Читать книгу: «Взгляд», страница 4

Инесса достала неоконченную картину из-за дивана, поставила её на мольберт, отошла немного в сторону и, закрыв лицо руками, неожиданно для себя заплакала громче, чем Ниночка, не стесняясь соседей. На неё смотрел брошенный, хоть и на время, кусочек её творения, поле битвы, где она боролась за восстановление той эфирной и поэтому почти не существовавшей для многих гармонии, которую люди так вероломно и безжалостно ломают и топчут своим равнодушием, проходя мимо царственной красоты, воспринимая её за обыденность.

Начатый вечерний пейзаж её любимого засыпающего города, который она воспринимала как живого, близкого человека, был изображён с затухающим закатом, запоздало осветившим макушки молодой сирени в сквере возле Исаакиевского собора, пейзаж притягивал своей поэтичной реальностью и нежным вечерним колоритом. Ни одного человека Инесса не помещала в свои пейзажи, словно мстя всем за несуществующее равнодушие к самому близкому ей человеку-городу, который она убаюкивала, облагораживала своей любовью, красками и появившимся у неё внезапно живописным талантом. Иногда она рисовала себя, всегда в шляпе и в старомодном чёрном пальто, стоящей среди домов-великанов или застывшей в Летнем саду среди лип и белеющих статуй. Она считала, что просто невозможно бегать по Петербургу и суетиться, как это делают туристы, или ходить среди всей этой красоты, как жители, не замечая её, как и она раньше ходила, спеша на работу. Только взяв кисть в руки, она поняла, как сложно и с большим усилием создаётся эта красота на холстах, как можно не попасть в цвет и тогда рушится справедливость и гармония города, «а ты не имеешь права разрушать, тобой не созданное, восстанавливай, соответствуй» – шептал внутренний голос, похожий на голос умершего профессора, требуя точности мазка и оттенка. Живопись превратилась для неё в смысл жизни, в ни на что не похожее наслаждение, в поле битвы.

Теперь Инесса относилась к Петербургу с хрустальной нежностью, неторопливо пересекая улицы и проспекты, гуляя по набережной, стараясь замечать любую мелочь, случившуюся с городом. Надышавшись утром его величием и стройностью, наслушавшись только присущей Петербургу музыки, Инесса до вечера усаживалась в своей игрушечной мастерской, отгородившись от своей прошлой жизни старинной ширмой, которую бабушке, искусной вышивальщице и реставратору Русского музея, подарили китайцы, привезшие свою выставку в далёкие советские годы, надеясь, что она-то уж отреставрирует эту реликвию 18 века, которая и послужила ей наградой за ювелирный труд над многими, почти утраченными шёлковыми вещами из коллекции китайского князя, или как ещё его там.

Все картины Инессы были посвящены только Петербургу, старому и новому, вчерашнему и сегодняшнему.

Двухдневная пауза в работе свершила чудо, отдохнувший взгляд столкнулся с красотой гармонии, уже сверкающей в незаконченной работе, требующей продолжения и дающей такую силу, которая способна осушить самые горькие слёзы.

До самого вечера Инесса не выпускала кисти из рук, и только глубокие сиреневые сумерки, накрыв своей вуалью все предметы и их тени, заставили отойти её от мольберта. Пластинка давно молчала, шум дождя за окном вернул к соскучившейся по Инессе действительности, которая не могла ничего предложить ей, кроме ужина. «Что ж, пора перекусить, где же Ниночка?

В прихожей раздался звонок. Вытирая кисть, Инесса открыла дверь. На пороге стоял молодой мужчина с чёрной папкой и приветливо улыбался.

– Здравствуйте, мне бы хотелось увидеть Инессу Владимировну, она дома?

– Да, я дома, здравствуйте. Проходите. А что вы хотели?

– Я из деканата института. Константин Борисович оставил своё завещание на квартиру и ваши координаты, простите что так поздно, совещание затянулось.

– Что ж, пройдемте, но не пугайтесь, у меня, как говорят, творческий беспорядок.

Ниночка выглянула из своей комнаты, виновато улыбаясь, это её обязанность открывать дверь, но она заснула и не услышала звонок, других соседей не было дома.

– Ниночка, сделайте нам кофе, пожалуйста, – взгляд Инессы скользнул по заспанному лицу соседки-подружки «что же вы, договорились же, я работаю, да и ужинать пора».

