Читать книгу: «Черный роман», страница 8
Я долго гладил ее по волосам, пока немного не пришел в себя.
– Знаешь, мне кажется, я понял, из-за чего Вселенная может плакать. Из-за человеческой глупости. Бывает же такое, причем на каждом шагу, все складывается как надо, определенным образом, а человек из-за страха или еще чего-то не идет в нужную сторону, сворачивает на полпути, и сам же от этого страдает.
– Выходит, каждая звезда это упущенный шанс.
– А их ведь не счесть.
– Точно.
– Извини, что тоски нагнал своей историей.
– Ничего, я рада, что ты мне ее рассказал. Я хочу узнавать тебя, твой мир, что кажется таким далеким и заманчивым, совсем не похожим на тот, к которому я привыкла.
Я хотел что-то ответить, но разговор прервался диким мяуканьем. В тот момент я уже точно знал, что это мой подопечный, и кинулся к краю крыши, смотреть что произошло. Беляш застрял между прутьев балкона последнего этажа и орал благим матом.
– Как он там оказался?
– Наверно, вылез в форточку. Или проскочил в дверь, пока та не закрылась. Блин. Придется ведь лезть за ним.
– Ты с ума сошел? – в Сашиных глазах промелькнул неподдельный ужас. – Лучше спуститься и постучаться в квартиру к соседям.
– Это долго, он там задохнется. Спокойно. Я его уже один раз спасал. Скоро войдет в привычку.
– Может не надо?
– Не боись, прорвемся, – я подмигнул ей, и смело перелез через перила, как будто всю жизнь только тем и занимался, что по крышам лазал. Дел оказалось, и, правда, не много. Нога уверенно нашла крепкий уступ, я перехватился пониже и уже меньше чем через минуту был на злополучном балконе, вызволяя своего непутевого питомца. Особых проблем тут не возникло к нашему общему счастью. Засранец довольно мявкнул, видимо, поблагодарив меня на своем кошачьем языке, и не пожелал никакой другой транспортировки кроме обычной переноски на плечах. Обратный путь мы проделали еще быстрей. Со стороны это была сцена красоты неописуемой. Ночь. Парень с котом на плечах лезет на крышу, где его ждет девушка. Ничто не смогло бы удержать нас от поцелуя через перила. Ну, не зря же я решился на эту авантюру? Как только я оказался обеими ногами на твердой поверхности, Саша нас с котом обожала и ненавидела одновременно. Поэтому каждый получил свою порцию и радостных поцелуев и укоризненных нотаций. Беляш легкомысленно забыв о своем приключении, нашел себе место повыше и смотрел на звезды, явно предаваясь какой-то своей кошачьей философии. Я, не выпуская возлюбленную из объятий, смотрел на него и улыбался. Кот есть кот. Себе на уме. За это их и любят, наверно.
– Коты и звезды явно состоят в каких-то своих, непостижимых человеческим разумом отношениях. – Произнес я задумчиво.
– Пожалуй, что так.
– Глядя на Беляша, можно подумать, что у него роман на расстоянии с какой-нибудь симпатичной маленькой звездой. Не за ради нас с тобой же он сюда полез, – я усмехнулся.
– Ну, ты же за ним полез, может и он за тобой.
– Если честно, я больше выпендривался перед тобой.
– Зачем?
– Хотел впечатление произвести.
– Ты и так уже произвел!
– Хорошего впечатления много не бывает.
– А если бы ты сорвался?
– Нет, не сорвался бы. Ведь это бы тебя расстроило. А кто я такой чтобы расстраивать миледи?
– Иногда мне кажется, что в твоих словах можно утонуть.
– Не больше, чем в твоих глазах.
У нее не нашлось слов для ответа. И хорошо. Потому что я уже нашел другое применение ее губам. Поднял ее на руки, отнес на плед. Радио пело о троллейбусе, замершем в троллейбусном парке, и про то, что люди делают ночами. Беляш остался безучастен и к песне, и к нам, покорно следующим за текстом. И к лучшему. Он явно бы нам помешал.
