Читать книгу: «…И мы станем единым целым. Благодаря и вопреки. Так вот она какая – любовь!», страница 4

Обсуждение как пережить зиму решили отложить на завтра и принять его не на Совете племени, а на общем собрании, которое объявлялось в исключительных случаях. А сегодня предстоял погребальный костёр для Шиайя. Не предполагали индейцы, отправляясь поутру в лес, что заготовленные ими дрова понадобятся именно для этого…

После обряда погребения племя разошлось по своим вигвамам, а ОхэнзиУонэгиск отправился на высокий утёс, куда никому кроме него подниматься не разрешалось. Он хотел побыть не только в одиночестве, но и, несмотря на страшную головную боль и ломоту зубов, взглянуть на судьбу Хотото и племени куапо в целом. К его удивлению и разочарованию смерть Шиайя никак не отразилась на рисунке судьбы Хотото. А ведь старый шаман так надеялся на это! Тогда бы он со спокойной душой остался на утёсе и принял добровольную смерть, избавив своё племя в суровое время лишений от одного едока и превратился в ещё одного его духа-защитника…

7

Хотя на общем собрании племя и приняло решение выживать всем вместе, не обделяя едой и теплом ни старых, ни малых (на этом, как ни странно, настояли молодые индейцы, которых возглавил Хотото), некоторые старики сами закрывались в своих вигвамах, чтобы встретиться со смертью, а те, кто не мог терпеть запахи готовящейся еды, уходили ночью в лес, чтобы заснуть вечным сном, зарывшись в снег. Не проходило и недели, чтобы племени куапо не приходилось жечь погребальные костры…

Несмотря на самопожертвования, несмотря на все усилия мужчин, ежедневно отправляющихся на охоту и уходящих всё дальше и дальше вглубь леса (но разве может лесная мелочь, типа зайцев и бобров, заменить лося или буйвола? Сколько их надо подстрелить для этого?), несмотря на изнурительную работу женщин, раскалывающих всё утолщающуюся корку льда на реке в надежде выловить уснувшую рыбу, несмотря на непосильную ношу детей, на которых свалились все тяготы поддержания жизнедеятельности стойбища, к концу января запасы еды растаяли. А вот снег и лёд таять не собирались.

Помощь пришла совершенно неожиданно. Однажды ранним утром в предрассветном стылом тумане показались всадники. И только когда они подъехали поближе, стало понятно, почему дозорные не подняли тревогу при их приближении. Это был отряд дружественного племени осейджикау. И возглавлял его старший сын вождя племени – Нэпэйшни¹⁹. И они привезли не только запасы мяса, но и мешочки с многочисленными целебными травами, поскольку мать Нэпэйшни – НайраСэкуиВикимэк была знаменитой целительницей, единственной на много дней пути вокруг.

Гости пробыли недолго. Только переночевали и уже следующим утром отправились обратно. Но Нэпэйшни хватило и одного дня, чтобы обратить внимание на Пэвети. Он не спускал с девушки горящих глаз и даже отважился расспросить о ней Кваху. А когда узнал её историю, подошёл к ней сам и заговорил.

О чём они говорили, для всех осталось тайной, даже для ОхэнзиУонэгиска. Шаман вообще сильно ослаб и последнее время почти не выходил из своего вигвама. Даже весть о добрых посланцах соседнего племени не вынудили его покинуть. Но когда обруч боли стянул голову, а зубы от холода вот-вот готовы были пойти трещинами и рассыпаться, как разбивающиеся весной об ещё стылую землю сосульки, шаман выполз из вигвама, чтобы посмотреть что же такого происходит с Хотото, что вызвало такие сильные ощущения.

На первый взгляд ничего особенного не происходило. Большинство индейцев сидели у центрального костра, на который по случаю приезда гостей не жалели дров. Хотото среди них не было. А-а-а-а-а, вот и он, сидит в отдалении у своего вигвама. Застыл, как деревянный истукан, и смотрит куда-то вдаль, в сторону от костра. Но старого ОхэнзиУонэгиска не проведёшь! И шаман с удовольствием уселся на место поближе к костру, которое ему уступили, протянул застывшие руки к огню, закрыл глаза и посмотрел на ситуацию внутренним зрением. И здесь картина была гораздо интереснее и ярче, чем та, какой она выглядела снаружи!

