Читать книгу: «Черный роман», страница 10
Последний разговор
Глаза открылись медленно и неохотно, веки дрожали. На каждом словно пудовая гиря. Мир какой-то неправильный, непривычный. Низ поменялся с верхом, и то как-то косо. В плечо что-то крайне неудобно упиралось. Я лежал на спине, каким-то невероятным образом наполовину свисая с дивана. Чувство времени было напрочь убито. Тело болело. В голове медленно, но со вкусом катались титановые шары. Помятая башка с чудесным «стояком» из поотросших волос, лениво ползущая взглядом по стене, пыталась подняться, и переместить все тело в такое положение, чтобы комната, наконец, прекратила покачиваться и расплываться. В мешках под глазами можно было спрятать пару мелких пуговиц. Внешний вид и самочувствие явно стоили друг друга. Мои мысли как будто думали два разных человека. И, если это у всех так бывает, то я сочувствую нам как биологическому виду.
Когда мне удалось добраться до зеркала, события прошедших дней восстановились в последовательную цепочку. Впрочем, радость от возвращения сознания ровно нулевая. Я бы предпочел ничего не помнить. Только дополнительная тяжесть появилась на плечах. И та сила, что помогла мне выползти из берлоги сна и одеяла тут же иссякла. С обратной стороны зеркального стекла на меня угрюмо взирал тот самый небритый спивающийся дворник, превращением в которого пугают плохо учащихся в школе детишек. А я, вроде, хорошо учился. Ирония. Хотя, скорее, сарказм судьбы. Почему все еще нет такого выражения? В некоторых ситуациях оно гораздо уместнее. Вместо того, чтобы умыться, и, хотя бы, попытаться начать новый день, я открыл окно на кухне. Сделал глоток воды, залез обратно под одеяло, отмазавшись от собственной совести тем, что это не лень и не апатия, а просто попытка доспать и привести себя в более приличный вид. Так себе отмазочка, если честно. Больше всего мне хотелось никогда больше не просыпаться. Ну, или хотя бы впасть в спячку до весны. Когда весь этот чертов снег, который я так любил раньше, растает, а холода сойдут на нет. Осознавать себя частью этого зимнего пустого мира было крайне неприятно. Хотелось поверить в любую ложь и избежать реальности любым способом. Я проспал почти двое суток к ряду, пока такой вид забытья не перестал помогать. В мои сны, неизменно наполненные Сашей стали проникать отголоски реальности. Я видел, как мы ругаемся, как она на меня злится. Так скоро подобной подлости я не ожидал. Мне казалось, что с Морфеем мы друзья. Видимо, я и здесь обманулся. Выхода не было, пришлось вставать и как-то бодрствовать, или хотя бы делать вид. Я в первый раз за три дня поел. Надо заметить, не без отвращения. В принципе, каждое бытовое действие давалось мне с трудом, как подвиг. Смысл чего бы то ни было, оставался мне не ясен. Мое состояние было весьма двойственным. То брало верх упадническое настроение, тяготевшее к любому способу ухода от действительности, то меланхолично мечтательное, добивавшееся того же погружением мозга в туман грез. После насильственного приема пищи я впал во вторую крайность. Положил руки на стол, сверху на них голову, и чуть слюни не пустил, так расплылся в улыбке от нахлынувших образов, смеси из воспоминаний и бесплотных надежд.
