Читать книгу: «Застенок», страница 3

СИМПАТИЯ

2003 год

Жизнь постепенно налаживалась, как мне тогда казалось. Родители продолжали работать все в том же сумасшедшем темпе. Посменно ездили по работе в столицу.

Заметив мои увлечения поэзией, мама привезла мне личный дневник из Москвы, в который я собирал свое литературное творчество. Эта книжонка до сих пор где-то лежит в моих старых вещах.

В то время, насмотревшись на успешность работы предпринимателей, в торговлю начали стремиться все. В стране постепенно создавался новый уклад бизнеса. Начинали создавать культуру предпринимательства. Альтернативе рынкам стали приходить частные магазины на первых этажах зданий и торговые центры. Постепенно их строили, появлялись новые торговые площади.

Начиналось время жесткой конкуренции. Торговали практически все и всем независимо от сферы основной детальности: педагоги институтов, учителя, врачи, воспитатели детских садов, казалось, что все те, кто работал в бюджетной сфере, вышли на рынок.

По выходным на центральных развалах базара мне доводилось видеть своих учителей по музыке, физкультуре, преподавателя русского языка и литературы старших классов, которая в последующем вела у меня занятия.

Я всегда здоровался при встрече с ними и они, немного стесняясь, отвечали мне тем же. Я не понимал, почему при виде меня они опускают глаза и вроде бы чувствуют себя неудобно. Я же не делал ничего плохого, а только из-за уважения к ним каждый раз здоровался.

Позже, когда моя классная руководительница, муж которой работал в администрации города, запрашивала у школьников информацию о родителях, и я ответил, что они индивидуальные предприниматели, она, оторвав свой взгляд от заполнения журнала и, посмотрев на меня с отвращением сказала: «Торгаши значит». В классе раздался смех.

В тот момент я не знал, что ей ответить. Я не находил в этом ничего плохого, так как это была тяжелая и даже очень тяжелая работа. И я знал об этом не понаслышке. Да, торгаши. Да, на рынке. И что с того? Мои родители – это мои родители. Это была их работа, которая приносила заработок нашей семье.

Моя классная руководительница начальных классов на родительских собраниях запоминала родителей школьников, работающих на рынках, и специально ходила на рынок, выискивала их, чтобы бесплатно приобрести себе чего-нибудь.

Как позже выяснилось, ее уволили за вымогательства, но скандал раздувать не стали – все же, как-никак муж работает в администрации. Она написала заявление по собственному желанию и стала работать гувернанткой в обеспеченной семье. Видимо, к кому-то из родителей она была слишком требовательна, что люди не выдержали и донесли на нее директору школы. Вот так бывает: кто-то нагло вымогает, а кто-то работает.

Людям со статусом педагога приходилось торговать, зарабатывать деньги, как моим папе и маме.

У родителей была очень тяжелая работа. По нескольку раз на неделе они ездили в Москву. В начале девяностых мотались в поездах. Позже пересели на автобусы, шедшие прямиком на оптовые рынки Москвы.

На выходных была самая торговля. К шести утра люди приходили на рынок. В контейнерах забирали палатки, баулы с текстилем, коробки с обувью. У кого не было денег на аренду таких контейнеров, привозили все из дома на машине, либо на тележках. Далее собирали палатки, ставили столы, развешивали товар и торговали. С семи утра рынок начинал гудеть.

Педагогам было тяжело физически и морально: их видели стоящими за прилавками на рынке школьники, родители школьников, коллеги. По выходным в двадцати пяти градусный мороз они ютились в перетянутых тэном и пленкой палатках, а летом в период каникул продолжали работать даже в самые знойные дни, когда через линзы очков от пылающего солнца начинал дымиться разворот газеты и взрывались зажигалки. В школе я отчетливо ощущал, что учителя негласно разделялись на два лагеря. К одним относились те, кто не бедствовал и потребности в дополнительном заработке не ощущал. Еще в эту группу входили те, кто не представлял себя в торговле или же тщетно пытался сохранить доброе имя педагога.