Укрытые теплой ночью, мы постепенно оставляли в стороне футболки и джинсы, а так же прочее лишние детали. Шелк кожи под пальцами откровенно сводил с ума. Каждое прикосновение вызывало новую бурю внутри. Если бы Сашка вздумала меня остановить сейчас, наверное, мне бы до утра пришлось отжиматься или приседать, чтобы как-то остудить свой пыл. Потому что внутренний огонь объял пожаром все мое существо. Но все прошло как по маслу. В ту ночь я разбудил в ней доселе спавшего демона. Казалось бы, девушка, у которой все в первый раз… Воистину, в тихом омуте черти водятся. Впрочем, эти черти мне пришлись очень по нраву. Больше эротики, чем в ее движениях и взглядах я не видел никогда. При этом никакой пошлости или вульгарности в этом не было. Все, что происходило между нами под покровом ночи, этой или любой другой, было похоже на закрытый кинопоказ высокохудожественной эротики. Чем больше проходило времени, тем больше убеждался в том, что секс можно назвать искусством любви. Ей ничего не стоило соблазнить меня. И если она хотела, то одним взглядом могла заставить умирать от вожделения. Как-то так получилось, что я оказался полностью в ее власти. Безнадежно влюбленный без шанса на выздоровление. И пока мы были вместе, ничего страшного в этом не было. А пока еще мы были Мы. В лучшем смысле этого местоимения.
В свиданиях подобных этому прошло все лето. Мы много гуляли по городу. То я показывал ей что-то, то она мне. Каждый делился самыми сокровенными его уголками. Город был нами поровну поделен на двоих. Он перестал быть только ее городом, но и не стал моим, превратился в наш. Странно было это осознавать. Применять новые местоимения. Мы вместо я. Наш вместо мой. Вообще, очень новой и непривычной была мысль о том, что у меня есть девушка. Вообще, в своей голове я не применял к Саше этого определения. Чаще всего, называл ее или по имени, или единственной. Мне нравилось иногда наблюдать за собой как будто со стороны. Тогда я мог даже сам себе позавидовать, отмечая какие-нибудь события. Например, мы завели игру. По очереди исполняли желания друг друга. Что-нибудь пустяковое, для развлечения, или, наоборот, какие-нибудь милые порывы души. Например, она попросила меня ходить всю прогулку в венке из одуванчиков, который сама мне сплела. Даже и не знаю, каким чудом нам удалось посередине лета найти целую поляну с ними. Я в долгу не остался, и пожелал, чтобы она помогла мне сплести венок из ромашек, который исполнил роль короны на ее голове. Дальше пошло поехало. Я должен быть добавлять «моя королева» к каждой фразе, она в свою очередь обязана обращаться ко мне исключительно «мой господин». Мы связали руки лентой, и не должны были их размыкать до полуночи, что, кстати, доставило пару серьезных неудобств. Зато вызвало тонны умиления и улыбок у проходящих мимо людей, особенно у девушек. Последним в тот день моим желанием было, чтобы она закрыла глаза на минуту и не сопротивлялась моим действиям. Я вообще-то заранее неплохо подготовился. Пару дней назад тихонько стащил подаренное кольцо и сносил его в мастерскую, где его сделали поменьше. Встал на колено, взял ее свободную правую руку своей связанной, а левой извлек из кармашка заветный предмет.
– Моя королева, помнишь, ты боялась, что потеряешь мое кольцо? Не бывать этому. Ты и так знаешь, но я еще раз повторю. Я тебя люблю. Ты – моя единственная. – Я бережно надел кольцо ей на палец. Она открыла глаза.
– Целуй меня. Немедленно! – Я укоризненно взглянул на нее. Она недовольно закатила глаза, но прекрасно поняла мое молчаливое требование. – Мой господин.
От этих слов и сам поцелуй как будто стал слаще.
Отдельное место в памяти занял момент, когда мы придумали друг другу прозвища. Банальные котики, зайчики, рыбки и солнышки в подметки не годились тому, что было у нас. Этимология была проста и понятна, но только для нас двоих. Где-то я читал, что влюбленные – это поклонники своего личного маленького, а главное, закрытого культа. В нем есть таинства и идолы, вера и мифология. И мы очень быстро всем этим обзавелись.
