Реклама
Читать книгу: «Никто не ангел», страница 3
Глава 4. В стереотипах найдены и скорбь, и утешенье
– Вот моя девчонка, как выросла-то!
– Дядя Сеня! Здравствуй! – Вика крепко обнялась с заводским амбалом – братом своей матери и давнишним другом взрослых и детей, дядей Арсением, милым душой-человеком с громогласным чувством юмора, который держал в руках не менее громко заявляющий о себе букет цветов.
– Тебя с первого этажа слышно, – в коридор вышла мать в фартуке и цветастом платье. Два близких родственника поздоровались. – Какая прелесть! А где Алла с Валерой?
В приоткрытую дверь в этот момент зашла дружная семья, шаги которой заглушили дядя Сеня с сестрой.
– Здравствуйте, Маргарита Владиславовна! С днем рождения вас!
Тетя Алла, еще один дядя, на этот раз Валера, и маленький сын Митька тоже были родственниками, приглашенными на юбилей Виолеттиной мамы, которой сегодня, словно молотком в шляпку гвоздя, стукнуло сорок. Однако казалось, что внешность и характер Риты находились в давнем ожидании авторитетной даты.
Если бы Вика периодически специально не вспоминала, кем ей приходятся Валера и Алла, она бы и забыла об этом, называя их, как всегда, просто «дядя» и «тетя». Валера был сыном второй жены Ритиного дяди и на самом-то деле в родстве с Ритой ни в каком не находился, но они давно дружили и после похорон последнего их связь даже окрепла. Алла – Валерина жена – недавно родила своего первенца Митьку. В тридцать шесть лет получить-таки долгожданного ребенка – нечаянная радость для супругов.
Шумом-гамом, суетой отгремели поздравления, были вручены шуршащие целлофаном цветы и подарки, и все родственники и свойственники уселись за изобилующий праздничный стол. В тостах желали главное здоровья и затем счастья, вспомнили по традиции покойных родителей. Алла еще раз заметила, как Вика выросла и похорошела, а трехлетний Митька ковырял салат и размазывал козявки по скатерти, за что в промежутках между возлияниями с дядей Сеней получал от дяди Валеры по настоянию тети Аллы строгий хрипловатый выговор с обещанием выпроводить из-за стола и надрать попу ремнем.
Пятой части закусок хватило, чтобы набить животы до отвала. Гости и хозяйка разговаривали о своем, о жизни, о детях. Рита рассказывала о работе, Алла жаловалась на простудные заболевания. Вика и Митька вышли из-за стола и на правах самых маленьких возились тут же рядом. Виолетта достала невесть откуда свои старые игрушки – медвежонка из ворсистой ткани и потрепанную собачку – и с удовольствием играла с братцем. Ей всегда хотелось быть в семье не одной. Но, так как папы с ними не было, попросить братика или сестренку не представлялось возможным.
– А Вике-то уже порядочно годков. Она хоть и не очень развитая девка с виду, но скоро парень вам ко двору придется, – для Виолетты не было неожиданностью, что на каждом празднике дядя Сеня выдавал ее замуж. Началось это, когда ей исполнилось лет семь, и продолжалось, изменяясь незначительно по формулировке.
– Пусть выучится сначала, до того никакие шуры-муры не нужны, – и однозначные суждения мамы Вику давненько не изумляли. По правде, она и сама думала об учебе и работе намного больше, чем полагалось в ее нежном возрасте.
– Непонятно, действительно, почему она такая худенькая у нас, вроде не в кого, – голосистость тети Аллы оправдывала праздничная атмосфера. – Ты с Танькой не советовалась?
Татьяна была общим знакомым врачом, к ней относилась с большим уважением вся их семья.
– Советовалась, – Рита вздохнула. – Она говорит, что следить надо. И на осмотре врачебном в техникум долго смотрели и сказали примерно то же самое. А что делать? Я вот себя сколько помню, так было, на что посмотреть, а Вика… какие уж тут шуры-муры.
– А мордашкой-то ничего! – воскликнул дядя Валера. – Эх, ну вылитая матушка твоя в молодости, Ритка! А давайте выпьем за то, чтобы каждому их нас было по справедливости! Давайте?!
Тост всем понравился.