Вторая категория была мне родна в том смысле, что я всех их знал и волей случая имел возможность общаться с ними чаще, так как проводил выходные на рынке. Учителей, мне родных, обсуждали и осуждали. Но что если зарплата учителя не позволяет прокормить себя и свою семью? Все хотят жить в достатке.

Мои родители понимали, что товар в Москве закупают все и на рынке появляется все больше продавцов. Работать становилось тяжелее. Чтобы зарабатывать нормальные деньги им пришлось уехать в командировку за границу.

Я перешел в четвертый класс. Теперь я был абсолютно один. Со мной больше не было друзей, ни Саши, ни Рустама. Они уехали в другие места, а я продолжал жить здесь. Я осознавал, что мне нужно налаживать отношения с одноклассниками. Если этого не произойдет, то я стану изгоем в классе, я стану изгоем в своем обществе.

Не применяя силы мне нужно было зарабатывать авторитет и вливаться в коллектив. Тогда я задумался над тем, как правильно сделать так, чтобы достичь этой цели.

Тем временем свои стихи начал иногда зачитывать на уроках.

Стал проявлять интерес к Ане. Помню, она мне очень нравилась. Это были первые чистые чувства, которые вызвали у меня такую симпатию к девочке.

Я поделился с мамой своими переживаниями, на что она предложила мне подарить на ее день рождение какой-нибудь подарок.

Она привезла ей из Москвы дневник с замочком, предназначенный для записывания секретов, чтобы их никто не смог прочитать без разрешения.

Я подарил Ане дневник, чему она была рада. Через неделю на мой день рождение, Аня сделала мне ответный порядок – галстук-бабочку.

Это были первые мои симпатии. Я стал общаться с ней больше, чем с остальными одноклассниками и это продолжалось до того момента, пока ко мне не начал цепляться Кирилл.

Думаю, мои одноклассники считали меня слабым, так как я не хотел с ними драться и быть похожим на них. Я был всегда в себе и не любил находиться в компании, мне было комфортно находиться одному.

Поэтому он решил, что ему дозволено при всех издеваться надо мной и всячески стебаться. И вот однажды на перемене в какой-то момент он толкнул меня, чтобы все это увидели.

Терпеть больше было нельзя, и это был первый раз, когда я дал сдачи. Я ударил его, и мы сцепились в драке.

Не ожидая такого от меня, одноклассники бросились к нам. Они даже не пытались нас разнять, они не хотели этого делать. В какой-то момент я осознал, что они держат меня за руки, а Кирилла – нет. Они держали одного меня нарочно, чтобы ему было удобнее бить.

Это был принцип волчьей стаи, где выживал сильнейший. Только классный руководитель смогла угомонить их. В течение недели я не мог дотронуться до тела, ощущая ноющую боль, отразившуюся в синяках.

Но постепенно все приходило в норму, я начал вливаться в коллектив, при этом держал нейтралитет. Никого из них я не считал друзьями и понимал, что никогда не буду их таковыми считать.

Отношения с Аней не имели своего развития. Я не был настойчив, и она особо не была мной заинтересована. Ей нравились парни старше и наглее. Оно и понятно. Парадокс в том, что девушки любят плохих парней. Я же к такой категории не относился и сам себя не относил к такому типу.

Наши симпатии разошлись, но при этом мы продолжили хорошо общаться.

LEDI DE FRANCE

2004 год

Прошло четыре года правления В. В. Путина. Эти годы запомнились народу в основном его деятельностью по урегулированию конфликтов на Кавказе. Наши войска боролись с терроризмом, подавляя ваххабитов в Чеченской республике и Дагестане. На экране телевизора ежедневно передавали сводки об уничтожении боевиков в горных селах. Не обходилось без потерь наших бойцов. Сутками крутили фильмы про войну в горах.

