Читать книгу: «Саги Старой Пустыни», страница 17

Ахмар.

Проснулся я от холода, лежа в сточной канаве. Ну, может быть, не совсем сточной, но в хорошей такой канаве у забора, которую, видимо, местные жители временами использовали как помойку, поэтому пахло вокруг соответствующе. Все тело болело, голова просто раскалывалась на части и я совсем не помнил, как я тут вообще оказался. Ох, пожалуй, я слишком уж радостно вчера поглощал вино, наконец–то обнаружив его в этом безумном мире озлобленных трезвенников – кстати, может поэтому верные так легко готовы расстаться со своей жизнью? Зачем она им, если их жрецы запрещают получать почти что все удовольствия, доступные смертному? Какой–то тайный притон, о котором вроде как почти все знают, но делают вид, что его нет, хамоватый трактирщик, чудесная девушка… Назира! Так ее звали. Чем у нас все закончилось? Я вроде как бы помню, что она повела меня в свою комнату, а что было дальше? Ничего не помню. Нет, пожалуй надо меньше пить. И навестить еще раз Назиру трезвым, чтобы извиниться за свое поведение. Да и вообще, я вдруг понял, что очень хочу ее снова увидеть. Ее милое, слегка скуластое лицо и живые карие глаза, казалось, заглядывающие прямо в душу, все никак не выходили у меня из головы, пока я медленно и мрачно тащился к месту, где мы остановились. Решено, сегодня же вечером я иду туда снова и не пью! Ну, или не пью столько, сколько выпил вчера. Должен же я знать меру?

Хвала богам, хозяева и постояльцы гостинной ночлежки все еще спали, и я незамеченным пробрался на второй этаж и ввалился в нашу комнату. На кровати у окна сидел Ганту и укоризненно взирал на мое прибытие.

– Ну наконец–то! – он печально покачал головой. – Возвращение блудного Ахмара. Ты знаешь, сколько раз за ночь я жалел, что показал тебе это злачное место и порывался уже заявиться туда и притащить тебя за шкирку домой? Ты хоть понимаешь, что можешь напиться и наболтать такого, что даже из этой обители порока тебя поведут прямо к кади, чтобы казнить за богохульство? Я надеюсь, ничего подобного ты не сотворил? И вообще, чем от тебя пахнет?

– Не знаю. – я принюхался и понял, что он прав, запах был просто ужасен, что, впрочем, совсем не удивительно, учитывая место моего ночлега. – И насчет подобного тоже не знаю, вернее не помню, но вроде бы нет. Слушай, я хочу просто помыться и поесть. И еще выпить кифы, ибо голова просто раскалывается. Давай ты поругаешь меня потом, когда я все это сделаю?

Но Ганту все никак не успокаивался и продолжал брюзжать, пока я ел и приводил себя в порядок, а когда я сообщил ему, что вечером собираюсь наведаться в то же заведение, разошелся настолько, что успокоить его я смог только согласием на то, что он отправится со мной и будет следить, чтобы я не напился. Услышав же об основной цели моего визита, посмотрел на меня с каким–то усталым недоумением.

– Ох, Ахмар… Я, конечно, все понимаю, но тебе не кажется, что твое увлечение внезапно встреченными девушками уже, скажем так, ввергало тебя в прошлом в неприятности?

– Не бойся, Ганту. Эта девушка точно не убийца из тайного клана, идущая по пути кровавой мести. Она… – я рухнул на кровать и мечтательно улыбнулся. – Она особенная, Ганту. Когда ты ее увидишь, ты поймешь мои чувства. Я должен узнать, как она оказалась в таком кошмарном месте и вызволить ее оттуда. Мне показалось, что она там скорее на положении бесправной рабыни, а не свободно торгующей любовью девы, как это было в прежние времена.

– Скорей всего да. – покивал головой Ганту. – И в твое время вы не слишком–то хорошо относились к женщинам, но сейчас Верные их вообще людьми не считают. Не знаю точно, как сейчас попадают в такие заведения, но думаю, что ее положение действительно близко к положению рабыни. Впрочем, любую рабыню можно выкупить, а золота у нас предостаточно. Но что ты собрался делать дальше? Если хочешь, я могу действительно проводить вас до границы с Парсой, а потом продолжить свое путешествие. Что скажешь?

– Я не знаю, чего я хочу, Ганту. Я просто закрываю глаза и вижу перед собой ее прекрасное лицо, ее манящее тело, слышу ее милый голос… Давай дождемся вечера, когда я смогу увидеть ее на самом деле, поговорить с ней, обнять ее… А там уже решим, что нам делать дальше.