– А то некоторые убиваются всю жизнь и ничего, а другим все задарма достается! – продолжал Валера. – Вот Сеня – какой мужик, а все без хозяйки в доме!
– Я сам не хуже хозяйки справляюсь, слава Богу: сына воспитал, не жалуюсь. А от бабы в квартире проблем хватает, уж прости меня, Аллочка, и ты, Ритка, прости!.. – медведем отревел дядя Сеня.
– Прости его: язык-то болтается, как будто в молодости, это уж не постарело! – воскликнула Маргарита.
– А ты поддерживаешь – у тебя тоже проблем дюже много?! – заметила одобрительную физиономию мужа Алла. – Хорошо, с завтрашнего дня сам все по дому делаешь, а я тише воды у подруг, и все гладко!..
– Пришло время тоста за наших милых красавиц, я чувствую! – засмеялся Валера.
– А не то нам туго придется! – загоготал Арсений.
Все еще раз чокнулись.
Праздник закончился, чуть не дойдя до полуночи. Вика залезла в постель, чувствуя неимоверную усталость после помощи по уборке в комнате и мытью посуды. Голова гудела, в животе была тяжесть от несметного количества салатов с майонезом, ни о чем не думалось. В душе повисла горечь.
Стойкий морозец и снег сделали из конца осени настоящую зиму. Вика остановилась во дворике рядом с лавочкой. В пакете у нее были хлеб и молоко.
Ноги подмерзали, но холод, как и недавно перенесенная простуда, сейчас ее мало заботили. В глазах стояли слезы. Как в шуме и собственных умозаключениях люди не замечают кого-то другого, кого-то маленького и не имеющего права голоса? Ее приучили считать нормальными рассуждения о себе, в которых она не участвовала, быть ребенком среди взрослых людей. И вчера снова все коснулись самого личного, как будто без этого вечер бы не удался…
Ей казалось, что в нее до сих пор тыкают пальцем и громко говорят, внутри все сжималось и дрожало. И хотя ей не так уж хотелось замуж, но она думала о таком порой. И больше всего она желала, чтобы кто-то смотрел на нее с теплом, не имея ни укора, ни замечания…
Нынче же отдадим нашими сердцами поддержку Вике и всем женщинам от шестнадцати и до неопределенного возрастного предела, которым мамы, папы, другие родственники и даже люди, не имеющие к ним никакого отношения, напоминают о замужестве и всех вытекающих последствиях, будто бы и понятия не имея, что содержание важнее формы. И мужчинам, несправедливо пострадавшим от того же. И пожелаем им крепкого терпения и непоколебимого знания о том, что же они сами хотят и к чему стремятся. Ведь наши стремления – порой единственное, что удерживает нас на верном пути.
Глава 5. Во цвете лет прошло очарованье
Серега валялся на кровати в самых грязных своих носках и вперял взгляд в книгу, почесывая засаленную голову. Акт вандализма по отношению к собственному телу совершался не только застоявшимся духом комнаты и обычным отсутствием завтрака до трех часов дня, но и постоянной перекличкой с предками, неустанным звоном телефона, а также твердым намерением не ходить в туалет.
Следы суровой схватки на лице Сергея хоть и напугали родителей, но все же оказались не столь красочными, как могли бы быть.
– Сергей, возьми уже трубку, она двадцать пятый раз звонит! – на этот раз отец не выдержал и ворвался к сыну, как варвар в столицу Римской империи.
– Сами возьмите! Почему это сразу мне, вы решили?! – перекрикивая пронзительное «т-р-р-р» телефона, повысил голос Серега.
– Потому что твоя Любка или, как ее там, Ленка никак не угомонится и не верит, что тебя нет дома! Кошки драные, твои бабы хуже НКВД: прижмут в застенках, заорешь от частоты движений!..
– Ты обалдел совсем?! – в комнату ураганом занесло Нину, которая с кулаками бросилась на мужа.
– А что я?! – взмыленный Александр успел оборонить самое главное – лицо.
– Думай, что ребенку болтаешь, помело!
– Да этот ребенок взрослее нас с тобой! Что мне отвечать ей, пес ее возьми?!
Нина ликвидировала мужа из комнаты Сергея и ликвидировалась сама, хлопнув дверью.