В России воинская повинность является обязательной для мужчин, и призвать для прохождения службы могли любого. Наших парней, восемнадцатилетних пацанов, отправляли в горячую точку. Они были пушечным мясом для опытных воинов Аллаха, вооруженных до зубов головорезов. Русских парней убивали, похищали, требовали выкуп у родственников. И если денег не находили – снимали на видео казни, а затем матери наших бойцов, чьи судьбы были обречены, ездили на Кавказ в поисках своих пропащих детей.

Во всем винили Запад, спонсирующий террористов на Северном Кавказе. И такая война омрачала нашу жизнь от осознания того, что убивают молодых ребят не понятно ради чего.

Россия захлебывалась в наркотиках. В подъездах жилых домов и в подворотнях валялись использованные шприцы. Достать можно было все и везде, только вот о том, кто распространял эту гадость – никто не задумывался.

В целом люди продолжали жить бедно, и только те, кто рискнул открыть собственный бизнес, стали жить лучше.

Я не замечал бедности в нашей семье. Родители делали все, чтобы мы не бедствовали. При этом мы жили достаточно экономно. Все было достаточно ограничено.

Раньше мне приходилось иногда злиться на маму за то, что она откусывала половину шоколадной конфеты, оставляя вторую половину в обертке. Я не понимал: почему нельзя съесть конфету целиком и выбросить фантик? Так половина конфеты оставалась лежать на кухне нетронутой долгое время, пока она не пропадала, и кто-нибудь из нашей семьи не выкидывал ее. Про себя я называл маму «Ledi de France» – моя «французская леди». В моем представлении только французские дамы из высшего общества могли себе позволить поступать так, демонстрируя свое благородство и дворянское происхождение.

Когда же я однажды спросил маму с неким возмущением: почему она так делает? Неужели нельзя съесть конфету целиком? На что она отвечала, что доест ее потом. Но когда потом? Через несколько лет, постепенно узнав о сложном детстве мамы из ее рассказов, я осознал, что она поступала так из-за своего комплекса детства – завтра конфет могло не быть и стоит оставить вторую половинку на потом, чтобы ее можно было доесть позже.

Шестого февраля в результате теракта в московском метро погиб сорок один человек. Более двухсот пятидесяти человек получили увечья. Ваххабиты не успокаивались и военное противостояние продолжалось.

Четырнадцатого марта В. В. Путин был переизбран на второй срок. Люди боялись войны, все хотели мира и спокойствия, поэтому выбор народа был очевиден. Путин был нашей надеждой на мир.

После первой рабочей поездки за рубеж мама только и делала, что мечтала о том, чтобы мы семьей поехали на море за границу. Вскоре ее мечта осуществилась, и родители смогли собрать необходимую сумму на путевку в Турцию.

Первый раз в возрасте одиннадцати лет я оказался за границей. Турция необычайно красивая страна, в которую я влюбился с первого взгляда. Побережье Анталии напоминает сказку, из которой не хотелось уезжать.

Обстановка отличалась от привычного крымского отдыха. За границей все было абсолютно по-другому. Для нас являлось диким понятие ежедневной уборки номеров, аквапарка для детей и взрослых, бассейна, мини-бара, шведского стола. Русскому человеку было не понять, как можно брать все, что тебе нравится, ведь мы воспитывались на чувстве порционности и ограниченности.

Вспоминаю те годы с улыбкой на лице. Многие соотечественники, приехав в Турцию впервые, усердно пытались отбить затраченные деньги на путевку и набирали целые горы еды. О, это было ужасно! Столы, заставленные едой, несколько видов салатов перемешанные между собой. Мясо и рыба в одной тарелке. От такой бормотухи становилось жутковато. И алкоголь, много алкоголя. Иностранцы, преимущественно немцы и голландцы наблюдали за русскими с особым интересом. Мы были дикими для них.

