Читать книгу: «Шаг последний, шаг первый», страница 5

– Он казался таким взрослым, но при этом был таким стеснительным, – тихо рассказывала Марфа Яну. – Я удивлялась, отчего он волнуется при встрече со мной. Уж если кому и пристало волноваться, так это мне! Разумеется, на первое свидание он пришёл с подарком, который сделал собственными руками. Цветок был прекрасен.

– Цветок? – переспросил Ян.

– Роза, если точнее. Не живая, но она выглядела как живая.

– Юлии я тоже подарил розу, – промолвил Ян.

– Сын своего отца, – улыбнулась Марфа.

– Она была из снега, – уточнил Ян. – А из чего была роза папы?

– Из того, из чего у него получалось лучше всего, – из металла. Она была заводной. – Лицо Марфы озарило воспоминание. – Выглядела она как бутон, у которого все лепестки сложены вместе. Внизу устройства была спрятана маленькая ручка. Когда я начинала её вращать, лепестки распускались, словно настоящие. Я никогда не встречала подобной красоты.

– Но почему я никогда не видел этой розы? – удивился Ян. – Я бы очень хотел на неё посмотреть.

– Ты видел её в детстве, – ответила Марфа, – ты часто с ней играл, пока её не украли.

– Украли? – подпрыгнул Ян.

– Как и многие другие изобретения Павла, – голос Марфы дрогнул.

– Почему я этого не знал? – возмутился Ян.

– Судья, который расследовал это дело, просил не распространяться об этом, – пояснила Марфа, – чтобы не спугнуть вора. Однако похитителя так и не нашли.

– Но зачем вору изобретения моего отца? – недоумевал Ян.

– Не знаю, – Марфа едва заметно шевельнула плечами. – Продать он их всё равно не смог бы. А что с ними ещё делать, кроме как любоваться? Он взял только те, что были созданы ради красоты. Кухонную утварь вор не трогал, и это к счастью. Я не хотела бы лишиться овощерезки и картофелечистки, – пошутила она.

– Так, может, это господин Пинкин? – воскликнул Ян. – Он-то мог продать их в Долине и заработать себе состояние.

– Господин Пинкин? – тихо рассмеялась Марфа. – Твой отец работал на него, и господин Пинкин всегда мог заказать твоему отцу всё, что ему хочется, хоть с десяток роз. Да и куда господину Пинкину состояние большее, чем есть у него сейчас, – тратить не на что и не на кого.

– Мой отец очень расстроился из-за пропажи его поделок? – Ян нахмурился.

– Нет, он этого уже не застал. Это было после его смерти. – Предупреждая другие вопросы пасынка, Марфа подняла вверх руку: – Давай не будем больше об этом. Что было, то прошло. Лучше поговорим о тебе. Значит, тебе понравилось лепить розу из снега собственными руками? Когда-нибудь ты подаришь и мне одну?

– Наверное, – согласился польщённый Ян. – Но у меня вряд ли получится сделать такую же красивую, как сделал папа.

– И не нужно. – Марфа ласково смотрела на мальчика. – Я хочу твой цветок. Он будет мне дороже всех драгоценностей мира.

– Драгоценностей? – не понял Ян. – Что такое драгоценности?

– Например, кольцо, которое оставил нам учёный из Долины. Ты же помнишь учёного? – спросила Марфа.

– Конечно, помню, – утвердительно кивнул Ян.

– На прощание, перед тем как уйти, он сделал нам подарок – оставил кольцо, которое купил когда-то для своей невесты, – поведала Марфа. – Учёный сказал, что на это кольцо, вернее, на камень в нём, можно приобрести несколько таких деревень, как наша.

– Почему же он не подарил его своей невесте? – озадачился Ян.

– Не знаю, – качнула головой Марфа. – Учёный не стал рассказывать. Подозреваю, что это была грустная история. В общем, учёный хотел передать кольцо в хорошие руки. Он отдал его Павлу, а тот подарил его мне. Вот только у нас в деревне не принято носить украшения.

– А где сейчас это кольцо? – спросил Ян.

– После смерти Павла никакие драгоценности не имели смысла. Я убрала его с глаз долой. Спрятала в самое сердце.

