Читать книгу: «Изгнанник», страница 16
– Скажи, как после тебя поварам мыть посуду? Кипятком? И зачем только батюшка тебя взял, ума не приложу?!
Это продолжалось каждый раз, когда изгнанник встречался с ней в трапезной.
– Лидия, ты что себя умнее батюшки считаешь? – однажды поставил ее на место, обедавший в это время отец Гавриил – Батюшка благословил, значит так надо.
Как ни странно, но слова иерея на старуху подействовали, и она стала к Вадиму придираться меньше, но все же часто покоя не давала. Приходилось смиряться и терпеть. Со всем остальным коллективом у изгнанника отношения были нормальные.
Накануне Рождества день выдался очень трудный. Стояла нулевая температура и ночью валил мокрый тяжелый снег. Все утро и до самого обеда Вадим расчищал территорию храма. Параллельно с этим он разгрузил две газели с продуктами и одну с церковной утварью и несколько раз по требованию поваров, готовившим помимо дневной постной пищи вкусные скоромные блюда, чтобы накрыть ночью праздничный стол, таскал на кухню мешки с луком, картошкой, сахаром, морковью и прочим необходимым продовольствием.
После обеда отдохнуть не удалось – на кухне прорвало трубу. Вода стремительно затапливала кухонный пол и, просочившись под дверью, полилась в коридор.
– Как всегда искушения перед праздником! – ворчали недовольные повара.
Ликвидировать аварию пришлось Вадиму. Сначала изгнанник, спустившись в подвал, перекрыл воду, текущую в лопнувшую трубу, затем, вернувшись на кухню, вместе с поварами долго собирал с пола все, что успело натечь. Едва он закончил, как снова пришла машина. Пришлось разгружать, да еще вдобавок выслушивать реплики, стоящей рядом Лидии Ивановны. Вадим еле сдерживался, чтобы не нагрубить ей в ответ, прекрасно понимая, что он здесь работает неделю, а старуха – пятнадцать лет.
В церкви шла генеральная уборка – мыли полы, стены и даже висевшее на потолке паникадило. Едва изгнанник вышел за ворота перекурить, как за ним тут же прибежала дежурная по храму:
– Вадим, помоги, без тебя никак!
Пришлось устанавливать внутри церкви большую вытяжную лестницу, потом аккуратно держать ее, пока молодая прихожанка, пришедшая помочь в честь большого праздника, забравшись на самый верх, проворно мыла паникадило, а потом разбирать лестницу и уносить ее в подсобную комнату.
За этот день Вадим помог очень многим, не отказывая никому, кто бы не обращался к нему за помощью.
– Спаси тебя, Господи! – целый день слышал изгнанник от всего рабочего коллектива.
Вадим был счастлив – еще ни разу в жизни он не чувствовал себя таким нужным и востребованным, как в этот тяжелый предпраздничный день. Закончив возиться с лестницей, он снова вышел перекурить и тут же впал в уныние – на улице опять выпал мокрый снег. Вечерело. Изгнанник от усталости уже еле стоял на ногах. Оставить территорию храма нечищеной он не мог – ночью должна быть праздничная служба и крестный ход, а убирать снег уже не было сил. Еще предстояло готовиться к исповеди и Причастию, потом полночи стоять на литургии и под утро идти в трапезную за праздничный стол.
На помощь пришел Георгий, дежурство которого снова выпало в праздник. Вдвоем с Вадимом они быстро расчистили территорию.
– Мне еще к исповеди и Причастию готовиться – пожаловался изгнанник – а сил уже нет.
– Не переживай – спокойно ответил охранник – Господь все видит и все знает. Он все управит, вот увидишь.
– Что тут можно управить, когда сил уже нет? – с удивлением подумал Вадим, но спорить не стал.
Наконец вся работа была окончена. Вадим и Георгий ушли в сторожку. Отдохнув полчаса, они вместе вычитали положенные к Причастию каноны. Охранник читал быстро, как подобает опытному в этом деле человеку и через час настало время готовиться к исповеди.
– Возьми бумажку и напиши на ней все свои грехи, которые вспомнишь – посоветовал Георгий – а то будешь волноваться во время исповеди и половину забудешь.