Сейчас я могу с убеждением заверить, что русские поступали так не из-за своей жадности и испорченности, а потому что всю свою жизнь прожили в стесненных условиях. В их голове не укладывалось: как можно съесть все, что ты хочешь или как можно пить столько, сколько ты хочешь? Это было не по правилам, не про нас.

В Анталии совсем другое море, менее соленое, менее мутное, чем Черное, без жуткого запаха гниющих водорослей. Пляжи оборудованы лежаками и зонтиками, чего на российском побережье ранее никогда не было. От проведенного времени в Турции я был в восторге.

Когда мы вернулись в Россию, нас ожидало неприятное известие: моего деда по отцу уволили с завода, на котором он проработал более сорока лет. Последние цеха закрывались, заводы выкупали под складские помещения, сотрудников выгоняли на улицу.

Дед ужасно переживал по этому поводу. При нем строили этот завод, при нем его и разваливали. Вся жизнь деда была связана с работой, с тем местом. В советский период он был водителем грузового автомобиля. Ездил по Союзу в командировки, побывал в разных уголках тогда еще единой необъятной страны: Москва, Рига, Ленинград, Кострома, Киев – он знал эти города, как свои пять пальцев. На склоне лет он перешел работать механиком в автомобильный парк и брал меня маленького пару раз к себе в цех, ужасно пахнущий соляркой и мазутом, что мне очень не нравилось.

В гараже, где содержали фуры, которые обслуживал мой дед, на стене висели портрет Ленина и огромная карта Советского Союза. Эта было не чем иным, как ностальгий для рабочих, когда-то строящих коммунизм, воспоминанием о прошлом, ностальгией моего деда и его коллег, мечтавших о счастливом будущем при которой теперь их равнодушно выгоняли на улицу.

«Щенки» – дед называл так новых владельцев завода. Они не могли терпеть эту несправедливость к себе и мысль пойти в администрацию города, чтобы просто поговорить с депутатами, поговорить с представителями власти, попросить у них помощи, защиты, возникла сама по себе.

Человек двадцать стояло у входа в администрацию. Люди в надежде ждали, что кто-то из чиновников, неважно кто, выйдет к ним. Но никого не было. В конце рабочего дня, когда государственные служащие стали выходить из здания, один из депутатов спросил у охраны, по какому поводу здесь собралась толпа. И услышав причину, громко сказал: «Чтобы этого быдла здесь не было».

Через пару минут к зданию подъехала милицейская машина, от граждан в грубой форме потребовали разойтись.

Рабочие не ожидали такого, и «быдлу», которое выбрало этого подлеца в народные депутаты, ничего не оставалось, как разойтись от греха подальше.

Я не мог дождаться, когда перейду в пятый класс. Кажется, все в нашем классе хотели, чтобы это время настало. Нас перевели на новую ступень образования, и мы стали относиться своего рода к старшеклассникам.

Первого сентября, когда мы возвратились домой с линейки, узнали о новом потрясении: в городе Беслан террористы захватили школу. Детей держали в заложниках три дня. На третий день захвата школы, школьники в духоте, без еды и воды обессилили до такой степени, что начали падать в обморок. После полудня произошло два взрыва, начался штурм и перестрелка между террористами и штурмовавшими здание школы сотрудниками правоохранительных органов. В результате теракта погибло триста тридцать три человека, из них сто восемьдесят шесть детей.

Мы боялись посещать школу и не чувствовали себя в безопасности. В школах дежурили милиционеры, но нас это не успокаивало. Я отчетливо помню, как на уроке безопасности жизнедеятельности мы всерьез обсуждали, что в случае чего не сможем открыть окна и выпрыгнуть на улицу со второго этажа, так как массивные створки школьных окон были наглухо заколочены и замазаны большим слоем краски. Однако взрослых это не особо заботило. Единственным изменением после этой трагедии стало появление в вестибюле школы сотрудника охраны и то, только после того, как в школьных дневниках мы старательно под диктовку классного руководителя записали: «Принести деньги на охрану».