– В сердце чего? – спросил Ян.

Однако Марфа уже опять впала в забытье. На следующее утро она умерла, и в тот же день метель, бушевавшая на протяжении длинной недели, улеглась. Холодная снежная осень закончилась, и началась долгая морозная зима.

Марфу похоронили тихо. На погребение пришли только её родители, господин Пинкин и несколько друзей. Говорили мало, всё больше вздыхали, стараясь удержать слёзы. Лишь Семёновна без конца шмыгала носом и вытирала платком щёки. Казалось, она стала ещё более маленькой и хрупкой. Если бы её не поддерживала мощная рука Семёныча, она бы упала прямо в снег. После похорон все отправились в чайную на поминальный обед. Уж там-то собралась вся деревня. Ни у кого не укладывалось в голове, как эта молодая, сильная и красивая женщина могла уйти из жизни так рано: ей едва исполнилось двадцать пять. Ян за весь день ни разу не заплакал: в последние дни болезни Марфы он успел смириться с её уходом. Однако чувство опустошения от этого никуда не делось, и его утешало лишь то, что в самом конце они сумели стать семьёй. После обеда, когда родственники и соседи разошлись, Ян вернулся на кладбище. Могила из камней и мёрзлой земли выглядела уродливой и отталкивающей. Вокруг неё весь снег был истоптан, и на нём виднелись грязные следы ботинок. Ян знал, что Марфе бы это не понравилось. Он заприметил брошенную лопату, которую кто-то по недосмотру оставил на кладбище. Взяв её, он принялся насыпать на могилу чистый снег, пока не получился небольшой белый холмик. А затем Ян сделал для Марфы цветок. И хоть его отец подарил Марфе розу, Ян знал, что цветком Марфы был подснежник. Он посадил его в центре могилы, надеясь, что Марфа увидит его из того мира и порадуется.

6. Обещание

На следующее утро раздался стук в дверь. Когда Ян её открыл, в прихожую прошествовало несколько человек, все с серьёзным видом, крайне задумчивые и напряжённые. Среди них был и деревенский судья. Ян сразу понял, что ничего хорошего это ему не сулит. Вошедшие расселилась в кухне за столом: Семёновна, Рита с Тимофеем, Василий, отец Олежека с женой, отец Митяя с женой, лекарь и учитель. Все как один уставились на Яна. Тому было невмоготу терпеть их жалостливый взгляд, поэтому он надулся и опустил глаза.

– Ян, – мягко начал судья. – Наверное, ты уже догадался, для чего мы тут собрались.

– Хотите прогнать меня из дома? – вскрикнул Ян неожиданно громко. – Не получится. Это дом моего отца. Я никуда отсюда не уйду.

– Но ты же не можешь жить совсем один, – промолвила Рита. – Мы знаем, что ты не маленький мальчик. Но ты ещё и не совсем взрослый. Марфа бы хотела, чтобы мы позаботились о тебе.

– Я отсюда никуда не пойду, – упрямо повторил Ян.

– Ты можешь временно пожить у меня, – сказала Семёновна. – А когда подрастёшь, вернёшься в этот дом.

Ян от возмущения открыл рот и едва мог произнести слово.

– К тебе с Семёнычем? – заикаясь, произнёс он.

– Но ведь мы твои единственные родственники, – смущаясь, ответила Семёновна.

– Да я лучше умру, чем стану жить в одном доме с Семёнычем! – выпалил Ян.

– Ян может переехать к нам в чайную, – проговорила Рита. Тимофей утвердительно кивнул. – Мы уже взяли на воспитание приёмную дочь. Второй ребёнок нам не будет в тягость, да и детям будет веселее вдвоём. Ян, как ты на это смотришь?

Ян задумался. Жить в чайной было мечтой любого ребёнка в деревне. На мгновение он решил, что согласится. Но затем его взгляд упал на стены кухни, на предметы, за которыми так тщательно ухаживала Марфа, на поделки отца, на занавески, вышитые его мачехой, и на печь, которую Павел за год перед смертью полностью переделал. Он понял, что никогда не сможет всё это покинуть.

