Читать книгу: «Черный роман», страница 11
Все эти тысячи глупых фраз, миллионы мыслей, то несущиеся со скоростью реактивных самолетов, то вяло ползущие, как пьяные черепахи, сотни банальных фантазий и представлений сцен нашей следующий встречи, через пару минут, когда я найду в себе силы выползти из ванной, или какой-нибудь более далекой. Того, кто и кому что скажет, все это только за тем, чтобы скрыть истину, умещающуюся в двух коротких словах. Мне больно. И я не вижу никакого выхода. Время безусловно лечит, но у меня его нет. Вернуться в свой старый мир, и быть рядом с дочерью было бы здорово. Но… Это тоже невозможно. Стало быть… Самоубийство может быть рациональным решением проблемы?
В мое отсутствие на кухне происходил весьма конструктивный разговор. Когда я вернулся к ним, они уже заканчивали.
– Тогда подтягивай английский, милая Саша. Я все передам. Очень рад, что ты согласна. Обещаю, ты не пожалеешь. Такой шанс выпадает раз в жизни. А вот и будущий папаша. Ты как? Выглядишь хуже обычного.
– Я ничего. Все нормально.
– Ну-ну. Лжец. Знаешь, что мы сделаем?
– Что?
– Саша пойдет собирать вещи. А ты садись, тебе, похоже, опять выпить пора. Синь-пьянь.
– Да, я норм.
– А я балерина. Все, женщина, оставь нас.
– Эй, не груби ей! Что с тобой стало? Где же «милая Саша»?
– Спокойнее, защитничек. Извините меня, я устал. А надо еще тебе немного мозг прочистить. – Серый вздохнул так, как будто вразумление всяких идиотов входило в его каждодневные рутинные обязанности. Саша скрылась в комнате.
– Кость, я возьму твою сумку? – послышалось из недр квартиры.
– Бери.
Серый протянул мне недопитую бутылку. Там оставалось немного, почти на самом дне. На три глотка. Я осушил содержимое залпом, потом нашел на столе свой недоеденный сэндвич, и исправил это недоразумение.
– Ну, что, лучше?
– Да, немного.
– Отлично. Слушай внимательно. Проблем с деньгами, медпомощью и документами у Саши не будет. Я предложил ей крутую работу. Эти самые американцы, подарившие виски, который тебе так понравился, и проект в универе связаны. Парни искали перспективного ученого, и кое-кто из Сашиной группы, включая ее саму, подавал надежды. Она им больше всех понравилась. Ее приглашают в Америку. Она будет и учиться и работать. Я еду с ней, ну, не прямо с ней, но по кое-каким делам будем пересекаться. Я смогу за ней присмотреть, не переживай. В ней разглядели огромный потенциал, а эти ребята очень и очень круты, можешь поверить. Твоя Саша сможет горы свернуть и мир изменить.
– Я знаю. – Я не смог удержаться от грустной улыбки.
– Но, это новость номер раз. Есть еще вторая. Я выхожу на новый уровень в бизнесе, и…
– Не продолжай, – я его перебил. – Я понял. Не страшно. Я и сам хотел сказать, что собрался уезжать. Так что, видимо, здесь наши пути разойдутся.
– Так и есть.
– Смотри мне! Сашку хоть пальцем тронешь, убью. А совратишь, так никогда не прощу.
– Не в твоем положении, друже, угрожать мне, – он улыбнулся.
– А, иди ты к черту!
– Да, пожалуй, что пора. У тебя много заказов невыполненных осталось?
– Ни одного. Я так разошелся, что вообще все закончил, что было.
– Вот ты монстр. Горжусь тобой. Значит, считай, что у тебя три дня отпуска перед добровольным увольнением. Найдешь, куда деться?
– Найду, не в первой.
– Тогда, я откланяюсь. – Он вышел в коридор, надел пальто, на прощание поцеловал Сашу в щеку. Вопреки традиции, крепко пожал мне руку, и ушел. Мы с ней остались вдвоем.
– Тебе помочь с вещами?
– Не надо, я почти все собрала. Скажи, зачем ты себя так запустил? Ты же понимаешь, что ничего этим не изменишь и не исправишь.
– Понимаю, – я вздохнул, – можно, я не буду отвечать? Не хочу произносить этого вслух. Мне кажется, ты не хуже меня знаешь ответ. А если не знаешь, то оно и к лучшему.