К концу 2004 года подаренный мне личный дневник я смог полностью заполнить сочиненными мною стихами.

От поэзии в этот год я перешел к прозе. Начал пробовать писать небольшие рассказы. Все о жизни, о России, о любви к Родине.

ХВАТАЙКА

2005 год

Во время весенних каникул 2005 года родители решили, что мы можем позволить себе съездить на отдых Египет. Для меня это событие стало большим праздником, ведь я очень любил историю и пирамиды, фараоны, мумии привлекали меня в то время. Наш новый классный руководитель преподавала историю, что не могло не отразиться на наших увлечениях. На внеклассном чтении она рассказывала нам про Египет, про то, как писали древние египтяне на папирусах, как проходила церемония погребения фараонов. Она делилась с нами сказаниями о богах древней Греции и читала нам дополнительную литературу, тем самым, расширяя наш кругозор. Рассказывала про Олимп, про значения рисунков на греческих сосудах, что вызывало у нас несказанный интерес и приводило в восторг, во всяком случае, меня уж точно.

Н.Н. была удивительно доброй женщиной, хорошим педагогом, которая любила заниматься с детьми.

Помню, мы ставили школьные сценки на историческую тематику. Мне досталась роль Рамсеса II – главная роль, чему я был очень рад. Я бредил самой идеей спектакля и находился в предвкушении нашего выступления. Мне хотелось, чтобы все было как можно правдоподобнее с учетом малейших деталей.

Отрезав дно у пятилитровой баклажки, и покрасив ее в белый цвет, затем сверху приклеив красный картон, у меня получилось смастерить Пшент³.

Папа из толстой проволоки выгнул Хеку – жезл с изогнутым верхним концом, и Нехех – плеть, состоящую из короткой рукоятки с тремя свисающими полосками. Даже бабушка присоединилась к этому творческому процессу, сшив нарукавники с золотой тесьмой для моего египетского наряда.

Мой костюм фараона, казалось, был самым лучшим на том школьном празднике.

Теперь же я отправлялся по-настоящему в колыбель Древнего Египта, в страну пирамид Гизы, Долину царей, гробниц фараонов.

Мы прилетели в Хургаду в полдень. Небольшой аэропорт был забит туристами до отказа. На паспортном контроле египетский таможенник щелкал продолговатые белые семечки. Носовая губа, подбородок упитанного египтянина были в шелухе. Он неспешно брал загранпаспорта грязными руками, мокрыми от его биологического секрета, неуклюже искал в паспорте нужную страницу и неторопливо наклеивал визу на сургуч.

Яркое солнце томно жарило кожу. Мне казалось, что оно прожигает мое тело насквозь. Раскаленный воздух проникал в легкие, и уличная температура напоминала нахождение в сауне, парилку. Спасало только море, бассейны и лежаки в тени навесов.

Невыносимая духота переносилась мной тяжело, к тому же выяснилось, что у меня аллергия на солнце, проявляющаяся диким зудом по всему телу и сыпью.

Маленькие дети по своей глупости выбегали босыми ногами на раскаленный песок и тут же обжигали нежную плоть ступней. Детский плач периодически разносился по пляжу и все понимали, что это в очередной раз чей-то ребенок сжег ноги.

Когда солнце стояло в зените, и находиться на улице становилось невыносимо, мы скрывались внутри отеля. Гостям для комфортного скрашивания досуга из развлечений предлагался настольный теннис, в который мы играли с большим удовольствием всей семьей.

В один из таких дней, когда подошла наша очередь игры по записи, я заметил на столе мобильный телефон. Кто забыл? Это были подростки моего возраста – немцы. Вместо того чтобы отнести эту находку на ресепшн, я решил их догнать и отдать телефон лично.