Всегда хочется верить в лучшее. Что боль бесследно исчезнет, тоска испарится, а счастье продлится вечно. Это, пожалуй, глупо. Каждый знает, что это иллюзия, фантазия, утопия. Но все именно того и хотят. Ведь так велик соблазн поддаться этой лжи, поверить в нее. Ведь если в нее не поверить, то как можно найти в себе силы сделать шаг вперед? Даже маленькое движение требует иногда невероятных усилий. Так путаешься в этой экзистенциальной лжи. Где любовь, где нет, кто ты есть и какие из противоречивых желаний твои настоящие? Сегодня ты свято веришь в одно, завтра увлечешься другим, а вчера было вообще что-то третье. Так смешно теперь вспоминать что-то из прошлой жизни. Вот он, человек. Посмотрите на него! Он еще не знает, что ждет его впереди, а потому рад и счастлив и прожигает свою недолгую жизнь, как может. Наивный уверен в том, что все так и останется до конца его дней. Небо будет синим, трава зеленой, кофе сладким, а он сам вечно молодым раздолбаем, которого все устраивает. Несколько месяцев назад, этот индивидуум уверовал в то, что постиг свою миссию, а сейчас ему уже все до фонаря, и гори мир вокруг хоть синим пламенем. А на самом деле… Все это полнейший бред. Того «самого дела», на которое некоторые любят ссылаться, по-моему, вообще не существует. Ни истины, ни смысла. Ни жизни, при таких-то установках. Так сладко иногда думать, как было бы прекрасно, подыграй тебе высшие силы, или обладай ты большей информацией. Вот, например, знай я точно почему Саша решила уйти. Это же открывает такой простор для фантазии! Все бы обязательно было по-другому! Я бы мог точно знать, что надо делать и есть ли шанс все исправить… Но, потом просыпается другое мнение, с его невыносимым «и че?», ниспровергающим все что угодно. Ну, знал бы, и че? Ну, рыпнулся бы куда-то, и че? А в итоге, действительно, ниче. Разницы никакой, если сильно уменьшить масштаб. Что бы ни построил, все разрушится. Как бы ты ни жил, все равно умрешь. В глобальном итоге. Но. Чтобы прожить хоть как-то, надо суметь справится с повседневностью. Банально с необходимостью каждый день вставать утром, есть, пить, идти на работу, проводить день и ложиться спать вечером. И, если нет чего-то, что придавало бы этой рутине какой-то смысл, какое-то удовольствие, то, пожалуй, жить и не стоит. Да, и не выйдет. Депрессия и апатия всегда к услугам того, кто не справился с этой задачей. Бесцельная и бессмысленная жизнь никому не нужна. И тебе самому в первую очередь. Что делать, если все уже случилось? Не знаю. Я так и не нашел выхода, чтобы кому-то что-то дельное присоветовать. Никто не скажет. Только свои силы. Только ты.
Я так глубоко погрузился в эти плачевные размышления, что упал со стула. Ударился затылком. Боль немного сбавила остроту внутренних противоречий, и во мне родилось первое осознанное пагубное желание. Курить. Как я понял потом, это был первый шаг вниз по крутой лестнице саморазрушения, куда меня невыносимо сильно тянуло. Зато, это был уже какой-никакой стимул. Я оделся, и вышел на улицу.
При выходе из подъезда свет ударил в глаза. Появилась резь, пришлось пару минут изучать ботинки, чтобы не так сильно слепило. Да, так всегда бывает, когда выползаешь из пыльной норы на белый свет. Дома я зашторил все окна, не мог видеть ни света, ни снега. И сейчас смотрел на них, как ошалелый, как будто видел все это в первый раз. Будто сегодня открыл глаза в первый раз в жизни, а до этого был слеп, или вовсе не был. Я дошел до ларька, купил пачку сигарет, зажигалку. И сразу закурил. С первой же затяжкой, вместе с дымом и морозным воздухом в мои легкие, внутрь меня проник какой-то новый демон. Или даже, скорее вирус. Он старался отделить меня сегодняшнего от всего, что было раньше. Очистить связи с прошлым. Все, что дальше я пытался вспомнить, было скорее похоже на кино. Как будто все что было, было не со мной. Я почему-то видел в своей голове все происходившее со стороны, хотя и все еще номинально помнил, что являлся непосредственным участником событий. Похоже, безумие накрыло меня с головой и с большим аппетитом глодало остатки пожухшего мозга. Приятной трапезы, тварь! Теперь я могу всецело предаваться отчаянию. Цель моего существования, по ходу достигнута. Я ж хотел найти единственную. Нашел. Молодец! Чего еще надо? Жизнь можно сливать. Кому она теперь нужна?
Я выкурил пять сигарет подряд, пока не появилось стойкое ощущение смога внутри. Купил еще две пачки прозапас, и наведался в магазин. Там приобрел водки и пельменей. По-простому. Вернувшись домой, нашел записку от Серого, наверно, он оставил ее еще когда отпаивал меня.
«Похмельного утра, страдалец! Как спалось? Давай, выкидывай всю ересь из головы, и принимайся за работу. У тебя три заказа стоит». Я зашел на склад. Обвел взглядом полки, состроил мину отвращения и удалился на кухню. Варить пельмени и спиваться. Может, завтра утром что-то изменится. Сны меня больше не посещали. Видимо, Морфей осерчал. Ну, и черт с ним, так даже лучше.
