Читать книгу: «Никто не ангел», страница 5

С колотящимся сердцем Вика выдала каскад вранья. Получилось убедительно. Мама согласилась с предложенной версией, и через пять минут Вика возилась с вазой на столе, улыбаясь в стенку.

Глава 11. Навстречу счастью по ухабам

Шесть лет назад Сергей не строил никаких планов на жизнь. Он был одиноким, брошенным даже родителями или, вернее, отказавшимся почти что от всех контактов с ними после переезда. Старшекурсником, претендующим на диплом с отличием.

Он не знал, кем видит себя в профессиональной жизни. До сих пор ему не удалось нигде поработать из-за своего здоровья, которое рухнуло бы сей же час, вздумай он совмещать это с учебой. На жизнь ему причитались стипендия и деньги, вырученные от написания рефератов и курсовых для всех желающих.

Сергей просто надеялся, что он найдет себе тихое спокойное место, где его никто не будет трогать, и поведет там свое незаметное существование. Учеба на данный момент была для него самоцелью, ценностью самой по себе, придававшей ему чувство значимости.

Последняя госпитализация осталась в далеком прошлом, но она, казалось, напрочь сломала его. Сергей стал бояться за свое здоровье, ощущать свою ущербность. Он не мог более отключить свой разум и броситься в омут случайных приключений. Неудачная вечерника на втором курсе, после которой последовал окончательный его разлад с предками, врезалась в его память и преследовала два последних года.

Да, он ходил иногда на посиделки, улыбался, острил. Но никогда более Сергей Шлепцов не был на передовой, канула в Лету его слава «покорителя всех юбок». Если он и умудрялся закрутить с кем-то, то это было осторожнее осторожного и крайне быстро кончалось.

Больше всего времени оставалось на одиночество. Часто он чувствовал себя грустным и усталым, иногда и вовсе не мог выбраться из кровати, так не хотелось ничего делать… Но проходил день, наступал следующий, и телевизор включался на заднем фоне, и снова открывались учебники, и появлялись на кухне покупные пельмени. Надо было жить дальше: ничего другого не оставалось.

Он и сам не знал, отчего ему теперь так тоскливо и тяжело. Сердце билось без особых проблем, анализы не показывали ничего ужасного, но активность его будто ушла в бессрочный отпуск, оставив вместо себя тягостную бесконечность. И необходимость учиться. И хоть как-то подрабатывать… Не брать же деньги у родителей, с которыми он теперь не хотел иметь ничего общего, отвечая на звонки лишь только для того, чтобы они не думали, что он все-таки помер, и не заявились бы к его порогу.

Хочу – лежу, хочу – пишу чужой курсач, хочу – учу, не хочу – нет… Экзамены все равно сдам на отлично, потому что я такой, выкусите все. Такова была его философия.

На четвертом курсе специалитета Сергей наконец перестал метаться между кафедрами и избрал себе наиболее привлекательную для написания курсовой с прицелом на тему будущего диплома. В конце учебного года кто-то из сотрудников оного подразделения, в котором он теперь имел честь работать, задал ему вопрос: а не хочет ли Сергей поступить в аспирантуру?

Он пожал плечами. А что это вообще такое и кому она может пригодиться?..

Глава 12. Чем прыгучей шарик на рулетке, тем важнее реверанс Фортуны колеса

Сегодня Сергей брился, тщательно оглядывая свое лицо сквозь стекла очков, а Виолетта разыскивала самый красивый и теплый свитер. Ей казалось, что всю ночь она не спала, а бродила разумом в полудремных грезах. Она была напугана, скованна и в то же время рада. Ей пока что и хотелось, и не хотелось идти на эту прогулку одновременно. Некая помесь любопытства, предвкушения и природной застенчивости дебоширила в ее душе, не оставляя в покое.

Но он в итоге вел себя так непринужденно и тепло, что она вскоре прониклась к нему всей душой и, похоже, захотела находиться рядом больше всего на свете.

