Читать книгу: «Никто не ангел», страница 4

Глава 8. Оставим мы страданий тени и дружно все перенесемся в ад

Вике трудно давались последние дни. Она сдавала экзамены, готовилась к следующим, шла на работу. Наконец она получила специальность, окончила техникум и могла спокойно работать.

Не так давно Вика сменила столовую на производство и теперь замешивала булочки. Она была уже совсем взрослой девушкой, и именно на работе случилась ее первая «история любви».

Павел был улыбчивым детиной, пыхтевшим рядом с ней. Полная противоположность Виолетты: уверенный, большой и, видимо, считавший себя первым парнем на деревне в два двора. Он ее заприметил быстро. И пригласил гулять.

Вкушающая свободную жизнь, где работа не была отягощена еще и учебой, Вика, хоть и стеснялась, и не испытывала к нему особой симпатии, согласилась пройтись вечером по парку.

Павел выглядел довольным, пошутив о чем-то, обнял Вику за талию. Ей стало немного не по себе, но она продолжила прогулку. Он спрашивал о том, на какой станции метро она живет, с кем и часто ли ходит гулять. Вика отвечала.

Было прохладное время года, и темнело рано, парк слабо освещался. От сырости Вика чихнула.

– Надо теплее одеваться, – сказал Павел, обнимая ее много крепче.

Виолетта о чем-то щебетала, а он слушал или, по крайней мере, молчал. Они прогуляли минут сорок, когда Вика сказала, что ей совсем холодно и она хочет домой. На что Павел внезапно остановил ее, прижимая к себе своими ручищами, и поцеловал в губы. Вика чуть дыхание не потеряла, оказавшись в таком капкане. Все ее нутро сжалось, и она с отчаянием выбралась на свободу.

– Ты чего? Недотрога? – взглянул Павел.

Вике было не до того, чтобы отвечать «дотрога» она или недотрога. Все тело задрожало так, что она и слова не могла спустить с языка.

– Ну-ну, – произнес Павел и ушел в скудную темноту города.

Виолетта знала, что, расскажи она матери, ничего хорошего из этого не выйдет. Тем не менее ей не удалось сдержать слез, когда она вернулась домой. Тут-то и выяснилось, что она ходила в парк не с подругами. Мать грубо прикрикнула на Вику, настоятельно посоветовав ей не реветь, потому что сама виновата.

– Черт-те что! Так и останешься одна с такими замашками! – ни к селу прибавила мать.

Не зная, что же от нее требовалось: уступить или не уступать этому мужчине, Вика сделала вид, что идет мыться и проплакала под душем минут пятнадцать. В следующие несколько недель у нее на глазах часто наворачивалась влага, на работе хотелось под землю провалиться.

Сережу выписали из больницы живым, хотя нельзя сказать, что здоровым. Он уже больше месяца чувствовал слабость, любые дела давались с трудом, приходилось подолгу отдыхать после незначительных усилий.

Сессия в институте прошла успешно мимо него. Шлепцову оставалось только взять академический отпуск.

Чем заняться долгими днями, когда сидишь один дома, а родители на работе?.. Можно было вернуться к чтению книг, но Сергею даже они надоели. Он лежал на кровати и то слушал радио, то смотрел какую-нибудь передачу. То разгадывал кроссворд в газете. Когда вечером мама предлагала ужинать, он шел и молча ставил перед собой тарелку. Не доедал и уходил обратно валяться.

Мама не раз пыталась с ним поговорить, но Сергей не шел на контакт. Он пребывал в глубокой депрессии, казалось, он навсегда перестанет общаться с людьми.

Новый год, вынужденно проведенный в больнице. Сердечники заменили веселящие напитки корвалолом, а Снегурочку – толстой медсестрой. Один «сын партии» – так его с презрением окрестили после того, как скорая разболтала его историю медикам приемного, а те – всем остальным – остался гордо на своей койке. Он прикрывал глаза рукой и старался не слушать чужие разговоры.

