Читать книгу: «Сказка для взрослых, или О роли носков в размножении человеков», страница 4
Глава 4
На каникулы Гришка с Жутенькой ездили домой. И вскоре эти поездки стали для Жутеньки сущим испытанием, потому как папа, мама и дядя Бука, хоть и не говорили ничего такого вслух, но, кажется, были немного разочарованы… ведь годы шли, а Гришка не размножался и не размножался.
В конце концов, когда с университетом Гришка разделался, Жутенька очень обрадовался тому, что домой они не вернулись. Пусть за подобные мысли ему и было капельку стыдно.
Теперь Гришка стал ходить не в университет, а на «ра-бо-ту». В «боль-ни-цу». Иногда он ходил туда только днём, и тогда Жутенька оставался один в небольшой квартирке, куда они переехали, как только Гришка ушёл из своего университета. Иногда на то, чтобы работать работу, дня заведомо не хватало. Тогда случались «су-точ-ны-е де-жур-ства», а Гришка ещё утром собирал в сумку кое-какие вещи… и – сам того не ведая – Жутеньку. Потому что оставаться одному на целые сутки совсем уж тоскливо. Жутенька и не оставался.
На Гришкиной работе ему нравилось. Там почти совсем не было других носкоедов, вечно начинавших задавать вопросы, размножился ли уже его Гришка, почему не размножился, и когда Жутенька планирует его всё-таки размножить? Нет, на работу в основном приходили только человеки. Ну, одни приходили и уходили, как Гришка, а другие – всегда маленькие и поломанные – там жили… и только когда чинились, куда-то переезжали. А ещё порой случались третьи. Полупрозрачные. Они Жутеньке не очень нравились, потому что чаще всего казались напуганными, и их хотелось пожалеть, но как – Жутенька не знал. И хуже всего, что при появлении такого полупрозрачного человечка каждый раз очень расстраивался Гришка, ведь полупрозрачные «вылуплялись» из нормальных человечков. И нормальные тогда становились совсем неподвижными. И Гришка грустил. Жутенька даже видел однажды, как он плакал. А плаксой Гришка не был… В общем, хорошо, что полупрозрачные появлялись нечасто и быстро исчезали с Гришкиной работы. Без них лучше.
Пока большие, приходящие на Гришкину работу, человеки дружно топтались во всех коридорах и комнатах, Жутенька предпочитал сидеть в сумке. Он, конечно, человеков любил, но в таких количествах немножечко побаивался. А вот когда наступал вечер, почти все приходящие уходили, а Гришка и ещё пара оставшихся человеков неспешно писали какие-то бумаги, пили чай, а порой и вовсе ложились подремать, и становилось тихо, Жутенька выбирался наружу и… шёл гулять по подведомственным Гришке территориям.
Ему нравилось делаться натурального (с Гришку) размера и деловито шастать по широким коридорам с приглушенным ночным освещением, заглядывать в комнаты, которые звались палатами, смотреть на спящих маленьких человеков и даже иногда аккуратно складывать в тапочки их яркие цветные носки.
Именно там, на Гришкиной работе, в палатах с маленькими человеками, Жутенька вдруг впервые понял, что, наверное, действительно хотел бы, чтобы… Гришка размножился.
Увы, Гришка упрямо не размножался. Даже несмотря на то, что Жутенька как-то нашёл у него в сумке анти-носки… и после долгих терзаний решился и знатно их изгрыз. А потом долго плевался, потому что совсем эти анти-носки на нормальные носки похожи не были. Фу, гадость!
И всё равно не помогло.
Жутеньке было так стыдно перед семьёй! Причём перед всей! Ведь если раньше Гришкин папа сам подкладывал Гришке в сумку анти-носки, то теперь, когда они приезжали в отпуск к родителям, Гришкин папа и Гришкина мама, и даже Гришкин дед Митя нет-нет да и спрашивали своего отпрыска:
– Ты жениться-то собираешься? Пора бы и о детях подумать.
А Гришка вечно отшучивался:
– Так я о них постоянно думаю. И днём и ночью. У меня целое отделение думок.
Но Гришкины папа, мама и дед Митя не смеялись, и Жутенька, чувствуя свою вину перед ними, отчаянно втягивал голову в плечи.
– Может, ты что-то не так делаешь? – вопрошал на семейном совете Жутенькин папа. – Может, носки успевают перезревать? Нужно все дозревшие либо съедать сразу, либо грызть так, чтобы он обязательно новые брал!
– Да знаю я, – виновато бубнил себе под нос Жутенька. – У него всегда новые. Я даже чуть-чуть созревшие грызу сильно. Правда!
– Это всё синтетька! – выдал дед Ужасть. – Они выглядят как новые, а пахнут как перезревшие! Говорю я: заговор это! Не выгодно правительству-то, чтобы Гришки наши размножались, вот и пихають синтетьку ету везде. Тьфу!
– Да причём здесь синтетика, папа? – Жутенькина мама мягко скалила острые зубки в очень доброй улыбке. – И в наше время синтетика была, даже ещё больше! Но Гришка же как-то появился!
– А потому что не только носки для размножения человеков важны! – весомо заметил дядя Бука. – Я вам говорил, а вы не верили! У-ю-ут ещё нужон! Чтобы новый человек вывелся, в доме нужон уют.
– А ты у него анти-носков не находил? – шёпотом, чтобы не перебивать дядю Буку, спросил Жутенькин папа.
– Погрыз, – тихо шелестнул совсем раздавленный этим разговором Жутенька.
Он не знал, как сделать уют. И как справиться с синтетическим правительственным заговором. И вообще чувствовал себя совершенно бесполезным. И несчастным.
– Так я и булькну, не дожив до того радостного дня, когда Гришка твой размножится, – уныло проворчал дед Ужасть.
С тихим звуком «Бульк!» носкоеды исчезали, когда их человеки делились на две части: неподвижную и полупрозрачную. Жутенька даже помнил, как много-много лет назад булькнула бабушка Боязя. Их с Гришкой мамы тогда очень плакали, а папы и дедушки долго молчали.
– Не надо булькать, – сам уже чуть не плача, попросил Жутенька.
Дед Ужасть ехидно прищурил красные глазки.
– Испужался? То-то же! Тогда чпокайтесь уже с Гришкой! И пошустрее!
– Папа! – в один голос возмутились Жутенькины папа и мама, а дядя Бука заухмылялся в бороду, а потом сказал:
– Значица, вот, что я порешил. Племянницу мою возьмёте к себе. Бяку. Хватит вам без домовых-то жить. Бяка наведёт уют, а там… Там, глядишь, и первый «Чпок!» наконец сделается…
Так в их с Гришкой доме завелась своя собственная домовуша Бяка.
Бяка была смешливая и шустрая, а ещё очень хозяйственная и заботливая. Жутеньке она нравилась. Только он всегда смущался, когда Бяка, наведя уют в доме, начинала приставать к самому Жутеньке и наводить уют уже на нём, норовя то на ушках кисточки нахохлить, то на хвостике косичек наплести. Впрочем, она и Гришку без забот не оставляла, иногда целыми ночами напролёт расчёсывая его, срезая щетинки с подбородка и скул и начищая до блеска серёжку-гвоздик в Гришкином ухе. А Жутенька любовался. Теперь у них и дома стало совсем хорошо, и они с Гришкой сами ужасненько похорошели.
Только вот на Гришкином размножении это никак не отразилось.
Но как-то раз…