Новое утро вкатывалось в организм ничуть не лучше предыдущих. Только еще более раздражающим. Телефон разрывался от звонков Серого. Я взял трубку. Выслушал все, что он хотел мне сказать без какого-либо энтузиазма. Потом так же безэмоционально пошел и выполнил все, что накопилось. Просто отключился от всего. Оказалось, что работа это тоже отличный способ забыться. Это и определило мой образ жизни на ближайший месяц. Утром и днем я с упоением работал, а вечером напивался и спал без сновидений до следующего утра. Воздух в квартире от дыма приобрел синеватый оттенок. Проветривать было бесполезно. Я дымил, как паровоз. Перепробовал весь алкогольный ассортимент ближайших магазинов. Развел, кстати, жуткий свинарник. Баночки из-под кофе, ставшие пепельницами, стояли в каждом углу, в некоторых по две. Кружки, из которых этот самый кофе потреблялся в диких количествах, тоже жили везде. Прежде чем налить новую чашку приходилось отыскать хоть какую-нибудь тару. За этот месяц я из чего только не пил. Из жестяных и стеклянных банок, глубоких тарелок, пластиковых контейнеров от бич-лапши, даже пару раз из вазы. Бриться я теперь считал ниже своего оскорбленного новохолостяцкого достоинства, поэтому щетина уже превратилась в неухоженную бородку. Возле дивана, на стене, той самой, которую мы вместе красили, каждый завершившийся день я ставил отметину о том, что я живой. Как узник в тюрьме. В редкие моменты, когда вечерами от выпивки тошнило еще до начала ритуала забвения, я писал письма. Сразу много. В стол. Саше. Дочери. Самому себе. Вселенной. Не могу сказать, в какой из двух вариантов моих вечеров я был ближе к реальности. Вероятно, одинаково далек. В конце месяца, когда, измаранных листов скопилась толстенькая пачка, а Серому, видимо, надоели рассказы клиентов о состоянии апартаментов, которые он мне сдал, он приехал лично. Как назло, вечером, когда я все закончил и собирался распить бутылку портвейна.
– Так, так… Гражданин алкоголик, хулиган, тунеядец, работу-то ты работаешь, а вот себя совсем загубить решил, да?
– Серый, мы же с тобой договаривались, что при условии трудоспособности я что хочу, то и ворочу.
– Договаривались. Я не то, чтобы в претензии. Ты, конечно, волен жить, как хочешь. И суицид, пусть даже такой медленный, все же неотъемлемое право каждого человека. Если честно, я сам удивлен тому, что мне не все равно, что ты тут творишь. Я не отличаюсь человеколюбием, ты мог заметить. Как спец ты мне интересен, но все же не настолько, чтобы я тебя лечить от сердечных ран добровольно взялся. Короче, нельзя так. Завязывай. У тебя вон, батарея из бутылок. И, надо думать, не одна. Тебе в зеркало на себя смотреть не стремно?
– А я не смотрю.
– Отличный выход, – он расхохотался. – Слушай, ты мне все же друг, а я не могу просто смотреть, как ты погибаешь молодой.
– Ну, не смотри.
– Какой ты сегодня находчивый! Может тебе мировые проблемы начать решать?
– Серый, если ты пришел не для того, чтобы отчитывать меня, то зачем вообще?
– Вот ты непонятливый. Пошли, пить будем. Ты же все равно хочешь.
– Ну, пошли.
– Не унывай, у меня все с собой. – Вместо бутылки портвейна на столе появились две с виски. – Поди, такого не пил еще? Ребята из Америки подарили. Шотов-то у тебя, небось, и нет?
– Кого?
– Стопок.
– Нет.
– Так и знал. – Он извлек две маленьких фирменных рюмки из недр своего пальто. – Закусывать чем будем? – Не церемонясь, Серый залез в холодильник, – да, не густо. А ну, пошли в лавку. Такие напитки надо употреблять культурно.
Отвертеться от похода мне не удалось. Лимон, колбаса, сыр, копченая курица, помидоры, зелень, хлеб, сигареты. От полок Серого пришлось оттаскивать. Он был тот еще чревоугодник. Ему дай волю, он весь магазин скупит. Зато дома он всласть мной покомандовал. Заставил вымыть тарелки, разгрести на столе, культурно все организовать, нарезать, и поставить.