За время своего стационарного лечения Сергей узнал от матери, что ему названивал Витька. Если можно считать названиваем две попытки. Во второй раз лучший друг сказал, что ребята хотят его навестить. Входили ли в понятие ребят девчата, Сергей не знал. Но он в первый же день под угрозой саморасправы запретил матери говорить адрес больницы. Играть с огнем женщина не стала. Когда она передала его слова, звонки прекратились, их как отрезало.

Все начало января мама приходила к кровати сына и кормила его мандаринами. Он возненавидел мандарины.

Сергей сильно похудел, и ему это жутко не шло. Выглядел он плохо, в глазах ничего, кроме усталости. Друзей круглый ноль. На исходе был март, а ему так никто и не звонил больше.

В середине апреля молодой человек, постаревший на вид, решил-таки выйти на улицу. Он не знал, зачем ему это надо, просто весна вдруг потянула побродить по знакомым дворам, вдохнуть что-нибудь, кроме пыли.

Тело его совсем отвыкло от движения. Вернувшись домой, он долго отлеживался, чувствуя каждый удар своего сердца. Однако дня через два он повторил попытку.

Мама запичкала его всякими общеукрепляющими средствами. Она, наверное, считала, что благодаря ей Сергей и встал на ноги. А он, пока никого не было дома и дворы пустовали, свободные от тунеядцев, гулял в одиночестве.

Вечного уныния не вышло. К середине лета Шлепцов вернул себе более или менее обычную жизнь. Он стал появляться на людях – ходить в магазин за продуктами – с опаской притронулся к прежним интересам, а именно: посетил библиотеку и взял себе несколько фантастических книг, достал с полки тома, касающиеся экономики и сопутствующей идеологии.

Он даже иногда что-то делал по хозяйству. Мама с удивлением находила дома чистые полы и помытую посуду. Меньше всего он хотел, чтобы ее это радовало. Но по капельке даже его мятежная душа начала оттаивать и признавать ее всегдашнюю о нем заботу…

Стоя на кухне перед плитой, Сергей еще не знал, что на рубеже веков самым сексуальным мужским нарядом в глазах женщины назовут фартук и принадлежности для уборки. В будущем ему пригодятся такие навыки.

В сентябре Шлепцов появился в институте. Он захотел еще раз посетить занятия, которые помогут ему в сдаче зимней сессии.

Осенью Сергею должно было стукнуть двадцать лет. Лишенному прежнего круга общения, теперь ему не оставалось других дел, помимо учебы. И он, осознанно или нет, об этом не очень жалел. Единственное, что его отвращало от университета, – неизбежность встречи со своими старыми знакомыми. Однако при виде Витьки и Ленки ему удавалось вовремя скользнуть за угол или переждать в туалете. А рок последнего года жизни, солнцеволосая Светлана, растворилась из стен учебного заведения в неизвестном направлении. Может быть, снова вышла замуж?

– Говорят, Шлепцов опять на втором курсе? – задала вопрос Аня – бывшая сокурсница Сергея, с которой он особенно не общался, но давал переписать конспекты лекций. Она, а еще Витек, Ленка и несколько других ребят стояли под моросящим дождиком рядом с институтом.

– Он вышел из академа, – подтвердила Ленка.

– Правда? Что с ним было? – полюбопытствовала Аня.

– Он болен чем-то серьезно, – ответила Ленка незаинтересованно.

– Врожденный порок сердца у него, – подал голос Витька. – Если так гулять, как он, тут и здоровый не только сляжет в больницу, но и подохнет, не дожив до отчисления, – выдал откровение бывший лучший друг.

– Почему отчисления?.. – удивилась Анна.

– А ты его перед прошлым Новым годом часто на парах видела?.. Он со своей Светой совсем с ума сошел, помню… Вот и не выдержало сердечко такой любви, – осведомленно взглянул Витька.

– А я думала, Шлепцов – гений… Все время лучше всех все сдавал, – припомнила Аня.

– Гений… среди удобрений.

Сергею повезло, что он не слышал разговора. И никто ему о нем не мог донести. Для себя он к тому времени твердо решил, что является полным ничтожеством. Такие слова послужили бы ему доказательством. И подвели бы еще одну причину под приступы глубокого отчаяния, которые охватывали его раза по четыре в неделю, особенно по ночам. Ни рассвета, ни будущего, ни даже очередной интрижки не видел Шлепцов на своем горизонте.