Хотото полыхал всеми оттенками радуги, раскалённые острые стрелы летели от него в сторону костра. Некоторые из них вдруг резко меняли направление, круто разворачивались и вонзали свой заострённый наконечник прямо в сердце того, кто их выпустил. А остальные разбивались о яркий солнечный свет, который ничего общего с костром не имел, но находился рядом. В середине солнечного света трепетало что-то чистое, почти прозрачное…

ОхэнзиУонэгиск раскрыл на мгновение глаза, чтобы соотнести увиденное внутренним зрением со зрением внешним, и чуть не захихикал, как маленькая девчонка. Так вот почему так гневается молодой индеец! Рядом с Пэвети сидит Нэпэйшни. И это его зарождающаяся любовь обволакивает солнечным светом прекрасную прозрачную бабочку – Пэвети. «Так тебе и надо!», – подумал старый, уставший от жизни шаман, мысленно обращаясь к Хотото, – «Кори-кори теперь себя сам! Раздирай своё сердце в клочья собственными стрелами!»

Как и всегда, как только речь заходила о Хотото, ОхэнзиУонэгиск получил очередную порцию боли, которая отступила лишь на время, которое он провёл у костра. Но она не страшила старого шамана. Он точно знал, что ему делать дальше, чтобы судьба Хотото пошла по правильному пути. А потому он также неожиданно для окружающих как пришёл к костру, так и ушёл от него.

Нэпэйшни уезжал из племени куапо с печалью в сердце и во взгляде. Пэвети провожала гостей в глубокой задумчивости. Хотото, и так не особо разговорчивый, замкнулся в себе, и ещё больше ударился в работу, хотя куда уж больше? Да и обстоятельства уже не требовали так часто выезжать на охоту или идти в лес за дровами…

¹⁹ – в переводе – «храбрый и сильный»

8

В начале марта пришла весна. Точно по расписанию. Бурная, яростная. Дождь лил сверху упругими струями, смывая снег в реки, а когда из-за туч выглядывало солнышко, оно так пекло, что вся земля была сплошь покрыта многочисленными весёлыми ручейками.

Как только оголилась земля, ОхэнзиУонэгиск буквально вытолкал взашей Хотото и Пэвети в дорогу. Если раньше за решениями Совета племени шаман или его тень только маячили за спинами его членов, то сейчас он действовал открыто, как будто ему не терпелось избавиться от этих двоих. В общем-то, так оно и было на самом деле. Он даже настоял, чтобы они отправились в путь вдвоём. Индейцы недоумевали. В такую дальнюю дорогу всегда отправлялся небольшой отряд в 5-6 человек. Так было безопаснее и удобнее в пути. Они не могли постичь смысл действий шамана, но, как всегда, покорились им.

Покорился, но не смирился и Хотото. Когда он уезжал, его спина была прямее деревянной доски и твёрже любого камня. Если шаман решил избавиться от них, отправив на растерзание голодным после затяжной суровой зимы зверям, или в надежде, что их унесёт бурным весенним потоком, или они проваляться в глубокую яму, скрытую под ещё не до конца растаявшим снегом, то он глубоко ошибается! Хотото дал себе слово, что он доставит Пэвети в родное племя целой и невредимой даже ценой собственной жизни. А будет ещё лучше, если и сам живым вернётся домой. Вот тогда он прямо посмотрит в чёрные провалы глаз шамана и не отведёт взгляд. Ни за что! И не позволит больше ему вмешиваться в свою судьбу!