– Я либо останусь здесь, либо убегу в лес, и вы меня больше не увидите, – сказал он и с вызовом взглянул на сидящих перед ним людей.

Все знали характер Яна и не сомневались, что этот мальчик исполнит свою угрозу. Посовещавшись с собравшимися, судья пошёл Яну навстречу.

– Хорошо, – промолвил он, – оставайся тут. Но учти, твоя бабушка, – он кивнул на Семёновну, и Ян недовольно хмыкнул, – твоя приёмная бабушка, – уточнил судья, – будет каждый день тебя навещать. А ты будешь каждый день ходить на обед или ужин в чайную.

Такой расклад полностью устраивал мальчика, и на этом они порешили.

Теперь, когда Ян остался один, родительский дом казался ещё более огромным, чем раньше. Ян попросил Семёновну ничего в комнатах не переставлять. Он продолжал ощущать в них незримое присутствие отца и Марфы. Стены, мебель, половицы хранили в себе их запахи. Среди знакомых вещей Ян чувствовал себя ближе к отцу и мачехе, особенно ночами, когда вся деревня засыпала и он оставался один на один со своими мыслями. Мальчик представлял, как отец работает в мастерской, а Марфа на кухне, и от этого ему становилось уютно и тепло. А утром, когда призраки испарялись, им овладевала тоска. Лишь Юлия была тем, кто тянул его в будущее. С ней он шаг за шагом учился радоваться жизни. Он познакомил девочку со своими друзьями. То ли стесняясь девочки, то ли побаиваясь её, Митяй и Олежек поначалу сторонились Юлии, но в конце концов приняли её в свой круг. Зимой, после учёбы, в хорошую погоду они все вместе бегали по улицам, кидались снежками, строили снеговиков, катались на санях. В ненастье они сидели в чайной. Тимофей варил детям вкуснейший горячий шоколад и украшал его белоснежным лимонным зефиром. Летом друзья ловили рыбу, ходили в лес по грибы, разводили костры, строили шалаши, гоняли зайцев, лазали по деревьям, собирали берёзовый сок. Так ребята потихоньку взрослели. Учёба постепенно оставалась позади. Олежек всё больше времени проводил в мастерской своего отца, обучаясь плотничеству и резьбе по дереву. Василий надеялся, что сын пойдёт по его стопам, тем более, что у того неплохо получалось. Родители Митяя тоже пытались привлечь своего отпрыска к семейному делу – управлению баней. Но тот, в отличие от своих старших сестёр, всячески этому противился. Дома он говорил, что идёт в учебный класс, а учителю говорил, что идёт помогать отцу с работой. Конечно, его обман не мог долго продолжаться. Всем было известно, какой Митяй непоседа и разгильдяй. Однажды отец Митяя поймал сына с поличным: во время учебных часов тот катал соседскую девушку в лодке по реке. Он поставил сына перед выбором: либо работать, либо последний год провести в учебном классе. Митяй скрепя сердце выбрал первое. Ян и Юлия предпочли пройти учёбу до конца. Хоть Ян и не любил высиживать за партой целый день, ему нравилось учиться и узнавать новое, особенно если делать это вместе с Юлией. После выпуска из учебного класса Юлия полностью посвятила себя работе в чайной. Ян иногда ей там помогал: зажигал свечи, мыл столовые приборы, собирал в оранжерее за чайной лимоны и мандарины. Однако он чувствовал, что не это его призвание. Он пробовал пойти учеником к Василию, и у него даже неплохо получалось выжигать узоры на дереве, однако и к этому душа у него не лежала. Пару раз он трудился в бане вместе с Митяем. Закончилось всё тем, что он едва не обварил кипятком сестру Митяя Анну, за что был изгнан ею с позором.