Глава 9. Все причины наших страданий равнозначны (эквивалентная теория причинности)

Впрочем – и это было неимоверно классно, что «впрочем», – в середине второго семестра у Сергея появился друг. Не то чтобы, конечно, как Витька, но довольно неплохой приятель.

Проверенный надежными подсказками на контрольных, а также бывший последней надеждой на экзамене и не последним оплотом юмора, Шлепцов снова приобрел статус отличника, «правда умного, а не только зубрящего». Его признали нормальным парнем.

Женька не звонил ему домой, но в институте часто общался с Сергеем на разные умные и не очень темы. А в преддверии международного дня коммунистического цветника – Восьмого марта – Женя подошел к Сереге и позвал его на танцы.

Танцульки организовывались неизвестным Сереге молодежным клубом, имеющим некое отношение к институту, в каком-то там ДК имени такого-то. Короче говоря, Сергею была оказана честь быть приглашенным. И он так исстрадался по живым людям, что с плохо скрываемым волнением взял пригласительный из рук приятеля.

Дома Сергей залез в недра шкафа и извлек оттуда свои старые джинсы. Они были ему как раз, даже слегка свободны. В ванной он возил бритвой по щекам и присматривался к своему отражению. Он подумал, что его красит прежде всего ослабленное зрение. Ничего в этом молодом человеке он не находил, однако подобная посредственность все же имела какое-никакое лицо, что было отрадно.

В Доме культуры, превратившемся на вечерок в дом обратного, было много молодежи, и Сергей ощутил себя слегка не в своей тарелке. Он почти никого тут не знал или знал плохо. Как ослабленный зверек, Шлепцов начал ходить по залу в поисках знакомых. К его счастью, нашелся Женя. Он представил его некоторым друзьям и подругам, показал, где втихаря наливали, объяснил, как заставить аппаратуру играть нужную песню.

Сергей почти что благоговейно выпил свою первую стопку. Он столь давно такого не делал, что организм аж сжался от удовольствия. Было так приятно расслабиться.

Однако состояние его жизни и здоровья даром не предоставляло даже последнего. Быстро и изрядно захмелев, Сергей понял, что последняя и еще одна перед ней были лишними. Его сердце охватило тревожное ноющее чувство, и он уже жалел, что вообще начал подобную эпопею.

Стоя ближе к стеночке, Серега мечтал поскорее уйти. Ребята танцевали тут и там, ему же надо было залезть в уголок и спрятаться.

– Привет, ты не танцуешь?

Зачем задавать тупые вопросы, особенно если тебя не интересует ответ?.. К Сереже вдруг подошла девушка, которая показалась внешне очень красивой, но – как он раньше называл – ни уму, ни телу. Сергей подумал, что Женька с ней его уже знакомил. Или они, такие красивые, были сегодня все похожи друг на друга?

Она представилась еще раз – как, Сергей не расслышал – и позвала его потанцевать. Он не успел отказаться и оказался в середине танцплощадки, а она веселилась с ним при том, что ему было совершенно не до веселья. Как в тумане он станцевал с ней несколько быстрых танцев и один медленный.

Она особо чувственно к нему прижималась, отчего в Сергее взыграло нечто, однако он чуть не заплакал от этого чувства. С ним такое бывало в последнее время. Иногда он, будучи дома, рыдал как девчонка. Конечно, оказавшемуся на грани смерти второй раз за последние пять лет можно было отбросить заключительный фразеологизм.

У Сергея был в совершенстве развит понятийный аппарат. Он всегда знал, как на корню подрезать щупальца нежелательного знакомства. Блондинкам он говорил, что ему нравятся брюнетки, брюнеткам – что блондинки, толстеньким, что любит засушенных, стройным, что обожает сочных – кровь с молоком. Сам же умудрялся на протяжении своей жизни выбирать и первых, и вторых, и даже иногда третьих. А когда его ловили на вранье, то он с чистыми глазами уверял, что только что поменял свои вкусы.