– А я в экономике ничего не понимаю, – виновато пожала плечами Вика.

– Судя по нынешнему положению дел, у нас в стране в ней вообще никто ничего не понимает, только делает вид… Кроме меня, естественно. Я понимаю, просто молчу. Жду, когда мне начнут поклоняться во имя моих знаний.

Сергей прослыл в институте слегка эксцентричным. Слова его были порой странными, а поступки – неожиданными. Окружающих могло мало удивить, что он кидается на незнакомую девушку возле дверей работы. Или пытается напасть на парту, на которой разбросаны расчески и иные предметы, отвлекающие внимание студенток от занятий.

Или имеет на руке татуировку в виде языческого солнца. И это задолго до того, как тату вошли в повальную моду. Хотя демонстрировать сей шедевр, приходя в институт в футболке, он дерзнул последний раз, учась в аспирантуре, а сейчас такого уже себе не позволял.

Также про Сергея было известно, что он состоял в длительных и серьезных отношениях с научной деятельностью и в весьма кратковременных и обычно веселых – с женщинами. Сам же для себя он решил, что больше никогда не позволит одной из своих подруг попытаться убить его.

Сергей сгреб ботинком влажную пожухлую листву и улыбнулся. Дул холодный ветер, путая волосы Виолетты, ее шею крепко закрывал шарф.

– Я во многом абсолютно ничего не смыслю. Например, как включить духовку и не спалить при этом дом, – сказал он.

– Это легко, – улыбнулась Вика.

– Только не для моих сугубо теоретических навыков при полном отсутствии здравого смысла… Вообще, твоя профессия гораздо нужнее, чем моя: ты не даешь людям умереть от голода.

– Нет, – она смеялась. – Я по выпечке специализировалась. Много разных булочек умею делать, но больше всего я люблю печь блинчики…

– Мужчины в очередь должны за тобой выстраиваться.

– Они и выстраиваются. В столовой. Пеку я только дома теперь, а на работе либо салаты мешаю, либо цифры вбиваю, – посмотрела на него Виолетта, и то ли она шутила, то ли не поняла его юмора.

– Тебе не холодно?.. Если что, ты скажи. Я не хочу быть причиной голодной смерти половины института. То есть я не хочу, чтоб ты заболела и не вышла завтра на работу.

– Я, по-моему, уже полчаса смеюсь без перерыва.

– Если ты не занята, я на выходные могу достать билеты в театр. Там намного теплее. И слова послушаешь более умные, чем мои.

Два дня Виолетта приходила домой лишь поздно вечером. С робостью она придумывала, что на работе проводят какие-то чудны́е мероприятия. Рот не открывался сказать властной матери правду.

В пятницу Сергей принес ей розочку, которую Вике пришлось у подъезда оборвать под самый венчик и спрятать в сумочку. Мать смотрела на нее довольно пристально, но молчала. И для Вики это сейчас не было чересчур важным.

Итак, на выпускном курсе, все еще не очень понимая, чем может грозить аспирантура в будущей жизни, кроме отсрочки от армии (а таковая Сергею была не нужна) и общежития (везучему паршивцу и тут подфартило), он готовился к новым вступительным испытаниям. Озаботившись тем, что нужно начинать научные изыскания, Сергей быстро занял призовое место на конкурсе студенческих и аспирантских докладов в своем вузе. Подготовкой доклада руководил заведующий кафедрой, умудренный опытом и богатый научными достижениями профессор Станислав Эдуардович, по прозвищу Главный.

– Сергей, как там вас по батюшке-то? Говорят, вы очень умный? И что, не зря говорят?.. – профессор остановил Шлепцова в коридоре. – Поедете с нами на конференцию?

Это было такое волнение! Сергей, конечно, знал, что среди студентов он неплох. Но знал он также, что есть оные гораздо умнее него. По правде, он никогда не думал, что сможет действительно хорошо проявить свои способности – или, проще говоря, интеллектуально выщелкнуться – вне студенческой среды. Его всегда более интересовали фантастические книги и «богема» пьяных товарищей, последняя – пока жизнь не предала его самым грязным образом.