Те чувства, которые испытывала Пэвети, описать одним словом было невозможно. Она не хотела уезжать от куапо. Она полюбила всех. Но Пэвети и в голову не приходило сопротивляться решению Совета племени, высказывать свои желания. Она свято соблюдала все правила и предписания. И к ОхэнзиУонэгиску она не испытывала никаких негативных эмоций. Мало того, она чувствовала, что он действует ей во благо! Ну, в самом деле, разве несколько дней и ночей наедине с любимым – это ли не подарок?! Пусть и напоследок…

Было некоторое время, когда Пэвети казалось, что Хотото смотрит на неё с теплотой, но… Но это время быстро закончилось. Наступила весна, отступили морозы, потеплел воздух, но его взгляд остался таким же холодным и колючим, как и зимой. Он вообще почти не смотрел на неё, как будто она превратилась в невидимую прозрачную бабочку, как будто не было в его мире девушки по имени Пэвети…

Ах, если бы хотя бы разочек поймать на себе взгляд Хотото такой же горящий, как взгляд Хоуохкэна! Мальчишка с нетерпением ждал весны, чтобы отправиться на обучение в племя осейджикау, а потом принять участие в своей первой охоте, чтобы стать настоящим мужчиной. Пэвети прекрасно понимала, какие чувства он испытывает к ней. Так же, как и его мать – добрая и заботливая Мэкои, которая всем сердцем одобряла выбор сына. Пэвети было ужасно стыдно платить чёрной неблагодарностью за всё, что они сделали для неё, но в сердце у неё ни для кого не было места, кроме Хотото. Так что, уезжая домой, Пэвети испытывала даже облегчение, что хоть эта проблема разрешается сама собой.

Но возвращаться домой Пэвети не собиралась. Её путь лежал в племя осейджикау. Она решилась напроситься к НайраСэкуиВикимэк в ученицы. Пэвети хорошо чувствовала растения. И раз уж ей не суждено стать любимой женой Хотото, то она станет знахаркой-отшельницей. В племени осейджикау её, правда, тоже поджидала ловушка – Нэпэйшни. Если сын вождя позовёт её замуж, то она не посмеет ему отказать. Но сможет ли она сделать его счастливым не любя? И здесь Пэвети рассчитывала, что его мать правильно поймёт её и поможет избежать ловушку замужества. А потому уезжала она от куапо ещё и с надеждой на своё счастливое будущее, потому что не может быть несчастным человек, который понял своё предназначение в жизни.

Сразу после отъезда Хотото и Пэвети ОхэнзиУонэгиск удалился на утёс. Возвращаться в свой вигвам он больше не собирался. Старый, больной, бесконечно усталый и одинокий, он сделал всё, что мог, и для родного племени, и для этих двоих. Да будут благосклонны духи к его душе! Да будут они милостивы к судьбе племени куапо!

9

Уже трое суток продолжался путь Хотото и Пэвети, но эти двое не сказали друг другу ни слова. Они так слаженно всё делали вместе, как будто прожили как муж и жена лет двадцать, не меньше, научились понимать друг друга без слов и о стольком переговорили, что тем для разговоров больше не осталось. Стена молчания повисла между ними…

Пэвети грустила. Счастливые дни, когда она хотя бы видела любимого, подошли к концу. Они и так уже проехали тропку, на которую ей надо было повернуть, чтобы отправиться к осейджикау коротким путём. Но она решила уйти ночью, чтобы не пришлось уговаривать Хотото нарушить свой долг возвращения её отцу. Сон охотника был чуток. И Пэвети добавила любимому в травяной отвар, который они пили перед сном, немного свежих листочков сон-травы, уже пробившей путь к солнцу на открытых участках леса.

Ещё не рассвело, когда Хотото проснулся от ощущения потери, которое возникло во сне. И поэтому не сильно удивился, когда потеря обнаружилась и наяву. Больше его удивило то, как он мог не почувствовать уход Пэвети. Но и это быстро объяснилось: на пригорке, открытом солнцу, рядом с деревом, под которым они спали, он увидел пояс, расшитый бисером, который он не принял от неё во время обряда помолвки. В кольце завязанного пояса виднелись побеги сон-травы с крошечными зелёными листочками. И это была единственная вещь, которая осталась от Пэвети, если не считать лошадь, на которой она ехала, и одеяла, на котором спала.

Что же она задумала? Зачем оставила ему свой пояс? Если это говорит о том, что она всё ещё согласна выйти за него замуж, то почему ушла? А если это знак того, что между ними всё кончено (Как будто у них что-то было! Но это несоответствие не пришло Хотото в голову), то всё равно не понятно – куда и зачем она ушла.