– Скажи, что я умер! – уперев книгу в живот, проорал на весь дом Сергей.
– Она триста звонков еще даст?! – не дружа с мозгами от шума и разборок в свой единственный выходной день, Александр схватил трубу. – Да?! Он умер! До свидания!
Трубка была вдавлена в рычаги.
– С ума сошел?! Что ты мелешь про нашего сына?!
– А что мне еще говорить? Он же сам сказал, – Александр понизил голос. Сына-то он сейчас не убил, а вот жену – почти.
Сергей не слушал ссоры родителей. Он читал. И еще, показалось, час прошел в заточении, хотя без унитаза время шло намного медленнее.
Телефон зазвонил опять.
– Сережа, возьми, это тебя! – из-за косяка воззвала теперь мама.
– Я же сказал, что умер! – сморщил лоб Шлепцов.
– Перестань говорить такие вещи, слышишь?! Это не она, это Виктор!
– Куча какашек! Ладно, я подойду! – Сергей поднял свое отвыкшее от передвижений тело и довел его до стола.
– Не выражайся так в доме! – вспыхнула мать.
– Хорошо, мама! Не куча какашек, а гора навоза! – протрубил Серега, прикрывая трубку ладонью. – Алло?
– Тапкин, ну у тебя и война там! – возбужденно заговорил Витек, где-то далеко отстоя от друга на том конце провода.
– Война не жена! Что у тебя?..
– Узнать, как дела, звоню!
– Тошнит от счастья! Узнал?
– Исчерпывающе!..
Последовала пауза. Настоящий друг в своем собственном понимании. Сергей сознавал, что Витька специально выждал полдня, чтобы дать ему наедине с собой спустить пар и прийти в нормальное состояние. Только бабы кидаются плакаться друг другу на шею чуть чего, а мужчине своими ручками еще и удавочку затянут на ней же…
– Мне Ленка звонила, – ожидаемый ход, Виктор. – Сказала, что ты умер.
– Теперь, когда ты убедился, что это так, можешь идти заняться чем-нибудь полезным.
– Ладно тебе! Она извиниться хотела.
– Гора конфеток мне – ее извинения! – Серега сменил содержание своей горы.
– Брось! Что она? У нее же мозги куриные, прости ты ей…
– Как меня перемывать с этим выродком, так у нее извилин хватило! Что ты ее вообще защищаешь? Какого лешего ты с ней разговариваешь?! – выкатил Сергей.
– Мне язык проглотить?! Или тоже сказать, что я умер?.. – полушутя ответил Витька.
– Лучше бы так…
– Слушай, я понимаю: ты расстроен из-за этого козла…
– Еще чего, из-за него производить рефлексы.
– Вернее, не из-за него, а из-за этого… Черт возьми, да ты ему со своим пороком сердца еще фору дашь очков сто. Я вообще поражаюсь тебе.
– А я иногда – тебе.
– В хорошем смысле! Ты живешь полноценной жизнью, а он, упырь болотный, только и знает, что к людям приставать.
– Еще скажи о нем раза три, я очень рад слушать.
– Сережка, ни у Ленки, ни у одной другой девки не достанет воображалки, чтобы подумать, что с тобой что-то не так. Я, конечно, понимаю, что тебе неохота, чтобы в постели тебя с остановкой откачивали…
Витька услышал короткие гудки.
– Алло? – Сергей на этот раз поднял трубку сам.
– Мы идем сегодня вечером гулять или нет?
– После того, как тебе Зойка сделает обрезание, чтоб ты в постели выглядел, как ей привычнее, сразу идем, – отозвался Шлепцов.
– Ладно, квиты, – согласился Витек. – Умой морду и залезай в штаны, не пропадать же воскресенью.
Сережка помирился с Ленкой. Она вновь облизывала его вниманием с головы до пят.
Сообщение об отмене лекции в институте вывесили на клочке желтой бумаги. Ленка тронула Шлепцова за бедро и ушла.
– Мед, а не женщина, – сказал Серега Витьке. – Утром вляпаешься – до вечера будешь отскребаться.
– Куда это она? – поинтересовался Витек.
– В библиотеку. Нет, серьезно. Ей там чего-то подтянуть надо. Хотя я вчера проверял ее, сказал, что все на месте.