– Да священник в обморок упадет, когда ее увидит – рассмеялся изгнанник.
– Я тоже так думал, когда в первый раз исповедовался – совершенно серьезно ответил охранник – священника ты ничем не удивишь. Он по твоим грехам поймет, что ты в первый раз на исповеди.
– Почему? – удивился Вадим.
– Потому что, когда человек в церкви давно, он такие грехи, как у малоцерковных уже не совершает.
– Наверное, ругать меня будет?
– Может за что и поругает, хотя не думаю. У Бога один раскаявшийся грешник дороже, чем сто праведников, и священник об этом прекрасно знает.
– Да, как же я сейчас все вспомню? Ведь, за всю жизнь столько нагрешил!
– До службы еще целый час, время есть. Сиди и вспоминай. Все самое тяжелое, в чем совесть обличает, сразу же на ум придет – бери и записывай.
– Хороший удар по самолюбию! – сказал через час изгнанник, перечитывая исповедь – Даже никогда не думал, что я плохой! Столько натворил за свою жизнь и никогда не задумывался об этом.
Началось Всенощное бдение. Народу в храме было битком – не протиснуться. Помимо верующих, ходящих на службы регулярно, в церковь явилось немало «захожан» – малоцерковных людей, изредка приходивших в храм поставить свечки или потолпиться в большой праздник. Специально для последних на территории церкви дежурил наряд милиции, дабы не пускать в храм пьяных и неадекватных. Желающих причаститься на праздник было очень много. Принимали исповедь два священника – отец Гавриил и отец Евгений. К каждому из них стояла огромная очередь.
Настроение Вадима было превосходным, даже немного серьезным и каким-то торжественно–взволнованным. На душе впервые за много лет чувствовался настоящий праздник. Изгнанник встал в очередь к отцу Гавриилу, с которым общался чаще, чем со вторым иереем.
Через полчаса с одной психически нездоровой женщиной, регулярно ходящей в храм, случился припадок. Она сорвала с головы платок и начала оскорблять священников.
– Вот и искушение в праздник! – ворчали прихожане, но никто с ней не связывался.
– Вадим, выведи ее на улицу – громко сказал отец Евгений – нельзя службу срывать. И скажи Георгию, что б вызвал ей скорую.
Женщина брыкалась, громко ругаясь матом. Она оскорбляла священников, Бога, святых и Богородицу. Прихожане сочувственно смотрели на нее и молчали. Все отнеслись к происходящему с пониманием. Вадим еле справлялся с ней, но все же сумел вывести несчастную из храма.
Дежуривший возле церкви, Георгий вызвал скорую. Изгнанник остался на улице до приезда врачей.
– Вдруг я не успею исповедоваться? – взволнованно думал он.
Скорая приехала только через сорок минут. Все это время больная бегала по территории храма, выкрикивая непристойности. Вадим, Георгий и сотрудники милиции тщетно пытались ее сдержать. Незадолго до приезда скорой сумасшедшая под громкий хохот, стоявших поблизости, зевак прямо возле церкви села справлять нужду. Милиционеры не стали с ней связываться. За то изгнанник не стерпел, видя такое. Вдвоем с Высоцким они грубо вытолкали ее за ворота. Женщина упиралась, как могла, продолжая неистово орать. От нее досталось и Вадиму.
– А ты вообще – грязный вонючий бомж! Как ты смеешь меня трогать?! – кричала она – Да я святая по сравнению с тобой! Ты здесь побираешься каждый день, а самому лишь бы нажраться!
Терпению изгнанника наступал предел, и он еле сдерживался, что бы не нагрубить в ответ – не хотелось грешить перед принятием Святых Тайн.
Наконец приехала машина скорой помощи. Санитары особо не церемонились. Грубо затолкав сумасшедшую в машину, они увезли ее в психиатрическую больницу.
Вадим и Георгий облегченно вздохнули. Пора было возвращаться в церковь.
Высоцкий, успевший, как работник храма, исповедоваться без очереди, был вынужден остаться на улице. Неся дежурство, он мог зайти на службу только для принятия Святых Тайн.