Но я совсем не ожидал того, что принес мне вечер.

Когда мы свернули в узкий переулочек, ведущий к тому самому подвальчику, дорогу нам преградили два дюжих молодца из городской стражи.

– Прохода нет! – гаркнул на нас один из них и маг мгновенно отреагировал, схватив меня за локоть и разворачивая в противоположном направлении. После того, как он оттащил меня на полсотни шагов, я вырвал у него руку и остановился.

– Погоди. – Ганту сурово поглядел на меня. – Мне все это тоже не нравится, но не надо пороть горячку. Через пару домов есть небольшой дуккан, посиди там, перекуси, а я разузнаю последние городские известия.

Пока я мрачно поглощал поданное мне трактирщиком блюдо, даже не чувствуя его вкуса, прошло около получаса, и вот наконец–то в дверях появился маг и подсел ко мне.

– Плохо дело, Ахмар. Заведение закрыто по личному приказу местного жреца, все девушки в тюрьме, их ждет наказание за прелюбодеяния, а одну из них обвиняют в убийстве. Собственно, из–за этого подвальчик и закрыли. Убитый был, как я понял, другом этого самого жреца Верных. Как зовут твою девушку?

– Назира… – прошептал я и, взглянув в глаза Ганту, увидел в них страшный ответ. – Нет! Какое еще убийство?! Мы же были с ней этой ночью! Послушай, я пойду к местному кади и расскажу об этом и…

– Еще раз говорю тебе – не торопись. Слишком мне все это не нравится. Отправляемся сейчас домой, а завтра с утра я начну наводить справки. Действовать будем тогда, когда я узнаю все точно и достоверно. Я чувствую большую опасность…

– Какая еще опасность, Ганту? Мы должны освободить ее во что бы то ни стало, ведь я знаю, что она невиновна, я ведь помню, что провел вечер с ней, пока я не отрубился… – и тут я похолодел и взглянув в глаза мага понял, что он думает о том же, о чем и я. – Ксенна!

Ксенна.

Когда я пришла в себя, я поняла, что снова безнадежно пьяна. Проклятье, Ахмар вообще бывает трезвым или нет? Но теперь я хотя бы в одной комнате с магом и мне не придется гадать, где я и что дальше делать.

– Ганту, дружище… – протянула я, сама чувствуя, как пьяно звучит мой голос. – Хорошо, что ты тут! Ты не представляешь, в какой ситуации я пришла в себя в прошлый раз!

– Да нет, почему же, хорошо себе представляю. – довольно сердито ответил мне маг, и вдруг, схватив меня за шею, потащил в соседнюю комнату, где принялся макать меня головой в таз, наполненный ледяной водой. Я пыталась вырваться, но он держал меня просто железной хваткой.

– Ганту–тпру–тру! – попыталась отчаянно пробулькать я в перерывах между погружениями. – Ты что, рех–тпру – нулся?

– Сейчас–сейчас… – пробормотал он, и наконец–то прекратил окунать меня, но зато так сильно сжал мне уши, что я даже непроизвольно вскрикнула, а затем сунул мне под нос какую–то склянку, из которой на меня пахнуло таким резким и едким запахом, что последние остатки хмеля улетучились у меня из головы. Ганту посмотрел на меня и, судя по всему, остался доволен результатом.

– Все, ты соображаешь? Ахмар просто героически напивался всю последнюю неделю, пытаясь добиться твоего прихода. Чтобы ты попыталась исправить то, что натворила. Он порывался сначала сделать это сам, но я очень убедительно объяснил ему, что даже с моей помощью результат будет один – два свежих трупа на радость верным.

– Натворила чего? – посмотрела я на него с недоумением. – Если ты о том, что я прикончила одну мразь, которая и так уже слишком долго жила на этом свете, то…