– Ну, да, ни на что иное я и не рассчитывала.
Мне, наверное, показалось, но воздух между нами в первый раз был наполнен недосказанностью. И немного грустью. Тем самым чувством, которое остается от настоящей любви. Молчаливым послевкусием истины. Мы познали тайну, о которой говорил Серый. Кажется, он был прав.
– Знаешь, я искала свою тетрадь, и нашла в ящике целую стопку бумаг…
– Да, кстати. Об этом. Я так понял, что помощи от меня ты не хочешь, как и присутствия в твоей жизни. – Я сделал паузу. Она ничего не ответила. Что ж, пусть будет молчание знаком согласия. – Ладно, это не проблема. Но, если ты не против, у меня к тебе будет просьба.
– И чего же ты хочешь?
– Пойдем, – я зашел в комнату, и увидел свои письма, разложенными на столе. – Ты читала?
– Только мельком, пару строчек.
– Это их и касается. – Я принялся рыться среди исписанных листов. Отложил два. Сложил в три раза, надписал имена, и отдал Саше. – Пожалуйста, передай это дочери в ее двадцать второй день рождения.
– Вот это поручение.
– Мне больше некому доверить столь важное дело. Я знаю, ты не забудешь. Поэтому, заранее спасибо.
– Варианта отказаться у меня, как я вижу, нет?
– Все правильно. Проси что хочешь взамен, если, конечно, хочешь чего-нибудь.
– А вообще-то хочу.
– Желай.
– Отдай мне остальные письма тоже.
– Надо сказать, я удивлен. Но, если хочешь, то, конечно. Забирай. – Я собрал оставшиеся бумаги и передал ей. Она убрала их в сумку. – Зачем они тебе?
– А зачем тебе ответ на этот вопрос? – она улыбнулась. Неужели? Мне адресована ее прекрасная улыбка, так похожая на другую, любимую мной.
– Все собрала?
– Кажется, все.
– Тогда, стоит позвонить в такси. Позвонишь? Я не помню, где бросил телефон.
Она набрала номер, назвала адреса.
– Минут через пятнадцать приедет.
– Чаю хочешь? Я тебе сэндвич сделаю.
– Можно.
Мы молча прошли на кухню, я согрел чайник, соорудил два бутерброда, себе и ей. Как в старые добрые. Не хватало только Беляша. Но его не вернуть, как и тех времен.
– Саш, я люблю тебя. – В тишине квартиры это прозвучало каким-то не моим голосом.
– Я знаю.
Больше никто ничего не сказал. Да и что уж теперь скажешь? Чай выпит, бутерброды съедены, сумка собрана, признания сделаны. Смс от такси не заставило себя ждать. И хорошо. Не надо перетягивать такие моменты. Саша одевалась в коридоре, заматывалась в шарф, обувалась, я принес сумку из комнаты. Помог ей надеть пальто, вышел проводить до машины. Сумка получилась не тяжелая. Но она позволила мне последний джентльменский поступок. Я сразу расплатился с водителем, открыл ей дверь, поставил сумку на сидение.
– Пока? – В глаза предательски лезли слезы, я держался как мог. Но отпускать свою единственную в новую жизнь, где меня никогда уже не будет, не самое простое испытание, еле справлялся. А точнее, почти совсем нет. Хорошо, что было темно. А может, от этого глаза только больше блестели. Не знаю. Старался не пересекаться с ней взглядом. Нельзя себя выдать. Но главное не увидеть в ее глазах то же самое. Иначе никакая в мире сила не остановила бы меня. Но она так же прячет глаза, оставляя почву для любых домыслов.
– Пока, – она потянулась меня обнять, но я ее остановил.
– Не надо. Ты знаешь, что я не смогу тебя отпустить.
– Прости.
Я закрыл за ней дверь машины, и мне осталось только смотреть, как свет фар все удаляется и растворяется во мраке февральской ночи. Теперь точно все. Даже стоять на ногах трудно. На моих плечах столб воздуха превратился в гранитный. Я не знаю, зачем еще бороться с детским желанием упасть на землю и зарыдать. Никто не видит, да и как-то все равно уже. Наверное, стало бы полегче. Но нет. Я стоял и стоял, как каменный истукан. Словно, взглянул в глаза медузы горгоны. Может, и не дышал. По крайней мере, это мне было более не нужно. Даже мыслей не было. И коварное безумие почему-то не нападало. Что это? Почтение к моему горю или уважение к стойкости? Что бы ни было, кажется, за время, что я простоял там без движения, я познал небытие. Пустоту, какой она есть. Ни мыслей, ни чувств, ни эмоций, ни движений. Лишь безмолвное наблюдение. Без оценок, без комментариев, без наблюдателя. Такое оно и есть, слияние со Вселенной. Растворение в мире. Ни желаний, ни сожалений, ни-че-го.