Мы познакомились. Парня звали Маркус, девушку – Анной. Брат и сестра. Они приехали отдыхать в Египет из Саксонии, небольшого немецкого городка Цвиккау.

Я общался с ними на английском, хотя моих знаний для полноценного диалога было явно недостаточно. Мой диалог был, пожалуй, первым таким полноценным опытом общения с иностранцами. И могу сказать без преувеличения, что мне понравилось общаться на английском языке. К сожалению, качество преподавания английского в моей общеобразовательной школе оставляло желать лучшего. Это никому было не нужно, ни учителям, ни школьникам, так как мировоззрение о необходимости получения широких знаний для всех было приземистым. Никто не связывал свою жизнь с иностранными языками, с их изучением, с возможностями и большими обещаниями в карьере, в жизни. Мое окружение не представляло для себя иной жизни вне нашего города, вне нашей страны, и мои одноклассники считали иностранные языки, просто одним из уроков школьной программы.

Но я задался целью учить английский, учить языки, так как понимал, что владение иностранным языком открывает большие перспективы.

Мои новые немецкие друзья мало что знали про Россию, задавали вопросы во время нашей совместной игры в теннис, и я рассказывал им про Красную площадь, про Москву, про свой родной город, где родился и жил.

Они же описывали жизнь в Германии, небольшой городок Цвиккау на границе с Чехией. Рассказали, что они живут в частном доме на Буссардовег штрассе.

У них были приветливые родители. И узнав, что я из России, их мама сказала мне несколько фраз на русском языке практически без акцента: «Привет!», «Как дела?», Как тебя зовут?». Не представляю, откуда она это знала, но мне это приятно льстило.

Сдержанные, пунктуальные, скромные немцы. Эта семья была именно такой, и, пожалуй, она стала образцово-показательной в моем представлении.

Я уговорил родителей вырваться из отеля Хургады и одним днем посетить Луксор. Нас загрузили в душные автобусы и караваном из полусотни железных верблюдов повезли в Долину мертвых.

Белых людей сопровождала египетская армия. Дороги в городах надолго перекрывали, пока не пройдет туристическая колонна. Толпу местных египтян сдерживали на перекрестках люди в камуфляже с автоматами. Женщины в хиджабах с тюками наперевес, мужчины с баулами на голове, подростки в грязной одежде, ослы, неохотно тянущие повозки и старые автомобили, напоминающие груду ржавого железа, ожидали, когда колонна проедет через город.

Гид сказал, что в Египте недавно было очередное нападение на автобус с туристами, в котором погибло большое количество человек, следствием чего стало решение властей сопровождать иностранцев египетской армией.

Бедность поглощала эту страну. Трущобы Кены и Луксора сливались с развалинами Карнакского храма. Как здесь можно жить? Полное отсутствие санитарии. В подворотнях пахнет мочой, улицы завалены грудами мусора. Лишь выцветшие рекламные вывески «Кока-колы» и «Пепси» немного скрывали реальность египетских будней. Увидев белых туристов, местные жители тут же их обступали.

Пожилой араб подбегает к нам. В руках у него статуэтка Нефертити из оникса. Он что-то говорит по-арабски, но его никто не понимает. Подлетают и окружают дети разного возраста. У каждого по несколько свитков из банановой бумаги, расписанных изображениями египетских богов.

«One dollar! One dollar!» – кричали они невпопад, протягивая свитки туристам. – «Papyrus!».

Один из детей, лет четырех, начинает по-детски прыгать в толпе и громко кричать. Пожилой араб бьет его по шее и тот, замолчав и покраснев, держась за нее, стиснув зубы от боли, угомонившись, наблюдает за тем, как все продолжают кричать «One dollar! One dollar!».

За время нахождения в Египте мне довелось встретить достаточно большое количество местных. Конечно, в отеле персонал был приветлив, но думаю, они поголовно ненавидели всех нас.