Так и не придя ни к какому выводу, Хотото засобирался в дорогу. Пэвети не могла далеко уйти, он ясно видел следы от места их ночлега. Он просто догонит её и прямо спросит: любит она его ещё или нет? И почему он не спросил об этом раньше? А если она ответит – нет? Тогда он убедится, что ей ничего не грозит в пути, который она выбрала, и отпустит её…

Когда Хотото вышел к реке, он окончательно убедился, что Пэвети идёт к поселению осейджикау. Значит, не его она выбрала. Значит, вот кого любит… И ей осталось пройти совсем немного. Вот они, следы её ног, остались чёткими на песке. Он почти догнал её, но всё равно опоздал. Опоздал на целых полгода…

Хотото уселся, скрестив ноги, на плоском камне на высоком берегу реки, и с тоской в сердце смотрел в ту сторону, куда ушла Пэвети. Каждый отпечаток на песке её маленьких ступней выжигал огромную дыру в его душе. Он прощался с Пэвети, отпуская её судьбу, отрывая от своей…

Пэвети пряталась в высоком кустарнике около самой воды. Она заметила Хотото ещё в лесу и по берегу уже бежала, чтобы успеть скрыться от него. Зачем он преследует её? Хочет до конца выполнить свой долг, отведя к отцу? Или… Или понял её послание и хочет…

Сердце Пэвети отчаянно билось, и она никак не решалась сдвинуться с места. И тут она увидела огромного ягуара²⁰, возникшего ниоткуда, в один молниеносный прыжок оказавшегося рядом с Хотото, и повалившего его наземь…

Хотото спасло чутьё охотника. Он успел среагировать на опасность и не дал жутким челюстям хищника сомкнуться на своём горле. Он даже успел достать нож, но сделать замах, чтобы нанести удар уже не успел. Зверь навалился на него всей тяжестью своего тела и вонзил длинные когти в спину. Его острые зубы лязгали у лица Хотото на расстоянии меньше горошины ритуальных бус шамана, изо рта капала слюна, но сильные руки воина, вцепившиеся в горло хищника, удерживали его на грани между жизнью и смертью…

Пэвети не думала о своей безопасности. Она чётко понимала, что у неё в запасе есть только один удар, чтобы спасти любимого. И потому она хладнокровно ждала, пока ягуар и Хотото перестанут, вцепившись друг в друга, кататься по земле. Но как только перед ней застыла спина зверя, она высоко подняла тяжелый камень с острым концом, который в обычном состоянии она бы и с места не сдвинула, и, вложив всю свою ярость, ударила ему по позвоночнику…

Ягуар взревел и выгнулся дугой, отпустив на мгновение человека. Но Хотото хватило этого мгновения. Он тоже понимал, что у него не будет ещё одной возможности для удара. Единственный удар должен быть молниеносным и смертельным. Хотото ударил с такой силой, что вогнал нож в горло хищника вместе с рукоятью. Острое лезвие перерезало сонную артерию и раскрошило позвонки шеи ягуара…

Застыв, Пэвети увидела, как последняя конвульсия пробежала по телу хищника, и он обмяк, погребя Хотото под собой. Несколько мгновений ничего не происходило. Но вот тело ягуара зашевелилось и отвалилось в сторону, а из-под него в другую сторону откатилось тело Хотото. Вид окровавленной спины любимого вернул Пэвети к действию. Она побежала вниз по косогору к реке…

Пока Пэвети сражалась с рукавами платья, которые никак не желали отрываться, Хотото успел усесться на землю и скинуть с себя окровавленные лохмотья, в которые зверь разодрал когтями его рубаху. Он как должное воспринял появление Пэвети, но удивился размерам окровавленного камня, которым она помогла ему справиться со зверем. И задумался над тем, почему ягуар напал на него? Ведь на людей ягуары нападают крайне редко. И почему, глядя в жёлтые глаза хищника, у него возник образ шамана ОхэнзиУонэгиска, черные провалы его бездонных глаз?..

Пэвети подошла к сидящему Хотото и протянула ему мокрую тряпицу. Любимый не пошевельнулся, даже глазами не моргнул. Смотрел куда-то вдаль сквозь неё. Пэвети не имела права дотрагиваться до его оголённого тела, ведь он не был её мужчиной, а она не была знахаркой. Но кто-то же должен был смыть ему кровь и осмотреть раны? И она начала робко обтирать ему кровь с рук, готовая в любой момент остановиться. Хотото позволил ей это сделать, и уже смелее она омыла кровь и с его спины.