Изгнанник, как новенький, стеснялся пройти на исповедь без очереди, но, когда он вернулся в церковь, прихожане сами пропустили его вперед.
Вадим сильно волновался, стоя в двух метрах от священника, в ожидании, когда закончит исповедоваться пожилой мужчина в сером клетчатом пиджаке. Изгнаннику хотелось уйти, убежать, провалиться сквозь землю, и он долго колебался, решаясь на столь ответственный шаг. Наконец, место возле аналоя освободилось. Иерей вопрошающе и немного устало посмотрел на Вадима. Отступать было поздно. Глубоко вздохнув, изгнанник решительно подошел к аналою. Задыхаясь от волнения, он еле слышно начал читать свои грехи. Отец Гавриил слушал внимательно, не перебивая и не осуждая, затем взял из рук Вадима бумажку и, быстро пробежав ее глазами, разорвал и вернул назад. Изгнанник наклонил голову. Священник положил на нее епитрахиль и тихо прочел разрешительную молитву.
– Теперь целуй Крест и Евангелие – сказал он.
Перекрестившись, Вадим сделал, что ему велели.
– Ты причащаться собрался?
– Да.
– Вижу, светишься весь – отец Гавриил улыбнулся – Давай, с Богом! На Крестный ход понесешь хоругви.
Взяв благословение, изгнанник отошел от иерея. Он долго глубоко и облегченно дышал. Было ощущение, будто с плеч свалилась какая-то невидимая гора, которая до этого совсем не давала о себе знать.
– Вот так живет человек, грешит и даже не осознает, какая тяжесть грехов лежит на его душе – подумал Вадим – и что есть исповедь, после которой так легко становится! И я так всю жизнь жил и не понимал. Хорошо, что теперь все по-другому! Слава Богу за все!
Во время Крестного хода изгнанник торжественно нес хоругви. В какой-то миг ему вдруг вспомнилась его прошлая бомжевская жизнь с ее бесконечными унижениями, пьянками и лишениями. Вадим даже прослезился, осознав из какой трясины он выбрался и что еще месяц назад он даже не думал о том, какие в его жизни ждут перемены. Он нес хоругви и тихо плакал, не вытирая слез.
Причастие тянулось долго – было много желающих. Изгнанник опять сильно волновался, принимая Тело и Кровь Христову. На душе была сильная радость и, глядя на лица верующих, Вадим понимал, что он такой не один. Так для него открывался новый мир.
После Причастия отец Роман долго говорил проповедь. Делал он это очень пламенно, искренне, зажигая в слушающих веру. Он смотрел на окружающих добрыми глазами, и Вадиму, слушающему батюшку на одном дыхании, почему-то казалось, что он смотрит именно на него.
После проповеди прихожане подходили к священникам целовать крест. Изгнанник, отстояв очередь, подошел к отцу Гавриилу.
– Иди в трапезную и садись за стол – протягивая крест, сказал иерей.
– Ничего себе! – подумал Вадим.
Чувствуя себя при храме «на птичьих правах», он почему-то даже не думал, что его позовут за праздничный стол.
Царские Врата закрылись, прихожане направились к выходу. Изгнанник вышел из церкви. Он изрядно шатался от усталости и только теперь заметил, что, простояв на праздничной службе около четырех часов после напряженного рабочего дня, он совершенно забыл о ней и за все время нахождения в храме ни разу не вспомнил. Это открытие его сильно удивило.
– Говорил же Георгий – Господь управит, а я не верил! – радостно подумал Вадим – И правда, управил Господь – я совсем забыл об усталости!
Столы в трапезной стояли буквой «п». В центре сидели священнослужители, справа – работающие при храме, слева – гости.
Изгнанник давно проголодался. Он сидел с краю стола рядом с Георгием и жадно взирал на расставленные на столе праздничные блюда. Привыкший питаться скудной и дешевой пищей, он никак не мог поверить, что сейчас он будет есть вволю то, что не ел несколько лет. Вадим снова сердечно поблагодарил Бога.
– Ну вот, пост закончился – весело сказал Георгий – теперь можно все это есть сколько захочешь и никакого греха!