– Злыдня!
– А нечего жить как свинья! Девушка бросила, это еще не причина. Даже в запой уходить надо по-человечески.
– Это еще не запой.
– Тем более. – Наконец, окинув критическим взглядом стол, Серый решил, что можно приступать к главной части. Открыл одну бутылку и разлил виски по стопкам. Причем, себе налил поменьше. Я уже смирился, и решил с ним не спорить. Пусть рулит. Чем меньше я вступал с ним в полемику, тем быстрее шел к цели. – Итак, мой унывающий товарищ, первый тост, я надеюсь, откроет тебе глаза на тот факт, что в достижении дна есть один самый главный плюс. Ниже падать некуда. Поэтому отталкивайся ногами и давай, всплывай. Запарил. Месяц же уже пьешь!
– Двадцать девятый день.
– Не важно. – Я выпил все, он только половину. И закусывал гораздо больше моего. – Ты не смотри, что я с тобой состязаться не берусь. Мне завтра с ранья надо огурцом быть, а у тебя возможность поспать будет, да и с твоей подготовкой теперь трудно, поди, тягаться.
– Как хочешь. Мне все равно. – Мы закурили.
– Да, я заметил, что у тебя пофигизм обострился, – он налил мне еще. – Хотя, я считаю, ты зря им так сильно увлекся.
– В глобальном итоге вообще все зря.
– О, – протянул мой собутыльник. – Понятно все с тобой. У тебя не только пофигизм обострился. Смыслоискатель сбоит жестко. Давай, вторую пей, может повеселеешь.
За второй последовала третья, четвертая, пятая. Серый больше налегал на еду, я на виски и сигареты. Он, как обычно, что-то мне втирал. Но сквозь дым смотреть на его точку зрения было проще. Пусть лопочет, лишь бы не приставал. По сравнению с тем, что я пил обычно, этот чудесный напиток, конечно, был экзотикой. Заходил он легче, но и эффект проявился быстрее.
– Классная вещь, этот твой виски.
– Цени! Это дорогой подарок.
– Спасибо.
– Смотрю, ты поадекватней немного стал. Хоть огрызаться бросил. Уже хорошо. Поговорить созрел?
– О чем?
– О том, почему ты все еще новую пассию не нашел.
– Потому что это свинство.
– А так жить, как ты сейчас, не свинство?
– Тоже свинство. Но более общественно приемлемое.
– Ладно. Допустим. А ты хоть раз позвонить ей пытался? Написать?
– Она меня не хочет ни видеть, ни слышать.
– Откуда сведения?
– Из первых рук.
– Да? А у меня вот другие. Так получилось, что я с нашим универом кое-какие дела завел, и случайно познакомился с Сашиными одногрупниками. Подруга у нее, кстати, классная. Чего молчал?
– Ирина, что ли?
– Ага, она.
– Да мы толком не знакомы.
– Ладно, не важно. Я за ней попытался приударить, и она мне кое-какие интересные сведения выдала.
– То есть ты приехал меня вразумлять?
– Да, дослушай ты! То, что Саша зла на тебя, это факт. По словам Ирины впечатление такое, что ей кто-то на мозги покапал хорошо по твоему поводу. Но это так, лирика. Вам все равно рано или поздно придется встретится и поговорить. Во-первых, расставить все точки над i. Во-вторых, тут ее вещи остались. А в-третьих, я думаю, у тебя все же есть шанс. Давай, набирай номер. Напился? Самое время звонить бывшей.
– Иди к черту!
– Да не ломайся ты, я знаю, что ты хочешь.
– Я еще не достаточно пьян!
– Значит, пей.
– За смелость. И за друзей которым не пофиг. – На этот раз мы оба выпили по целому шоту. Я почувствовал, что окривел. И это даже к лучшему. В таком состоянии обычной паранойе до меня не достать. Тут я в безопасности, вне зоны доступа для чего и кого угодно. Здесь легко и невесомо. Я чувствовал себя сигаретным дымом. Парить под потолком при дружеских пьянках, что еще может быть надо?
– Давай!
– Чего давать?
– Звони!
– Тебе надо, ты и звони.