Во время танцев их лица оказались очень близко, и ему пришлось ответить на поцелуй.

– У меня родителей нет дома, – сообщила девушка.

Надо было решать. И Сергею вдруг очень захотелось сказать да, и наплевать, уму ли, поджелудочной ли она дала бы что-то: у него так давно не было девушки, что вся природа трубила, как стадо слонов, о необходимости прервать эту привычку. Но столько с ним случилось за последнее время, что он боялся ударить в грязь лицом… ну, или не лицом, а остановкой сердца, например. Милая девчонка рядом навевала не самые приятные ассоциации с декабрем позапрошлого года, а чужая квартира показалась капканом, из которого сложно выбраться.

– Извини, – ответил Сергей. – Давай в другой раз…

В таком случае становится понятно, что другого раза не будет, но она почему-то начала его уговаривать словами «да брось», «так вся жизнь пройдет» и «поехали». Допустила роковую ошибку, сказав, что «нельзя же только учиться». Последнее его резануло ножом: человек против своей воли почти целый учебный год жил одной лишь целью и, как ни рад бы был, не мог ничего изменить. Но она этого на знала. Сергей попросту поспешил ретироваться.

Бегство с поля боя состоялось поздно вечером и закончилось в его квартире. Он залез под одеяло и долго не мог уснуть, мучимый участившимся сердцебиением, неприятными предчувствиями и обрывками мыслительных ниток.

Той ночью Сергей увидел во сне свой страх. Он предстал в образе довольно гадкого мужчины с бегающими глазами, с которым кто-то разговаривал.

– Что ты наделал?.. Зачем испугал? – укорял собеседник.

– Я не виноват! Это от меня не зависит.

Отрывок диалога – все, что запомнилось Сергею. Он проснулся поздно, и ему совсем не хотелось толковать сновидения.

Голова и живот побаливали, немного тошнило. Он опять чувствовал сильную усталость. Каждый раз такое утомление напоминало о приступе его болезни, он начинал думать только о нем, и ему становилось здорово не по себе.

Впервые за много лет Сереге захотелось поговорить с матерью, и он вышел в родительскую комнату.

Было воскресенье. Отец куда-то слинял, мама возилась на кухне.

– Проснулся? Есть будешь?

– Буду, – кивнул Сергей, опуская глаза.

Она поставила перед ним тарелку и продолжила перебирать посуду. Сергей мечтал, чтобы мама начала разговор, но она молчала, и он без звука ел.

Через полчаса он дохлебал свой чай и пришел к ней в комнату.

– Может быть, цветы пересадим в выходные в другие горшки? – внезапно для матери спросил Сергей, садясь перед телевизором.

– Я думала, тебя цветы не интересуют, – проговорила мать.

– Почему бы и не поменять интересы, – пожал плечами Сергей.

Она встала и нажала на кнопку выключения. Потом села рядом с сыном и взяла его руки в свои.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Нормально более или менее, – Сергей снова пожал плечами.

– Хорошо. Мне надо с тобой поговорить, Сережа.

– Для этого я должен хорошо себя чувствовать? – усмехнулся он.

– Я хочу, чтобы ты всегда себя хорошо чувствовал, – ответила мама. – Мы с папой знаем, что тебе в последний год было очень нелегко, – Сергей повел носом: пахло странным соусом родительского заговора. – Хорошо, что теперь тебе намного лучше. Я, конечно, надеялась и говорила отцу, что ты стал более серьезным и разумным… Но он не согласен со мной, отвечал, что молодость возьмет свое. И, видимо, он прав. Наверное, так и должно быть.

– О чем ты, я не пойму? – Сергею надоело, что она сжимает его руки, и он отнял их у нее.

– Ты молодой, Сережа. Тебе хочется ходить на танцы, выпивать… Я с этим ничего поделать не могу, наверное, главное, чтобы этого не было слишком много в твоей жизни.

– К чему ты клонишь, мам?.. – нахмурился он.

– Мы с отцом люди в возрасте…

«Старички – лет сорок пять», – подумал Сергей.