Так лето сменялось осенью, а зима весной. Ян вёл обыкновенную жизнь нормального подростка, но каждый год в конце осени, в дни смерти отца, матери и Марфы, им овладевало настолько мрачное настроение, что хотелось выть волком. Пик его тоски приходился на время праздничных новогодних недель. В первый Новый год, через месяц после смерти Марфы, он ужасно разозлился, что жители деревни готовы были с привычным размахом отмечать праздник, тогда как у него всё ещё продолжался траур. Ему было настолько невмоготу видеть наряженные ёлки и всеобщее веселье, что он ушёл в дом, заперся и не выходил оттуда до второй недели января. Повторил он это на следующий год, и через год, и через два. Он смотрел на празднующих жителей Загорок, словно на картинки в книжке, – отстранённо, издалека. Освобождённые от уроков ребята резвились на улицах, играли в снежки, запуская их друг в друга, а порой и в ничего не подозревающих прохожих. Швырнуть снежок в Семёныча и притом не попасться ему на глаза считалось большой удачей. Большинство мастерских тоже закрывалось, чтобы работники могли насладиться заслуженным отдыхом. Семьи собирались у печей и каминов, готовили вкусные блюда, наряжали ёлки. Некоторые пели, другие играли в карты на леденцы, третьи читали вслух книжки с новогодними сказками, четвёртые разыгрывали сценки и небольшие представления с куклами, шутками и подарками. Туда-сюда сновали люди с гостинцами и угощениями. Если погода позволяла, они целыми семьями выбирались на улицу, чтобы покататься на санях, снегоходах или просто с горки на отполированных гладких деревяшках. Их лица сияли в воодушевлении и радости. И чем счастливее они были, тем тоскливее становилось Яну и тем острее он чувствовал отсутствие рядом родных. Рита, Тимофей, Юлия и даже Семёновна стали для него близкими друзьями, но он не мог забыть тех, кого безвозвратно потерял. Не мог и не хотел. Чтобы не слышать, как вся деревня бурлит, он, спрятавшись на чердаке, затыкал уши. Однако Юлия не бросала надежду достать Яна из его раковины. В последний день года она всегда приходила к его двери. Ян слышал, как она стучит, как зовёт его, но лишь глубже зарывался в одеяло, желая, чтобы она поскорее ушла. Позже он обнаруживал на крыльце несколько веточек ели, перевязанных бантом, и коробочку сладостей. Не желая обижать подругу, он забирал подарки в дом. Ель он бросал рядом с печкой, а когда она высыхала, закидывал её в огонь. Подмороженные сладости съедал. Спустя какое-то время деревня, уставшая от праздников, возвращалась к привычной жизни, а к Яну вновь приходило бодрое настроение духа. Он был единственным во всей деревне, кто радовался, что праздники остались позади.

С Голосом он больше не общался. Тот каждую зиму появлялся в его голове, но Ян не подавал виду, что слышит его. Поначалу он жутко на него злился. Он считал, что Голос мог бы предупредить его о болезни Марфы. Со временем он понял, что Голос не виноват в смерти мачехи, однако сильное разочарование в друге, который казался всемогущим, уже его не покидало.

Надвигалась пятая зима после смерти Марфы. Уже потеряли последние листья деревья, уже сковал заморозок землю и остатки пожухлой травы, ещё не застыло, но замерло, превратившись в тугое желе, озеро. Небо было подёрнуто туманом. Светившее словно сквозь мутное стекло солнце было тусклым. Ян бесцельно брёл вдоль леса, задевая ветки кустарника, которые от его прикосновений шуршали. Эти звуки были единственными в холодном лесу. Перед ним перепархивали с куста на куст, играя, две желтогрудые синички. Однако он не разделял их весёлый настрой. Приближалась очередная годовщина траурных событий. Как обычно в это время года на него накатывала тоска, под стать поздней осени.

Вдруг ему на перчатку опустилась какая-то маленькая белая мушка. Он поднёс руку поближе к глазам, чтобы рассмотреть её. Это была снежинка. Затем с неба полетели другие. Они были настолько тонкие и хрупкие, что при соприкосновении с землёй сразу же исчезали. Лишь первая снежинка размером с четверть ногтя на его мизинце продолжала лежать на мягкой ткани. Её идеально правильный узор был поразительной красоты. И он почему-то вспомнил слова учёного, который сказал однажды: «Мир слишком прекрасен, чтобы не пытаться раскрыть его тайны».