Дорога, поезд, грозящее выступление перед большой аудиторией, да еще и с иностранными гражданами, настолько спутали его картину мира, что, едва ступив на перрон, Сережа неожиданно для себя попытался взяться за старое и связался с первой попавшейся шумной компанией молодежи. Ее членами оказались аспиранты-философы, к которым позже примкнули правоведы, тоже прибывшие на «слушанья по делам науки».

Вечер в местной университетской гостинице для него прошел в душной комнате в разговорах, из которых быстро вылиняла логика. Зато философствовать после распития неведомо откуда взявшихся бутылок с домашними заготовками начали все. Учащихся с философского факультета среди сей словесной вакханалии можно было распознать по нудным упоминаниям о Гегеле и Фейербахе и сентенциям о том, какой тип рассуждений похож на того или иного философа или методологически неверен.

Сергей бы обиделся на них на утро, но утро его началось слишком рано. И за час до конференции его все еще тошнило в унитаз в чужом номере.

– Держись, брат, – без стука к нему зашла одна из философичек – ее, кудрявую и крепче в пару раз Сереги, ничем было не взять – и принесла в двух кружках чай. – До обеда, главное, дотянуть, там полегчает.

– Спа-асибо… И выйди, умоляю.

Он ей явно понравился. Если бы не спекся так быстро, все могло бы быть более гедонистично… гедонистически… или как там правильно?..

Сергей пожаловался белому телефону еще раз. Он так давно не напивался в хлам, что забыл, каково это. Как же «удачно» настойки легли на расшатанные нервы и спазм желудка!..

Только страх публичного позора и риск ударить в грязь лицом перед научруком заставили его забыть, что он мог бы слечь в больницу со своим сердцем в этой Караганде, которая так далеко от родной Москвы.

Сергей переоделся прямо в чужом номере, поскольку его сумка оставалась все время с ним. Ведь он даже не удосужился заглянуть к себе и познакомиться с соседом.

Явив себя на конференции, он вскоре проклял тот факт, что пришел к открытию, а не хотя бы примерно к своему выступлению, которое состоялось только через три ужасных часа. Вышел он к трибуне неверными шагами, схватился за нее обеими руками и выдал речь, состоявшую из постановки научной проблемы, возможных путей ее решения и их критики, после чего сам не свой вернулся на место.

На неформальной части после мероприятия его не было: он продолжил «болеть» уже в своем номере, лежа в постели.

Как гром в коридоре послышались шаги вернувшейся академической компании, и внезапно к Сергею зашел вовсе не его сосед-аспирант. Сам Главный появился в его жизни в самый неподходящий момент.

И пока Сергей придумывал, откуда он подцепил этот «желудочный грипп», ему начали абсолютно серьезным тоном читать лекцию о катастрофических социальных и экономических последствиях сухого закона для страны.

– Простите, я вел себя, как свинья, не знаю, что на меня нашло, – Сергею никогда не было так стыдно.

– А я вам говорю, что даже чувство меры должно знать свою меру, иное – удел средних людей. Я сейчас вернусь. А пока не вызывай сам себя на дуэль.

Издав неопределенный звук, профессор встал, пошел к себе в комнату и принес оттуда Сергею стакан с бесспиртовой настойкой на чем-то дикорастущем. После нее горемычного студента мутило еще минут тридцать, затем он смог заснуть, не обратив внимание на то, когда возвратился сосед.

На следующий день Сергей просидел всю вторую часть конференции в нужной ему секции, а затем поучаствовал в массовом ужине. Наутро в несколько необычном, принимающем все, как дар, настроении он поехал вместе со всеми домой.

Вообще-то, конференция запомнилась не столько разнообразием докладов, сколько этим инцидентом и обилием мыслей, которые гонялись друг за другом в его голове.