– Нам тяжело выносить твой образ жизни. Мы вчера долго говорили ночью и пришли к выводу, что… тебе пора жить отдельно.

– Что?.. – ушам своим не поверил Сергей. Год назад он расцеловал бы ее за такое предложение.

– Мы собираемся разменять квартиру. Сами переберемся туда, где воздух почище, и тебе небольшую квартирку подберем… У нас есть небольшие сбережения, так что сможем все организовать.

– Мама… – Сергей потерял дар речи.

– Так будет лучше всем, – Нина встала с кресла. – Мы тебя очень любим, – поцеловав сына в лоб, она снова ушла на кухню. То ли плакать, то ли радоваться.

Сергей был сражен громом. Обида, непонимание, которые он раньше испытывал по отношению к родной матери, ушли в прошлое. Теперь он почувствовал себя преданным и выкинутым из ее жизни вместе со своими проблемами и страхом не открыть с утра глаза.

Виолетте исполнилось двадцать три года.

Она по-прежнему была очень стройной, даже худой. Ее лицо почти не знало косметики, ростом она была невысока, и ей легко давали семнадцать-восемнадцать.

И вот в этот чудесный год, когда жизнь все еще только начиналась, мать Виолетты решила устроить ей официальный конец света. Истерика заключалась в том, что Вика до сих пор не замужем и никаких предпосылок для этого не демонстрирует.

– Что же мне делать, мама?.. – спрашивала Вика, из глаз которой уже лились слезы.

– Перестать рыдать по любому поводу! И включить соображалку! – лютовала мать. – Если ты, конечно, не хочешь остаться одна! Ей-богу, Вика, уймись! Меня не послушала, когда надо было, сама теперь расхлебывай! – то был намек на старый конфликт. – Дожила до двадцати трех лет, ничему не научилась!..

Мать могла с успехом спросить себя, почему ее собственный брак с первым попавшимся поленом с работы был столь печален и закончился довольно скоро. У Вики же, на протяжении всей жизни терзаемой чувством вины, такой вопрос просто не возникал. Как можно? Это же мама… По природе скромная и тихая, она и слова поперек не смела пикнуть. А когда все-таки смела, рыдала потом сильнее, чем обычно. Слезы оставались единственной ее защитой.

Вика не считала себя красивой, но ее не очень красивые подруги выходили замуж, а о тех, кто пока не вышел, разве могла эта душа позволить себе хотя бы подумать как-то не так? Засим каждая черта ее характера, ее поведение начали видеться ей сплошной несуразицей. Вика приходила к выводу, что в принципе не имеет шанса на счастье… Хотя мечтам и надеждам порой удавалось на короткое время убедить ее в обратном.

Это не мешало ей оставаться прилежно трудолюбивой. Вика работала не покладая рук, всю зарплату отдавала матери, помогала по дому, на ее полках царили чистота и порядок, она любила готовить и мыла горы посуды. Все ее усилия воспринимались как само собой разумеющееся.

Она продолжала жить в той реальности, которую имела. Не допуская суждений о том, что подобную «реальность» для нее старательно создали не ее человеческие качества, а люди, с которыми она находилась.

Часть вторая.

Восход или восхождение

Глава 10. Все течет, ничто не протекает

Сергей Александрович проснулся по звонку будильника и тут же встал. Не в силах продрать глаза – семь утра все-таки, какие уж тут шутки, – на ощупь пробрался в ванную. Почистил зубы армейскими движениями. Воткнул в розетку электробритву, нажал на кнопочку. Тут же посыпались искры и погас свет.

– Черт!.. – взвыл Сергей.

Он вынул пострадавшую вилку. Накинув поверх трусов и майки пальто, выглянул в подъезд, возвратил пробки на место. Вернувшись в квартиру, проверил, что с бритвой. Провод частично обгорел, у розетки было темное пятно.

Сергей Александрович быстро разыскал свои старые станки, которые хорошо, что не выкинул, и в темпе вальса побрился.