Клуб
В один из четвергов, когда я не был завален работой, я исполнил, наконец, обещание сводить Сашу в клуб поэтов. Она, узнав, что такой есть, и что я в нем был, загорелась идеей там побывать, мне даже было слегка стыдно, что долго эта вылазка не удавалась. В назначенный день мы встретились на нашем обычном месте, и под ручку отправились на литературный вечер в Буклю. Я предупредил Серого, что приду не один, он очень оживился от такой новости. Когда мы пришли, они с Федором нас уже ждали.
– Добрый вечер! Наконец-то, этот обалдуй решился вас нам показать. Не мудрено, что прятал такое сокровище, – Серый, конечно, всегда был с подвешенным языком, успевал везде и рассыпался перед девушками в комплиментах, но мне показалось, что сегодня он особенно в ударе.
– Саша, это Серый и Федя, – я показал на каждого из ребят. – А это Саша, сокровище, которое я от вас так и не смог уберечь.
Серый полез целовать руку, а Федор ограничился кивком головы, говорили, что у него есть возлюбленная, как и положено поэту, недоступная.
– Саша, вы не думали бросить этого товарища? Он говорил, что вы пишите стихи, а сам он к музам глух, поэтому рекомендовал бы вам выбрать любого из тех, кто сегодня будет здесь зачитывать свои опусы, как более достойный объект симпатии.
– Серый, сбавь напор, это уже почти неприлично.
– Это он боится конкурентов. Что ж. Только ради вас, Саша, – он поклонился и растворился в миллионе других дел.
– Обычно он менее настойчивый, таким я его еще не видел. Впрочем, мы и не так давно знакомы. Наверное, ему тоже немного снесло крышу от присутствия столь прекрасной девушки, – я получил благосклонную улыбку. – Ты будешь что-нибудь читать?
– Я как-то боюсь.
– Не стоит, ребята здесь отличные. Принимают хорошо. И стихи у тебя классные, им понравятся.
– Все равно как-то не хочется, я здесь в первый раз.
– Смотри.
Из ниоткуда снова возник Серый.
– Костян, ты чего? Не мог, что ли экскурсию провести? Все за тебя делать надо!
– Да, я сам здесь только второй раз!
– Не оправдывайся, бери свою даму, пойдем, пока еще не все собрались. – Он провел нас к книжным полкам. – Федя у нас гурман, здесь только то, что ему самому нравится, ну, еще иногда то, что я посоветую. Никогда не будет торговать тем, что не читал. Принципиальный. Прозу потом сами посмотрите, а вот что есть из лирики. – Он обвел рукой немаленький стенд. – Тут у нас от классики до современности. Есть даже раритетные издания, старые переводы с греческого. Ну, сами увидите, не буду портить впечатление от находок. Покажу только жемчужину этого пыльного склада. Федор как безумный гордится этими двумя томиками, и никому не позволяет их переставлять, говорит, мол, дань памяти. Хотя, я бы сказал, что это он вокруг себя ореол романтика так поддерживает. Смотрите, – Серый показал на стоящие рядом книги Ахматовой и Гумилева, – наш добрый хозяин обязательно бы стал втирать о том, что по идее они должны стоять вместе на каминной полке, но, за неимением средств на оную все так, как есть. И еще, что именно таким образом и проявляется вечная любовь и прочее, прочее, прочее.
Даже я проникся таким подходом, что уж говорить о моей спутнице, уже абсолютно очарованной этим заведением и его владельцами. Стали стекаться люди, Серый снова растворился где-то, и мы заняли место, чтобы никому не мешать. Народу в этот раз было больше, видимо, эти встречи набирали популярность. Организатор вышел на импровизированную сцену и начал вещать:
– Друзья! Новый четверг – новый сбор, рад, что нас все больше. За последнее время уже вошло в традицию начинать нашу сходку с какого-нибудь спора. Но, так как уже никто из присутствующих не рискует со мной спорить о чем бы то ни было, то я посчитал себя вправе переквалифицировать спор в вызов. С сегодняшнего дня у нас открывается возможность поэтической дуэли. Никаких иных пуль кроме слов нам не надо. Известно, что они могут ранить похлеще свинца. Правила: за вечер каждый из дуэлянтов должен написать, именно написать, сочинить, выдать свежак, на заданную тему или с использованием заранее определенного слова, и не менее двух строф! По мнению публики, определяется победитель, и приводятся в исполнение карательные и поощрительные меры, так же оговоренные до начала состязания. Дабы подать вам пример доблести и безрассудства, я вызываю на поединок нашего нового друга, Костю. – Он показал на меня, и каждый удостоил меня взгляда. – Я уже говорил ему, что тот, кто читает стихи, со временем начнет и писать, так вот, его время пришло. Если откажешься, награжу тебя почетным званием «трус»!