– Помолчи и выслушай меня! – Ганту, судя по всему, был очень зол. – Итак, дней десять назад мы приехали в ан-Нибадж и я, на свое горе, отпустил Ахмара погулять, сам найдя ему место, где верные втихую попивают запрещенное их Сагами вино. Вернулся он под утро, весь в восторженных чувствах – мальчик влюбился по уши в девушку, торгующую любовью в этом самом притоне, правда на радостях напился так, что не помнит, чем у них все закончилось, но был серьезно настроен пойти туда этим же вечером и разузнать, как бы ее оттуда вызволить и забрать с собой. Но когда мы приходим туда, мы узнаем, что девушку схватила стража и ее наверняка ждет казнь за убийство собственного сводного брата, потому как все соседи и домочадцы слышали, что убийца, заявившийся к ним в дом перед рассветом, во всеуслышание заявил, что его к нему прислала сама Назира собственной персоной! А все из–за того, что кто–то решил «прикончить одну мразь, которая слишком долго жила на свете»! А теперь ты мне ответь, Ксенна – это ты рехнулась?! Что ты творишь? Мне действительно было страшно смотреть на Ахмара все это время – я круглые сутки караулил, чтобы он не плюнул на все и не побежал штурмовать городскую тюрьму, усиленную местным гарнизоном, в одиночку!

– Проклятье… – простонала я, обхватив голову руками. – Что же я наделала… Теперь он точно будет меня ненавидеть до конца жизни. Ганту, ну зачем ты сохранил мне жизнь, когда была такая прекрасная возможность избавить Ахмара от обузы, причиняющей ему столько неприятностей!

– Ладно, причитаниями делу не поможешь. – продолжил Ганту, заметно остыв, поглядев на мое состояние. – Расскажи хоть, зачем ты все это сделала?

– Я… Я была пьяна, когда очнулась в этом притоне. Очнулась в одной комнате с девушкой, не понимая, где я и что мне делать. И у Ахмара ничего не было с этой Назирой, он просто не успел. – я почувствовала, как краснею. – Зато было у меня.

Маг ошарашено уставился на меня, а потом просто покачал головой с сокрушенным видом.

– Да уж… – пробормотал он после продолжительного молчания. – Ну ладно, это я еще хоть как–то могу понять. Ахмар был пьян и возбужден, и поэтому ты получила те же самые чувства от твоего механизма – опьянение и возбуждение. Допустим. Но дальше? Да, ты не слишком хорошо контролировала себя, но зачем, во имя всех богов и демонов, ты пошла ночью убивать ее брата?! Я не понимаю!

И я рассказала ему все, что поведала мне той ночью Назира о своей жизни. Пока я говорила, Ганту становился все мрачнее, а губы его ломанной линией все кривились и кривились вниз. Когда я закончила свой рассказ, Ганту встал и с чувством хрястнул по жалобно скрипнувшему столу кулаком.

– Вот ведь дерьмо верблюжье! Да мне самому захотелось прикончить этого мерзавца. Думаю, когда Ахмар узнает об этом, он тоже пожалеет, что не может теперь убить его собственными руками.

– Ну, убивали его как раз руки Ахмара, если что. – мрачно добавила я. – Но я понимаю, что это моя вина. Я не смогла вести себя так, как подобает, и подставила под удар невиновную. Девушку, само собой, надо спасать, и увозить отсюда. Расскажи мне про тюрьму, где ее держат, и почему ты считаешь, что тебя и Ахмара не хватило бы для ее штурма. Да, из моего брата плохой боец, я понимаю, но ты–то неплохой воин!

– Без тебя я не справлюсь. Видишь ли, тут какое дело… Помнишь Фейсала?

– Конечно я помню этого напыщенного павлина! А при чем тут он?

– Фейсал теперь правитель Империи Льда и почему–то всю его ненависть к жрецам как рукой сняло. Нынче он у нас верный слуга Одена и Белого Храма, и по его величайшему указанию по всей империи проводится Жатва. Развлечение такое у Верных, благо хоть проводят они ее нечасто. Выглядит это так. Правительственные войска заблаговременно рассредотачиваются по городам и весям, во избежание народных волнений, а потом жрецы и муршиды отбирают до трети самых отъявленных грешников среди населения, которые незамедлительно отправляются к кади, а в назначенный день по всей стране над ними проходит справедливый суд. Как он выглядит у Верных, ты уже представление имеешь. Истязания или смерть, или и истязания и смерть. Такой вот веселый праздник.

– Вот ведь паразит! – вспылила я. – Надо было все–таки целить кинжал ему промеж глаз! Да и все остальные тут тоже хороши. Серьезно, эти безумцы вырезают треть населения империи за один раз? Они что, совсем блаженные?!

