Читать книгу: «Сказка для взрослых, или О роли носков в размножении человеков», страница 6
Глава 6
Так в жизни Гришки и Жутеньки появились Елизавета и Страшуля. И ещё Тошка.
Со Страшулей и Лизой они встречались через день, а порой и ежедневно. Жутенька теперь старался сопровождать Гришку везде, куда бы тот ни шёл, тем более что ходил он только на работу… и на встречи с Лизой. У Страшули со встречами проблем не возникало, она отлично приспособилась кататься в сумке, которая – Жутенька был уверен! – внутри являлась гораздо объёмнее, чем снаружи. А вот ему… ему приходилось привлекать на помощь всю свою фантазию и Бякину домовушечью изобретательность. То они в Гришкиной куртке карманы продырявят, чтобы тому пришлось брать на свидание хотя бы небольшой рюкзак (надо же куда-то сложить ключи и телефон); то, наоборот, ушьют настолько, что в них – в карманах – ничего не помещается… Так или иначе, но на свидания с Лизой и Страшулей Жутеньке чаще всего попадать удавалось. И однажды Жутенька внезапно понял: никогда ещё в их с Гришкой жизни они не были так счастливы!
– Ты растолстеешь, – хихикала Бяка, когда Гришка, собираясь на очередное свидание, вновь распечатывал новую пару носков.
Жутенька довольно скалил зубки и показывал Бяке язык.
Их с Гришкой счастье омрачала лишь приближающаяся Тошкина операция. Жутенька не особо разбирался в починке человеков, но, кажется, с операцией этой не всё было так просто. Кажется… Тошка мог во время неё раздвоиться на неподвижного и полупрозрачного Тошек. И Лиза с Гришкой хоть и старались не говорить о такой возможности (во всяком случае друг с другом), но всё равно очень переживали. И Страшуля переживала. И вскоре Жутенька понял, что он тоже.
В ночь перед Тошкиной операцией Гришка взял суточное дежурство. Лиза со Страшулей вечером к ним не пришли. Жутенька слышал: Гришка говорил с Лизой по телефону и попросил не приезжать, потому что она плакала даже в трубку, а здесь, в больнице, плакать вообще нельзя. Примета плохая.
Поэтому Гришка сам очень долго сидел в Тошкиной палате. Наверное, рассказывал маленькому человечку добрые сказки на ночь. Жутенька им не мешал. Он отправился по другим палатам и привычно уже поскладывал разбросанные на полу носочки в тапочки, позаглядывал с любопытством в детские лица, попытался угадать парочку снов, как это умела делать Бяка, но, конечно, не преуспел… А едва он вернулся в дальний конец коридора и только-только спрятался за стойку с цветами, Гришка потихоньку выскользнул из Тошкиной палаты и зашагал в комнатку, где проводил ночи во время дежурств.
Жутенька дождался, когда он скроется из виду, и когда станут неслышны его шаги, и когда вдалеке тихонечко скрипнет дверь… А потом сделался большим, с Гришку, и заглянул в Тошкину палату.
Тошку он видел лишь ночами, поэтому, конечно, всегда спящим. Как, впрочем, и остальных маленьких поломанных человеков. Вот и сейчас Тошка спал. И казался совсем крохотным. Неужели они с Гришкой тоже когда-то были такими маленькими?
Жутенька осторожно подобрался к кровати. Долго смотрел на тихо посапывающего Тошку, потом проверил его носочки. Здесь они не валялись скомканными по всему полу, подобно носкам в других палатах, а аккуратно лежали на стуле рядом с кроватью и были почти совсем новенькими и чистенькими. Жутенька грустно вздохнул, но сам себе напомнил: Гришка обещал, что после операции Тошка и на велосипеде научится ездить, и в футбол играть. У него ещё будут очень быстро, как у Гришки в детстве, дозревать носочки… и, возможно, даже гетры!
Он оставил всё на том же месте, не удержался и осторожно поворошил коготками мягкие и светлые Тошкины вихры (Бяка говорила, что расчёсывать и заплетать человекины волосы очень приятно. Не наврала!), а потом развернулся и пошёл к двери…
– Пливет, – тихий, но совсем не испуганный детский голосок за спиной раздался так неожиданно, что Жутенька чуть не схлопнулся. – Ты дядин Глисин носкоедик?
Жутенька обернулся и удивлённо заморгал красными глазками.
– А… откуда ты знаешь? – наконец спросил он.
– Мне дядя Глися сказку лассказывал, – Тошка смотрел на него с любопытством и неуверенно улыбался. – Пло тебя. И пло домового. Он сказял: носкоеды холосые. Они кусяют только носки. И если носкоед твой носок скусял, знасит, он тебя от бед засисяет. Вместе с носками их съедает. И тогда надо плосто взять новые носки… и всё. Всё будет холосо.