Большинство ран были глубокими царапинами, кровь из которых, не останавливаясь, продолжала сочиться. Как у любой индейской женщины, у Пэвети был с собой набор самых необходимых в дороге сушёных трав, растёртых в порошок и аккуратно разложенных по мешочкам. Она достала хинин²¹, смешала порошок с землёй, смочила своей слюной, пережевав горькую смесь в однородную массу во рту, и опять протянула Хотото. Тот опять не отреагировал. И она сама начала замазывать его самые глубокие раны…

Руки любимой усмиряли боль в израненном теле Хотото. Но вот Пэвети закончила и, не зная, что делать дальше, уселась на землю напротив него. Так они и сидели. Молча. Пока, вздохнув, Пэвети не начала подниматься. Хотото не мог допустить, чтобы она ушла. Одним неуловимым движением он схватил её за руку и повалил на землю…

Пэвети почувствовала на себе тяжесть любимого. Прямо в сердце смотрели его глаза через её глаза. Его дыхание касалось её губ и, казалось, вот-вот должно было слиться с её дыханием в поцелуе…

Любимая закрыла глаза. А перед глазами Хотото возник образ соперника – Нэпэйшни. Ведь к нему она шла, оставляя следы на песке, ранящие сильнее острых когтей ягуара…

С мучительным стоном, полным боли, любимый освободил Пэвети от тяжести своего тела, и она решила, что у него открылись раны. Пэвети вскочила и опять побежала вниз к реке. Оторвала оборку с юбки, намочила её в холодной воде, и поспешила обратно…

Хотото уже выдернул нож из горла зверя, и с яростью сдирал с него шкуру. Его спина и руки, действительно, сочились кровью, но он не обращал на это никакого внимания.

Прерывать мужчину, занятого работой, женщине не дозволялось, и Пэвети в нерешительности застыла рядом.

Хотото отделил шкуру ягуара от его туши с уже остановившейся кровью, протянул камень Пэвети, сам взял другой, и они слаженно начали очищать кожу зверя от ошмётков мяса.

Потом Пэвети несколько раз обмыла внутреннюю часть шкуры тряпкой из своей юбки, которую принесла, чтобы обмыть открывшиеся раны любимого.

Хотото понимал, что надо побыстрее уйти подальше от тела ягуара, пока на свежатинку не сбежалось оголодавшее за суровую зиму зверьё. Мокрая шкура весила, как казалось мужчине, больше самого ягуара, но любимая разделила ношу, и идти стало легче. А, может, легче у него было на душе, потому что с каждым шагом они удалялись от цели пути Пэвети?

Всю дорогу Хотото молил духов, чтобы кони нашлись там же, где он их оставил, привязав к дереву, и были целы и невредимы, а не стали добычей хищников. И духи услышали его.

Хотото взвалил шкуру ягуара на лошадь, на которой ехала Пэвети. Шкура пахла хищником, и лошадь взбрыкивала от страха, возмущённо трясла головой и с опаской косила глазом на ношу за загривком.

Пристроив и укрепив шкуру, Хотото вскочил на своего коня. Застыл на несколько коротких мгновений, показавшихся Пэвети вечностью, и протянул ей руку, глядя прямо в глаза. Пэвети, не колеблясь, вложила свою руку в его широкую ладонь, и в мгновение ока оказалась за его спиной. Пусть любимый везёт её куда хочет! Она примет из его рук любую судьбу! Но только когда он направил коней домой, к себе домой, счастливая Пэвети прижалась к его спине всем телом. И боль в ранах от когтей хищника у Хотото мгновенно улетучилась.

Они ехали, не останавливаясь, пока не стемнело. И пусть у обоих маковой росинки не было во рту с самого утра, они напрочь забыли о еде, хранящейся в сумке, которую можно было бы пожевать по дороге, на ходу, не слезая с коней, стремясь как можно быстрее попасть домой, в их общий дом.