– Вызов принят! – Отказаться я не мог даже при всем желании, ситуация безвыходная, она ведь смотрит на весь этот беспредел, никуда не денешься с подводной-то лодки.
– Отлично, я знал, что ты не подведешь. Я предлагаю, чтобы тему выбрала наша очаровательная новая гостья, она у нас в первый раз, а уже наступила мне на сердце, и я не шучу. Победителю достанется ее поцелуй, а проигравший будет с горечью за этим наблюдать.
– Стоит сначала ее спросить, согласна ли она на такие условия. Не хорошо, распоряжаться тем, кого девушке целовать, без ее участия.
– Милая Саша, вы согласны?
– Согласна.
– Вот и замечательно. Перчаткой, так и быть, не буду в тебя швырять, – сказал он в мою сторону, – живи пока. – Потом снова обратился к Саше. – Тема?
– Ночь. Обязательно должно быть что-то про ночь.
– Считаем бой начавшимся!
Мне был вручен листок бумаги и ручка.
– Не бойся, мой храбрый рыцарь, я повяжу ленту на твое перо, чтобы ты смог победить в этом испытании, – нашептала красавица моя мне на ухо.
– Ради вас, миледи, любой подвиг. Даже поэтический.
Серый забился в какой-то угол за нашими спинами. Успевал черкаться так, что это слышали все, чертыхаться, и при этом еще активно комментировать чтецов. Я так не мог. Или меня увлекали строки, что я слышал, или уносили в неведомые дали собственные мысли. Мой эпатажный конкурент делал меня об колено. Слова разбегались, как тараканы на свету. Ночь, прочь, дочь. И пошел воспоминаний поток, приходилось силой себя удерживать. Мозг, словно издевался, подкидывая что-то вроде: «Проведи со мною ночь, и роди мне дочь, только не уходи прочь». Я беззвучно злился. Никак не мог сдвинуться с мертвой точки. Зациклился. Чернила оставляли на бумаге след, практически без моего участия. И выведенные строчки вгоняли в тоску. Попытки выбраться из этого состояния ни к чему не привели. Я чувствовал, что тону. Как будто все глубже и глубже меня засасывала трясина в болото сомнений, страхов и саморазрушения. Я вспомнил и о часах, и все те мерзкие ощущения, от которых я смог отделаться в прошлый раз, вернулись с подкреплением. Момент для уныния был, безусловно, самый подходящий! Я совершенно не справлялся с этой ордой. Мне ничего не оставалось, как наблюдать собственное утопление. На сцене как раз кто-то читал что-то невыносимо тоскливое. «Буль-буль»! – Саркастически заметил разум. Мда… Привет, дно. Как ты вовремя. Иного времени, видимо, не нашлось. Что ж, проходи, садись. Может, поможешь мне с творческим заданием? Нет? Плохо. Хоть какой-то бы толк от тебя был. Наверно, в таком состоянии про ночь только и писать. Но даже темная муза не снизошла до меня. Я не знаю, сколько бы провел в таком состоянии, если бы Серый не заметил, что я ушел в себя слишком уж глубоко.
– Смотрю, ты готов? – Он заглянул через плечо в мой листок. – Ну, и хорошо. Я тоже закончил. Начинай. – Его рука хлопнулась ко мне на плечо. – Слово дебютанту.
Мне пришлось встать со своего места и пройти туда, откуда только что ушел депрессивный чтец.