– А я такой пищи четыре года не видел – подумал изгнанник, но вслух этого не сказал.
Невдалеке на противоположной стороне стола сидела Лидия Ивановна. Она строго посмотрела на красивую тарелку, стоящую возле Вадима, но промолчала. У нее тоже было хорошее праздничное настроение. Изгнанник был благодарен своей постоянной обидчице за то, что она не стала портить ему настроение в честь такого большого события.
Трапеза началась с общей молитвы, которую собравшиеся читали стоя. Затем разливали кагор.
– Ну куда ты ему?! – вскричала Лидия Ивановна, когда Георгий наливал вино Вадиму.
– Сегодня Рождество – строго парировал охранник – батюшка всех благословил.
– Ладно, пусть пьет, раз батюшка благословил – тихо проворчала старуха.
С пищей Вадим пожадничал. Ему хотелось отведать всего, что было на столе и изгнанник, недолго думая, наложил себе целую тарелку с горой, которую едва сумел съесть. С кагором он тоже переборщил – выпил четыре больших бокала. Сказалась усталость, напряженный и нервный минувший день, и недельное воздержание от спиртного. Последнее давалось с трудом после прожитых в нетрезвости лет.
Застолье продолжалось меньше часа. По окончании собравшиеся снова встали на молитву.
Изгнанник, еще не выучивший их наизусть, чувствовал себя «белой вороной».
– Впервые в жизни я побывал на настоящем празднике, о существовании которого даже не подозревал – радостно думал он, выходя на улицу – раньше Рождество или Пасха – накрасишь яиц, купишь кулич, накроешь стол, нажрешься и все – самый обычный день, а какой это праздник я даже не представлял. Слава Тебе, Господи за то, что Ты открыл мне это! Слава Тебе за то, что я теперь верю в Тебя!
Небо было ясным и звездным. Снег не падал.
– Слава Тебе, Господи – снова подумал Вадим, направляясь в сторожку – за то, что мне утром не придется чистить снег!
Изгнанник еле волочил ноги. Ему смертельно хотелось одного – спать.
Глава 4
Прошел месяц. Вадим жил в сторожке при храме и каждый день работал от души, не покладая рук. Изгнанник стал следить за собой: мылся, брился, стирал одежду. Он подстригся в парикмахерской и раз в неделю ходил в баню, от чего получал особое удовольствие после пяти лет бомжевания. Побираться и лазать по помойкам он перестал и на бомжа больше не был похож, чему был безумно рад. Теперь его окружали верующие люди. Вадим был очень благодарен отцу Роману, за то, что тот взял его на работу и часто получал мудрые духовные и житейские советы от этого глубоко уважаемого им старца. Зарплата была небольшая, но за то изгнанника кормили и у него был ночлег, за который не надо было платить. Вадим перестал употреблять алкоголь, как и обещал батюшке. За месяц он еще больше изменился, постигая духовную жизнь и открывая новый, неизведанный ранее мир. Изгнанник слезно благодарил Бога, за то, что Он, наконец, сжалился над бедным страдальцем. Вадим восстановил утерянный паспорт, в котором, правда, не было прописки. Без нее он не мог устроиться на более высокооплачиваемую работу. Но, несмотря на это, изгнанник впервые за долгие годы, наконец, почувствовал себя человеком и был от этого неописуемо счастлив. Каждый день Вадим (если была возможность) ходил на литургию и очень усердно молился, регулярно исповедовался и причащался, ежедневно читал Евангелие и православную литературу. Его новые друзья относились к нему тепло и сочувственно и всячески старались ему помочь.
Отец Роман был очень духовно развитым человеком и видел людей насквозь. Благодаря этому при храме работали только хорошие, добрые и отзывчивые люди (не считая Лидии Ивановны), которых он наставлял и окормлял духовно.
Старец благословил Вадима сделать канон. Работа предстояла очень тонкая и кропотливая. Изгнанник сначала испугался за нее браться – выполнить ее мог только высоко квалифицированный токарь или фрезеровщик. У Вадима же был только небольшой, изрядно подзабытый навык, полученный в школе на уроках труда. Но отец Роман настоял на своем.