Но Ниночка не заметила строгости во взгляде Инессы, её сейчас больше интересовал незнакомец, молодой и статный мужчина, с длинными тёмными вьющимися волосами, немного влажными от дождя, и смеющимися морщинками возле серых глаз. «И где Инесса их находит, сидя дома за ширмой, везёт же ей!» Ниночка поспешила на кухню.

– Осторожно, здесь темновато, – Инесса включила свет и большой оранжевый круг от абажура улёгся посередине комнаты на старый паркет, предлагая вступить в него и загадать желание, как в детстве.

– Ниночка, – крикнула в коридор Инесса, – помогите гостю раздеться! Снимите пальто, вы промокли – обратилась она к мужчине, он удивлённо смотрел на неё.

– Что вы так смотрите, что-то не так?

– Нет, что вы, всё хорошо! Просто я ожидал увидеть даму в преклонном возрасте, а увидел вас.

– И что же? – Инесса насмешливо смотрела в серые глаза и ей казалось, что где-то уже видела этого красавца, ах да, он немного напоминал артиста Ален Делона в молодости, вот ведь, появился неожиданно и смотрит тут на неё, а она в запачканной красками футболке и старых джинсах.

– Я изумлён, не ожидал увидеть такую очаровательную женщину, («так похожую на мою ушедшую любовь» подумал он), – вы художник? – от своих неожиданно смелых слов он застеснялся и покраснел, но в полумраке комнаты показалось, что просто на его лицо упала тень от бахромы абажура, качающейся под порывом ветра из открытого окна мастерской за ширмой.

Вбежала Ниночка, приняла пальто, заметила неловкое замешательство, ушла заваривать кофе.

– Я мигом подсушу ваше пальто, включу обогреватель в коридоре, – ей хотелось услужить незнакомцу, хоть чем-то запечатлеться в его памяти, такого сказочного красавца с чуть поседевшей прядкой на виске.

«Наверно, от сильных любовных переживаний. Интересно, откуда он появился, что ему нужно от Инессы?» думала она, дожидаясь кофейных пузырьков в турке на кухне, и надеялась, что внимание гостя, ещё не успев укорениться возле Инессы, качнётся в её сторону. Выключив газ, она пошла переодеться и подкраситься.

– Разрешите представиться, Антон, Антон Сергеевич, можно просто Антон, – он протянул руку и немного задержал тёплую руку Инессы, – я рад знакомству. Сегодня на совещании поставили вопрос о небольшом ремонте в квартире Константина Борисовича, мне дали задание, а ключи у вас хранятся, надо посмотреть, что да как, у меня есть месяц, чтобы подготовить комнату к заселению студента. Сегодня как раз выбирали кандидатуру, поселим здесь парня из Архангельска, экзамены сдал на отлично, семья бедная.

– Да, так и хотел профессор! Присаживайтесь, выпьем кофе и сходим в квартиру.

Дверь открылась и вошла Ниночка с подносом, блестящее платье облегало полноватую фигуру, подкрашенные глазки блестели и косились в сторону Антона.

– Ниночка, познакомьтесь, это Антон Сергеевич, из деканата института по поводу квартиры профессора, куда же вы так нарядились, неужели в гости, так поздно?

– Нет, – нашлась Ниночка, – я просто примеряла новое платье, а тут и кофе подоспел, – она тоже покраснела, тень от дрожащей бахромы абажура легла на её порозовевшие щёчки, скрывая смущение от неудавшегося манёвра, – пойду переоденусь.

Они пили кофе в молчании, каждый чувствовал себя неловко. Инесса – от неряшливой одежды, от того, что её застали врасплох, она даже не успела посмотреться в зеркало, «и чего это он на меня так смотрит», а Антон – от смелых высказываний об очаровании Инессы. Но он не хотел отказываться от своих слов, напротив, хотел ещё добавить, что впервые за последние годы почувствовал внезапный внутренний порыв от нахлынувших спящих до сих пор чувств, он как будто бы вернулся после длительного отсутствия домой, в этот уютный полумрак с оранжевым кругом на паркете, в эту комнату с ширмой между книжными шкафами, где его ждут и поддерживают огонь в очаге. Такой покой и спокойствие он ощущал, сидя на гобеленовой собачей кушетке, что ему захотелось спать, но было неудобно так вот сразу улечься здесь. Внешне Антон всегда был немного стеснительным и даже нерешительным при своей-то красоте, но внутри у него всегда бушевали смелые мысли и неожиданные желания.