Ученый прибыл в Загорки посредине лета. В тот год что-то происходило в мире, что-то нехорошее, опасное и злое. Жители деревни не видели дыма или огня, не слышали удары или взрывы, но ощущали странную дрожь в земле: начинала звенеть ложка, оставленная в стакане, нервничали домашние животные, над лесом поднимались стаи чёрных воронов, а на реке появлялась мелкая рябь. Да, что-то страшное происходило в мире, однако это страшное не имело к ним никакого отношения. Пока к ним не пришёл тот учёный. Его одежда была в грязи, а ботинки явно не по размеру, очки разбиты, на виске виднелась засохшая кровь. На плече висел испачканный в чём-то чёрном рюкзак. Он не нёс с собой никаких припасов, кроме записей и чертежей. Никто не знал, кто он и что ему нужно. Женщины испугались за детей и принялись хвататься за всё подряд, что было у них под рукой: лопаты, грабли, вёдра. В свою очередь ребятишки, отнюдь не дрогнув, выбежали на улицу и в изумлении уставились во все глаза на неведомого гостя. Мужчины не знали, как себя вести, поэтому остались на своих местах, нервно перетаптываясь с ноги на ногу. Один из них, впрочем, устремился к тревожному колоколу, но так и не смог принять решение, звонить или не звонить. Незнакомец, произведя на окружающих столь бурное впечатление, казалось, и сам был безмерно удивлён увиденным.

– Не может быть, – бормотал он себе под нос. – Этого просто не может быть.

Павел единственный не растерялся и пригласил путника в свой дом. Так Ян и познакомился с ним.

– И что вы изучаете? – поинтересовался Павел, узнав, что тот учёный.

– Природу, естественно. Разве есть что-то более интересное?

Ученый говорил с воодушевлением. Его речь была необычной, с сильным акцентом, который казался Яну смешным. Порой он даже едва его понимал.

– Я хотел раскрыть все тайны природы. Всё, что до сих пор было скрыто от глаз человека. И в конце концов, – продолжил учёный, – я сделал то, о чём сейчас сожалею. Я хотел принести пользу людям, а, оказалось, создал оружие.

– Что такое оружие? – спросил Ян.

– Это то, чем можно убить человека. Моё оружие может убить тысячи. Потому я и сбежал, чтобы секрет так и остался секретом.

– Почему бы вам просто не уничтожить свои записи? – предложил Павел.

Учёный рассмеялся. Но не над Павлом, а над собой.

– Вы правы, – ответил он. – Было бы проще всё это сжечь. Но я не могу, и никогда не смогу. У меня просто не хватит решимости. Мои записи – вся моя жизнь.

Он пристально посмотрел на Павла.

– Вы же меня понимаете, правда? – спросил он. – У вас ведь тоже есть цель? Нечто, что вы непременно хотите сделать?

– Есть, – кивнул Павел и покосился на Яна. – Давайте я вам покажу.

Павел проводил учёного в свою мастерскую и закрыл за собой дверь. Яну стало любопытно, и он последовал за ними. Он постарался как можно осторожнее приоткрыть дверь, чтобы она не скрипнула. Он увидел отца и учёного, склонившихся над столом и разглядывающих некий предмет, который был скрыт от взгляда мальчика. Ян прикрыл дверь и вернулся обратно на кухню. Скоро вернулись и Павел с учёным.

– И что теперь? – спросил Павел. – Не хотите остаться здесь, с нами?

– Хотелось бы, – в голосе учёного слышалось сожаление, – однако мне надо идти дальше. Ещё не все тайны раскрыты.

– Вы хотите продолжить, даже зная, что они могут причинить вред? – удивился Павел.

– Это зависит от того, в чьих они будут руках, – пожал плечами учёный. – Я сделаю всё, чтобы они попали в нужные.

Когда пришло время прощаться с гостем, Ян вызвался проводить его до лесной дороги. Учёный, отдохнув несколько дней в тишине и спокойствии, выглядел намного более собранным и весёлым. Марфа привела в порядок его одежду: вычистила, заштопала, выгладила. Также она наполнила его сумку едой. Пока они шли, Ян решил попытать счастья и спросил учёного о секрете, который тот раскрыл. Учёный загадочно улыбнулся, но не стал отмахиваться от мальчика.