Живущим в нищете, им приходилось обслуживать богатых туристов, немцев, англичан, теперь еще и русских в роскошных отелях, зарабатывая при этом сущие гроши.

Отели напоминали рай, вокруг которого был самый настоящий ад бедности, болезней и разрухи. Таков был Египет. Таким увидел его я.

Учебный год я окончил на «отлично». Исправляю оценку по физкультуре, хотя я не был виноват в том, что физически не мог выполнить установленные нормативы. Нагрузки мне давались тяжело, но я старался изо всех сил.

Вытягиваю математику: выполнять упражнения с дробями получилось достаточно легко. Я даже помогаю своим одноклассникам на контрольных срезах, за что учительница смехом говорила: «Угомонись ты уже, будет тебе пятерка в четверти».

Обожаю географию. Мир такой удивительный, что хочется изучать его, не переставая. Часами разглядываю атлас мира.

Т.С., молодая особа, пришла работать в нашу школу сравнительно недавно. Она старается как можно больше рассказать нам про мир, про этот удивительный и загадочный мир.

Детство Т. С. прошло в Таджикистане, где она жила с семьей до начала девяностых годов. Когда распался Советский Союз, в республике началась чистка русского населения, что подразумевало: «Таджикистан для таджиков!»

Патриоты новой республики изводили людей все возможными способами. На кладбищах вырывали кресты с православных могил, оскорбляли женщин и детей славянского происхождения.

За короткий период времени, почувствовав свою безнаказанность и вседозволенность, люди озверели окончательно. Вооружившись обрезами, тесками и дубинками, банды националистов выдвигались в город. Встретив на своем пути русского, его останавливали. Один вопрос: «Ты – русский?». И, услышав положительный ответ, человека убивали на месте.

Был случай, когда на железнодорожной станции национальные патриоты заставили женщин славянской внешности раздеться догола, а затем бегать по перрону. Изнасилования и убийства никак не пресекались властями.

Подходили к соседу, русскому, говорили: «Чтобы к утру тебя и твоей семьи здесь не было!». А кто ослушивался и не воспринимал угрозы в серьез – убивали. Показательно вырезали семьями, чтобы запугать других.

Это были девяностые годы прошлого века. При этом геноцид русского народа всячески умалчивался и в России и в мире. Это был какой-то «негласный геноцид», на который все закрывали глаза, так как он был никому не нужен и неудобен.

Оставаться русским в Таджикистане было нельзя. Люди бросали квартиры, нажитое долгими годами имущество, собирали детей и уезжали прочь. За сутки семьи отправлялись в неизвестность, в новую Россию, туда, где их тоже не ждали. В России были свои проблемы, бандитские переделы, беззаконие, нищета. Так Т. С. оказалась в нашем городе, переехав с семьей к бабушке.

Родители записали меня к репетитору английского языка, преподавателю университета. Я хожу на занятия два раза в неделю. Остальные дни посещаю художественную школу. У меня выпускной класс станкового отделения. Пришлось перевестись с отделения живописи в связи с травлей одногруппников. Руководители сами решили, что так продолжаться не может, и что для меня будет лучше, если меня переведут.

Издевались по-разному, но я старался игнорировать их издевки. Нет, я не испытывал к ним ненависти, а наоборот, проявлял сочувствие. Издеваться над другим человеком может только слабый или угнетенный чем-либо человек.

Я к своему удивлению, становлюсь известен в школе. Педагоги хвалят меня за стремления к знаниям, за активность в общественной жизни школы. Все здороваются со мной по имени и это определенно хороший знак.

Летом этого года друзья родителей пригласили нас на день рождения в ресторан. Это был самый лучший ресторан в нашем городе. Просторные залы, вкусное дорогое меню. В фонтане вестибюля плавают золотые рыбки, а для детей оборудована игровая комната. Разместили несколько автоматов для ловли игрушек «Хватайка», столы мини-футбола.