– Ну, до трети дело редко доходит, обычно хватает и одной десятой части, чтобы удовлетворить аппетиты жрецов – что немаловажно, имущество казненных грешников конфискуется в пользу Храма. Ну так вот, по этой самой причине сейчас городская тюрьма напоминает крепость. Полсотни своих солдат, сотня присланных из Мекки, лучники, мечники, копейщики. Просто так, наскоком, нам внутрь не попасть. Нас нашпигуют стрелами еще на подходе, тебя, правда, немного позже, как только закончатся силы у амулета на твоей шее – я же рассказывал тебе про него в прошлый раз, да? Поэтому я разузнал примерное расположение охраны, стен, комнат, и накидал план тюрьмы – вон он, на столе. Мы должны хорошо спланировать наше нападение, но медлить нам тоже нельзя, надо успеть все провернуть, пока ты здесь. День казни уже близок и не факт, что ты успеешь до него вернуться в это тело еще раз. Да, и еще стоит помолиться каким угодно богам, чтобы ты не поменялась местами с Ахмаром в самый разгар боя. В этом случае, боюсь, мы обречены.

– Значит, будем действовать быстро. – я подошла к столу и склонилась над куском пергамента, на котором довольно коряво был начерчен план большого здания, обнесенного оградой. Одна из комнат на первом этаже была помечена жирным крестом – видимо, именно там и находилась Назира. Кружками же, очевидно, обозначались посты караула, стрелочками – путь их движения. Я задумалась. Если амулет может какое–то время защищать меня от стрел, я могу пробежать вдоль стены, увлекая за собой часть стражи, после чего в дело вступит Ганту, напав на них со спины. Я же сделаю крюк вот тут, сниму двоих с вышки, спрыгну обратно к магу, а потом…

– Ого! – громкий возглас Ганту, прильнувшего к окошку, прервал мои размышления. – Вот сейчас верные–то одуреют! Ксенна, иди сюда, ты должна это увидеть.

Когда я подошла на его крик, он отодвинулся пропуская меня к маленькому двухстворчатому окну, открытому нараспашку. Сначала я ничего не поняла – словно великое множество белых мух сновало в воздухе, постепенно опускаясь на землю, которая начинала светлеть от бесчисленного количества их тел. Я просунула руку наружу и словила одну из них – она мгновенно превратилась в капельку воды на моей ладони.

– Это снег, Ксенна! – расхохотался маг. – Иногда, очень–очень редко, он действительно может пойти в этих землях. Но ты представляешь, что сейчас творится с этими фанатиками? Они ведь наверняка решат, что это уже наступил конец света и Оден лично пожаловал со своей свитой, воздавать каждому за грехи его. Бьюсь об заклад на что угодно, что они сейчас собрались вокруг своих алтарей как стадо баранов, и жалобно блеют в унисон не менее испуганным жрецам! Хотел бы я на это посмотреть!

– Да? – спросила я его, забирая со стола свои новые кинжалы, неотличимые от старых практически полностью, не считая некоторых памятных мне выбоинок и царапин. – Так идем посмотрим. Прогуляемся до городской тюрьмы.

Ганту посмотрел на меня и понял, что я имела в виду. Молча кивнул, окинул взглядом нашу белую одежду, а потом снял с головы свой тюрбан и, размотав его, повязал на себя на манер бедуинской куфии, закрыв почти все лицо и превратившись в белый безликий призрак. Я секунду подумала и последовала его примеру. Еще через минуту два белых силуэта выбежали из дома на безмолвную опустевшую улицу и мгновенно затерялись среди бушевавшей там пурги.

Охота началась!

Конец пути.

И пусть те, кто страдал – утешатся, кто унижен был – возвысятся, а те же, кто ненавидел весь свет так, что даже Отцу нашему небесному приписывал свою ненависть – пусть откроют свое сердце любви. Ибо разве создал бы Оден для людей целый мир, если бы не любил их всем своим сердцем? Так идите же по следам Его, слушайте новое слово Его и любите весь мир, как творение Его. Тот же, кто не отринет ненависть, наказан будет еще при жизни, ибо не должно оставаться в этом мире ничему, кроме любви.

Назира.

Сколько уже прошло времени с тех пор, как я тут? Я не смогла вспомнить. Наверное, немало. Но вот воспоминая о том последнем дне на свободе все еще живы в моей памяти. Я еще лежала на ложе, понемногу просыпаясь, и, зарывшись лицом в подушку, вдыхала запах. Его запах! Спасибо, спасибо тебе, Владыка мой, за то, что ты наконец решил вознаградить меня. Я верила тебе, любила тебя всем сердцем и ждала – и вот, все не зря, все не напрасно! Теперь у меня есть будущее. Будущее, в котором Ахмар снова вернется ко мне и заберет меня отсюда, презрительно швырнув в лицо Рашаду полный золота кошель. Потом усадит меня на спину белоснежного коня и мы умчимся… Умчимся в пустыню! Туда, где я хотела побывать с детства. Безбрежные просторы вечных песков примут нас и укроют от жестокого мира, и мы будем любить друг друга до самой смерти. А еще я рожу ему детей, мальчика и девочку…