– Смотрите, Сережа, – сказал ему Главный, когда на несколько минут они остались вдвоем в холле гостиницы, если таковой заслуживал столь гордое название. – Примите как гипотезу, что вы ушли утром не у себя из комнаты, а от некой А., допустим, не просто А., а А.М.

– Станислав Эдуардович… – Сергей хотя и был не против склеить девушку, но нервы и алкоголь отвратили его от пути иного грехопадения.

– Каковы следствия этой гипотезы? Либо А. не М., а самая что ни на есть С., и тогда вы будете М., но уже в глазах других людей. Либо А. может оказаться Ш., и тогда все может стать до фиолетовой звезды. Скорее всего, ненадолго. Поэтому всегда смотрите на соотношения и знаменатели, но решайте, что вам делать, сами. Не забывайте про целые числа. И живите себе счастливо. Конференция-то понравилась?..

– Интересными мне показались три доклада. Остальные… скучноваты, или я их плохо понял, не знаю.

– Ну, уже результат. В нашей среде всегда так. Ах да, меня же вы слушали, дрейфуя, вероятно, на иных волнах.

Сергей порозовел, вспомнив, в каком состоянии он был в первый день конференции.

Он запоминал все, что шутя говорил ему профессор, но в конечном итоге заставляло хорошенько пораскинуть мозгами. От подобных разговоров ему становилось спокойно и душу наполнял оптимизм.

Главный хотя и был в летах, но сохранял удивительную живость и энергичность. И словно насквозь мог видеть и людей, и суть вопросов.

В плацкартном вагоне поезда до Москвы, который милостиво оплачивал университет, образовался настоящий научный кружок, по которому быстро расходился чай с баранками.

– Сергей, что вы там жметесь?.. Вы теперь член клуба. «Досуг и знание» называется, – Станислав Эдуардович выловил его, еще не успевшего найти друзей среди аспирантов кафедры, в проходе между полками и забрал в компанию, где временно смешались ищущие научную степень и получившие ее.

Через неделю после приезда Сергей все еще ужасался своему безрассудству, пил на всякий случай корвалол и постоянно считал свой пульс. В этот ответственный момент его привлекли к написанию нового учебника. Работа его в основном носила технический характер, но он взялся за нее с самым большим рвением, хотя пока что и без должного умения. Он кропал таблички и выводы по ним, как крапает приятный летний дождик. Регулярно, правда, он называл себя ослом и дебилом, а затем считал гением и иногда победоносно шел на посиделки с аспирантами и другими студентами, настроившимися на послевузовское образование. Но отныне все было в меру. Опять!..

Сергею предстояла государственная итоговая аттестация, которую он выдержал на отлично, несмотря на высокую загруженность. Отчасти помогла кафедра, оформившая ему запись о прохождении преддипломной практики за его усилия. Написать же и защитить диплом, учитывая его погруженность в научную работу, Сергею было несколько проще, чем остальным.

Вскоре он понял, что эта самая кафедра крепко стянула его в своих объятиях. Большая победа. Как потом выяснилось – перед чередой новых испытаний. Экзамены в аспирантуру оказались меньшим из них, их он тоже успешно сдал.

Глава 13. Человек как совокупность общественных отношений, или Серпом по молоту

Личность Сергея, много лет претерпевавшая внутренние и внешние потрясения, неожиданно сложилась из фрагментов.

Он ощущал себя здравомыслящим, позитивным реалистом. Знал, что имеет страсти и дурные наклонности, и в то же время был способен как бы наблюдать за ними со стороны, не позволяя им полностью занять свою жизнь. Страх – его неизменный спутник в течение тринадцати последних лет – теперь в основном придремывал внутри и лишь иногда вылезал, чтобы стать свидетелем негодующей взбучки с пропесочиванием самого себя и в итоге уползти обратно.

Он обладал непререкаемой свободой мысли, умел интересно излагать в устной форме и ваять замечательные абзацы в письменной. Он мог построить свой собственный витиеватый мир и бродить в нем. Возвращался к реальности, добавляя в нее что-то от себя.