– Делай, не бойся – сказал он – у тебя все получится.
Вадим все же нашел в себе силы взяться за эту работу и, как ни странно, у него все получилось. Целый месяц он трудился над каноном все свободное время. Ни к одной работе в жизни изгнанник не относился так трепетно. Он старался от всей души. И случилось чудо – канон замироточил.
Весть об этом событии быстро разнеслась среди верующих, и Вадим сильно поднялся в глазах священников, рабочих и прихожан.
– У этого бомжа руки золотые! – говорили про него все.
О случившемся чуде каким-то образом узнал журналист одной из популярных православных газет, свежие номера которой регулярно поступали в храм за свечной ящик. Репортер приехал к отцу Роману и планировал взять у него небольшое интервью. Но, побеседовав немного, батюшка подозвал изгнанника. Вадим тут же был засыпан разными вопросами, и, когда он рассказал подробно: о том, как стал бомжом; как жил жизнью полной страданий, лишений и унижений; о том, как попал в рабство и сбежал оттуда, потеряв при этом друзей; о мученически погибшем Капитане, отдавшем жизнь «за други своя»; о том, как, уставший от нелегкой жизни, искал смерти и, спасая ребенка, уверовал в Бога; о том, как жил в сортире и каждый день молился возле церкви; о старце отце Романе, проявившим милость и человеколюбие и взявшим несчастного бомжа трудиться при храме; о том, как он, Вадим встретил здесь хороших людей, перестал пить и стал чувствовать во всем Божью поддержку и помощь, журналист был поражен. Беседа длилась больше трех часов.
– Да про Вас книгу писать надо, а не статью! – восхищенно сказал он на прощание – На таких, как Вы Земля держится! Все у Вас будет хорошо! Бог Вам обязательно поможет!
Спустя время в храме появился новый номер газеты, в которой статья про Вадима занимала почти целую страницу. Многие прихожане стали смотреть на бомжа с нескрываемым уважением. Изгнанник был горд.
– Гордись, но не впадай в гордыню – предостерег его батюшка – помни, из какой трясины вывел тебя Господь. Это Он сейчас дает тебе в жизни такие вот небольшие радости, после всех пережитых страданий.
Через неделю одна бабушка прихожанка предложила Вадиму купить за бесценок у одного ее знакомого алкоголика небольшой, старенький, полуразвалившийся дом в Бологое. Цена была весьма скромная – четыре тысячи рублей – за дом и три тысячи – за оформление документов.
Вадим очень обрадовался:
– Это мне Господь за канон дом дает! – радостно вскричал он и тут же немного приуныл – А где же я возьму эти деньги?!
Небольшая зарплата, полученная недавно, почти вся быстро разошлась на разные, порой непредвиденные нужды. Осталась только ее маленькая часть на дальнейшее существование.
Изгнанник обратился за советом к отцу Роману.
– Не езди туда и дом не покупай – наставил его старец – Ты еще слишком слаб духовно. Уедешь – пропадешь, пить снова начнешь и добром это не кончится. Живи пока здесь у меня и постепенно все у тебя в жизни наладится. Главное – не пей!
– Но ведь мне Бог дом за канон дает – обиделся изгнанник.
– Не связывай одно с другим – спокойно ответил священник – это гордыня, Вадим – ты считаешь, что достоин от Бога награды за свои дела. Думай лучше о своих грехах и не унывай.
В этот же день батюшка уехал на неделю, но после его совета Вадим впал в страшное уныние, тем более после очередного «общения» с Лидией Ивановной.
– Я что, всю жизнь должен работать при этом храме?! – негодовал он – Я что, обязан терпеть эту мерзкую, безмозглую старуху?! Если мне представляется возможность купить дом, так почему я не должен этого делать? Я что, всю жизнь должен прожить в этой сторожке?! Я сделал канон, и Господь мне за это предоставляет возможность обзавестись жильем. Почему же меня батюшка не благословляет? Он что, не понимает, что такая возможность раз в жизни бывает? Не связывай одно с другим! А как не связывать, когда Бог мне за этот канон возможность купить дом дает, да еще за копейки! Лучше бы помог мне денег собрать!