Периодически дети подбегали к автоматам и, закидывая двух рублевую монету, начинали играть.

У кого не было денег – стояли рядом. Я тоже стоял и наблюдал. Ну не возможно же стоять в стороне и не играть, когда кто-то играет! Тоже хотелось.

Родители не давали мне карманных денег. Этого не было почему-то заведено в нашей семье. Я получал их, когда говорил, зачем мне они, и только после их одобрения они могли дать или не дать денег.

Был тот самый случай, когда мне нужны были деньги, чтобы сыграть в автоматы. Сыграл несколько раз и продолжил в стороне наблюдать за игрой остальных.

Неожиданно я почувствовал, как кто-то положил мне на плечи тяжелые руки. Я обернулся. Позади меня стоял мужчина в черном классическом костюме, на вид ему было лет тридцать – тридцать пять. Рядом с ним теснились два амбала.

– Где твои родители, мальчик? А? – Спросил он меня, улыбаясь.

Я опешил от неожиданности. Мужик в костюме, с ним еще двое, на поясе каждого под кромкой пиджака торчит кобура пистолета. Таких типов я видел лишь в кино про девяностые. А теперь эти точь в точь похожие персонажи фильма «Бригада» стояли возле меня.

Мне ничего не оставалось, как подвести его к родителям.

Незнакомец подсел к ним, махнул рукой официантам, и на столе существенно стало больше блюд и алкоголя.

– Пускай парню дадут «двушек». – Скомандовал он, и мне принесли увесистый пакет с двухрублевыми монетами. – Иди, поиграй.

Вместо того чтобы бежать к автоматам, я отошел на достаточное расстояние. Держа в руках пакет с мелочью, я стал наблюдать за происходящим.

Мужчина начал о чем-то разговаривать с моими родителями, но из-за громкой музыки мне было невозможно ничего разобрать. Амбалы нависали над ним, все время зыркая по сторонам. Они точно были его охраной.

Диалог длился не более пятнадцати минут, после чего этот человек вышел из зала со своим сопровождением. Я подбежал к родителям.

– Мама, кто это был? – Родители выглядели достаточно спокойно.

– Это наш знакомый. Я тебе завтра расскажу. – Ответила она спокойным голосом. Иди, играй в автоматы.

Помню, тогда я спустил где-то половину мешка, но опомнившись, что у меня в руках деньги, и так бесцельно транжирить их нельзя, я решил остановиться и уже на следующее утро раскладывал монеты на полу. Получилось несколько рядов из «двушек», и по сумме целое состояние для одиннадцатилетнего ребенка.

На следующий день я не унимался:

– Кто этот дядька? Почему он дал мне целый пакет денег? – Пытал я родителей.

– Это Валера Сокол – бандит. Он раньше рынок крышевал, а сейчас отошел от этого. Ресторанным бизнесом теперь занимается. – На лице мамы появилась улыбка. – Все платили ему каждую неделю, а я нет.

– А ты почему не платила? – Недоумевал я.

– Потому, что сказала, что не буду. И все тут! Стояла на рынке, а тут они впятером просят заплатить им за крышу. А я им – нет! Что они, лбы здоровые, против меня сделают? Драться со мной будут? Я бы ответила им. А Валера у них главный был. Они доложили ему, что на рынке мол, дерзкая такая есть. Вот он лично пришел тогда посмотреть на меня. Говорит: «Значит, платить не будешь?», а я ему в глаза – «Нет!». С того момента ни разу им так и не заплатила.

– А чего он вчера к вам подошел?

– Потому что запомнил меня. Я одна такая на рынке была, кто отказался платить бандитам и не побоялся их. А вчера, это он так, красивый жест сделал. Поговорили хорошо. Рассказал, что теперь рестораном владеет, жена ребенка недавно родила.

Через три месяца Сокол был застрелен киллером. Новость через сарафанное радио разлетелась быстро по нашему городу.