– Идиот! – Серый приступил к поискам моего телефона. Ему пришлось мне позвонить и ползать по квартире прислушиваясь из каких недр доносится мелодия. Я смотрел на него, как на полоумного. Вот ерунду какую-то придумал. А, ладно. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Тем временем, с улыбкой от уха до уха Серый вернулся со своей находкой в руках.
– Чего лыбишься?
– Читаю вашу переписку.
– Ну, и как?
– Интересно. Романтично. Одобряю.
– О, спасибо, – я встал и пафосно поклонился. Хотя, кажется, сделал это зря. Если до этого я чувствовал себя парящим, то теперь перешел в стадию болтающегося. С трудом сел обратно на стул и попытался зафиксировать свое положение в пространстве сложив голову на руки.
– Всегда пожалуйста, обращайся. Мило, что ты не переименовал контакт. Набираю.
– Да, делай что хочешь.
Серый приложил телефон к моему уху, я взял аппарат, слышались длинные гудки. Ожидание показалось мне бесконечным. Я прислонился к стене, и закрыл глаза. И уснул. Прямо сидя.
– Вот же ж, свин! Проснись, балбес! – Серый тормошил меня, но все было без толку. Посапывание давало понять, что я не притворялся, а совершенно искренне спал.
– Костя? – Послышалось в трубке.
– Нет, к сожалению. Это Серый. Узнала?
– Серый? Что происходит?
– Я пытался заставить твоего суженного тебе позвонить, но ничего не вышло. Он долго отлынивал, пришлось его напоить, а, в итоге, он уснул в самый ответственный момент.
– Вы там оба напились что ли?
– Нет. Только он. Я чуть-чуть совсем выпил. За компанию.
– А чего тебе надо-то?
– Приезжай.
– Куда?
– К Костяну.
– Зачем?
– Поговорить.
– Он же уснул.
– Вот, значит, согласна. Приезжай. К твоему появлению я его разбужу.
– Поздно, Серый. Что за навящевые идеи?
– Ничего не знаю. Приезжай. Я такси тебе вызову.
– Не поеду.
– Милая Саша, со мной сейчас спорить бесполезно. У тебя нет выбора.
– Что ж с тобой сделаешь?
– Ничего со мной делать не надо. Только слушаться. Костян, вон, брыкался, а все равно без толку. Адрес у этого обормота спрошу. Чтоб через десять минут готова была. Жду. – Он отключился, и еще раз попытался меня разбудить. Эффекта ноль. – Вот же ведь! Ладно. Попробуем по-другому. – Серый открыл все окна в квартире, получился нешуточный сквозняк, я поежился, и начал понемногу пробуждаться, ворча что-то невнятно. – Во, пошел процесс, – довольно хмыкнул мой мучитель, – два плюс два?
– Четыре.
– Последняя версия форточек?
– Пятнадцать, но здесь ХР.
– Где живет твоя любовь?
– На шестьдесят восьмой странице.
– Адрес места где тебе хочется быть больше всего? – Гад. Подловил меня. Нечестно пользоваться таким состоянием у людей. Серый вызвал такси. Удивляла его самоуверенность. А если бы я другое что-то сказал? Я был пьян и мог ляпнуть что угодно. Но ему повезло. А вот мне нет. Мои злоключения на этом допросе под сквозняком не кончились. Серый опять волок меня в ванну, пока я пытался открыть глаза.
– Да чего ж тебе от меня надобно?
– Полного пробуждения, и адекватного состояния.
– Зачем?
– К нам едет ревизор. Надо показать, что ты страдаешь, но еще способен к диалогу. А еще, что это ненадолго.
– Интриган.
– Потом спасибо скажешь. – А вот тут он ошибся. Хотя то, что случилось потом помогло мне принять решение. Так что, наверно, за это тоже можно сказать спасибо. Но в тот момент я его яро ненавидел, потому что моя голова оказалась под краном из которого хлестала ледяная вода. Я ругался и вырывался, но тщетно. Количество выпитого играло против меня. Да и Серый был покрупнее. К тому моменту, как он посчитал, что можно меня отпустить, я был трезв как стекло.
– Друзья так не поступают, – бурчал я в полотенце, вытираясь. – О твоей жестокости можно слагать легенды. Сначала сам напоил, потом сам заставил протрезветь. Еще и Сашку сюда тащит. Она-то в чем виновата?
– Поблагодаришь потом. Вставай, пошли окна закрывать, вроде проветрилось. И что за бред ты нес про пятнадцатую версию виндоус?