Но дальше помечтать мне не дали. Дальше в комнату ворвался разгневанный Рашад, стащил меня за волосы с кровати и начал пинать ногами, пока его не оттеснили стражники, вбежавшие в комнату вслед за ним. Они без всяких разговоров просто связали мне руки веревкой, заломив их при этом за спину, и потащили через весь ан-Нибадж до городской тюрьмы. Там меня первым делом завели в кабинет кади, где вместе с ним находился тот самый жрец, что был прошлый раз у нас вместе с Майсуром. Он–то и сообщил мне, что мой мучитель наконец–то мертв, а убийц к нему подослала я, чему есть верные свидетели. Кажется, я радостно засмеялась, потому что потом он долго бил меня и кричал, что я прислужница Локи, а после успокоился и начал требовать, чтобы я назвала имя убийцы.

– Ты хочешь знать, кто его убил? – спросила я, улыбаясь разбитыми губами. – Посланник Одена убил его, потому что Отец наш небесный все видит и все знает. Те, кто позабыл его заветы, кто предался Скверне – все понесут свое наказание. И ты тоже, жрец, ведь кому, как не тебе знать, какой жизнью жил Майсур и чем он навлек на себя гнев Льда!

После этих слов жрец стал таким же белым, как его одеяние, и заявил кади, что моей душой, без сомнения, овладели джинны, что я безумна и в безумии своем отчаянно богохульствую. А подумав, добавил, что больше допрашивать меня смысла нет, ибо вина моя совершенно точно установлена, убийца же наверняка уже скрылся из города. Поэтому можно спокойно запирать меня в камеру и ждать дня Жатвы, на которой я и получу сполна за мое преступление. С тех пор я и сижу тут одна в маленькой сырой комнатушке с зарешеченным окном, и уже потеряла счет дням.

Пусть! Глупцы думают, что они заперли меня. Но со мною всегда Оден, а они же, его покинувшие, сами себя заперли, отгородившись от любви его, закоснев в скверне, ненависти и страхе. Целыми днями я молилась Отцу, либо размышляла о том, что он хочет мне сказать, а ночью видела сны об Ахмаре. Пожалуй, я была счастлива здесь, и даже грядущая казнь не пугала меня. Разве можно испугать ребенка тем, что он скоро увидит своего отца, любящего его всем своим сердцем? Жаль, конечно, что все мои мечты о моем прекрасном ледовзором избраннике и о пышущей жаром пустыне так и останутся лишь мечтами… Но я поняла, что не нужно роптать. Я должна благодарить Одена уже за то, что он сделал для меня, ибо многим не достается и этого. Я же, избранная Льдом, должна быть этим довольна и безмерно благодарна.

И вот, в один из дней, неотличимый от других, я лежала на жестком топчане и, закрыв глаза, говорила с Оденом в сердце своем. И тут с улицы вдруг послышались крики, полные изумления и страха. Я поднялась, выглянула в узенькое окошко – и бешенный восторг переполнил меня всю, выплеснулся наружу и залил весь мир. Оден снова посылал мне знак! За окном шел Снег! Белые снежинки летели с небес молчаливым посланием от Отца нашего, и их становилось все больше и больше, так что вся земля вскоре побелела, да и разглядеть то, что происходило в тюремном дворе становилось с каждой секундой все сложней. Но даже сквозь снежную пелену видела я, какой страх обуял грешников. Я, радостно улыбаясь, ловила снежинки протянутой сквозь решетку рукой и прикладывала их к губам, чувствуя ледяной поцелуй, что Оден посылал мне, они же испугано носились по всему двору, истошно голося. Когда же там собрались, казалось, все солдаты, что были в городе, появился и престарелый жрец, перепуганный не менее, чем его паства. Что–то крикнув им, он упал на колени перед маленьким алтарем, у которого должны проходить суды и казни, и принялся яростно молиться, вздымая к небесам обеими руками священные Саги. Все остальные последовали его примеру и попадали на колени лицом к алтарю, так, что я видела перед собой одни лишь сгорбленные спины. Я расхохоталась. Как же эти праведные верные боятся встречи со своим Отцом! Как же боятся они всего, что исходит от него! Ибо знают они сами, какой жизнью жили, и понимают, что Одену это тоже ведомо. Бойтесь же, бойтесь, слуги скверны и ненависти, ибо кара грядет!