Через несколько минут он влез в костюм, ловко, но не очень завязал галстук. Вскипятил себе яйцо всмятку и чай. Позавтракал и вылетел из дома, держа в руках портфель. На ходу открыл его и засунул внутрь ведомости по предмету, где сверху значилось: «преподаватель – Шлепцов Сергей Александрович, к.э.н.»

К.э.н. – кандидат экономических наук. Сергей, щурясь, поднес к глазам запястье с часами: до семинара оставалось двадцать минут. Вагон в метро трясся, люди клонились друг на друга.

Он еще раз подумал о том, за сколько дней ему отремонтируют бритву: из-за какого-то провода покупать новую ему не хотелось. Не на зарплату преподавателя. На полную ставку он тянул эту милую лямку всего второй год и еще не успел выправить кривую своего финансового благополучия.

Сергей вошел в аудиторию и поздоровался. Занятие начал вовремя, четко, ясно и без волнения. Он проводил семинары еще аспирантом и имел уже достаточный опыт.

Студенты делились на две неравные группы: безразличные и вроде как слушающие, но на первой паре всем было одинаково нелегко. Он привык к студентам. Когда-то он сам был таким. Хотя и весьма одаренным. Все-таки институт с красным дипломом. Затем успешная защита диссертации. А все потому, что он всегда знал меру в развлечениях. Под «всегда» имелись в виду последние три курса и учеба в аспирантуре, за исключением нескольких загулов. Но с кем не бывает…

На второй парте хихикали и шептались расфуфыренные студентки. Сели бы, что ли, на галерку… Сергей через очки посмотрел на них пристальным взглядом, сделал легкое внушение, которое не подействовало, и продолжал.

Ведя пары в качестве аспиранта, он дом мог построить, используя посланные ему томные взгляды: молодой преподаватель-блондин и кокетливые девушки. И сейчас он был достаточно молод, чтобы некоторые писали для него стихи на последних листах своих тетрадей и признавались в любви на стенах женского туалета. По правде, внешне он почти не менялся.

– Здравствуйте, Алла Алексеевна, – Сергей официально поздоровался со своей коллегой на выходе из аудитории. – Идете в столовую?..

– Нет, спасибо, Сергей Александрович. Я стараюсь питаться правильно, – улыбнулась в ответ высокая красивая преподавательница.

– А я совсем для себя не стараюсь, – усмехнулся Сергей. Она пошла на кафедру, а он стал спускаться по лестнице.

Он специально отпустил студентов со второй пары на пять минут пораньше, чтобы успеть перекусить: сегодня он торчал в институте до пяти, так как вдобавок к своим занятиям должен был подменить коллегу, а потом дождаться заседания кафедры. На одном завтраке в такой боевой обстановке не проживешь.

В столовой долго выбирать было не надо: он обычно брал одни и те же блюда. Разглядел, что в меню сегодня куриный суп, попросил налить тарелочку и бутерброд в нагрузку, снял очки и направился платить.

– Сергей, привет! – окликнул его соратник по преподавательскому цеху с соседней кафедры.

– И тебе привет, – повернулся Сергей. Он подошел к кассе и полез в кошелек, ожидая, сколько ему объявят. Глаза остановились на кассирше.

Назвал цену совершенно незнакомый голосок. В этот момент кто-то из сотрудников столовки окликнул кассиршу по имени, но Сергей плохо расслышал.

Он немного завис. Молодая женщина повторила сумму. Сергей полез в кошелек, выискивая нужную купюру. Взял поднос и, обернувшись, двинулся к столу.

– Ты чего, Серега? – спросил коллега, усаживаясь напротив.

– Не знаешь, кто эта девушка? – произнес Сергей. В эпоху рыночных перемен университет «приютил» достаточно много молодых экономистов, и почти все они были между собой на «ты».

– Какая девушка?

– За кассой.

– Понятия не имею, – коллега пригляделся и положил в рот вилку с макаронами. – Я их не отслеживаю. Хотя она помоложе будет и поприятнее наших… Ну, ты понял: тех, которые коня на скаку и избу запалят заодно.

– Понятно…

– Она же тебя не обсчитала?.. – полушутя спросил собеседник.