– Не подумайте, что я оправдываюсь, но я должен предупредить, что я не поэт, и это мой первый опус. Так что, кто морально не готов, затыкайте уши, возможно, из них пойдет кровь. Ну, и еще это вышло очень личное стихотворчество, так что прошу, хотя бы, не смеяться в открытую над душевными порывами первопроходца. – Все замерли, Саша смотрела прямо на меня как будто в ожидании чуда. Я опустил глаза в свой измятый лист, и прочитал:
Вот, представь: спустя лет двадцать
Будет ночь на мир спускаться,
Я могу придумать ясно,
Что в нем будет все прекрасно.
Звезды те же, что и прежде,
Может, капельку поменьше.
То же солнце, тот же пруд
Станет лишь грязней чуть-чуть.
Но в грядущем всех милее
Мне видение такое:
И прекрасна, и прелестна,
Дочка есть у нас с тобою.
Мне, наверно, показалось, но у той, для которой я все это написал, в глазах появился влажный блеск. Повисла тишина, и никто не проронил ни единого слова. Даже мой оппонент затих где-то на заднем ряду так, что я даже не мог определить, где он. Из какого-то угла донеслось:
– Браво, чел! Респект за смелость, – и одиночные хлопки. Кое-кто из зала поддержал это гиблое дело. Вышло, в целом, весьма тухло. Я вернулся на свое законное, Саша тут же взяла меня за руку, ее пальцы слегка подрагивали в моих. И это мне уже точно не казалось. Она ничего не сказала, я только видел, что она кусает губы, значит, подбирает слова. Пытка продолжилась. Серый пришел в норму, и вылез на свет божий.
– Ни фига ты, Костян, даешь стране угля! Ввел народ в коматоз. Все, ребята, очнулись! Теперь моя очередь.
Серый деловито расправил свой лист, даже проткнутый с одной из сторон, а я приготовился к тому, что меня сейчас размажет по стенке, и уже продумывал, что буду говорить, и в каких словах поздравлять победителя, чтобы не сильно уронить свое и без того помятое достоинство. Но то, что услышал, заставило меня забыть обо всем. Он декламировал именно те строки, что я читал Саше в день нашей первой встречи, на мосту… В голову ворвалась паника. Как я мог так облажаться??? Я ведь даже не помню, откуда я этот стих знаю. Где я мог его прочитать? Мозг судорожно пытался найти ответ, параллельно крутя мысль о том, что все пропало. Наверно в интернете, где еще? Вспоминай! В памяти всплыл какой-то форум, где посетители вспоминали былые времена, жалуясь на скучную окружающую действительность, и кто-то из пользователей рассказывал о подпольном клубе и о сочинении стихов на спор… Черт! Вот оно, точно! Без автора и года создания там было прикреплено это злосчастное стихотворение, откуда ж мне было знать?! Все совпало, прям, один к одному. Хотелось схватиться за голову. Я посмотрел на Сашу, но она как раз, наоборот, успокоилась. Пальцы больше не дрожали, а глаза излучали ровный свет. Этот выпендрежник закончил, и, как обычно, сорвал аплодисменты. По-другому и быть не могло. Все знали, что его лучше не расстраивать. Он поманил меня пальцем, и я вышел к нему.
– Итак, милая Саша. Думаю, оспаривать мою победу бессмысленно.
– Ха, ну, ты и жук, Серый, – я протянул ему руку, – не по-джентельменски это, черту младенца на дуэль вызывать. Но с победой твоей не поспоришь. Хороший ты поэт, дьявол тебя дери! – Он удовлетворенно хмыкнул, и долго жал протянутую ладонь.
– Все видели этот разгром? Бойтесь! И, да. Мой приз? – он выжидательно уставился на Сашку, так, что у меня откровенно зачесался кулак. Она подошла к нам, и картинно поцеловала его в щеку, на что Серый состроил физиономию обиженного ребенка, у которого отобрали конфету. Все посмеялись над его шутовством, и сборище постепенно стало расходиться. Нас этот бес попросил не уходить без него, и мы вышли на улицу, чтобы спокойно дождаться его там.
– Извини, что тебе пришлось ввязаться в это. Мне понравилось твое стихотворение. Ты, правда, очень смелый.
– Все для тебя, – я ждал, что она скажет дальше. И не мог придумать, как оправдаться так изящно, чтобы не подставить закадычного друга и не выдать себя.