Я мог бы физически улететь с мягким ночным ветром. Истаять как мираж, морок в темноте. И не сделал этого. В воздухе пахло новой весной, которая придет ни смотря ни на что. Мокрая земля и талый снег обещали всему живому новый расцвет, новое солнце, новое счастье. Ради этого бы стоило жить. Но… Но. Я отшатнулся от своего места. Кончилась магия вселенского единения. Видимо, испугавшись, что я заскучал, мысли заломились в голову всей своей толпой, сорвали дверь с петель, заорали нестройным хором.
Я раньше жил без цели. Не зачем, а почему. Потому что имел неосторожность родится в один из дней. Потом появилась дочь, затем я захотел найти свою единственную. Нашел, и больше ничего не надо было. Весь смысл влился в нее. Я хотел с ней жить долго и счастливо. Как банально, не правда ли? Семья, вот то немногое, о чем я мечтал. Но она ушла. И все. Делать-то теперь что? Почему я не заслужил обычного человеческого счастья? Я думал, будет хотя бы подольше как-то, покрасивее. Или не просто она меня бросит, а случится что-то с нами обоими. Но теперь я все понимаю… Как-то это… Жестоко? Несправедливо? Такая вот забавная история. Прямо ирония судьбы, или гимн вечному человеческому недовольству. Серый опять был прав. Хочется всегда именно того, чего нет. Интересно, а как у него фамилия? Может он известный писатель какой-нибудь в моем родном времени? Его слова. Тот, кто лишен каких-то признаков особенности, мечтает выделиться из серой толпы. А тот, кто из нее выделяется готов все отдать за то, чтобы с ней слиться. Удивительно. Сколько бы людей добровольно встали на мое место? Просто за возможность быть первым, и, возможно, единственным путешественником во времени. А выпало это мне. И я бы с удовольствием с кем-нибудь поменялся. Чтобы родиться не в нулевых, а в восьмидесятых годах. Просто встретить свою любовь, и даже если все бы сложилось точно так же, у меня был бы шанс, смысл… Время, чтобы все исправить, добиться ее. Я слышал случаи, когда девушек просто брали измором. Я на все согласен. Просто за возможность иметь свою семью. Приходить домой, где кто-то тебя ждет, просыпаться по утрам с любимой девушкой, растить дочь… У каждого свои несбыточные мечты.
Я поднялся в пока еще свою квартиру. Три дня. Три дня. Ну и что, что три дня? Что мне эти семьдесят два часа? У меня тут жизнь кончена, а кто-то из мыслей мне ноет о таких мирских вещах, как в очередной раз перспектива отсутствия жилья! А мне понравилось не думать! Не раздеваясь, я прошел на кухню. Однако, Серый припрятал для меня подарок. Не открытая бутылка виски, до которой мы не успели добраться. Надо поискать, где-то должна быть еще почти целая пачка сигарет. Я открыл все окна, пусть ветер порезвиться. Какая уже, право, разница? Game over! Считайте, что я открыл секретный уровень, на котором уже нет врагов, одни бонусы. Делай что хочешь, набивай очки или шишки, ведь все всегда в твоих руках. Я стряхивал пепел на пол, ходил по дому в ботинках. Уберу потом, если буду в состоянии. Отвинтил крышку и сделал первый глоток. Зеленый змей полностью одобрил мое поведение.
– God, you are an asshole! – С удовольствием заорал я в открытое окно.
– Сам такой! – откликнулся кто-то сверху. Ха-ха. Офигеть, как смешно. Наверно, круто было жильцу верхнего этажа в этот момент. Взял, и за Бога ответил убогому смертному. Вступился за отца нашего, молодец. Я отпил еще, снова закурил. Плевать. К черту все. И самого черта тоже к черту. Я вдруг вспомнил, как еще в начальной школе мы с одноклассником представляли указатель на развилке дороги. Налево – к чертовой бабушке, направо – к чертовой матери, прямо – к черту. Я даже засмеялся от нелепого воспоминания. Какой от него прок? Какой во всей моей памяти теперь смысл? Я помню каждое наше свидание с Сашей, хотя у меня и не было много времени, чтобы их забыть. И что дальше? Нет доблести в том, чтобы оберегать эти картинки. И не будет облегчения в том, чтобы их стереть.
