори. Сколько пыталась – и снова не сможет!
…
– Витя! Витя, да возьми же трубку, член собачий, алло!
…
– Я… Так больше не могу.
…
– Это я всё разрушила, Вик, не ты. Когда я пытаюсь признаться, тогда из меня выходит желчь. Ну, такая же ядовитая и мерзкая, как твоё Кошмарье, чтоб оно сгорело вместе с этим городом и могилой Наталии. Вот, видишь! Совсем не то я хотела сказать.
…
– Если бы я не… Не ошиблась в тот день и написала бы тебе со своего номера… Если бы не перепутала симки… Ты бы не пришла на площадь. Мы бы поговорили в другой раз и снова стали мамой и дочкой.
…
– Это… письмо для тебя, дорогая. Пожалуйста, прости меня за всё.
Всхлип. Бьётся стекло. Что-то тяжёлое падает на пол.
Хрипы. Последний вздох.
Тишина.
* * *
Снег почти исчез, редкими талыми полосками высыхая вдоль улиц. Утренние сумерки заползают за горизонт, приглашая в небо весенний рассвет. В это время центральный район города непривычно пуст. Никто без веской причины не покидает дом в такую рань, только птицы бодро клокочут, заполняя тишину, да единственный автобус гудит в пути по прямой дороге в сторону центра.
Но не спится мне. И незнакомцу в поношенном чёрном пальто. Как два безумца, одни во всём городе, мы куда-то едем в автобусе, полном свободных мест, и почему-то сидим рядом. Я ючусь возле прохода, а он справа – у окна, любуется видом пустых улиц.
– Остановка: Торговый проспект. Конечная, – сообщает звонкий женский голос из динамиков. – Уважаемые пассажиры, при выходе из салона не забывайте свои вещи.
Я роняю взгляд, ничего не заметив в руках. На носу нет очков, карманы ветровки пусты. Забывать в салоне нечего.
Продолжая смотреть в окно, мужчина пространно говорит:
– Дальше автобус не едет. Это судьба. Давно хотел забежать в магазин шапок и обновить кепку, моя совсем уже стёрлась. А куда следуете вы?
Я отвечаю открыто и с лёгкостью, будто давно его знаю, но отчего-то не помню.
– Куда-нибудь вдаль, за пределы города. Туда, куда укажет солнце.
Мужчина поворачивается и улыбается серыми глазами.
– Сегодня обещают необыкновенный рассвет, – говорит он и поправляет козырёк своей кепки. – Пусть солнце приведёт вас в спокойное для души место.
Я улыбаюсь в ответ и поднимаюсь на выход.
Автобус плавно встаёт на Торговом. С шипением двери распахиваются. Шагнув вперёд, я выбираюсь на улицу и вдыхаю запах утра, похожий на следы дождя на асфальте. Оглядываюсь. Позади по краям дороги вытягиваются улицы, которые я не помню. Дома, их номера, названия остановок, закусочные и магазины… Всё это мне неизвестно, словно так было всегда.
В салоне никого нет. Мужчина в кепке исчез, как одеяло снега, когда-то покрывавшее город. Наверное, незнакомец уже умчал в магазин. На стекле окна, перед которым он сидел в автобусе, нацарапана кривая надпись: «Ух҉од҉и». Восприняв это как знак, я киваю, отворачиваюсь и делаю шаг.
Первый. Второй. Третий, четвёртый. Впереди виднеется огромная и пустая площадь, но мне нужно пройти дальше, за неё, в другой конец города. С каждым шагом я забываю всё, что осталось позади.
Брусчатку греют лучи утреннего солнца. По ногам, по следам талого снега, по прозрачным лужам и ещё мелким травинкам льётся свет. Он насыщается оттенком. Сначала луч белый. Затем янтарный. А потом – изумрудный, как цвет летних лугов.
Шаг шестой и седьмой. Восьмой и девятый. На десятый я оборачиваюсь, вижу каждую улочку, лежащую по бокам от протянутой дороги, но не узнаю этот город. И от неведения ощущаю свободу.
– Всё пройдёт на рассвете, – говорю вслух, улыбаюсь и ступаю дальше, за пределы, в никуда, в никогда, в никогде. Туда, куда ведёт меня солнце.