– Твой Серый круто пишет. Мне его выступление, что-то навеяло, какие-то смутные воспоминания, картинки. Знаешь, что-то, вроде, дежа-вю?
– Понимаю, да, такое бывает, – про себя я выдохнул и открестился три раза левой пяткой. Пронесло, она не запомнила. Здесь какая-нибудь обостренная гордость могла бы, и, обидеться, но облегчение было слишком велико. Просто камень с души свалился. Не надо снова что-то сочинять и выкручиваться. Мне, конечно, нравилось, но только когда вранье лилось под действием вдохновения, а не под гнетом обстоятельств. – Если настроение стиха резонирует с каким-то воспоминанием, то совсем неудивительно.
– В следующий раз я хотела бы набраться смелости и прочитать что-нибудь из своего.
– Я тебе уже говорил, что это отличная мысль. Я думаю, у тебя все шансы подвинуть Серого с его пьедестала. Только он тогда позеленеет от злости, тебя разлюбит, а меня с работы выгонит, – я засмеялся. Саша улыбнулась, не зная, что в каждой шутке есть доля шутки, а в этой так и подавно.
Серый тут же выскочил к нам из подвала, прям как черт из табакерки.
– Что? Меня и мой гений обсуждаете?
– И как ты только угадал?
– Чутье. Ну, что, други? Пойдемте, будем говорить о поэзии, философии, любви, и много о чем еще.
– Я смотрю, ты всерьез вознамерился обломать мне свидание?
– А как же? Я же сказал. Мы теперь конкуренты, считай, почти враги. Я не шучу, ты не думай. Рано или поздно я уведу у тебя Сашу. – Это заявление оставило в легком шоке не только меня. – Да, не переживайте вы, на сегодня я выдохся в соблазнении, так что, перемирие. Кстати! Та девица, что тебе первая похлопала, помнишь? Она в моем клубе тоже постоянная клиентка. И, прознав о нашем новом предприятии, возжаждала свой ноутбук сделать игровым. Она так-то, мадам крутая, и стихи пишет, и большинство геймеров за пояс заткнет, и зарабатывает прилично.
– Ты ее как будто сватаешь – я засмеялся.
– Ну, почти, – он многозначительно на меня посмотрел и подмигнул, – ты понимаешь, о чем я. Ты ей уже заранее понравился, так что имей в виду.
– Хватит бред нести, Серый. Мне кроме Саши никто не нужен. И она это знает. Так что прекрати свои грязные инсинуации.
– Ну, попробовать-то надо было? – риторический вопрос остался без ответа. – Так, господа. Разговоры на такие серьезные темы на трезвую голову не складываются. Нужен допинг.
– Я надеюсь, ты сейчас не алкоголь имеешь в виду. – Я поймал взгляд любимой, и понял ее без слов. Наша общая задача – отговорить Серого от этой затеи.
– А что? Кто-то тут язвенник или убежденный трезвенник?
– Нет. Просто это скучно. Под мухой любой тебе начнет невнятные бредни нести, которые можно считать хоть философией, хоть новой религиозной концепцией.
– А в твоих словах есть смысл. Уговорили. Будем вести умные разговоры за чаем.
– А о чем ты хотел поговорить-то?
– Да, я вот подумал, тут, недавно. Что каждому из живущих людей повезло просто быть живым. По идее, каждый божий день нас поджидает миллион случайностей, которые могут прервать наше существование. Вспомнить, хотя бы, трамвай и Берлиоза.
– Ну, да-да. Нет в мире силы, которая могла бы гарантировать, что ты проживешь еще хотя бы минуту, – я закатил глаза, стараясь точно воспроизвести цитату.
– Это откуда? – поинтересовалась Саша.
– Не помню даже. Эпиграфом где-то видел.
– Вот, а Костян верно говорит. И тот факт, что каждый из нас есть именно тот, кто он есть. Ведь все могло быть совершенно иначе! Страшно подумать, одно маленькое изменение, и все! Никакого привычного нам мира могло бы и не быть.
– Серый, притормози. Размах твоего воображения весьма внушающий, и подобные мысли кого угодно унесут в неведомые дали. Но, во-первых, мы упираемся в недостаток информации. Никто не может знать, как бы могло быть, и как было бы. Во-вторых, история не знает сослагательного наклонения. Поэтому, думать о том, как все могло бы получиться – занятие бесплодное.