С какой-то стороны мне даже повезло. Все быстро кончится. Я просто не успею прочувствовать всю боль, и пройти через все круги страдания. И, если шанса на хороший исход нет, даже если бы было время, мне не придется себя ненавидеть, чувствуя, как меня отпускает. Злобный внутренний голос не напомнит мне, каждое слово люблю, каждую веру в то, что это было навсегда, каждую клятву, оказавшуюся обычным враньем. Я не буду ощущать себя лжецом и предателем, когда через пару месяцев смогу искренне смеяться, просто глядя на солнце, через полгода в первый раз брошу чуть заинтересованный взгляд на девушку, встреченную в автобусе, через год поймаю себя на желании засыпать, обнимая кого-нибудь, и возвращаться не в пустой дом.
– Отлично! В моем положении даже плюсы есть. Смотри, мы даже оптимизма не теряем! – Я сидел в коридоре на полу и разговаривал со своим отражением в зеркальной двери шкафа. Подмигнул сам себе, чокнулся со своим двойником, и сделал из ополовиненной бутылки на две трети пустую.
Конец
Я никогда в жизни так не напивался. У меня, конечно, были и безответные влюбленности и тяжелые разрывы. Но когда твои вещи летят из окна это одно. Разорванные фотографии и сожженные документы примерно из этой же оперы. Но этот чертов раз ни на что не похож! Экзистенциальный запрет – это уже совсем другое. Не надо сравнивать божий дар с яичницей. Меня так сломало, что я стал сам себе совершенно невыносим. Ну что я такого сделал? Как надо было нагрешить в прошлой жизни, что в этой мне так отомстили? Подорвал основы мироздания, не меньше. Я впал в ужасное по своей мерзости состояние. Тяжелая форма алкогольной интоксикации мешалась с суицидальными настроениями и упадком духа, а голова, не желавшая слушаться, снова и снова воспроизводила ее слова. И тут было два выхода. Или снова заглушать все это алкоголем или еще чем. Или выпасть в окно, поругавшись с сами собой. Никогда меня так не размазывало словами. А чего только мне не говорили. Драмы с убью-ненавижу были, и проклятиями осыпалась моя грешная голова, и смерти моей просили у высших сил, и исполненные мистики угрозы, но все меркло перед теми двадцатью нашими последними словами. Почему, черт побери, сильнее всего жжет невидимое? Выплескивающаяся на тебя ненависть переживаема, забывается быстро. Отболело и до свидания. А тут… Тянет и мучает. Влечение практически непреодолимой силы, идти за ней на край света, дальше. Куда угодно. Лишь бы идти. И я пошел. Не знаю куда, не уверен во сколько. Помню только, что покинул квартиру, и, вроде, через дверь.
Ни одной идеи нет, как я мог оказаться на мосту. Кажется, это был мост при выезде из города. А может и какой другой. Для пьяного меня той ночью все городские мосты били на одно лицо. Сколько я сюда добирался и каким образом? Количество выпитого, выкуренного, тоже назвать затрудняюсь. В руках у меня была уже другая бутылка. Не вчерашний виски. Сигарет при себе вообще не оказалось. Как и часов на руке. А и пес бы с ними. Не определить только, поздний вечер сейчас, ночь или раннее утро. Я смотрел в темное небо. Оно так манило к себе. Меня переполнило чувство какой-то непонятной, невыразимой вселенской любви. Мне безумно захотелось как-то это выразить, и я не придумал ничего лучше, чем побежать обнимать приближающийся трамвай. Не знаю, хорошо ли, что не добежал. На полпути меня стошнило.
Спустя полчаса я, еле дыша, перегибался через перила. Внизу железнодорожные пути. Я машинально считал вагоны проходящего товарного поезда. Двадцать три. Тридцать семь. Сорок два. Интересно, смотрел ли этому поезду кто-нибудь вслед так же долго, как и я? Может, там едет чье-то письмо или посылка, очень важные. А может только уголь, да исполнительные листы. Хотя, их, наверно, тоже можно ждать с замиранием сердца. Я в очередной раз откашлялся.
– С вами все в порядке?
– Да, жить буду. – Я обернулся на знакомый голос.
– Костя?
– Света??? Ты чего здесь делаешь?
– Домой возвращаюсь.
– Я думал, ты на машине ездишь.
– Езжу, если не выпью. А ты это чего тут стоишь?
– На поезда смотрю.
– Как романтично, – произнесла она с ноткой сарказма. – А почему один?
– А все. Я теперь один.
– Сочувствую.
– Спасибо, – я усмехнулся. Куда мне уперлось ее сочувствие?
– Ты замерз, поди? Кашляешь уже.
– Нет, нормально.
– Я живу недалеко, может зайдешь на чай?
– Проводить могу, если хочешь. А на чай не зайду.
– Ну, пойдем, а то страшновато.
Мы спустились с моста. Я бормотал себе под нос стихи, которые выучил, но рассказать Саше не успел.
– Чего ты там шепчешь? Не молишься часом?
– Нет. Это стихи.
– Так давай громче тогда.
И меня понесло. Я читал подряд все, что приходило в голову, не удосуживаясь комментировать или хотя бы просто называть автора. Она смотрела на меня с подозрением, видимо, силясь определить степень моего опьянения.
– Пришли, Есенин, угомонись. – Она остановилась возле многоэтажного дома с одним подъездом.
– Почему Есенин?
– Потому что молодой и красивый.
– Ты хочешь сказать, что старше меня?
– Мне почти тридцать.
– А мне где-то за двадцать. Не помню где, если честно. Не столь великая разница.
– Чая ты не хочешь, но может, на кофе зайдешь? – Она зачем-то разматывала шарф прямо на улице.
– Нет, спасибо.
– Пиво? Водка?
– Благодарю, но ответ не изменился.
– И часто ты отказываешь красивым девушкам, откровенно пытающимся тебя соблазнить?
– Первый раз.
– Это сейчас было завуалированное оскорбление?
– Нисколько. Я пьян в хлам. Ничего бы не получилось, даже если бы я пошел с тобой. Извини, – я пожал плечами.
– Ну, и, дурак. – Она развернулась и пошла к двери. Открыла ее, обернулась на секунду, прежде чем скрыться в подъезде. – Не замерзни, гуляка!
– Все бы было лучше, и как будто бы пустяк. Все бы было проще, если б не был я дурак. – Процитировал я, и сел на ступеньку.
«Все бы было легче, был бы я сейчас с тобой. Все бы было проще, был бы я сейчас живой» – продолжил строчку один из голосов в голове.
Я точно понял, что должен делать. План определился передо мной со всей возможной ясностью. Под всей моей жизнью была подведена жирная черта. Мне оставалось только, как прилежному бухгалтеру, подсчитать итог и вписать несколько цифр в заранее отведенную строку. Я думаю, что так, конечно, бывает не часто, но самоубийство в моем случае было самым объективным решением. Долго оставаться живым мне не стоило, черт знает, к чему бы привело существование одновременно двух версий меня. И проверять как-то не очень хотелось. Если есть возможность избежать перспективных плохих последствий, лучше сделать это. Да и что мне еще оставалось? Единственный смысл жизни был найден и очень быстро утерян. Я сам себе опротивел. А кому я тут еще нужен кроме себя? Тем более в таком унылом состоянии. Пойти по одноразовым связям или строить с кем-то новые отношения, заранее обреченные на провал через несколько месяцев? Подло. Да, и какие отношения? Полностью разочаровавшись в жизни, я мог бы только читать длинные занудные лекции о том, что любовь только ловушка, обманка, отвлечение от проблем повседневной действительности, средство примирения с несовершенствами мира. А это, согласитесь, никому не интересно, кроме таких же несчастных нытиков вроде меня. Но они и сами все знают. Сколько бы я ни думал, все равно возвращался к тому, что вариантов-то у меня и нет. А раз вариантов нет, то и думать не о чем.
Решить осталось совсем не много. Способ. Надо как-то так, чтобы особо никого не напрячь. Какой там район у нас считается самым криминальным? Вот туда мне и дорога. Обычно, когда ищешь приключений на пятую точку, найти их совсем не сложно.