Но невозможно трое суток пути преодолеть за полдня. И Хотото остановился. Спустил шкуру ягуара на землю. Расстелил мягкой пятнистой шерстью вверх. И они завернулись в неё, отгородив себя от всего окружающего мира. И Хотото утвердил своё право мужа Пэвети своим обильно излившимся в неё семенем. А Пэвети приняла его семя с благодарностью за счастье быть женой Хотото.

²⁰ – хищник семейства кошачьих, принадлежащий к роду пантера, самый крупный из хищников Северной Америки. Индейцы племени гуарани называли это животное yaguara – зверь, убивающий одним прыжком. Массивное коренастое тело ягуара достигает в длину до 185 см без хвоста, длина хвоста составляет 70-91 см, в холке – в среднем 76 см. Масса достигает 136 кг.

²¹ – кора хинного дерева с сильным горьким вкусом, обладающая жаропонижающими и обезболивающими свойствами (из Википедии)

10

В стойбище куапо Хотото с Пэвети добрались к вечеру следующего дня. Никто не удивился, что они вернулись вдвоём. Их взаимное притяжение было очевидно не только шаману, но и всем остальным индейцам тоже. Всем, кроме них самих.

Но племени сейчас было не до любви этих двоих. ОхэнзиУонэгиск, их шаман, их главный советчик во всех делах, их защитник, покинул их. И не только их, но и этот земной мир тоже. Пока его прямой силуэт был виден на утёсе при свете дня в лучах солнца, и чёрной тенью выделялся на фоне звёздного неба ночью в таинственном свечении луны, племя было уверено, что он продолжает нести свою вахту по их защите.

Но одну ночь назад случилось необъяснимое. И случилось среди бела дня. Шаман взревел и спина его выгнулась дугой. Ревущая боль перешла в хрип, когда он схватился рукой за горло, а потом тело ОхэнзиУонэгиска затряслось и исчезло с утёса. Некоторые это видели. Все это слышали. Люди побросали свои дела и побежали к утёсу. Несколько часов они лазали по окрестностям, пытаясь найти тело шамана. Но так и не нашли. А потом все услышали его смех, доносящийся откуда-то сверху, с облаков. И прекратили поиски. И поняли, что их шаман превратился в их духа-покровителя. Они всю ночь и весь следующий день собирали дрова для огромного погребального костра, где не будет гореть его тело, в знак того, что они принимают его заступничество с благодарностью…

В миг, когда Хотото отрывал свою судьбу от судьбы Пэвети, ОхэнзиУонэгиск так разгневался, что решил убить его. Ведь тогда судьба племени куапо пойдёт по какому-то другому, третьему пути. Пусть и неведомому шаману, но, всё-таки, наверняка более счастливому, чем та, где ему грозят кровь, разрушения и уничтожение. И дух шамана заставил ягуара уйти с тропы, ведущей к лёгкой добыче, к двум жертвам, которые не смогли бы оказать сопротивления или убежать. И направил его к человеку, от которого издалека несло силой и опасностью. Может, потому что дух зверя противился воле шамана, прыжок ягуара и не получился смертельным?

А потом спину ОхэнзиУонэгиска пронзило острой болью, и он не удержался от дикого крика. Сразу вслед за болью, разрывающей внутренности, в шею шамана вонзился длинный раскалённый шип. И тут же ОхэнзиУонэгиск почувствовал лёгкость и свободу. Если бы у него осталось тело, он бы заплакал. Заплакал слезами радости. От счастья. Но тела у него не было, как не было его и на утёсе. Дух его это отчётливо видел. Теперь ничто не препятствовало ему взглянуть на судьбу Хотото. И он ясно увидел, как прекрасное дерево его судьбы переплелось с другим, ещё более прекрасным деревом, и их ветки тянутся вверх, уходя высоко-высоко, теряясь в облаках. И дух шамана расхохотался…

11

Единственным человеком, кто не радовался в эти дни, был Хоуохкэн. Но вскоре он уехал на обучение военному искусству в племя осейджикау, и там встретил свою настоящую судьбу. Дочь вождя осейджикау – прекрасная Натта²² тоже полюбила смелого мальчика и верно ждала его, пока он станет мужчиной. Так, другим узором, но всё равно переплелись судьбы двух соседних племён.

