Читать книгу: «Записки дизайнера. Тень», страница 6

Глава 27

– Ну что там у вас, давай рассказывай.

После вкуснейшего угощения, которое кроме прочего включало мои любимые сырники со сметаной и омлет мишкиного приготовления, мы разместились на диване. Мишка сидел, а я лежала, положив голову ему на колени. Он не торопясь, проводил руками по моим волосам, пропуская пряди через пальцы. Должна сказать, я с детства очень люблю всевозможные манипуляции со своей головой: поглаживания, почёсывания и так далее. Всё-таки Фил правильно подметил, что я похожа на кошку.

Я ответила не сразу. Мне было так хорошо, что ни о чём плохом думать уже не хотелось.

– Да что рассказывать? Приехала мама. Живя отдельно и общаясь с ней преимущественно по телефону, я знаешь ли как-то отвыкла от её, – я замялась, подыскивая слово, – особенностей характера.

– Каких особенностей?

– Понимаешь, мама всегда говорит то, что думает прямо, без экивоков. И её мало волнует, как её слова воспримет собеседник.

– Мало людей скажут тебе то, что думают на самом деле, – осторожно вставил Мишка.

– Допустим. Но в этой своей манере она постоянно лезет в мою личную жизнь. Знаешь, жизнь на то и есть личная, чтобы другие не вмещивались.

– Ну она мама, ей не всё равно.

– А что это ты её всё защищаешь? – я убрала его руку. – Она например, говорит, что я тебе морочу голову!

– А разве не так? – весело проговорил Мишка.

– Ну, знаешь, – я рывком села и скрестила руки на груди, – сговорились вы с ней что ли?

Он, обняв меня за плечи, притянул к себе.

– Не хорохорься, воробушек мой, – он поцеловал меня в висок.

– Я вообще-то за поддержкой к тебе пришла. Рассказываю тебе о своих переживаниях, а ты говоришь банальности и обесцениваешь их.

Мы некоторое время молчали. Мишка лишь изредка поглаживал меня по плечу.

– Понимаешь, мне сложно объективно судить о ваших отношениях, я совсем не знаю твою маму, – наконец прервал он молчание. – Поэтому я и говорю как тебе кажется банальности. Но я действительно считаю, что искренних и неравнодушных людей нужно ценить.

– А какие у тебя отношения с твоей мамой?

– Я её очень люблю, – просто ответил Мишка.

– А она тебя?

– Думаю, что тоже любит.

– А вот меня мама только критикует. По-настоящему, безусловно, она любит только сына. Вот кто по её мнению всегда прав! А я – «старшая сестра», которая должна следить за младшим братом, должна отвечать за него и при этом ещё должна хорошо учиться и помогать по дому! – давние детские обиды «подкатили» ком к горлу. – И всё детство мне за него попадало. Да и сейчас слова против нельзя сказать.

– А смогла бы ты стать той, кем ты стала – независимым и успешным человеком, если бы мать всю жизнь сюсюкалась с тобой и потакала во всём?

Я задумалась. Относясь ко мне как ко взрослой, мама приучила меня расчитывать на свои силы. Что хорошего в жизни у Андрея, который из-за привычного с детства материнского обожания и вседозволенности стал излишне самоуверенным и считает, что ему всё сойдёт с рук? Может поэтому он всё никак не повзрослеет и «влипает» то в одну, то в другую историю?

– И всё-таки мне не хватило материнской любви и ласки, – проговорила я наконец, – я не чувствую, что меня можно полюбить по-настоящему. Не за успехи в школе или помощь по дому, а за то, что я просто есть.

– Я тебя люблю по-настоящему и сейчас ты это быстро почувствуешь – Мишка опрокинул меня на диван, покрывая лицо, шею поцелуями и, спускаясь ниже, щекотал живот щетиной, заставив наконец расхохотаться и позабыть все тревоги.

Глава 28

Как бы не хотелось уходить от Мишки, но мне пришлось вернуться вечером домой.

Уже было совсем темно, когда я, глубоко вздохнув, открыла входную дверь своей квартиры. Что сейчас ждёт меня? Ледяное молчание или пламенная проповедь?

Зайдя в прихожую, я присела на банкетку разуться. Тут же в прихожую нерешительно вошла мама.

– Позволишь? – она кивком головы указала на банкетку.

Я равнодушно пожала плечами, мол, садись.

Она присела, немного помолчала, потом нерешительно обняла меня за плечи.

– Доча, прости меня, – прошептала она, прислонив свою голову к моей. – Я только сейчас осознала, что обращаюсь с тобой по инерции так, как будто тебе до сих пор тринадцать лет.

Я удивлённо посмотрела на неё.

– Просто я очень боюсь, что ты наделаешь ошибок и будешь также несчастна, как и я, – добавила она глухим голосом.

– Ты несчастна? – я в ещё большем изумлении уставилась на неё.

Изумляло меня не то, что она несчастна, а то что она сама признаёт это. И разговаривает со мной не свысока, а практически на равных.

– Понимаешь, я вышла замуж за твоего отца в девятнадцать лет. Мама уговаривала меня не торопиться. Алексей по большому счёту никогда ей не нравился. Мама видела в нём то, чего не видела я, наивная дурочка.

– Что же?