– Что? Когда я такое говорил?
– Пока еще не до конца проснулся.
– Ты бы еще более авторитетный источник спрашивал, чем собутыльника под градусом! Алкаши у подъезда тебе и не такого расскажут. И про НЛО, и про заговор мировой.
– Ладно, считай отмазался. А то смотри, если знаешь что-то и молчишь, то это не по-товарищески.
– Не по-товарищески так над людьми издеваться!
Мы снова уселись за стол. Теперь сыр и прочая закуска вызывали у меня куда больший аппетит, и я сделал себе красивый бутерброд, положив туда всего, что было на столе. Получилось достаточно много слоев, лимончик сверху отлично смотрелся, но в рот мое произведение кулинарного искусства помещалось с трудом.
– А в Америке это называется сэндвич.
– Круто, и что с того?
– Да так, к слову пришлось. Ты чего опять начал огрызаться? Опять налить?
– Нет уж, увольте. Виски был прекрасен, но если каждое распитие будет сопровождаться подобными экзекуциями, то я лучше вовсе пить не буду.
– О, никак рациональное зерно заронено в эту голову?
– Сам-то, тот еще скалозуб.
– Мне по статусу положено.
– Да, как скажешь.
Раздался звонок в дверь. Я замер, внутри все натянулось, и было готово лопнуть в любую секунду. Серый пошел открывать. И я слышал только обрывки фраз Серого, его голос был куда громче Сашиного.
– Заходи. Деньги за такси, вот, сразу возьми, раз уж это была моя идея. Ничего не много. Нормально. Не ломайся, я ж тебе не переспать предлагаю. Давай, пальто. Вот, смотри, на красоту. Буду тебе сейчас экскурсию проводить. – Судя по тому, что звук стал тише и дальше, он завел ее в спальню. А я все так же сидел не шевелясь, дышать боялся. – Видишь, какая романтика? Дни считает, узник собственной глупости. Аккуратно, не споткнись. У него тут или пепельница или емкость под кофе, я не знаю, а может и то и другое. Комбо. О, еще бутылки. Здорово! Не находишь? Пошли дальше. Тут у нас что? Дышать трудно? Это у него тут смог, как от дым машины, только он сам вместо нее. Ладно, выходи, нечего этой дрянью дышать. Это мы еще проветрили! Оценила масштабы последствий? Ну, что? Теперь идем на героя этого триллера смотреть. – В дверном проеме появился сначала Серый, загородив его весь. – Барабанная дробь! Счастлив представить вашему вниманию: влюбленный идиот необыкновенный, страдающий! – Его самого распирало от устроенного шоу. Кажется, кроме него никому это было не по душе. На Сашу нельзя было подобным произвести хорошего впечатления, да и на кого можно? А я боялся, что еще хуже станет, хотя, казалось бы, куда еще. Серый посторонился, и мы с Сашей встретились взглядами. Время замерло, как и в день, когда я первый раз ее увидел.
На ней был какой-то новый свитер. Черный, и он ей чертовски шел. Волосы немного отросли, и касались плеч. Но взгляд все так же, как раньше, был полон холода. Просто Снежная Королева. Ну да, зима, ее время. Хотя, в воздухе уже потихоньку начинало пахнуть весной. Я почему-то чуял это, прекрасно понимая, что новая весна мне не нужна. Стойте. А ведь Кай и Снежная Королева – пара. Нет? Она села напротив меня. «А звезды тем не менее, а звезды тем не менее, все ближе, но все так же холодны»… Спело у меня в голове. В эту немую сцену вмешался наш сводник с его странными методами.
– Смотри! Эта прекрасная тяжелая небритость, неухоженные патлы, несвежая одежда, легкий налет непрошедшего опьянения. Точно принц!
– Серый, и почему ты постоянно несешь какой-то бред, когда мы собираемся втроем? – я укоризненно на него посмотрел, он проигнорировал.
– Роль у меня такая. – Он плюхнулся на стул между нами. – Итак. Говорите. А я буду третейским судьей. Не позволю тут произойти смертоубийству и любым другим непотребствам. А так же буду следить за справедливостью взаимных оскорблений и упреков.
– Серый, ну, вот, зачем ты этот цирк устроил?
– Я показывал Саше глубину твоего страдания и степень раскаяния. На ее месте, увидев, как ты тут себя изводишь, я бы простил тебе если не все, то многое.