Жутенька сглотнул. Он не знал, что Гришка так в него… верил! Даже в глазах вдруг защипало.
– Ты плисол мои носки скусять? – чуть шире улыбнулся Тошка. – Сьтобы мне завтла не было больно и стласно, да?
– Я… – Жутенька потоптался на месте, посмотрел на сложенные на стуле носочки и… кивнул: – Я их завтра утром съем.
– Холосо, – Тошка радостно шмыгнул курносым носиком. – Спасибо! Ты плавда доблый! Я узе не боюсь опелацию! – Он зевнул и сложил ладошки под щёку (так Гришку в детстве учили делать в садике, а Тошку, наверное, в детском доме). – А есё дядя Глися сказял, сьто после опелации у меня будет свой носкоедик. Будет?
У Жутеньки непроизвольно заюлил хвост. Ему не хотелось врать Тошке. А откуда же тому взять собственного носкоедика? Но расстраивать маленького человечка и говорить, что ему наврал «дядя Глися», тоже не хотелось. Поэтому он судорожно соображал, как ответить… А Тошка в это время закрыл глазки и уснул.
Глава 7
Утром приехали Лиза со Страшулей. И через полчаса Тошку забрали на операцию. Лиза переоделась в какую-то специальную одежду, которую ей дал Гришка, и тот увёл её в Тошкину палату ждать окончания операции. Жутенька со Страшулей перебрались туда же по вентиляции, скользнули по батарейной трубе вниз и быстро шмыгнули под кровать.
В палате кое-что изменилось. Рядом с кроватью поставили какие-то новые штуковины, которые негромко шумели. Жутенька уже видел подобное в других палатах у других маленьких человечков после операций.
– Это поможет Тошке не раздвоиться, – шёпотом объяснил он немного напуганной всем происходящим Страшуле. – Он полежит с этими штуками и проснётся.
Страшуля кивнула, делая вид, будто всё понимает. И схватила его за лапку.
– А долго ждать?
– Не знаю, – признался Жутенька, немножечко пьянея от её прикосновений. – Но мы здесь вместе с Лизой ждём. Как закончится, Гришка сразу сообщит.
Кто бы мог подумать, что ожидание способно быть таким чудовищно тяжёлым!
Лиза, вся с ног до головы облачённая во что-то бело-голубое, мерила шагами палату и нервно заламывала пальцы. Страшуля безотчётно грызла коготки. Жутенька… Жутенька вдруг вспомнил данное Тошке ночью обещание и под самым носом у Лизы стащил со стула так и лежавшие там до сих пор носочки.
– Ты что делаешь?! – в ужасе пискнула Страшуля.
– Фъедаю Тофкины беды, – ответил Жутенька, тщательно вгрызаясь в один носочек и протягивая Страшуле второй.
Она посомневалась пару секунд, но потом забрала предлагаемую «беду» и надкусила.
Когда дверь в палату наконец распахнулась и внутрь ввезли что-то навроде кровати на колёсиках, и с неё очень осторожно переложили на обычную кровать маленького и совсем неподвижного Тошку, у Жутеньки в горле застряли последние ниточки доеденного носка. Не может быть!
Страшуля в ужасе пискнула. Лиза отступила к стене, пропуская к кровати таких же закутанных в бело-голубое человеков, и, закусив губу, судорожно стиснула кулаки.
Человеки быстро и слаженно что-то там делали, а Жутенька со Страшулей боялись пошевелиться.
А потом штуки вокруг кровати зашумели иначе, где-то негромко запикало и слегка загудело, все, кроме Лизы и одного человека, ушли… И тут Жутенька вдруг понял: этот человек – Гришка.
– Все получилось, – мягко сказал Гришка, стоя у кровати. – Иди сюда.
Лиза неуверенно шагнула к нему, а потом остановилась и принялась оглядываться по сторонам.
– Что ты ищешь? – спросил Гришка.
– Ты говорил: у них мёрзнут ножки. Надо надеть на него носочки. Не знаешь, где?..
Страшуля протянула к Жутеньке лапку и их длинные суставчатые пальчики переплелись.
– Думаю, знаю, – негромко усмехнулся Гришка, тоже взял Лизу за руку и заставил подойти к кровати. – Я потом достану новые. А пока… Ты греешь правую ножку, а я грею левую. Мы с тобой сейчас для него самые лучшие носки, как считаешь?
Лиза тихонько всхлипнула.
В палате стало очень тихо. Только что-то негромко и равномерно гудело и размеренно пикало.