Именно от Хоуохкэна узнал Нэпэйшни, что Пэвети обрела свою любовь в руках Хотото, но так никогда и не узнал, что на место в его сердце претендовала её сестра – Кууоньяума. Нэпэйшни встретил свою судьбу в своём же племени. Правда, судьба предназначалась не ему, а его отцу – ОхитекаКотахира, в качестве очередной второй жены. Но молодые люди полюбили друг друга, и Анпэйту²³ миновала участь всех остальных претенденток на вторую жену отправиться восвояси. Но это совсем другая история.

А Хотото и Пэвети жили долго и счастливо. И даже когда Хотото стал вождём, и они с семейством перебрались из тесного вигвама в сложенное из камней жилище, шкура убитого им ягуара также закрывала туда вход, как и в вигваме. Когда на стойбище куапо опускалась ночь, и, не важно, в вигвамах ли или в каменных домах разжигался огонь домашнего очага, его свет пробивался через ма-а-аленькую дырочку в центре шкуры и узкую щель сбоку, рядом с головой зверя. Третья отметина была видна только днём. Её оставила девственная кровь Пэвети в первую их брачную ночь, ещё в лесу. Хотото упрямо подрисовывал пятно наваром из коры ольхи, даже когда стал вождём, и это стало совсем уж ему не по статусу. Но как иначе рассказывать историю их любви детям и внукам?

В одном только рассказы Хотото и Пэвети расходились: Хотото считал, что они обрели своё счастье вопреки шаману ОхэнзиУонэгиску, а Пэвети была уверена, что благодаря ему.

²² – в переводе – «моё сердце»

²³ – в переводе – «сияющая»

Октябрь 2018

ПРЕДИСЛОВИЕ

…Голубые глаза встречаются примерно у 20% населения Земли.

Голубые глаза означают холодность натуры, отстраненность и обособленность от окружающего мира. Чем чище цвет глаз, тем сдержаннее в проявлении своих чувств их обладатель. Часто такие глаза встречаются у талантливых, оригинальных, одаренных людей с неординарным подходом к действительности. Голубоглазые люди – это творцы. Их интеллект выше, чем у представителей с другим цветом глаз.

Голубоглазые молниеносно, без тени сомнений принимают решения, а при изменении обстоятельств не теряются, быстро адаптируясь к ним. Они довольно требовательны, строги по отношению к себе и окружающим. Для достижения цели они готовы на все. И дело не только в упрямстве, которое, несомненно, им присуще. Голубоглазые люди не получают, да и не ждут подарков судьбы. Они не выигрывают в лотерее, у них нет нужных влиятельных знакомых. Они всего достигают сами.

Под внешней отстраненностью может скрываться сентиментальность, романтичность, однако не всем удается пробиться к ней, поэтому часто голубоглазые остаются непонятыми, одинокими. Таким людям свойственна обидчивость, даже по пустякам, ранимость, повышенная чувствительность, которые они тщательно пытаются от всех скрывать.

Не пора ли решиться? (продолжение рассказа «Куда смотрят мужики?» из сборника «Зеленые глаза»)

А сколько ещё неизведанного! или Игра в кошки-мышки

Настоящая итальянская жена

Найду! Обниму! Не отдам никому!

Любовь стоит того, чтобы ждать

Чистой воды блеф

Всё, возможно, будет не так уж и плохо!

Ты ворвалась в мою жизнь непрошено…

А если это любовь, то…

Наш неоконченный роман

Так вот она какая – любовь!

Пять слов на букву «Л»

Все цветы в твоих руках

Кто бы мог подумать?

Молчун ты мой любимый!

Так вот она какая – любовь!

1

«Так вот она какая – любовь!», – думал Нэпэйшни, покидая племя куапо с печалью в сердце. В сердце саднила рана. И он ещё легко отделался, Нэпэйшни это понимал. Любовь задела сердце только краешком, он не позволил её костру разгореться, выжечь сердце до уголька, зажал силой воли кровоточащую рану.