– Да мне не за что его прощать, в общем-то. Не его вина.
– Подожди, я думал он прокосячился по-крупному.
– Нет, не в нем дело.
– А в чем тогда? – Мы оба вылупились на нее, как будто она сказала, что прилетела сюда на метле.
– Я не могу толком объяснить. Просто раньше мне все в Косте нравилось. Вот прям все. Теперь наоборот, все раздражает. Я знаю, что это плохо и не логично, но не могу с собой ничего поделать.
– Видишь! Я же говорил! Чтобы я сейчас не сделал, это будет плохо!
– Технически, ты этого не говорил.
– Ты даже ничего не делал, сюда меня Серый позвал, и с его стороны, это даже достойно умиления.
– Все для тебя, милая Саша! Хочешь, еще одного такого же покажу? Федя, вон, вообще, вешаться пытался. До сих пор веревка посередь комнаты болтается. – Она засмеялась. Да. Засмеялась. Круто. Весело! Здорово! Человек сломан, один над этим шутит, вторая смеется. Красота.
– А если я тебя сейчас в любом виде раздражаю, зачем ты приехала? Не Серого же повидать? С ним можно было и без меня встретиться.
– Ну, я не все вещи забрала.
– Не убедительно.
– Слушай, что ты хочешь услышать?
– Что ты скучаешь, желательно. Еще лучше, что жалеешь о том, что ушла.
– Нет и нет.
– Ожидаемо. – Я бросил случайный взгляд на ее руки, кольцо на месте. Не сняла, странно.
– Вообще-то в чем-то ты прав. Я не просто так приехала. Мне тебе сказать кое-что надо.
– Слушаю, – я приготовился к худшему.
– Серый, выйди, пожалуйста.
– Ну, ладно, – он сделал вид, что расстроился, – схожу руки, что ли, помою.
– Если честно, я не знаю, как ты на это отреагируешь, вряд ли адекватно. Но, наверно, ты должен знать. По крайней мере, Ирина меня этим пилит постоянно. – Я напрягся. Ожидать можно было чего угодно, и пока она тянула, я все больше сжимался, пока уже не выдержал.
– Говори уже, или я тут прямо умру.
– Я беременна, – произнесла Саша одним выдохом. В этих словах было и облегчение, потому что, допустим, это было ожидаемо, хотя я и забыл об этом напрочь в своем упоении страданием. С другой стороны, именно поэтому я оказался к такому повороту событий не готов.
– Я… Ну… Это… Извини. Это здорово, наверно. Не знаю, что ты сама думаешь по этому поводу. Кстати, что?
– Мне 19. Я учусь и не работаю.
– Так. Ты не хотела рассказывать. Значит, логично, что вариант создания некого подобия счастливой ячейки общества не рассматриваешь.
– Угадал.
– А еще это по ходу значит, что ты собралась делать аборт.
– В точку.
– Нет! – Я так испугался, что побледнел. – Что угодно, только не это.
– Что ж, я подозревала что спокойно ты это не воспримешь.
– Блин, плевать, что ты сейчас думаешь обо мне и моей реакции, вот, с самой высокой колокольни. – Я заговорил быстро, как будто от скорости произнесения слов что-то зависело. Но я не на шутку перепугался, и не контролировал подобные мелочи. – Не хочешь быть со мной? Это уже тоже не важно. Ради бога. На здоровье, дело твое. Но я тебя прошу, умоляю, не делай аборт. Я все что хочешь, хоть наизнанку вывернусь, только не поступай так. Я не могу тебе внятно объяснить почему ты не можешь этого сделать, точно так же, как ты не говоришь, почему мы не можем быть вместе. Но я тебе клянусь, что я принимаю твой выбор, не буду ни о чем спрашивать, и больше не попадусь тебе на глаза ни разу, если ты того не захочешь. Пожалуйста, – я упал на колени, – оставь ребенка. Если надо денег, я достану. Нет проблем, сколько скажешь. Хоть миллион и полцарства. Будет так, как захочешь. Ты помнишь, все всегда в твоих руках. Ты думаешь сейчас, сколько это может принести проблем, но их будет не так много. Помнишь, первый твой вечер в Букле? Серый вызвал меня на дуэль, и я написал стихотворение.
– Помню, но причем… – она замолкла, не договорив. Значит, и, правда, помнит.