– И вообще, – вмешалась Саша, – лучший способ решить этот вопрос – принять как факт то, что все именно так, как и должно быть.
– Я и не знал, что вы ребята оба фаталисты.
– Попрошу без оскорблений! – огрызнулся я. – Почему-то принято считать, что если судьба есть, то сиди ровно на попе, и все само с тобой произойдет. Но это ведь бред! Наличие судьбы никак не связывает рук.
– Кость, ты как древний грек, – усмехнулась Саша.
– В смысле? – не понял я.
– У тебя именно такое представление о фатуме. Рок есть, но действовать надо так, как будто его нет.
– Вот, Саша меня прекрасно поняла, – я не упустил случая поцеловать ее.
– Я тебя тоже понял, – буркнул Серый, – но меня ты целовать что-то не торопишься. – Мы с Сашей прыснули.
– А ты очень хочешь?
– Нет. Просто я за справедливость.
– За справедливость он. А клеиться к девушке при живом друге, это справедливо, по-твоему?
– Вполне. Это же испытание, в котором победит сильнейший. Это вроде как закон природы. Костян, не обижайся, но шансов у тебя нет.
– Кажется, главная несправедливость это разные понятия о справедливости у разных людей. – Вмешалась в ход спора наша общая страсть.
– И не только о справедливости, о чем угодно, – поспешил подпеть Серый. – Что одному дикость, для второго норма. Людям часто бывает трудно находить общий язык, даже говоря на одном языке. Как будто каждый живет в своем отдельном мире.
– И эти миры вообще никак не соприкасаются, – тихо продолжил я.
– Да, ну, тебя, Костян! Что за уныние? То, что ты проиграл еще не повод раскисать. Пока у тебя есть Саша, наслаждайся! Я тебе гарантирую, что это ненадолго. Скоро она тебя как следует рассмотрит, и сбежит, попомни мои слова.
– Серый, еще одно слово в этом ключе, и я не посмотрю, что ты отличный поэт, мой начальник и друг, и съезжу тебе по физиономии. – Шутки шутками, но меня уже серьезно злили подобные реплики.
– Да, Сережа, заканчивай. Не смешно уже. – Саша посмотрела на меня немного встревожено. Пары секунд нам хватило для того, чтобы обменяться мыслями. Я прочитал в ее глазах беспокойство и заботу, и еще то, что мне не о чем волноваться. Как бы Серый не был хорош, я вне конкуренции. Это добавило мне уверенности.
– Хорошо-хорошо. Прекратил.
Мы как раз дошли до моего скромного обиталища. Как и было обещано, за чаем у нас случился серьезный разговор о творчестве. Я был торжественно посвящен в поэты, а точнее, в рыцари пера и чернил. Для обряда использовалась простая ручка, очень кстати потекшая, так что синие следы остались у меня на плечах, лбу и даже на волосах. А раз на одной кухне собралось три литературных деятеля, ни о чем другом мы бы поговорить и не смогли.
– А я настаиваю! Само слово «творчество», оно ведь произошло от глагола «творить». Творец, создатель, демиург новых миров, если угодно. Вот кто такой писатель или поэт, или художник. – Серый был настойчив.
– Не всегда. Иногда ты просто как будто слышишь голос в голове, и он словно нашептывает, что писать. Это очень похоже на магию, если прислушаться к себе, то можно почувствовать, как сквозь пальцы на бумагу текут какие-то волны или импульсы, энергия… Не знаю что, но что-то невидимое, еле осязаемое, но ощутимое! – А Саша говорила поэтичнее, я не знал, кому верить.
– Ого, ребята. Я раньше думал, что это все просто. Буквально хихоньки да хаханьки, а оказывается у каждого даже особые чувства от процесса.
– Просто? А словосочетание «муки творчества», ты никогда не слышал? Сам же сегодня понял, что ни разу писать стихи не просто. – Я видел, что любовь моя чуть не оскорбилась.
– Я думал это только потому, что я не поэт. Для другого заточен.