– Черт тебя возьми, – отмахнулся Витька. – Что там с контрольной работой у нас?
– А что с ней?
– Списать дашь, я ни бельмеса?
– Спросил бы что-нибудь новенькое, – Сергей переминался и щурился на полупустую доску объявлений.
– Ничего себе… мы в унитазе, – произнес Виктор.
– Сейчас не пойду, – кинул Сергей.
– Нет, ты посмотри туда, – Витька ткнул друга в плечо. Сергей разлепил свои очи. – Эта бабенка шороха тут задаст.
– Кто она?.. – Серега не пожалел, что не успел убрать очки.
– Светка с третьего курса. Перевелась к нам из Екатеринбурга. Говорят, летние костюмы показывает на подиуме. Сплошная клубника в сахаре…
Витек говорил вполголоса о девушке, остановившейся дальше по коридору и с кем-то разговаривающей. Рослая натуральная блондинка с блестящими глазками, номером четыре и заграничными туфлями.
– Хахаль?.. – спросил Серега.
– Веселее: зубы тебе выбивать будет ее муж. Хотя, говорят, она с ним разошлась, – Витька продолжал поражать своей осведомленностью. – У нее ребенок. Но он, судя по всему, с мужем живет. Интересно, у нее после кормления такие стали?..
Но Сергею было все равно, после чего и для кого. Его обуял розовый джем, и горло захлебнулось в спазмах. Он все еще заглядывался на нее, когда Света двинулась вперед и, пройдя мимо доски с объявлениями, бросила: «Привет, мальчики».
Недоумение не могло рассеяться: ни с Витькой, ни с Сергеем она знакома не была.
Шли дни, шли свиданки с Ленкой, а Сергей постоянно думал о Светлане. Сторожил расписание третьего курса, прогуливался мимо аудиторий. В его голове никак не зрел план знакомства, рассказать кому-нибудь и попросить свежих идей язык не поворачивался. Однако и на этот раз все случилось очень быстро и неожиданно.
Праздновали чей-то день рождения, была приглашена куча незнакомых знакомых знакомых, короче говоря, творилась полная неразбериха. Сережка был пьян и буянил, Ленки с ним почему-то не было, и тут появилась она. Она всегда была в обалденных шмотках, в хороших колготках и сама по себе.
– Привет, угощаться будешь? – Сергею хватило ума оградить ее ото всех, пока свободна. Он предложил ей бокал.
Первый поцелуй продрал его до глубины грудной клетки, словно воспаление легких стояло у него под ребрами весь следующий день. Эта страсть оказалась не просто страстью: она оторвала его от всего, что было, что когда-то случалось. Он не вякнул, когда она повезла его к себе. Весь следующий день его тошнило привкусом металла и тянуло продолжить с ней игры. Ни завтрака, ни обеда, ни даже стакана воды.
Сергей был сам не свой, когда с ней прощался. Не знал двора, не знал района, с трудом нашел станцию метро.
– Что с тобой?.. Тебя все обыскались! – мать встретила его у двери. – Господи, да у тебя губы синие! Как себя чувствуешь?..
Она взяла сына за щеки, осмотрела глаза, посчитала пульс. Заставила сесть на кресло, притащила прибор для измерения давления – как он его ненавидел. Весь вечер и всю ночь до утра Сергей проспал, не просыпаясь.
Глава 6. В тебя влюбиться может каждый, а продолжать любить не удавалось никому
– Серег?.. Ты чего?
– Ничего я. Что привязался?
– Ты какой-то другой стал, я же вижу, – сказал Витек. Сергей молчал и смотрел в парту, как будто о чем-то глубоко задумался.
– Другой – подменили в роддоме, – сухо ответил Шлепцов.
– Ты с Ленкой виделся?
– Не светись идиотом, – объяснял Сергей, зайдя за угол на станции метрополитена. – Ты же сам прекрасно знаешь, что с Ленкой я уже неделю не вижусь.
– Она тебе звонит, а ты даже трубку не берешь. Хочешь с ней расстаться?
– Не хочу – мне наплевать.
– Может, скажешь ей?..
– Уже сказали за меня. Зачем я еще раз буду говорить? – Серега сделал паузу. – Что, пожалели девочку? Хотели, чтобы она меня первая прокатила?..