Вадим рассказал о доме в Бологое отцу Гавриилу, умолчав о том, что старец не благословил его туда ехать.
В этот же день в конце вечерней службы молодой иерей обратился к верующим с просьбой собрать денег, кто сколько может, чтобы помочь изгнаннику купить жилье. Прихожане проявили отзывчивость и через двадцать минут была собрана необходимая сумма. Тысячу рублей дала Лидия Ивановна. После всего случившегося она стала относиться к Вадиму мягче. Старуха перестала грубить и орать на него, но недолюбливала по-прежнему.
– Уезжай отсюда с Богом! – мягко промолвила она, давая купюру.
Подошел и отец Гавриил.
– Возьми! – тихо сказал он, тоже протягивая тысячу рублей.
– Спасибо! – обрадовался Вадим и, секунду помолчав, попросил – Молитесь за меня, чтобы у меня там все хорошо было!
– По моим молитвам все только наоборот бывает – весело улыбнулся священник – еще, чего доброго, назад вернешься.
Изгнанник был несказанно рад случившемуся. В эту же ночь он, попрощавшись с коллегами, сел в поезд и к утру приехал в Бологое. Правда, прощание было невеселым – Вадим за этот месяц очень полюбил, окружающих его людей и расставаться с ними, зная, что он больше их никогда не увидит, было тяжело. В поезде изгнанник ехал с тяжелым сердцем, каким-то чувством понимая, что, уезжая из церкви, он теряет что-то, ставшее очень дорогим его сердцу. Но мысль о собственном доме внушала ему надежду на то, что, наконец, его нелегкая, полная лишений и страданий жизнь закончится.
– Там же в Бологое и на работу устроюсь – мечтал Вадим дорогой.
Первое, что он сделал, сойдя с поезда это выпил пару бутылок крепкого пива, после чего сразу же заметно повеселел, потом отыскал владельца продающегося дома, пожилого маргинала, жившего рядом со станцией.
– Здравствуйте! Я от Ольги Петровны на счет дома – сказал изгнанник, открывшей дверь некрасивой немолодой женщине с лицом пропойцы.
– Вадим?
– Да.
– Заходи.
Изгнанник, чуть потоптавшись, вошел в квартиру и, ожидая дальнейшего приглашения, остановился в прихожей.
– Эй, алкоголик! – громко крикнула пропойца – к тебе Вадим приехал на счет дома.
Слегка пошатываясь, в коридор вышел хорошенько поддатый пожилой мужик в синих потертых джинсах и небрежно накинутой прямо на голое тело клетчатой байковой рубахе.
– Никодим! – представился он, протягивая руку.
Продающийся дом находился на соседней улице. Он был почти разрушен. Стены – гнилые, окна и двери – выломаны, крыша – обвалилась, одна часть стены – рухнула. Сильно накренившийся набок, издалека дом напоминал форму неправильного прямоугольника. В одном углу на втором этаже сохранилась крошечная комнатка с небольшой печкой, одним единственным маленьким окошком и натянутым сверху вместо крыши рубероидом.
– Смотри, какой дворец! – артистично изображая восхищение, весело воскликнул Никодим.
Изгнанник грустно улыбнулся в ответ. Вид его нового жилища ни вызывал ничего, кроме уныния.
– Как был бомжом, так и остался! – печально подумал Вадим.
Поднимаясь наверх по шаткой гнилой лестнице со сломанными перилами и наполовину выломанными ступенями, он чуть не сломал ногу.
– И дрова в придачу – снова пошутил Никодим, показывая пальцем на свалку бревен и досок, валяющихся внутри развалины – на зиму хватит.
В комнате мебель отсутствовала. Крыша была худая. На полу валялся старенький, сильно запылившийся ковер с большими мокрыми пятнами, появившимися от, капающих сверху капель. В самом углу возле печки стоял деревянный ящик, заменяющий стол. На нем лежала пластмассовая тарелка с сильно заплесневевшим куском черного хлеба. Под ящиком валялся стеклянный граненый стакан. Больше никакой посуды не наблюдалось.