– Погляди на этот кусочек смолы. Она может быть жидкой и тягучей как мёд, а может быть твёрдой и жёсткой как камень. Однажды и я задался вопросом, почему вода иногда лёд, а иногда – воздух.

– И вы узнали ответ? – Ян затаил дыхание.

Учёный задумался.

– Теперь я ближе к ответу. Но я не смогу это объяснить, – вздохнул затем он. – Да тебе и не нужно это знать.

– Но я хочу! – возмутился мальчик.

– Ты прав, – кивнул учёный, – мир слишком прекрасен, чтобы не пытаться раскрыть его тайны. Если хочешь, если действительно хочешь, – подчеркнул он, – то однажды ты всё узнаешь. Иногда путь к цели долгий, но он стоит того.

Они распрощались у лесной тропинки. Учёный ушёл в чащу, и с тех пор никто в деревне о нём не слышал. Дрожь сотрясала землю ещё пару лет, а затем всё прекратилось.

Погрузившись в воспоминания, Ян вздрогнул, услышав позади себя шум. Он резко развернулся и увидел Юлию. Она была как всегда в хорошем настроении и с улыбкой на лице. За эти годы она превратилась в настоящую красавицу. Она была совсем не похожа на свою тётку, хозяйку чайной, хотя своим радушным характером они были как две капли воды. В отличие от пышной Риты, Юлия была высокой, стройной и загорелой. Она любила солнце, и её кожа приобретала бронзовый оттенок ещё до окончания весны. Ян же, наоборот, всегда оставался бледным, даже если всё лето бегал под солнцем. За последние пять лет и он подрос и окреп, но, к его сожалению, ему было ещё очень далеко до его отца.

– Ты видел? – воскликнула Юлия. – Первый снег. Жаль, что он так быстро прошёл.

– Видел, – ответил он. – Я же не слепой. А почему ты так радуешься?

– Как почему? Разве ты не помнишь? Летом ты мне обещал кое-что сделать.

Ян выругался про себя. Конечно, он помнил, что обещал Юлии посредине лета. Тогда под палящим солнцем, в окружении цветов, под жужжание пчёл и шмелей, зима казалась далёкой и почти нереальной. Возможно, он рассчитывал, что Юлия забудет об этом к концу осени. Но, конечно, она не забыла. Летом он признался подруге, каким бесполезным и ненужным он себя чувствует в Загорках и как ему хотелось бы сделать что-нибудь выдающееся. Нечто такое, чем его отец мог бы гордиться. Юлия уговорила его попытаться. Ян дал слово и почти сразу же испугался. Он сумел отсрочить выполнение обещания до первого снега.

– Всё это глупости, – проворчал он.

– Вовсе нет! – воскликнула Юлия. – Не смей сейчас отпираться.

– Всё равно ничего у меня не получится, – Ян не верил в успех затеи.

– С чего ты взял? – всплеснула руками Юлия. – Ты же молод, у тебя столько времени на попытки. Только не надо откладывать. Представь, если ты начнёшь с этого дня, с этой минуты, то через, предположим, пять лет, когда ты станешь взрослым, у тебя уже будут богатство и признание, прямо как у господина Пинкина. А если ничего не делать, то через пять лет ты пожалеешь об этом.

– Да, ты как всегда права, – согласился Ян. – Но что я умею? Я не в силах создать ничего значительного.

– Зачем же сразу – значительное! Вот Олежек, например, недавно сделал для чайной новый деревянный прилавок и украсил его фигурной резьбой. Ты не представляешь, насколько красиво у него получилось! Мне кажется, на этой неделе половина посетителей приходила посмотреть на прилавок, а не за чаем и ватрушками. Ведь должно же быть что-то, что у тебя получается и что приносит тебе радость?

– Мне нравится снег. Ты помнишь ту розу, что я тебе подарил?

– Она до сих пор у меня, – призналась Юлия.

– Но как? – удивился Ян. – Она не растаяла?

– Нет, я храню её в тётушкином ледяном подвале. Она всё такая же красивая, как и в тот день, когда ты мне её принёс. Я иногда спускаюсь, чтобы посмотреть на неё.

– Ты мне не рассказывала об этом.

– Ты тоже многого мне не говоришь. Я знаю, у тебя есть тайна. Но я не прошу тебя её раскрыть, если ты сам этого не хочешь.