– Она говорила, что он легкомысленный, ненадёжный и семью с таким человеком создавать нельзя. И как жизнь показала, оказалась права.

– А что ты сама? Ты любила его?

– Я была влюблена по уши и видела перед собой лишь прекрасного принца, который увезёт меня в такие же прекрасные дали.

Она немного помолчала в задумчивости. Я не торопила её, боясь спугнуть поток откровений неуместным вопросом.

– Да… Если бы молодость знала, если бы старость могла, – протянула она, видимо вернувшись из своих воспоминаний. – Но как это часто бывает, образ прекрасного принца быстро померк, едва мы столкнулись с жизненными реалиями. Быт и рождение детей никак не сочетались с этим образом, да и сам «принц» это вскоре понял. Он стал всё чаще пропадать, потом пропал навсегда.

– Ты никогда раньше не рассказывала мне, что именно у вас произошло. Ты можешь хотя бы сейчас объяснить, почему он ушёл от нас?

– Раньше вы были детьми и ты бы вряд ли правильно оценила ситуацию.

– Но сейчас я уже не ребёнок. Расскажи мне всё.

– Знаешь что, пойдём на кухню? Я там драников твоих любимых нажарила. Остыли уж наверное.

Мы уже съели добрую часть драников, очень вкусных кстати, когда мама сама вернулась к прерванному разговору.

– Ты знаешь, что твой отец всегда интересовался искусством, – она презрительно хмыкнула: – Искусствовед фигов.

– Я знаю, что вы познакомлюсь с ним в картинной галерее, у картины Шишкина.

– Да, у неё самой, – она грустно улыбнулась. – Потом Алексей стал интересоваться антиквариатом. Мама из самых лучших побуждений познакомила его со своим старинным другом Ильёй Ипатьевичем, антикваром из Питера. Ну и засосало твоего папашу антикварное болото. А где весь антиквариат? В Москве, Питере, потом и в Европе. Он всё чаще отсутствовал, завёл новые знакомства. Мы стали ему не нужны. Вот вкратце и всё, что у нас произошло.

– Но он не забывал о нас? Как-то помогал тебе? Я знаю, что он приезжал пару раз.

– Ну так, – она неопределённо повела рукой, – присылал кое-что.

– Вот видишь, значит всё было не так плохо?

– Разве деньги заменят отца и мужа? – воскликнула она, покраснев, и начала суетливо складывать грязную посуду. – Отец у детей должен быть всегда, каждый день, а не по праздникам, – взволнованно продолжала она. – Участвовать во всех их делах, радоваться успехам, поддерживать в трудную минуту. Ходить в цирк, кататься с горки зимой.

Потом она села опять за стол и, украдкой смахнув слезу, добавила тихим голосом:

– А самое главное, что он должен делать – любить их мать. И личным, я подчёркиваю, личным примером учить жизни. А твой отец был эдакий Дед Мороз.

Я посмотрела на маму и как будто воочию увидела все эти годы одиночества, когда она билась, пытаясь растить нас одна. Денег конечно не хватало, но благодаря бабушке мама умела хорошо шить и всегда у меня был к новогоднему утреннику карнавальный костюм и новая юбка, а у Андрея модные штаны «бананы».

Она сидела с красными от застарелой обиды глазами, с этой смешной причёской, а я смотрела на ее натруженные руки с этим нелепым френчем, и вспоминала, сколько килограммов белья ей пришлось перестирать этими руками, когда никто ещё не знал о машине-автомате, сколько тяжёлых сумок с продуктами перенести, чтобы у нас с Андреем была еда. И такая волна нежности и раскаяния затопила меня, что я вскочила, обняла ее и поцеловала в макушку.

– Мамочка… ну прости ты его! Не держи в себе эту обиду. Всё это в прошлом, пойми ты, в прошлом!

Она молчала, и я поняла, что не всё так просто.

– Ты продолжала любить его все эти годы? – тихим голосом спросила я.

– А как ты думаешь? Я ждала, что он одумается и вернётся, – она горько усмехнулась, – «поддерживала огонь в очаге». Замок дверной не меняла, даже когда вы с Андреем порастеряли все ключи. Наивная!

Она встала и подошла к окну.

– «Прости»! Тебе легко говорить. А я живу с этим уже столько лет.

– Мам, и тебе нравится жить «с этим»?

Она долго смотрела в окно на ночную улицу, потом, вздохнув, ответила:

– Нет. Конечно нет. Я хочу что-то изменить, – она усмехнулась, – вот сюда приехала, наращивание сделала. Что, плохо получилось?

Она доверчиво посмотрела мне в глаза. Улыбнувшись, я подошла, обняла ее за плечи и сказала:

– Если честно, то просто ужасно, – и, переведя взгляд на её причёску, добавила, – и это тоже.

Она рассмеялась.

– А я была уверена, что теперь стала «самая обаятельная и привлекательная».

– Вот чему я у тебя научилась, так это не унывать в тяжёлых жизненных ситуациях!

– Ирония – наше «всё», – она улыбнулась.

– Ну, а с этим, – я взяла её жёлтую прядь, – мы как-нибудь разберёмся.

– А с этим? – она веером развела пальцы рук.

Я засмеялась.

– И с этим тоже. Завтра же запишу тебя к своим мастерам.

– А мы успеем к встрече выпускников?

– Должны. Обязательно!

Глава 29