И кара пришла. Словно из самой снежной вьюги появились во дворе две безликие белые фигуры и набросились сзади на ряды молившихся. Тот, что пониже и погрузнее, просто дотрагивался до шей преклонивших колени, и они падали, как подкошенные, другой же, повыше и постройней, подойдя сзади, резко задирал вверх подбородки солдат и взрезал им горло черным кинжалом. Ярко–алая кровь обагрила снег, но так быстро все делали белые, что не меньше, чем по десятку тел оставил каждый из них лежать на земле, прежде чем все их заметили. Заметив, повскакивали и выхватили оружие, увидев же, кто перед ними – оробели. Не меньше половины, побросав свои мечи на землю, побежали со двора прочь, остальные же, хоть и пытались сражаться, таким страхом были одержимы, что даже сквозь снег видно было мне, как белы их лица и как дрожат их руки, судорожно сжимающие оружие. Посланники Одена же, между тем, достали новое оружие – у низкого в руках появился большой шест, а у высокого – второй кинжал, еще чернее первого. Яростно ворвались они в толпу солдат, и от одного разлетались все в разные стороны, много локтей пролетая, прежде чем упасть, от другого же просто отшатывались, словно неожиданно ужаленные осой, а после, прижимая руки к горлу или животу, беззвучно валились наземь, заливая белый снег алой кровью. Все меньше и меньше оставалось живых, и вот последние, числом не более десятка, бросили свое оружие наземь и побежали прочь, громко крича. И остался перед посланниками только старый жрец, все так же на коленях стоящий, но уже лицом к ним. Испуганно смотрел он на них и держал перед собой Саги, словно щит, будто от порождений Локи пытался защититься, а не от тех, кого послал сюда сам Оден. И тут попытался низкий удержать высокого, но не успел. Подскочил тот к жрецу и полоснул ему по горлу одним кинжалом, а затем еще вслед и другим, а потом пнул ногой, да так, что повалился жрец на алтарь и упал вместе с ним наземь. И поняла я – вот то, что Оден хочет сказать нам. Жрецы, Лед отринувшие, и алтари, ими воздвигнутые, должны быть низвергнуты, ибо достаточно они уже отравляли верных своей скверной и ненавистью! Нет больше места идолопоклонничеству на земле верных, ибо не камням и солевым кристаллам надо нам поклоняться, но самому Владыке Одену, говоря с ним в своем сердце напрямую.

– Я поняла, Отец мой! – прошептала я, закрыв глаза. – Я поняла…

Когда же я открыла глаза, во дворе уже никого не было. Посланники Одена словно растворились снова в снежной вьюге, сквозь которую едва можно было разглядеть усыпавшие весь двор темные тела и красные пятна крови вокруг них. Но тут за дверью вдруг послышались голоса.

– Вот скажи мне, зачем тебе было его убивать? – спросил один из них с явным раздражением. – Это же старик, беспомощный и глупый.

– Мы уже с тобой это обсуждали, Ганту. – ответил ему второй и я с замиранием сердца узнала голос Ахмара. – Этот твой беспомощный старик через несколько дней с удовольствием бы сыпал соль в распоротые животы всех, кто сейчас сидит в этой тюрьме. Может, ты у нас весь такой правильный и не желаешь никого убивать, но я считаю, что зло должно быть наказано. И абсолютно все равно, сколько лет изуверу и садисту, он все равно заслуживает смерти наравне с остальными. Пожалей лучше не его, а тех, кого он убил и кого мог еще убить.

– Кстати! – воскликнул снова первый, незнакомый мне голос. – Насчет тех, кто тут сидит. Отдай–ка мне все ключи кроме того, что от комнаты Назиры, я пробегусь и открою все камеры. Пусть те, кто захочет, попробуют спасти свои жизни.

– Вот тут я не буду спорить. – ответил ему Ахмар и из–за двери послышался лязг ключей. – Только не задерживайся. Встречаемся во дворе.

Из коридора донесся звук удаляющихся шагов, затем я услышала, как поворачивается в замке ключ, и дверь распахнулась. На пороге стоял он – посланник Одена в белоснежных одеждах, щедро залитых кровью. Мой Ахмар! Я подбежала и обняла его.

– Ладно, ладно… – пробормотал он и, схватив меня под руку, потащил за собой. – Пошли со мной, и не медли, если хочешь жить…