– Но все-таки это мое жилье! – подумал Вадим – Какое бы не было! Устроюсь на работу, заработаю денег и со временем новый дом построю.
В землеуправе изгнанник находился недолго, около часа. В паспортный стол предстояло идти только на следующий день.
Купив бутылку водки – обмыть новоселье, сигарет и дешевых продуктов, Вадим довольный зашагал в свое новое, убогое жилище.
– Иду домой! – радостно думал он – Даже не верится! У меня теперь собственный дом! И никакой Лидии Ивановны!
Он грустно вздохнул, вспомнив, как жил у отца Романа, новых знакомых, хороших людей, встреченных за последнее время, Георгия, иерея Гавриила. Сердце защемило, навалилась тоска. Впереди ожидала скучная одинокая жизнь на грязном полу в сгнившей разрушенной постройке.
– А все-таки там я был счастлив, несмотря ни на что – печально подумал Вадим, осторожно поднимаясь по лестнице.
Войдя в комнатушку, он осмотрелся. Возле двери в углу стоял старенький, облезлый веник.
– Хоть спать буду на чистом ковре! – обрадовался изгнанник и, подметая пол, размечтался – Работу найду, друзей новых найду, дом новый построю, девушку найду, женюсь… Всего то зиму в этой дыре прожить! Уж лучше, чем ночевать в туалете! Да мне и не привыкать к трудностям! А комнатка все же уютная, проживем!
На первом этаже из обломков собственного дома Вадим насобирал дров и, растопив печку, устроился поудобнее возле «стола».
– Ну за мой новый дом! – мысленно провозгласил он тост, наливая до краев граненый стакан – Теперь я не бомж!
Изгнанник выпил и закусив плавленым сырком, развалился на полу. Пытаясь прогнать грусть, он мечтал о новой жизни. Постепенно настроение поднялось. Вадим выпил еще полстакана и, снова подбросив в печку дров, опять улегся на ковер. Навалились воспоминания прожитых лет, вспомнился Капитан, Лена, Иван, друзья в рабстве у Рашида, затем – Оксанка, мать, Колька.
Раздался стук в дверь. Вадим с удивлением пошел открывать. На пороге стояли Никодим и его супруга.
– А мы в гости! – приветливо сказала пропойца и, не дожидаясь приглашения переступила порог.
Никодим так же бесцеремонно проследовал за ней. Он быстро подошел к ящику и поставил на него бутылку водки.
Изгнанник немного опешил от неожиданности, но деваться было некуда.
Гости были заметно пьяные. Никодим, схватив Вадимову недопитую бутылку, даже не спросив разрешения быстро налил себе полстакана, но, обернувшись к Вадиму, вежливо и торжественно произнес:
– За знакомство!
Стакан пустили по кругу. Постепенно развязались языки и, если Никодиму с супругой рассказать было особо нечего, то изгнанник постепенно поведал невеселый рассказ о своей нелегкой доле. Гости прониклись к нему уважением, особенно после того, как Вадим рассказал про побег из рабства. Когда же он заговорил о том, как уверовал в Бога, Никодим тут же его перебил:
– Сказки все это! – с раздражением сказал он – Никакого Бога нету. Его попы придумали, чтобы людей обирать. Ты думаешь, она мяса не едят в пост? Ты думаешь, они по бабам не ходят? Помашут кадилом, а такие дураки, как ты им бабки платят. Они на иномарках ездят, а ты стой молись, как идиот – Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй.
При последних словах Никодим, поднявшись во весь рост, под веселый смех своей жены принялся кощунственно креститься.
– Так! Забирайте свою водку и вон отсюда! – строго приказал изгнанник.
– Ты гляди-ка, какой! – заворчала пропойца.
Никодим, подошел к нему вплотную и, насмешливо оскалившись продолжил:
– А Христос твой…
Вадим не дал ему договорить. Короткий сильный удар в челюсть сразил насмешника наповал. Ударившись головой об стену, старый алкаш растянулся на полу и, схватившись руками за челюсть, жалобно застонал.
– Это тебе за Христа! – с бесстрастным гневом строго сообщил изгнанник – А теперь вон отсюда оба!