Сегодня мне везло на мосты. Здорово, что через город течет река. В каждом уголке города можно найти мост, да, как правило, еще и не один. Хорошо, для любителей мостов. И самоубийц. Второй раз за это темное время суток я стоял, облокотившись на перила моста. Ни одного прохожего. Ничего подозрительного. Ни звука. Ни сигарету, блин, стрельнуть, ни подраться. Где же эти толпы городских страшилок, когда дело доходит до реальных улиц? Где маньяки и жертвы? Тишь да гладь! Вот так захочешь под нож попасть, и не к кому! Ужас! Ладно, раз уж небо не соизволило мне помочь, придется все делать самому. Похлопывание себя по карманам привело к желаемому результату. Перочинный ножик с собой. Вроде, натачивал недавно. Так. Немного логики, чтобы не облажаться. Внизу мелко и, вроде, камни. Лететь метров пять – семь, как раз хватит. Лучше спиной вперед, так и стартовать удобней, и если вдруг не сразу насмерть, то хоть не булькать мордой в этой жиже. Течение есть, стащит, наверно. Но это уже не столь важно. Еще что? А. Резать, наверно, лучше левую. Резко, можно сразу так дернуться, чтобы равновесие потерять и назад завалиться. Вообще идеально. При самом худшем раскладе часок-другой и каюк. Приемлемо. Но, хотелось бы, сразу дуба дать, конечно. Ну, если что, физические мучения однозначно должны перекрыть моральные, в этом-то я уверен. Я сел на перила, лицом к мосту. Обернулся, посмотрел вниз, на камни, подвинулся левее, потом немного вправо. Так вроде хорошо. Надеюсь, прицелился нормально. Раскрыл ножик, закатал рукав, примерился. Ага. Понятно. Одним движением так, раз, и все. Только я уже вдохнул и изготовился, как мне на нос упала первая снежинка. О, как. Снег пошел. Ну, ладно. Я не тороплюсь. А помириться с ним было бы не лишним.
– Ты прости, что я… Ну, ты понимаешь. Замерз просто очень тогда. Я тебя все равно люблю. И рад, что ты пришел меня проводить. Кажется, ты мне сегодня лучший друг.
Минут пять я смотрел, как крупные снежинки кружатся в свете фонаря. Вспомнил двадцать третье октября две тысячи двадцать шестого, когда познакомился с собственной дочерью. Тогда тоже был красивый снегопад. Будет. И я тоже смотрел на похожую картину.
А может, лучше повесится? Ого. Смотрите, кто у нас тут? Малодушие. Даже логикой принятое отчаяние не спасает от страха. Кто бы мог подумать? Но, в общем-то поздно. Решение принято. А я ведь, помнится мне, не сдаюсь. Значит, только вперед. До конца. А он близок. Ну, так и не робей! Чего замер? На удивление, призыв к самодисциплине подействовал. Я еще раз примерился. Снял куртку и свитер, чтобы они не смягчили падения. Глубоко вдохнул, попытался улыбнуться, уголки губ дрогнули, но остались на месте, и я сделал то, что должен был. Все пошло четко по плану. За ту секунду, в которой еще не было боли от распластанной руки, я как раз отклонился назад на достаточное количество градусов, чтобы даже здоровый инстинкт самосохранения ничем не смог помочь. Нож полетел вниз рядом со мной, или я рядом с ним. Темное небо, фонарь, снег, вот он, мой последний пейзаж. Красиво. Повезло мне. Говорят, жизнь пролетает перед глазами. Врут. Я одно только слово успел различить. Все. Спокойное, уверенное утверждение. Мое падение прямо в ледяные объятия темных вод было недолгим. Хруст сломанных костей и тишина. Снег все так же продолжал сыпаться сверху, заметая следы моего поражения в борьбе за собственную жизнь. Ну, что? Слил партию. С кем не бывает? Подумаешь, большое дело! Пыль, в масштабах Вселенной.
Меня никто не искал, и логично, что никто не нашел. Подумаешь, пропал из поля зрения. Как появился, так и сгинул. Мало ли куда? Так уж вышло, что в этом мире и в этом времени для меня места не нашлось. Так бывает. Я не знаю почему. Когда ты не можешь получить именно то, чего больше всего хочешь. Даже, если кажется, что хочешь совсем не много. Наверное, Вселенной виднее. Я так боялся вмешаться в ход событий, облажаться, напортачить, совершить непоправимую ошибку… Что упустил шанс. Если, конечно, предполагать, что он был. Возможно, это мое наказание за несмелость.
Все, что от меня осталось – отчество у дочери. И еще, может, пара непроизвольных жестов и выражений глаз.