Ян понимал, что только Юлии он мог бы доверить свою тайну и не быть осмеянным. Он мог рассказать ей о Голосе, и она поверила бы, не посчитав сумасшедшим или обманщиком.

– Я открою тебе свой секрет, – проговорил он. – Очень скоро. Но для этого нужно больше снега. Так что потерпи до настоящей зимы.

Расставшись на улице с Юлией, Ян зашёл в свой дом и запер дверь. Он отметил про себя, что в комнатах не помешало бы прибраться: кругом кружилась пыль, вещи были разбросаны, на полу валялись большие куски засохшей земли. Обычно ему с уборкой помогала Семёновна, но в последнее время он стал стыдиться того, что пожилая женщина наводила порядок в его доме. Он отсылал её обратно, а сам продолжал зарастать грязью. Он прошёл к дальней двери, которая вела в мастерскую отца. Ян не заходил в это помещение уже несколько лет и не знал, что его там ожидает. В последний раз он там был в то утро, когда у отца случился удар. Ян знал, что Марфа иногда, может, раз в два месяца, прибиралась в мастерской. Однако он не знал, как именно после похорон мужа она распорядилась его вещами. Она могла полностью выбросить его инструменты, а мебель продать господину Пинкину вместе с остатками изобретений. К радости Яна, мастерская выглядела так, словно её покинули только вчера. Все вещи оставались на своих местах, начищенные инструменты, готовые к использованию, лежали в специальных ящиках на столах, а на стене висел карандашный рисунок его матери. Ян удивился, что Марфа даже после смерти Павла его не выкинула. В камине лежали дрова, которые можно было зажечь прямо сейчас. Ян улыбнулся: мастерская была идеальным местом. Он принялся с любопытством разглядывать инструменты. Некоторые из них были ему знакомы, а о назначении других он даже не догадывался. Он сожалел, что в детстве так мало интересовался работой Павла. Навыки отца очень бы пригодились ему теперь. Затем Ян наугад начал выдвигать ящики в столах. Бо́льшая их часть была пуста. Но в одном из них находился небольшой сундучок. Сердце Яна вдруг учащённо забилось. Он вспомнил свой разговор с Марфой про тайное дело отца, которым тот был поглощён в последние месяцы своей жизни, и про таинственный предмет, который показывал Павел учёному. Иногда Ян считал, что это дело в итоге его и погубило. Пора было узнать правду. Он отодвинул задвижку сундучка и открыл крышку. Внутри лежал металлический предмет. Ян осторожно взял его в руки и поднёс к окну, чтобы лучше рассмотреть. Вещица была неправильной формы, размером с мужской кулак, с несколькими отделениями и полыми трубками, выходящими сверху и снизу. Её предназначение было неясным. Ян потряс её и услышал размеренные удары. Наконец, догадавшись, что это металлическое сердце, он чуть не уронил его на пол. Теперь многое прояснилось. Мать Яна страдала больным сердцем и умерла сразу после рождения сына. Сам Павел тоже умер от сердечного приступа. Хотел ли он, зная о недуге, сделать замену собственному сердцу или он готовил его для кого-то другого, теперь уже было неважно. Работа осталась незавершённой, и не было никого, кто мог бы её закончить. Тяжёлое металлическое сердце выглядело непривлекательным. Яну даже держать его было неприятно. Он положил его обратно в сундучок, закрыл крышку и засунул поглубже в ящик.

Ян подошёл к задней стене мастерской и, потянув за кольцо в полу, открыл ведущую в подвал дверь. По словам отца, подвал остался ещё от прошлого дома и был построен их прапрадедом как убежище на случай ураганов во времена, когда погода была изменчивой и опасной. При Павле же подвал служил складом. Ян заглянул вниз. Там было темно, и он зажёг свечу. Помещение оказалось огромным и пустым. Древесина, которой были обиты все стены и потолок, сохранилась в идеальном состоянии: не ссохлась и не отсырела. Воздух не был затхлым. Спустившись вниз, Ян пересёк комнату и увидел ещё одну дверь. Скорее всего, через неё в подвал с заднего двора загружались куски металла и дерева, которые потом Павел поднимал по мере необходимости в свою мастерскую. Петли на двери заржавели, и Яну потребовалось усилие, чтобы её открыть. Наконец, ему в лицо ударил яркий свет, и в подвал ворвался холодный ветер снаружи. Ян был доволен: пологий проход наверх был достаточно удобен, чтобы спускать сюда глыбы снега для его поделок.