Сергей и сам не знал, почему его взгляд тянуло в ту сторону. Он был близорук и с такого расстояния мог различить только, что у девушки длинные пшеничные волосы с небольшими завитками и изящное сложение.

Тут, будто повинуясь этому разговору, кассирша поднялась с места и к вящему неудовольствию очереди быстро подошла к их столу.

– Простите, вы… сдачу не всю взяли, – она положила перед Сергеем мелочь. – И суп сегодня не куриный, а овощной: в меню путаница. Мы можем вернуть деньги…

– Спасибо, я такой съем, – ответил он. Его рука зависла вместе с ложкой, а глаза остановились на ее лице.

– Спасибо… Еще раз извините, – ответила она, смутившись, и пулей поспешила на рабочее место. Перемены здесь были совсем короткие, а люди на них – очень голодные и потому недовольные.

– Я сам обсчитался – тот еще из меня специалист, – Сергей вернулся к супу. – Имя у нее интересное…

– Какое?

– На вэ, длинное. Я точно не понял.

Сергей надел очки, потом снял их и протер платком. Затем продолжил есть. На халате, в котором она работала, была вышита надпись, но он не смог прочитать.

Перерыв подошел к концу. Коллега ушел, убрав за собой грязную посуду. Здесь все уважали чужой труд и принципы самообслуживания. Сергей Александрович тоже отнес поднос на заставленный столик. Однако, прежде чем уйти, он решил пробить себе еще одну чашку чая.

На занятие слегка опоздал, что было не такой уж редкостью для здешних преподавателей.

К своему удивлению, Сергей до самого вечера не думал о сломанной электробритве. Пока не пришел домой и зачем-то не решил снова включить ее в розетку. После чего вся квартира опять осталась без света.

Конец среды возвестил, что самое сложное, пожалуй, позади. Виолетта думала только о том, что рабочий день наконец-то закончился. Это был ее третий день в институтской столовой, вчера ей доверили кассу, и она все время находилась в напряжении, боясь нажать не на ту кнопку, считать слишком медленно или от усталости произнести фразу невпопад.

Но вот и все… Уже вечер. Вика надела пальтишко и шапку, замоталась шарфом и вышла на улицу, мечтая о чашке горячего чая и теплой постели. Она была так погружена в свои мысли, что окружающий мир плыл мимо, ее не касаясь.

Вика рассеянно подняла голову и вскричала от неожиданности. Перед ней стоял незнакомый мужчина, он что-то ей сказал.

– Простите, я не хотел вас пугать, – извинился он. – Это вам.

Он протянул ей три подмерзшие гвоздички. Только теперь он, досадуя, понимал, насколько они смахивают на вшивый веник.

– Вы кто?.. – у Вики душа ушла в пятки. Сначала она подумала, что ее хотят ограбить, потом попыталась сопоставить наличие цветов со странными обстоятельствами встречи.

– Я?.. Меня Сергей зовут. Я здесь работаю, вы меня видели в столовой, – поняв, что Вика хочет побыстрее от него уйти, оставив ненормального наедине с собой, Сергей был вынужден преградить ей дорогу. Иной возможности объясниться он не нашел. – Вы не бойтесь. Я преподаватель экономики. Я сегодня у вас еду покупал… два раза. На самом деле, три. А вчера вы обнаружили ошибку с супом и еще вернули мне сдачу, которую я забыл.

– Что вы хотите?.. – Виолетта посмотрела на него столь жалобно, что ему вспомнилось, как иногда человеку хочется забрать домой маленького котеночка, накормить и обогреть, и чтобы тот никогда не вырастал.

– Я вам цветы принес… Возьмите.

– Зачем они мне?.. – Виолетта не торопилась принять букет от человека, которого она совсем не помнила. Все лица для нее смешались в одну сплошную линию очереди, а в уличной одежде она и вовсе не могла его узнать. Но вот в ее памяти всплыл факт «подмены» блюда и его черты вместе с ним. Это заставило ее окончательно смешаться.