До этой поездки, до встречи с Пэвети, Нэпэйшни был уверен, что те лёгкие, ни к чему не обязывающие, то совсем короткие, то более продолжительные отношения с девушками, с женщинами, доставляющие удовольствие телу, но никак не затрагивающие душу, и есть любовь. Нет, он, конечно, понимал, что эта, его, любовь – другого рода, чем та, которая связывает его отца и мать, да и ещё несколько пар старшего поколения, но искренне считал, что такая Любовь с большой буквы не доступна его поколению, поскольку ни одного примера на его глазах не было.

Все три дня возвращения домой Нэпэйшни думал о вожде родного племени – ОхитекаКотахира. Вождь был его отцом, но он уже давно перестал воспринимать его таковым, даже наедине с собой, даже мысленно обращаясь к нему только как к глубокоуважаемому вождю. Между отцом и сыном стояла высокая, глухая стена. Наверное, такая же, как между Пэвети и Хотото, о которой сказал вождь племени куапо. Именно слова Кваху заставили Нэпэйшни задуматься о своей стене, разделяющей его с отцом. А ещё Кваху сказал: «Кто-то из них двоих должен разрушить стену, а кто-то перепрыгнуть через неё, но никому третьему не дано встать между ними». И Нэпэйшни задумался: а кто из них – отец или он, сын, должен сломать, а кто перепрыгнуть? А ещё ему вспомнились слова их шамана, Куиделя: «Искать конец нужно в начале».

Нэпэйшни не помнил, по какому случаю они были сказаны, но сейчас они пришлись, как никогда, кстати, он это чувствовал своим раненным сердцем. Начало их отчуждения с отцом он помнил прекрасно…

Ему было шесть лет. Сестрёнке, Натте, два годика. Мама, Найра, уже вторые сутки мучилась родами. Натта, не понимавшая, почему её не пускают к любимой мамочке, почему мамочка так страшно кричит, плакала не переставая. Нэпэйшни уже и сам не мог, как ни крепился, ведь он мужчина, в конце концов, сдерживать слёзы. Он сгрёб сестрёнку в охапку, и они ушли в лес. Ушли так глубоко, что уже не слышно было маминых стонов и криков. Под пение птиц и стрёкот цикад Натта, наконец, успокоилась и заснула. И, хотя, и во сне она всхлипывала и вздрагивала, всё же это был целительный сон. Нэпэйшни покрепче прижал к себе сестру, плотнее завернулся в одеяло и тоже задремал.

Разбудил его шорох шагов. Он осторожно высунул голову из-под одеяла, чтобы оценить опасность, и замер, оцепенел, увидев отца. Такого выражения отчаяния на его мужественном лице Нэпэйшни не видел никогда. Чтобы не случалось: налёты враждебных племён, рубка не на жизнь, а на смерть с вооружёнными винтовками бледнолицыми, единоборство с бизонами, лицо отца всегда выражало сосредоточенность и силу. И только блеск глаз выдавал бурю эмоций, бушевавших в его душе. Но сейчас… Всё его лицо выражало безграничную муку, страх… Да – страх! Чувство, казалось мальчику, неведомое отцу. В глазах застыло отчаяние. А по щекам неудержимым потоком текли слёзы. Слёзы, которые не приличествовали мужчине, тем более, вождю славного племени осейджикау, главе Военного Совета двенадцати дружественных племён. Но отец их, кажется, не замечал. Он поднял своё заплаканное лицо к небу, и обратился со страстной мольбой к духам. ОхитекаКотахира молил духов сохранить жизнь его зеленоглазой Найре, его любимой Сэкуи, его жене Викимэк. А взамен предлагал им свою жизнь. Жизнь своего нерождённого сына. Жизнь своих

будущих детей.

Страстная мольба отца потрясла Нэпэйшни. Он вдруг представил самого себя на месте нерождённого брата. Понял, что ни его, Нэпэйшни, ни сестрёнки Натты могло не быть, случись с мамой подобное раньше… Именно тогда появились первые камни в стене их отчуждения с отцом.

Духи услышали отца, забрав вместо жизни мамы, жизнь брата. Жизнь их семьи постепенно вошла в рутинную колею. Где-то лет до двенадцати Нэпэйшни всеми силами пытался заслужить любовь отца, стараясь во всём быть первым. Первым быть получалось, но любви отца от этого не прибывало… Стена подросла ещё на несколько рядов камней.