Впрочем, со снегом пришлось подождать. Уже вечером зарядил мелкий ледяной дождь. Ян не стал расстраиваться: у него было другое, не менее важное дело. Наутро следующего дня он взял с собой пару вёдер, нож и отправился в лес. Он прошёл через берёзовую рощу и вышел к старому сосновому бору. Ему всегда нравилось здесь гулять. Тут никогда не было грязно, почву покрывал сухой слой иголок, а воздух был свеж и прозрачен. Он принялся искать нужные ему деревья, пока не нашёл их. Затем осторожно начал с помощью ножика отколупывать смоляные наросты и складывать их в вёдра. Когда к вечеру они наполнились доверху, Ян отправился домой. Он зажёг в мастерской камин и поставил вёдра в огонь. Пару минут спустя всё помещение наполнилось густым запахом хвои. Пока смола размякала и плавилась, Ян принёс золу, муку, соль, сахар и пару десятков пустых банок. Последующие несколько дней он почти не выходил из мастерской. Нагревая и охлаждая смолу, взбивая её, доводя до кипения, смешивая её то с одним, то с другим ингредиентом, он пытался добиться нужных ему свойств. Вся его одежда, руки, лицо и даже волосы стали липкими и пахучими, как новогодняя ёлка. Повторяя свои опыты снова и снова, он совсем потерял счёт времени.

Заметив его длительное отсутствие, Юлия пришла его навестить. Впрочем, момент она выбрала неудачный: эксперимент Яна был в самом разгаре.

– Ян, ты жив? – крикнула Юлия после того, как, несмотря на её стук, дверь не открылась.

Она обошла вокруг дома и увидела его через окно мастерской. Помахала ему рукой. Поняв, что она от него не отстанет, Ян снял смолу с огня и открыл окошко.

– Мне некогда, – проворчал он. – Я занят.

Юлия почувствовала сильный аромат, исходящий из мастерской.

– Ты же не убиваешь там ёлку? – спросила она, смеясь. – Судя по запаху, от неё уже почти ничего не осталось.

– Это сосновая смола, – хмуро ответил Ян, всем своим видом выражая нетерпение. – Она мне нужна для дела.

– О! – промолвила Юлия.

Её забавляло то, с какой серьёзностью Ян воспринимал свою работу, к которой ещё недавно не хотел приступать.

– Тогда я не буду тебя отвлекать, – проговорила она, изо всех сил пытаясь не улыбаться. – Зайду к тебе позже.

На опыты у Яна ушла ещё неделя. Результатом стали два вида смолы. Одна была тягучей, гибкой и почти прозрачной. Её можно было растягивать как ткань и надувать как шар. Вторая, будучи в тепле мягкой и податливой, словно глина, после охлаждения становилась твёрдой как камень. Теперь для продолжения работ Яну требовался снег. К счастью, через пару дней зима, наконец, пришла. Холодный дождь сменился нешуточными морозами. Лужи вмиг замёрзли, образовав толстую корку льда. Следом пошёл снег. Когда на заднем дворе Яна появились сугробы, он распахнул дверь в подвале и начал спускать в него первые комья снега, предварительно их утрамбовав. После долгой работы с горячей смолой Яну было приятно ощутить в руках холодный, влажный снег. Ян знал, что многие считали снег лишённым запаха. Однако Ян не разделял эту точку зрения. Для него снег всегда имел только ему присущий аромат: мороза, неба и лесного родника. Только теперь Ян понял, как он скучал по нему и по своему невидимому другу. Он на мгновенье остановился, чтобы послушать, не появится ли тот. Однако Голос молчал. Наконец, не выдержав, Ян воскликнул.

– Признайся, ты тут!

Неожиданно для Яна Голос ответил сразу же, словно только и ждал его приглашения.