– Ха, – Серый ухмыльнулся, – не подумай. У всех так. Мне часто говорят, что это мое, но толку от этого? Все равно работать приходится, страдать над строками, слова подбирать.
– Допустим, каждый из вас прав. Это вполне может быть. Но получается тогда интересная штука. Вот, представьте. Каждый из вас, с вашими разными подходами, пишет поэму. Саша старательно записывает шепот муз, Серый усиленно созидает. Но главный герой жестоко гибнет, или получает какое-то иное, возможно, незаслуженное, очень суровое наказание. В итоге. Серый признает себя творцом, а значит, на нем лежит вся вина за страдания в созданном им мире. Помнишь, ты говорил, что если все контролируешь, значит, за все отвечаешь?
– Да-да, чем больше сила, тем больше ответственность, – как-то без энтузиазма подтвердил он.
– Так вот. По-моему как-то не очень приятно осознавать, что где-то, абсолютно точно, именно ты повинен в чужой боли. А с Саши взятки гладки, она лишь проводник между некой силой и бумагой. Никакой ответственности. Но, с другой стороны, тут всякий, кто к себе сильно строг будет знать, что личной заслуги не много в таком творчестве. Встает вопрос. Кто что выбирает? Ответственность или невиновность?
– В тебе максималист не изжился до конца, – улыбается Саша. Не обиделась, это хорошо. А я не слишком тщательно подбирал слова, могла бы. – Редко бывает, что ты или только проводник или только демиург. Слово понравилось. Пафосное такое. Чаще все вперемешку. Что-то к тебе с вдохновением придет, что-то сам измыслишь. Тут уж каждый сам для себя пропорцию по душе выбирает. Сам-то бы что выбрал?
– Я? Проводника. По крайней мере, пока я писал тот опус в Букле, никаким создателем я себя не чувствовал. Максимум – связывал между собой крутившиеся в голове слова, мостики между ними строил. Мне явно не хватало сил, чтобы управиться с ними и поставить их так, как я хочу. Упрямые они.
– Ты с ними построже, – дал насмешливый совет Серый. – Им только волю дай, вмиг распоясаются. Я буду до тех пор все зачеркивать, пока не станет по-моему, чтобы самому все нравилось до последней буквы.
– Вы как два полюса. Противоположности. Я где-то посередине. И так и так бывает. Все от конкретного случая зависит. Иногда не могу успокоиться, иногда, наоборот, пускаю все на самотек.
– Опять мы вышли к тому, что для каждого все индивидуально. Или мне кажется? – я снова почувствовал подступающее безумие. Пришлось тряхнуть головой, чтобы как-то прогнать это ощущение. Не время. Только не сейчас.
– Не кажется. Так или иначе, все в это и упирается. В абсолютность относительности.
– Саша, ты на своем философском не зря учишься, – Серый, конечно, не мог не произнести этого. – Спорить с тобой нелегко, и заведомо бесполезно, поэтому я оставлю вас, и отправлюсь домой, мне еще завтра на работу вставать. До скорого, бездельники, – он подмигнул, традиционно хлопнул меня по плечу, и ушел.
– Кость, ты в порядке?
– Да, счастье мое, все хорошо.
– Точно?
– Конечно. Но могло бы быть чуть лучше, – я точно знал, что она поймет, так и вышло. Мне было подарено несколько сладких минут.
– Проводишь меня домой?
– Оставайся, уже поздно, я думаю, мама тебя не дождалась.
– Я даже не позвонила.
– Уверен, она все понимает.
– Да, она такая.
– Саш?
– Чего?
– А переезжай ко мне жить?
– Да, я и так почти живу у тебя. Неизвестно, дома или здесь я чаще ночую.
– Тем более. Да, и до универа тебе тут ближе, – к своим словам я добавил более веский аргумент. Не думаю, что дело было в нем или в словах, но постепенно в моей квартире прибывало ее вещей, она все реже появлялась дома, так что переезд был осуществлен плавно, без резких движений.
Последней точкой в этом деле стала акция по покраске стен в спальне, ну, то есть в единственной жилой комнате. Все было бы сделано идеально, как у профессиональных маляров, но в процессе, как это и бывает, случайность определила ход событий. Капля краски с моей кисти попала Саше на штаны.