Когда жизнь подкинула ему крученый удар в виде женщины, сумевшей вызвать неведомые доселе эмоции и непонятно сильное, словно кармическое притяжение, он тут же поймал этот мяч. И, как бы не удержав в руках, выпустил прямо перед собой, а теперь смотрел на происходящее с затаенным и несколько трепетным ожиданием.

Жажда вновь прорвалась наружу и овладела им. Чего же жаждал Сергей?.. Всего, что могло быть в прекрасной жизни, прямо-таки целиком и безраздельно.

Сергею удалось достать билеты в театр лишь к следующим выходным. До того дня их счастливые встречи продолжались под светом уличных фонарей.

С самого начала культурного вечера Сергею показалось, что Вика чем-то расстроена. Но потом она улыбалась, а он держал ее за руку и все, казалось, в порядке.

– Пресноватый оказался спектакль, – проронил Сергей, когда они вышли на подсвеченную фонарями московскую улицу. – Уже поздно, я провожу тебя до дома?..

Виолетта ответила не сразу. Она вдруг остановилась, и Сергей увидел, что ей трудно говорить.

– Что такое? – его голос понизился.

– Сергей, я… не знаю, как это сказать.

Она начала объяснять, и вся суть сводилась к следующему: это все нелепо. Он – кандидат наук, она – буфетчица, у которой даже вуза за плечами нет. Про них все шепчутся, над ней смеются. Никто не может в такое поверить.

Сергей раскрыл глаза, насколько мог. Он привык не обращать внимания на окружающих до тех пор, пока они в моральном смысле не пытались его ударить подносом по лицу. Или же пока его голова не начинала сама по себе сходить с ума. Но теперь воображаемый поднос обрушился на Виолетту.

– Тебя это волнует?.. – серьезно спросил он. – Тебе важнее остального мнение других людей?

– Нет, но…

Она очень неровно вздохнула. Сергей еще не понял, обижает ли его происходящее. И стоит ли вообще прилагать дальнейшие усилия.

«Ты сама представь, на что ты ему можешь быть нужна? – спросили ее коллеги по работе – прожженные жизнью столовские работницы, прошедшие закалку многочисленными коллективами и теперь знавшие ответы на все вопросы. – Где ты, а где он?.. Если б ты королевой красоты была при этом… А так – поиграет и бросит, а ты будешь реветь месяцами в подушку».

Сергей не мог знать о сделанном «напутствии». И вряд ли мог войти в тонкости ее положения. Но что-то внутри подсказало ему, что проблема глубже, чем может показаться.

– А ты сама что думаешь? – вымолвил он.

– Я… – она взглянула на него, и он увидел побежавшие по щекам слезы. – Я не знаю… Прости меня…

– Ну, не надо… Не плачь, пожалуйста, – он сам удивился своей мягкости, когда обнял и прижал ее к себе. И по ответному движению он тут же понял, что она все же думала.

– Вика, мне с тобой хорошо, и я вижу, что тебе со мной тоже. Какой смысл слушать, что треплют злые языки? Я хочу узнать тебя лучше. Встречаться с тобой… Я знаю, что много болтаю, и это не самый большой мой недостаток. Но и слушать тебя я очень хочу. Давай просто будем… ну, будем… Короче говоря… ты ведь согласна продолжать в том же духе? – она взглянула на него и коротко кивнула, его ладонь пригладила выбившуюся из-под ее шапки прядь волос.

Сергей впервые поцеловал ее в губы и этим надолго исчерпал болезненную тему.

Глава 14. Сурова аспирантура, но та еще дура

Как-то на научную конференцию на экономическом факультете заглянули ученые-юристы, поскольку часть вопросов пересекалась с их сферой исследований. Они зачем-то притащили с собой свои чудовищные журналы и пытались раздать их всем желающим. Последних почти не обнаружилось.