* * *
«Седьмое февраля. Я бы предпочла считать эту дату твоим днём рождения, чем роковым рубежом, когда наша связь оборвалась.
Ты была в тот день так зла и убита горем. Замкнулась, не разговаривала со мной, лишь обменивалась дежурными фразами. Плохо ела, мало пила, дёргалась от любого звука, не спала. Последний раз выходила из дома на похороны Наталии, а с тех пор ночевала у окна на кухне и бездумно переделывала подарок, который уже был бесполезен. Ты ненавидела весь город, мир… И почему-то меня.
У тебя сгорбилась полумесяцем спина. Нечёсаная коса совсем запуталась, одежда износилась и пропахла кислым по́том. Ради твоего праздника я взяла отгул и бодрствовала дольше суток, чтобы пересилить дневной режим сна. Упаковывала для тебя коробку с глиной, гуашью, смолой и инструментами. Мне думалось, тройной запас материалов порадует хотя бы на миг.
Но я опустила рычаг, на который нельзя было даже смотреть.
Ты погрузилась в создание Кошмарья. Заперла в нём всё, что обещала. Чем дольше умирала заживо, сидя за работой, тем дальше уходила от меня. В итоге эта безделушка заполонила квартиру и свела нас обеих с ума.
Вика, тебя терзала такая боль от потери Наталии, что мои попытки накормить ужином с ложки обрывались твоими слезами и паникой. Через пару лет подобной жизни я начала бояться к тебе подходить!
Вскоре вернулись приступы длительного сна… Ты засыпала на сутки, как в детстве. Я переживала, что в таком критическом состоянии ты уснёшь навсегда.
Чтобы тебя спасти, пришлось рискнуть, и это решение – моя главная ошибка.
Ты понимаешь, что случилось дальше. Кто-то написал тебе сообщение, не требуя ответа. Этот человек хотел поддержать и помочь, сделать как лучше, разделить твою боль…
А потом я увлеклась, Вик. Глядя, как ты вновь становишься счастливой, я так увлеклась притворством, что захотела стереть с себя лицо и натянуть маску другого человека, которому ты доверяла.
«Он хороший друг, мам», – так ты отзывалась о Марке незадолго до переезда. В такие моменты я жалела о своём существовании больше чем когда-либо.
На вопрос «Кто ты?» мне стоило честно ответить: «Мама». Но представив, как сильно ты возненавидишь мать за правду, я соврала.
Милая, поверь, мама ненавидит себя гораздо сильнее. Сильнее, чем любит тебя.
Всё стало хуже, когда ты покинула дом. В одиночестве я беспробудно запила, хотя всячески пыталась бросить. Горько плакала, ведь ты обо мне не вспоминала. Я по-глупому завидовала, не представляя, что какой-то пацан может стать дороже семьи.
И я совсем развалилась, когда финансово перестала тянуть оплату аренды на Садовой. Центр города всё-таки… С моим заработком долго там не прожить.
Вершиной стали твои смски Марку с просьбами о помощи. Меня ломало от представления, что ты там одна, голодная и напуганная, заперта в клетке собственных страхов.
Поэтому я начала воровать деньги из кассы универсама – понемногу, обходя камеры, через подсобку, чёрный ход и в доле с охранником – и подкладывать в твой почтовый ящик, Вик.– и подкладывать в твой почтовый ящик, Вик.
Но так жить невозможно. Я устала притворяться чужим человеком! Это нужно прекращать. Срочно. Бесповоротно.
Худшее, с чем придётся мириться: избавившись от Марка, я снова потеряю дочь. Вспомню, как не нужна тебе, Вика. Буду пить и глушить эту тупую боль, даже понимая, что ничего тебя не вернёт, хоть насильно тащи за уши от Садовой на Лесную. И всё же я остановлю этот абсурд. Сегодня. Пока не наступил новый год.
Давай с января начнём новую жизнь? Без обмана и обид. Уедем из города в местечко получше, где нет спиленных сосен за окном и умирающих дворов. Начнём заново – без Кошмарья и Наты, с которых всё завертелось, и без Марка, которым закончилось.
Давай?
Когда будешь готова поговорить – не отвечай по телефону, приходи домой. Я буду ждать.
Люблю тебя больше жизни, Тори. Так, как ненавижу себя.
Твоя мама».