– Светка правда с мужем развелась?
– Не знаю. Она про это не говорит. Живет она одна.
– Действительно у нее хата двухкомнатная? – разузнавал Витек.
– Действительно.
– Ох, не нравится мне это все, Шлепцов. Прибьют тебя за нее.
– С чего? – Сергей вдруг вспомнил, как заметил внизу ее спины рану, прикрытую пластырем, и попытался выяснить, откуда она взялась. Но Светлана пресекла его попытки.
– Ты видел, какие за ней ухлестывают? Тот, что на пятом курсе? А этот, на третьем? Я видел, как ее пытались лапать у входа в аудиторию…
– Так, как я, ее не лапает никто.
Витька проводил вечера с Зоей. Когда родителей не было дома, они мирно спали друг с другом, когда те возвращались домой – сидели пили чай на кухне. Зоя не волновалась, когда ее любимый напивался до полусмерти у Максима и потом полдня отсыпался.
Сергей не понимал этих бархатных глазок, которые молчаливо рассматривали его на тусовках. Не понимал он и бесхарактерной улыбки Зои, которую иногда ловил на своем лице.
Однако в последнее время они стали видеться совсем редко. Свидания со Светой проходили так, что расталкивали встречи с друзьями. Казалось, она рушит все.
Между тем в институте они почти не пересекались, Светлана будто избегала его, при сокурсниках едва обмениваясь с Сергеем обыденными фразами. Но те несколько раз в неделю, когда он попадал к ней домой, она вытягивала из него всю душу. Она не говорила об этом, но он знал, что она требует, чтобы их отношения продолжались в том же духе.
Сергей чувствовал себя усталым, но остановиться не мог. Вместо того, чтобы читать дома фантастику, он стал сидеть над учебниками: они его лучше отвлекали; вместо веселых упражнений с Ленкой он получил полновесную Светкину «любовь», которую чувствовал на своем теле всей ее массой.
В некоторые дни Сергея брали тоска и тревога. Он клал руку на грудь, ощущая биение своего утомленного сердца. К Новому году, он предвидел, ему все это аукнется.
Он выбрался на новогоднюю вечеринку с друзьями в доме Максима. Было 29 декабря. Все носились с гирляндами и отчего-то очень радовались жизни. Сергей пил только крепкое.
– Уйди ты от меня, – он отогнал очередного товарища, который пытался приспособить на его макушку мишуру.
– Сережа, – к засыпанному мусором и пеплом столу присоединилась Ленка. Они оказались вдвоем, друг напротив друга.
– Привет, – поздоровался Шлепцов.
Ленка молчала. Все между ними было давно понятно, ей, видимо, было еще обидно, что читалось в хрустальных глазах.
– Давай последний разок, на прощание, – предложила она.
Сергей в темноте выбрался через спинку кровати и мимо спящих людей пошел по стенке. Его сильно мутило.
– Алло?.. … проспект, дом 25, подъезд 4, квартира 214. … синдром… врожденный.
Было около четырех утра, когда он напялил куртку и обувь и вышел из квартиры, не заперев за собой дверь.
У подъезда Сергей сел прямо в снег и облокотился о стену. Ему казалось, что он ждет слишком долго. Когда подъехала скорая, он встал и направился к машине.
– Ты с ума сошел?.. – врач сначала не понял, чего от него хотят.
Получив категорический отказ на вход в квартиру, а также смекнув, чем пахнет изо рта у больного, медики собирались развернуться и уехать.
– Мои родители – функционеры партии высокого уровня, – произнес Сергей. – И, если вы сейчас не окажете мне помощь, я сяду у подъезда и вложу себе в карман записку с датой, временем и номером вашей машины, пусть меня найдут к утру окоченевшим.
Через десять минут он отключился в машине. Его везли в больницу.
Глава 7. Порок на теле – жизненный порок
Сергею Шлепцову поставили его диагноз в не столь далеком подростковом возрасте. Когда у него случился первый приступ.
Он был хорошим ребенком, пока не подрос. В четырнадцать он стал неуправляем. Понесло его к вольной волюшке, к таким же малолеткам, как он, к смазливым девчонкам. Мама до сих пор не знала всех подробностей, иначе бы заболела сама.