– Ну… это благодарность. За то, что подошли ко мне. Хотя очередь бесновалась, наверное. Возьмите, я специально для вас купил. С клумбы не срывал, честное слово… На клумбе таких нет – проверьте, если хотите, – подтверждая его слова, на дворе моросил октябрьский дождь, сдобренный первым снегом. Мимо проходили люди, закутанные в одежду. На крыльце собирались засидевшиеся на поздних занятиях студенты старших курсов, поодиночке выходили сотрудники. Сумерки сгущались, скрывая людей друг от друга.

У Вики немного прояснилось в голове. Этот блондин, к которому она заставила себя подойти, старое меню и повариха, решившая, что капуста у них смахивает на курицу. К ней возвратилось самообладание, и она все-таки взяла букет.

– Спасибо, – молвила девушка.

– Я вас напугал?.. Я не всегда так ужасно выгляжу, правда. Только по вечерам.

– Нет, не напугали.

Виолетта стояла у крыльца не двигаясь и мяла в руке гвоздики.

– Тогда, если я вас не пугаю, может быть, вы согласитесь, чтобы мы немножко погуляли… Ну, или если не хотите, тогда я вас могу немного проводить?..

– Мне нужно домой, – сказала Виолетта.

– Вы к метро?.. Тогда можно мне с вами?

– Можно…

Они шли рядом. Сергей не отводил взгляда от ее профиля, а Вику, казалось, заворожил букетик, на который она пристально смотрела.

– А вас, кажется, зовут Виолетта? Редкое имя…

– Откуда вы узнали?

Она перевела на него большие – такие он видел только в новомодном японском мультике – глаза.

– Вас так называли коллеги. И на вашем рабочем халате есть. Я плохо вижу, но эту вышивку все же разглядел.

– Да, я ее сама делала, – заулыбалась Виолетта, польщенная тем, что он заметил ее работу.

– Вы вышиваете?

– Когда время свободное есть. Имя – это несложно, вот картинки всякие…

– Интересно было бы взглянуть. Вы давно работаете здесь? Я вас раньше не видел.

– Три дня всего.

– Виолетта, – повторил Сергей для самого себя. – Вас так называть?

– Меня все Викой зовут. Но я не Виктория. Так мама придумала. А вас?..

– А меня придумали мама с папой вместе… Шучу. Меня называют Сергей со всеми вариациями, начиная от Сереги и заканчивая таким, что я даже произнести не могу. Кстати, можете говорить мне «ты», и я с удовольствием буду поступать так же, если позволите. То есть не сам себе буду так говорить, а вам.

Они оказались у дверей метро, где было шумно, многолюдно и почти невозможно расслышать друг друга. Но Сергею почудилось, что она слегка улыбнулась и согласилась.

– Мне до кольца. Вам тоже? То есть тебе, – проговорил он.

На платформе образовалась такая толпа, что Сергей задумался, не разобьют ли их пару. Он решил действовать на опережение.

– Вика, если ты не против, мы могли бы завтра после работы… пойти где-нибудь погулять.

– Я не знаю точно, – они оказались в вагоне совсем рядом, прижатые к задним дверям. Вика высвободила сумочку.

– Если ты откажешься, я могу сильно расстроиться и заплакать, – сказал Сергей серьезно.

– Правда?.. – удивилась Вика.

– Лучше не проверять.

Она порозовела и заулыбалась. Согласие было получено. Они условились встретиться завтрашним вечером у гардероба.

Сергей Александрович в тот вечер чувствовал прилив эмоциональных сил. Бытовые дела делались на автомате.

Много раз в жизни его уносило при виде симпатичных девушек, и сегодня ему так хотелось побыть рядом с ней, сказать что-нибудь в ее светло-карие с кофейной дымкой глаза.

На этой волне Сергей Александрович отчего-то решил, что электробритва пришла в порядок, и снова включил ее в розетку. Свет погас.

– Откуда цветы? – подозрительно спросила мать.

– Это?.. На работе дарили… – стушевалась Виолетта, переступая через порог.

– Дарили? Тебе?..

– У одной девушки был день рождения, а ей столько букетов принесли, что она один отдала мне. Правда красивые?..