Сергей не особенно любил представителей юрфака, считая их занудами, живущими в искусственной вселенной и апеллирующими к несуществующим понятиям с таким жаром, что яичницу можно было приготовить.

Но одну фразочку на латыни, которую услышал тогда, он запомнил и полюбил: «Dura lex, sed lex». То есть: «Суров закон, но это закон». И с тех пор всякий раз, когда кому-либо не нравились законы родной страны, Сергей с основанием говорил, что даже сами законники считают их дурой.

– Станислав Эдуардович, я бы не стал так рисковать, – один из аспирантов вошел к профессору в кабинет, желая поговорить наедине.

– В плане?

– В плане Шлепцова. Чтобы вам лично брать руководство его диссертацией. Понимаете…

– Ну?

– Я не хочу наговаривать… но он слишком неустойчивый. Вести себя не умеет. Поговаривают даже, что там с психикой нелады.

– Кто говорит? Девчонки, которых он побросал? Нет, Борис, послушайте, – Станислав прекратил дальнейшие попытки. – Возможно, в нем есть небольшая придурь, но для научного работника это скорее плюс, чем минус. Хотя вы, например, успешно обходитесь без нее. Мыслит он чисто и хорошо, и мне это нравится. В остальном можно и помочь парню, если что будет не так.

Таким образом без присутствия Сергея был заключен важнейший союз, во многом предопределивший дальнейший образ его мыслей и в некоторой степени – образ жизни.

Сергей затруднялся сказать, что он чувствовал к Виолетте. Раньше ему не раз срывало крышу, но теперь все было совсем по-иному. И отношения развивались не так, как он привык.

Он с удовольствием увлек бы ее к себе еще в вечер после театра. Но что-то его остановило. Он видел ее огромные глаза, обращенные на себя, и совершенно терялся в данном вопросе.

В тот день, проводив Вику до дома, он еще раз поцеловал ее около подъезда и обещал, что спланирует следующую встречу. А пока… спокойной ночи.

Тема диссертации была выбрана и сформулирована, и Сергея окончательно затянуло в водоворот дум, чтения и дискуссий. Вдобавок Главный вовлекал его во все процессы, в которые в принципе мог быть вовлечен аспирант.

В те дни Сергей летал на крыльях. Он вдруг впервые в жизни почувствовал, что в песочнице взрослых людей действительно что-то значит, и это укрепило его в собственных глазах.

Меланхолия и неуверенность, доселе занимавшие его жизнь, внезапно стали вытесняться новой реальностью. У него были и учеба, и работа – научная деятельность! Они воодушевляли, и он несся на встречи с научным руководителем, как ласточка стремилась к своим мушкам.

Сергей вдруг понял, что он именно этого и хотел в своей жизни – свежего, умного и неформального. И если кто-то мог ему дать такое, это был его научный руководитель.

Случилась настоящая любовь к душе. По Платону. Высокая, светлая, космическая и вечная. Она пока не требовала ничего взамен. Но получала все, что было необходимо для того, чтобы жить и действовать.

Для Сергея этот человек, с которым он хотел бы общаться несравнимо больше, но так и не сумел из-за его занятости, навсегда остался солнцем.

Сергей никогда не рассказывал, что за ужасы терзали его на самом деле. Но когда раз или два он приходил к профессору, подавленный и истерзанный стандартами общества, то шаг за шагом мог постичь истинную философию бытия.

– Я сам знаю, каково быть в подобном настроении. Любая потеря и трудность могут восприниматься порой как конец света. Особенно в вашем возрасте. Но поймите одну вещь: сейчас важнее всего иметь правильный потенциал и положительную динамику его реализации. И они у вас есть. Вы забудете о своих проблемах незаметно. А когда однажды ты оглянешься, окажется, что ты уже другой человек. Такой, что ты и сам себе еще позавидуешь. Кофе выпить хотите?..

К студентам и аспирантам было принято обращаться на «вы», но в минуты человеческого общения и при большой разнице в возрасте это правило иногда нарушалось.