– Я написал про дочь. Но там нет ни слова о нас, о том, что мы вместе, понимаешь? Можно сказать, что я знал, что мы расстанемся. И я точнее любого ультразвука тебе скажу, что родится девочка. Даже дату знаю. Не спрашивай откуда. Просто знаю, и все. Прими как факт. Как все те мои рассказы, об этом городе. Дочь будет прекрасна. Добрая, скромная, талантливая, в тебя, кстати. – Я мечтательно заулыбался, вспоминая самое светлое из жизни, оставшейся в другом времени. – На тебя будет очень похожа. Такая же милая, улыбки у вас почти одинаковые, и некоторые жесты. И люблю я вас обеих очень. А знаешь, как она тебя любить будет? Неподдельный восторг и уважение ты будешь в ней вызывать. У вас будут замечательные отношения. Если ты боишься родительской ответственности, сплетен, чего угодно, ты можешь сказать, что взяла на воспитание дочку сестры, а сестра, мол, с мужем погибли в автокатастрофе. Сейчас такое сплошь и рядом. Никто не усомнится. Даже сама дочь знать не будет. Но это все на твое усмотрение.
Теперь уже ей нечего было сказать, было видно, что я забросал ее словами, приведя в смятение. Решимость, с которой она сюда пришла исчезла. Информационный визит превратился в точку бифуркации. В ближайшие пять минут каждый из нас примет для себя окончательное решение, определяющее всю дальнейшую жизнь. Вот уж точно, что пять минут – самый весомый временной отрезок. Очень много чего может случиться за пять минут. И, наверное, как раз минут пять, Серый за углом слушал, о чем мы говорили.
– Так, любовнички, – начал он, выруливая из своего укрытия. – Я слышал не все, но достаточно.
– Серый! Подслушивать неприлично!
– Кто бы говорил о приличиях! Значит так. Речь у нашего несчастного вдохновенная, какие бы бредни он не нес. Я ему верю.
– Слушай, то ты ему все простить готов, то веришь ему. Это ты так трепетно друга поддерживаешь? А то можно подумать, что у тебя к нему что-то помимо товарищеских чувств присутствует. Если он тебе так нравится, так и будь с ним сам.
– Ого, милая Саша, это серьезное обвинение. – Серый иронично вскинул брови, а я расхохотался.
– А что? Из нас бы получилась очень красивая пара! Почему нет? Бросила девушка? Уходи в геи! Серый, ты как?
– А почему бы и да? Только, чур я сверху!
– Ну, нет, я так не согласен. Я и так жизнью обиженный.
– Вот видишь, тебе не привыкать, – он встал рядом и приобнял меня за плечи. Я картинно сглотнул. Саша старалась скрыть улыбку, но тщетно. Наша глупая клоунада сбавила градус серьезности. – Костян, твоя очередь руки мыть. Дай мне сказать девушке кое-что.
Я послушно удалился в ванную, открыл воду. Специально, чтобы ничего не слышать. Не знаю, чего именно я боялся. Пожалуй, что всего. Хотя, что уже теперь бояться? О текущей ситуации я знал больше их обоих вместе взятых. Мои ли уговоры или слова Серого подействуют, или еще что, но она родит дочь. Это для меня уже свершившийся факт. Хорошо, от этого легче. Немного. Не сильно. Теперь я точно уверен, что исполнил то, зачем был рожден. Миссия выполнена, результат сохранен. Отлично. Последний уровень пройден. Игра окончена. Всем спасибо, все свободны. Игрок может оторваться от экрана, и выдохнуть. Пойти чаю попить за победу. А что происходит с героем, после конца игры? Правильно, он рассоздается. А спрашивает ли его кто-нибудь, хочет он развоплощаться? Это происходит просто потому, что так надо. И всем плевать на мнение нарисованного персонажа. Даже если оно у него и есть. А где бы я был, если бы меня не было? Привет, мой психоз. Давно не виделись. Что ж, сдаюсь. Теперь твоя очередь. Нападай, я беззащитен. Я сполз по стеночке на пол. И понеслось. Я даже не заметил, как опять вернулся к любимой теме. Это так мужское самолюбие пострадало, что я не могу оставить в покое свое сумасшедшее разбитое сердце? Или я, правда, параноик какой? Но, поздно. Я захвачен снова, и не владею собственной головой.