Он загремел в реанимацию без сознания, его привели в себя, накачали лекарствами тело, а мозг – указаниями, что и как ему нужно и не нужно вытворять, чтобы не умереть.
В тот день Сережа познакомился с этим чувством – не такой, как все, и никогда, как все, не будет. Не следовало рассуждать о том, какой это был удар. С тех пор что-то глобально треснуло между ним и родителями.
Нет, не гулянки, не мат и не ранняя потеря девственности разломали их отношения. Мама квохтала вокруг него, как курица, и ему казалось, что она стремится к тому, чтобы подчеркнуть его неполноценность. А он чувствовал себя глубоко неполноценным. Папа же просто не обращал на это никакого внимания, и Сергей не ведал, что было больнее: любвеобильная истерия мамы или пнеобразная тупость отца.
Какое-то время он нос из жилища не высовывал. Учился, дулся и молчал. Даже закончил школу с отличием. И только он сам знал, что все эти годы творилось у него в душе.
Экзамены были не просто испытанием: то была река Стикс, перейдя через которую, он либо станет неуязвим, как Ахиллес, либо разделит печальный конец Великого Александра.
Случилось первое. И в университете для Сергея действительно многое изменилось.
Появился Витька – первый самый лучший друг. Он знал о диагнозе Сергея, знал все о его характере. Порой он задавал такой вопрос: «Сережка, что лучше: чувство юмора или чувство меры?» «Чувство меры в юморе», – это был правильный ответ. Но у Сергея мера напрочь отсутствовала.
Из-за своего состояния Сереге пришлось задуматься о Боге, даже живя в СССР.
– Неужели Бога нет только потому, что все думают так? – спрашивал он Витьку. – Вот все утрутся-то, если, когда помрут, Он их встретит на пороге…
С Витькой они почетно входили в клуб бесшабашных, а так как Сергей помимо того, что был таковым, являл чудеса интеллекта, он занимал среди своих товарищей особо почетное место. По крайней мере, ему самому это отчетливо казалось.
– Сереженька, миленький, как ты себя чувствуешь?
По нему – так лучше бы в больничную палату ворвалось торнадо и убило бы пятерых мужиков-сердечников, которые уничижающе снисходительно посматривали на него со своих коек. Сергей валялся без всяких сил. Его до сих пор тошнило. В вене торчала игла капельницы, как говорили вокруг: от детского алкоголизма прививка.
Вчера ночью его рвало на пол, отчего он получил порцию истошной ругани санитарки. Еще два раза он отключался. Ему делали уколы в задницу, в рот пихали пилюли.
– Сереженька, – мама погладила его по голове. – Все будет хорошо.
«Да лучше бы все закончилось еще вчера, – жестоко думалось ему, – чтобы не слушать твои причитания сначала».
Вон торчит сестра в дверях. Сейчас возьмут его родителей, «функционеров партии», и объяснят им, что их сын – законченный антиобщественный элемент. Ни чертов коммунизм с ним не построишь, ни окаянную перестройку не завершишь. Посему вообще напрасно его тут откачивали.
– Дитя партии, – зубоскалил своим вонючим желтым ртом пожилой сокамерник… то есть сосед по палате. И Сергей думал, что тому греет душу то, что Серега молодой и точно не дотянет до того возраста, до какого смог дотянуть этот пыльный сморчок.
«Если сейчас все не уберутся от меня, надену им это на головы», – по виду Сергея, измученному осунувшемуся лицу было не сказать, что его бессильное тело внутри пышет таким бешенством. Он вяло ел принесенные мамой харчи. По сравнению с больничной столовкой – настоящий пир.
Мама сидела рядом с кроватью, складывая руки на коленях. Серега знал, что еще долго от нее не избавится.
К вечеру второго дня Сережа радикально поднял себя с койки, пригладил торчащие волосы и пошел на пост медсестры. Улыбаясь, как умел, он спросил, нет ли возможности достать сигаретку, и обещал предоставить себя в полное распоряжение не очень молодой девушки за такую услугу.
На его кокетство медсестра скептически усмехнулась и порекомендовала больному вернуться в палату и спать. Сергей так и сделал и накрылся с головой одеялом. Это был конец. Он вдруг понял, насколько он выглядит жалким в своей пижаме.
