Читать книгу: «Попаданка в Шоколад», страница 2

А будучи свободной и от Поля, и от неказистой внешности Жозефины, я могу совсем иначе прожить свою судьбу. Может, даже влюблюсь в кого-нибудь.

Надеюсь, что и Жозефине будет не так плохо в моём амплуа. Только что освободившись от мужа-тирана она найдёт поддержку в моей матери, немного директивной, но очень любящей. А писать статьи она научится, тем более что телесный навык при её переходе должен был передаться.

…

Пока что я справлялась хорошо, и никто не замечал подмены. Даже Вианн, которая смотрела чуть искоса – она чуяла подвох, но ждала, пока я расскажу сама. Ведь старая Жозефина не должна была браться за старое мужнино кафе до отъезда Вианн, а я первым же делом решила отмыть и отремонтировать кафе Муската. Природная брезгливость взяла верх. Да и планы на это кафе у меня свои были. Поэтому Вианн на кухне я помогала только по полдня, вторую половину пропадая в теперь уже своём заведении.

Возможность пороколоться приплыла, откуда не ждали – по мутным водам реки Танн. Приплыла ещё до моего появления, и пока кюре Рейно подговаривал горожан против отребья, дети нашли себе новых кумиров в лице разношёрстной речной публики. Я говорю о цыганах, которые стали центром событий в первой части книги.

Мне нравились цыгане. Точнее, нравилась романтика вокруг их образа: умом-то я понимала, что за цветными повозками, гитарами и танцами у костра стоит тяжёлая жизнь, вынужденная преступность, подростковые браки и куча разных неприятных вещей. Но я была падка на экзотическую внешность – мою-то таковой даже с натяжкой никто бы не назвал.

Поэтому, когда Анук позвала меня на реку, чтобы посмотреть на речные дома, я схватила первое, что попалось под руку – блокнот для записи заказов с привязанным к нему карандашом, и выскочила вслед за девочкой, которая уверенно шагала в Марод, а я тянулась за ней, словно бы я не человек, а безвольный воздушный змей.

Анук быстро убежала вперёд, а я отстала, прячась за деревьями, и украдкой высматривала цыган: девушку, которая что-то стряпала на корме, мужчину с коротким чёрным ёжиком волос и гитарой, перевязанной алой лентой, старуху с распущенными волнистыми волосами, которые змеились по плечам. Методично и быстро я зарисовывала их, сценки их быта, кусочки пейзажа, лодки, бельё на верёвках, дым над котелком…

Я подошла ближе, почти не таясь – меня особо не замечали, занятые своими делами, и я переключилась на детали лиц: нос, видимо, когда-то сломанный, проколотая бровь, которая красиво изгибается посередине, узловатые пальцы, как на картинах Эгона Шилле, у мужчины, который мирно дремал в своём гамаке, натянутом между кормой и откуда-то взявшейся на баркасе мачтой.

– Что вам нужно? – к реальности меня вернул резкий и звонкий голос обесцвеченной блондинки, которая, расставив ноги и уперев руки в бока, стояла на своей лодке. Кажется, Вианн звала её Бланш.

Видимо, я слишком ушла в своё рисование и подошла совсем близко, переступила невидимую черту, за которую чужакам заходить не положено.

Меня и раньше ловили с поличным – когда я рисовала чужие машины или дома, и бдительные граждане вечно подозревали меня … только не понятно, в чём, в воровстве¹? Что ж, Жозефине Мускат не привыкать к таким подозрениям, тем более что по книге далеко не все они были беспочвенными.

Я переступила с ноги на ногу, пряча взгляд, и едва удержалась от того, чтобы сгорбить плечи. О да, такой была прежняя книжная Жозефина, но она – не я. У речных цыган нет причин доверять мне: хоть я и странная даже для Ланскне, для них я береговая дама, та, что приросла корнями к дому, мужу и хозяйству. Меня принимает местное сообщество даже такой, что само по себе вызывает у цыган долю зависти, если не презрения.

– Я просто рисую, – промямлила я. – Поверьте, я не хотела побеспокоить вас. Вы кажетесь мне очень красивыми, и я решила это запечатлеть, – с уже более уверенной улыбкой я протянула девушке свой блокнот, который та ту же схватила, перегнувшись через борт.

Бланш сухо улыбнулась и пролистала несколько рисунков, её пальцы в перстнях с дешёвыми, но крупными разноцветными камнями так и порхали над страницами, а у меня дыхание перехватило от страха за то, что из блокнота может вывалиться калька или цыганка неосторожным движением смахнёт слабо закреплённые в переплёте листы прямо в воду. Эти рисунки, корявые, не выверенные, были почему-то дороги мне. Я замирала на каждой открытой странице, казалось бы, видела карандашную пыль, которую поднимает с моих рисунков быстрое листание. Не имея сил больше выносить эту пытку, я прикрыла глаза, но всё же удержалась от того, чтобы страдальчески заломить руки.

Я и незаметно зажала уголок передника в левой руке – он был жёстким, врезался в кожу и отвлекал от странных мыслей.

– А я тебя помню. Ты жена того хама из кафе напротив пристани, – внезапно сказала Зезет и мотнула головой в сторону города. – Ты хотела принести нам кофе.

– Бывшая жена, – уточнила я, и проколотая бровь девушки изумлённо взлетела вверх. Разводы – нечастое дело для 50-х, даже если ты и очень свободных взглядов. – Прости, я тогда была рохлей и не настояла на том, чтобы вас обслужили.

Спасла ситуацию Анук – она с её непосредственностью не видела ничего страшного даже в самых неловких разговорах. Девочка по-кроличьи подпрыгнула к нам и заглянула в рисунки. Под мышкой у неё болталась какая-то неопределённая тряпочная игрушка, то ли кукла, то ли пресловутый кролик.

– Я тоже люблю рисовать, но у меня не очень получается. А вот мой друг Люк настоящий художник! Зачем ты рисуешь людей кусочками, Жозефина? – заинтересовалась Анук, разглядывая наброски.

– Так получается быстро запечатлеть эмоцию. – я с благодарностью приняла рисунки от блондинки обратно и быстро спрятала в передник. – На лице, в позе человека или в его руках.

– Разве руки могут говорить? – удивилась Анук.

– Вспомни, как твоя мама готовит, когда счастлива. И как она месит тесто, когда зла, – мы с Анук понимающе улыбнулись друг другу. Мне очень нравилась эта живая и сообразительная девочка, а сегодня я ещё и стала её должницей.

– Значит, ты считаешь наш красивыми, – Бланш бросила на меня оценивающий взгляд. – Ты можешь приходить к нам, когда захочешь, больше-не-мадам-Мускат.

– Зови меня Жозефиной. – предложила я в ответ, и девушка лукаво улыбнулась. – За мной должок, и я жду вас в моём кафе, как только оно откроется. Прежде, чем приглашать кого-то, мне нужно сделать, чтобы оно больше не было похоже на старый свинарник, – уточнила я.