– Ты что сделал, сволочь?! – запричитала пропойца – Ты ему челюсть сломал! А еще верующий!
Поднявшись с пола, она с кулаками накинулась на Вадима, но в ту же секунду отлетела в угол. Изгнанник оттолкнул ее все с тем же бесстрастным гневом.
– Вон отсюда оба! – снова повторил он свой приказ.
– Ты еще за это ответишь! – пообещал Никодим, выходя на улицу.
– Тебе это боком выйдет! – добавила его супруга.
Вадим закрыл дверь, затем немного походил по комнате из угла в угол и, успокоившись, снял ботинки, улегся на ковер и, накрывшись курткой, долго лежал, слушая, как трещат в печке дрова. Больше никаких мыслей в голове не было. Изгнанник был прилично пьян. Печка топила исправно, в комнатке было тепло.
На следующий день, проснувшись во второй половине дня с опухшей головой, Вадим первым делом пошел в магазин и, купив водки, как следует опохмелился. В паспортный стол он пожаловал только под вечер, но, несмотря на это, все необходимые процедуры сделать успел и, идя домой, с удовольствием разглядывал в своем паспорте отметку о прописке.
– Все, теперь я не бомж! – с гордостью думал он.
Изгнанник купил еще водки, дешевых продуктов, сигарет и довольный пришел в свой собственный дом. В этот день он снова напился и пьяный, беспечно развалившись на ковре, уснул возле печки.
Среди ночи Вадим вдруг проснулся от едкого дыма, стремительно заполнявшего помещение. Кругом раздавался треск горевшего дерева. Изгнанник в миг протрезвел. Одеваться не было времени. Схватив куртку и ботинки, он рванулся к двери и попытался ее открыть. Дверь, подпертая с наружи, не поддавалась. Повторив попытку несколько раз, Вадим в отчаянии заметался по комнате, отчаянно ища выход из положения. Окошко было слишком крошечным. Протиснуться в него было не реально. Дым разъедал глаза, проникал в ноздри и рот. Решение надо было принимать быстро, пока не поздно.
– Господи, помоги, спаси меня! – отчаянно в голос сквозь кашель завопил изгнанник.
Через секунду его осенило. Потолок был низкий. Вадим разбил об печку водочную бутылку, затем взгромоздился на ящик и, пропоров горлышком рубероид, принялся его отчаянно рвать. Разорвав крышу за несколько секунд, он с облегчением вдохнул свежий воздух и, не теряя времени, перебросил через стену куртку и обувь. Изгнанник ухватился за верх стены и, оттолкнувшись от ящика, навалился животом на бревно. Через секунду он уже стоял на ногах.
– Слава Тебе, Господи! – с облегчением произнес Вадим.
Внизу прямо под ним находился огромный сугроб. Недолго думая, изгнанник прыгнул прямо в него, потом, отыскав куртку и ботинки, не спеша оделся. Вадим посмотрел на горящий дом. Комната, из которой он выскочил минуту назад, вся была в огне. Сверху горел рубероид.
– Слава Тебе, Господи! – перекрестившись, снова произнес изгнанник – Отделался легким испугом!
Языки пламени вскоре охватили весь дом, рухнула лестница, затем балки. Огонь гулял по толстым бревенчатым стенам. В некоторых соседних домах загорелся свет. В окнах появились любопытные лица. Кое-кто вышел на улицу. Вскоре приехала пожарная.
Глядя на то, как тушат его собственный дом, Вадим не чувствовал сожаления о случившемся – он был благодарен Богу лишь за одно – в который раз за свою нелегкую жизнь он снова остался живой. Было сильное желание как следует поколотить Никодима, но изгнанник все же решил не делать этого, а предоставить все на Суд Божий.
– Говорил же мне батюшка – не езди – вспоминал Вадим – а я, дурак, его не послушал. Все вышло, как он сказал.
Связываться с пожарными изгнанник не стал. Обращаться в землеуправу и возиться заново с только оформленными документами ему тоже не захотелось. И, глядя на догорающую собственность, он с озорной веселостью подумал:
