Читать книгу: «Зоя, или На перекрестках судьбы», страница 2

– Брезгуешь, артистка! Мы одни, а ключик вот он! – и Кок показал ей связку ключей. Твой охранник далеко и не видит, как я тебя сейчас на этом столе разложу, – с этими словами Кок потянул к Зое свои ручищи, схватив ее, бросил на огромный разделочный стол в кладовке и стал задирать на ней юбку, так и не успев запереть дверь. В этот самый момент кто-то со всего маха огрел Кока огромной сковородой по голове. Кок обмяк и упал на кафельный пол, как подкошенный, а на поварской белой шапочке разрасталось ярко-красное пятно. Зоя в ужасе смотрела на Кока, потом перевела свой взгляд на Славку.

Славка стоял белее муки, рассыпанной на разделочном столе во время неравной борьбы Зои с Коком, в руках у Славки была большая сковорода. Тут в кладовку зашла уборщица и увидев на полу окровавленного повара закричала в голос. На ее крик прибежали работники кухни и схватив Славку, поволокли к директору интерната Марии Васильевне, которая проработала в этом учреждении больше двадцати лет. Мария Васильевна вызвала милицию, Славку посадили в милицейский УАЗик и увезли в отделение, а Зою стал допрашивать в присутствии директора интерната другой милиционер.

О том, что произошло во время ее дежурства по кухне в кладовке, Зоя рассказала все как было. Приехала скорая помощь и забрала Кока в больницу. Следователь составил протокол, который подписала Зоя, директор Мария Васильевна и кто-то из сотрудников интерната. Когда милиционер уехал и все стали расходиться, Мария Васильевна попросила Зою задержаться. Когда все вышли из директорского кабинета, она открыла окно и закурила в присутствии Зои. Закончив курить, Мария Васильевна тяжело глядя на Зою, произнесла:

– А все из-за тебя, артистка! Всех мужиков с ума свела! И никакая ты не Зоя Бурмина, а Изольда Гольфштадт, и комсомола тебе не видать, и в Москву ты поступать не поедешь, так и знай! Заварила кашу! – Директорша презрительно бросила на Зою взгляд, затем понизив голос продолжила:

– Но я тебе дам шанс, меняй показания пока не поздно, дескать шашни у тебя были с Чубаровым на кухне и Толе случайно из-за ревности досталось сковородой по голове. Тебе ничего не будет, да и Ромео твоему, вы несовершеннолетние, а меня затаскают теперь. Да и девчонкам скажи, чтобы они рот на замке держали про приставания на кухне, сами сучки виноваты, знаю я, повидала многое здесь за двадцать лет! От матерей-шалав шалавы и родятся. А тебе советую крепко подумать, иначе тебе Москвы не видать и денег на дорогу тоже, так и знай! Иди с глаз моих! – Директорша рукой указала Зое на дверь.

Зоя не пошла на обед, а просидела до тихого часа в отдаленном уголке парка, среди кустов шиповника. Вдруг она услышала голоса девчонок, которые искали ее и нашли здесь, в заброшенной беседке посреди колючих зарослей. Их было трое: Зинка, Лена Иванова и Нина Кравцова, все они – ее соседки по столу и спальной комнате. Девчонки стали расспрашивать Зою, что все же произошло на кухне сегодня во время дежурства, но она молчала. Зинка протянула Зое котлету с хлебом, которую ей удалось спрятать и вынести из столовой. Зоя была голодна и поборов брезгливость, молча съела ее. Затем они увели Зою с собой, так как нарушение распорядка и неявка на дневной сон, обязательный во время каникул, являлись тяжелыми проступками, а Зое и так досталось по полной.

В тихий час Зоя лежала на кровати, свернувшись калачиком и зажав в кулаке бабушкино кольцо. Она все же собралась с душевными силами и не позволила страху и растерянности заползти внутрь себя, вспомнив бабушку и историю их семьи. Она твердо решила, что показания менять не будет, несмотря ни на что… Ну, а девчонки… пусть каждая за себя решает.

Состоялся суд, где обвиняемым был Славка Чубаров и ему реально грозила колония для несовершеннолетних. После выступления потерпевшего Кока или Анатолия Петлицына, от которого судья долго не могла добиться чего-то вразумительного, свидетельствовала директор интерната Мария Васильевна, из ее показаний следовало, что во всем виновата Изольда Бурмина, именно она своим неподобающим поведением и даже распущенностью, затеяла ссору между обвиняемым и потерпевшим, недаром ее не приняли в комсомол, что было неправдой. Судья, молча выслушав показания директора, задал вопрос Зое:

– Что Вы можете сказать в свое оправдание? – На это Зоя ответила, что лучше спросить у воспитанников интерната. —

Судья выписала нескольким воспитанникам повестки для дачи показаний, а также Нине Гавриловне Минаевой, классному руководителю Зои. На следующее заседание суда явилось четверо воспитанников: двое парней и две девушки, к которым Кок приставал. Девушки дали показания против Кока, а парни подтвердили их, напомнив Коку в глаза, как они не раз ловили его за руки, когда он приставал к девчонкам. О Зое все говорили только хорошее и Мария Васильевна сидела пунцовая, опустив в пол глаза. Короче, Славку оправдали по всем статьям, а вот Марию Васильевну вместе с Коком уволили из интерната. Ее место заняла Нина Гавриловна, классный руководитель Зои, которая выступила в ее защиту. Эта история попала в местные газеты, в общественной жизни Томска и области произошел резонанс, дошедший до властей города. И вот, в один из дней в интернат приехал мужчина в военной форме, друг, погибшего при задержании преступников отца Славки, и увез его с собой. Как потом выяснилось, он помог устроить Славку на учебу в военное училище. Так они и расстались, Зоя Бурмина и Славка Чубаров. Их пути разошлись по разным жизненным дорогам, что часто бывает в ранней юности.

Жизнь в интернате потихоньку наладилась и все старались не вспоминать о случившемся. Несколько дней спустя, новый директор интерната Нина Гавриловна подошла к Зое и протянув ей лист бумаги сказала:

– Пиши заявление о принятии тебя в комсомол. —

Зоя подняла на нее удивленные глаза.

– Уверена, ты достойна. Ты стойкий, верный друг и товарищ. Комсомол только выиграет от таких, как ты, пиши! – Она сказала так твердо и уверенно, что Зоя тут же написала заявление и отдала его в руки Нине Гавриловне. На собрании Зою утвердили единогласно, так она и стала комсомолкой.

Сибирское лето короткое, пролетело быстро, наступил новый учебный год. Весь 10-й выпускной класс Зоя готовилась вместе с Константином Федоровичем к поступлению в театральный, вместе с ней готовилась и Зина, воодушевленная успехами и похвалами в свой адрес. Успех был очевиден и ребята потянулись на занятия драмкружка, теперь все ждали новых постановок, а люди из поселка приходили вместе со своими детьми посмотреть спектакли. Приезжал из газеты корреспондент и написал статью о драмкружке в интернате, там же была опубликована большая фотография Зои с Зиной и остальных участников самодеятельности. Завязалась творческая дружба с Томским драмтеатром, который стал приглашать воспитанников детдома на свои спектакли, да и сами приезжали к ним с выступлениями и преподнесли в дар интернату костюмы, кое-какие декорации и предметы бутафории. Константин Федорович был горд и счастлив за своих воспитанников, ребята жадно потянулись к искусству. После репетиций он часто рассказывал, как ездил с бригадой артистов на фронт выступать перед красноармейцами и как несколько раз чуть не попал в плен к немцам. Послушать приходили все сотрудники интерната, приводили своих детей, а Нина Гавриловна распорядилась, чтобы на «театральных вечерах» всегда был чай с баранками и карамелью, ей искренне хотелось, чтобы интернат стал для ребят пусть общим, но родным домом.

Зоя получила письмо от Славки, он писал, что поступил в военное училище, ему нравится. Ну, а так ничего нового, много занимает времени физподготовка. Короткое мальчишеское письмо, написанное торопливым острым почерком. Были и другие от него письма, тоже короткие и по-военному четкие. Зоя всегда быстро ему отвечала и была обрадована, получив от него фото в курсантской форме. Своей фотографии у нее не было, поэтому она отослала Славке вырезанную из газеты, где они вдвоем с Зинкой. Так незаметно и подошел к концу последний год обучения Зои в интернате. В аттестате у нее были одни пятерки, характеристика тоже была отличная, а у Зины, в основном тройки, но она была окрылена успехами в драмкружке и похвалами Константина Федоровича, поэтому ничто не могло остановить Зину от поездки в Москву поступать учиться на артистку, тем более они едут вместе с Зоей!

Томск от Москвы далеко, билеты на самолет не достали, поэтому пришлось ехать поездом почти трое суток. Спасибо Константину Федоровичу, позвонил своей старой знакомой в Москву с просьбой приютить у себя двух девушек на время поступления в институт. Не ночевать же им на вокзале.

Нина Гавриловна выдала девчонкам деньги, чтобы им было на что жить первое время. На вокзал провожать их пришли ребята из интерната и Константин Федорович, который успел незаметно сунуть в руку Зои деньги и прежде чем она опомнилась, заторопился к выходу вагона.

Поезд, качнувшись, тронулся. Впереди долгий путь по огромной стране. Девчонки припали к окну, чтобы в последний раз помахать рукой, провожавшим их ребятам и старому учителю-наставнику Константину Федоровичу.

Вот и Томск позади, впереди новая взрослая жизнь недавних воспитанниц детдома, а сейчас абитуриенток, жаждущих поступить и никуда-нибудь, а в театральный институт в далекой неведанной столице.

глава 3 Испытание на прочность

И вот они в Москве, после трех суток пути, вышли на перрон Ярославского вокзала. Багаж у них невелик, в детдоме выдали обоим по походному рюкзаку, а также по алюминиевой ложке с эмалированной кружкой и сухому пайку на несколько дней. Зоина семейная реликвия, серебряная ложка пропала сразу по прибытии ее в детдом, кто-то украл ее из прикроватной тумбочки. Хорошо, что цело бабушкино кольцо, с которым Зоя никогда не расставалась. Как-то на медосмотре врачиха посмотрела на висящий на шее Зои шнурок и спросила: – Ты что крест носишь? – затем взяв в руки кольцо на шнурке, крепко завязанном на шее Зои и приняв его за стекляшку, отпустила. А вот ложка пропала. Жаловаться Зоя не стала, понимая, что в бытность директорства Марии Васильевны, это бесполезно. А платье, сшитое руками бабушки и в котором Зоя поступила в детдом ей вернули. Платье ей было немного коротковато, так как за два года Зоя подросла, но можно было его удлинить за счет подпушки. Это платье из шотландки с большим воротником Зоя любила как память о доме и бабушке. В рюкзаке были и зимние вещи: пальто и обувь, так на первое время можно будет обойтись тем, что им выдали в детдоме.

Поступать решили в ГИТИС, конкурс туда огромный, казалось, что все красавцы и красавицы страны съехались сюда и если выразиться научным языком, то плотность или количество красивых людей на один квадратный метр старинного особняка, в котором располагался ГИТИС, просто зашкаливала! Поэтому карт-бланш был Зине обеспечен, лишь она и еще одна дурнушка были замечены на экзаменах. Сначала Зинка расстроилась, но поговорив с одной из красивых абитуриенток узнала, что красота как раз и является причиной многих отказов в поступлении и на одной красоте выехать невозможно, тут надо поразить именно талантом и яркой индивидуальностью, так что Зина скорее в выигрыше, а при ее уморительной мордахе считай, что поступила, успокоила ее красивая абитуриентка!

Зинка пошла первой, а Зоя ожидала вызова в коридоре. Народу было много, просто встать некуда, поэтому отбор происходил быстро. Иногда и одной минуты для экзаменаторов – театральных метров было достаточно, чтобы сказать – Спасибо, Вы свободны! – Но Зине на просмотре удалось удержать на себе внимание комиссии и ее допустили к следующему туру.

Когда Зоя предстала перед приемной комиссией, ей показалось, как кто-то прошептал: – Вот и еще одна красавица, и куда нам столько… —

Зоя внутренне собралась и прочитала монолог Джульетты на балконе. И опять, то ли шепот, то ли показалось…

– Еще одна Джульетта… – Зоя вышла из приемной комиссии в коридор уверенная, что ее не допустят к следующему туру. Но, к ее удивлению, это оказалось не так и она все же прошла все положенные этапы поступления, остался один, последний и самый решающий, на нем ей предложили сыграть хромую и больную старушку. Зоя сделала все что могла, импровизировала на ходу, но чувствовалось, что комиссию своей игрой она не убедила. Зоя кожей почувствовала, что это провал. Однако, слово взял председатель комиссии, известный на всю страну актер, его голос был решающим:

– Давайте честно скажем, коллеги! – обратился он к членам комиссии, – Перед нами красавица, настоящая героиня классических образов и я первый дам отрубить себе руку, если ей придется играть старух и уродин! И потом, – сказал он, понизив голос – девочка только что из детдома, жила среди молодых людей и детей, она и старух-то, наверно, не видела. —

Этот аргумент сильно подействовал. И только одна, по-настоящему, очень пожилая актриса поджала губы и насупилась так, что седые букли затряслись на ее голове, Зое она напомнила старуху-графиню из «Пиковой дамы».

В институт Зою все же приняли, так же, как и Зину. С легкой руки кого-то их окрестили как «две З», но для Зои Зинка подругой никогда не была, та сама привязалась к ней, а Зоя смирилась с этим, хотя многое в Зинке ей не нравилось. Единственное, чего не могла не признавать Зоя, так это таланта. Зина была несомненно талантлива и очень упорна, она могла до бесконечности зубрить текст, постоянно репетировать перед зеркалом и хотя ей не хватало интеллекта, ее кругозор был слишком узок и даже примитивен, но в стенах института Зинка жадно набросилась на книги, впитывала в себя все, что рекомендовали преподаватели и даже сверх того. Москва с ее культурной жизнью, регулярными походами студентов в театры, музеи, на выставки, стала той средой, в которой юные сибирячки укоренились подобно морозоустойчивым розам. Зина и Зоя жадно впитывали в себя все, что им давала Москва. Зина, конечно, понимала, что ей никогда не играть героинь с ее-то внешностью, но она сразу твердо решила, что «кушать подано!» она играть не будет ни за что! И в провинциальный театр из Москвы не поедет тоже ни за что! Любой ценой она зацепиться за столицу! Зина даже мечтала сделать пластическую операцию по коррекции своего носа «картошкой» и приданию ему благородной формы, а также отбелить кожу лица от назойливых веснушек, которые нещадно плодились на ее лице каждую весну. Она как-то поделилась об этом с Зоей, на что та сказала, что этого делать никак нельзя, так как Зина потеряет свою индивидуальность и неповторимый шарм, чем страшно удивила Зину:

– А у меня разве есть шарм? – спросила потрясенная таким открытием Зина. На что Зоя уверенно ответила ей:

– Конечно! Ты талантлива и индивидуальна, в этом и есть твой главный шарм! —

Их поселили в одной комнате общежития, этих «двоих З», а вместе с ними девушку из подмосковного городка Таню Леонову, настоящую русскую красавицу с длинной русой косой и румянцем во всю щеку. Таня была доброй и стеснительной девушкой, неуверенной в себе, но типаж у нее был редкий, так как уже тогда, в начале 70-х трудно было отыскать настоящую народную красоту, пышущую здоровьем, да еще и талантливую. А у Тани, к тому же, и голос был прекрасный. Какие они разные эти девчонки, поселившиеся в одной комнате: озорная, смешная Зинка, изысканная, утонченная красавица Зоя и народная красавица, этакая царь-девица – Таня.

Учились они с упоением, в общежитие приходили только ночевать, так захватывающе интересно было в институте. Конечно, на стипендию жить было очень трудно, спасибо той же Тане, которая иногда ездила в свой подмосковный Подольск и привозила овощи, яблоки, а случалось – кусок сала и банки с вареньем. Родители Тани работали на заводе, в семье еще был младший брат, денег было у них немного и материально помочь они не могли, поэтому жизнь Тани тоже была не из легких и мало чем отличалась от жизни Зои и Зины. Хорошо, что для бедных и вечно голодных студентов в городских столовых Москвы в то время на столах всегда был бесплатный хлеб, горчица и кипяток в титане, не самое лучшее питание для будущих актрис, но все же…

Наступил Новый 1970 год, юбилейный год 25-тилетия Победы и 100-летия Ленина, торжествено отмечать которые готовились во всем СССР. Как и повсюду, в институте тоже шла подготовка к этим датам, но это была в основном подготовка спектаклей на героико-патриотическую тему революции. Зоя, с ее интеллигентностью и утонченностью, в таких постановках была задействована в ролях классово-враждебных элементов, а вот для Зинки и Тани ролей героинь из народа было предостаточно, они и сами были из народа, так же как и их героини. Девчонки выкладывались по полной, целыми днями пропадали в институте и репетировали, репетировали…

Приходили в институт из Мосфильма, приглашали на пробы, кто-то из студентов побежал туда в надежде сняться в кино, что было строжайше запрещено, вплоть до отчисления из института. Девчонки знали об этом, поэтому отказывались. Зинка потом призналась, что на мосфильмовских пробах втихаря была, просто ей захотелось узнать, что это такое и есть ли у нее шансы попасть в кино, потому как большинство студентов тайно мечтало о большом экране. Зинка тоже надеялась засветиться на экране, она даже снялась в массовке. Времени это потребовало много, а денег заплатили мало, но Зинка, с ее смекалкой и пронырливостью, сумела познакомиться на Мосфильме со многими подобными ей, жаждущими славы и успеха, но пока еще непризнанными дарованиями. Когда выпадало свободное время, Зинка под разными надуманными причинами старалась просочиться через проходную на территорию крупнейшей кинофабрики СССР. Возвращаясь в общежитие, она взахлеб рассказывала Зое и Тане кого из знаменитостей она видела в этот раз на Мосфильме. Зоя относилась к этим рассказам спокойно, а вот на Таню они возымели сильное воздействие, от фамилий знаменитостей, которых удалось увидеть воочию Зине, у Тани голова шла кругом и она решила, что в следующий раз сходит с Зинкой туда обязательно.

От старшекурсников они узнали, что хотя сниматься в кино им запрещено строго-настрого, но возможность подработки всегда есть. Время от времени около института появлялись люди, предлагавшие студентам сняться в качестве моделей в журналах, на календарях, позировать скульпторам и художникам. К Зине никто ни разу не подошел с подобным предложением, а к Зое с Таней скауты или «охотники за красотой» подходили постоянно. Даже тогда в СССР 70-х годов это было! Профессиональных агентств не было, поэтому риск попасть в какую-нибудь передрягу, а еще и похуже к маньяку, был высок, но девушкам очень были нужны деньги, на стипендию прожить было невозможно, поэтому они взяли телефон на всякий случай.

На следующий день Таня набрала указанный номер телефона, долго никто не подходил и она уже хотела повесить трубку на рычаг телефона-автомата, как на другом конце провода раздалось долгожданное: – Алло! —

Мужской голос был вальяжно-заспанным. Представившись Валентином Павловичем Кривинским, фотографом в известном издательстве, голос сообщил, что ищет моделей для съемок и назначил встречу в ближайший выходной на улице Горького у памятника Пушкина. Одет он будет в куртку-дубленку светлого цвета и джинсы. Надо сказать, что тогда в 70-е годы в СССР при повальном дефиците товаров народного потребления, иметь кожаную куртку, а также дубленку, а в особенности автомобиль, было привилегией избранных.

В назначенное время Зина, Таня и Зоя пришли к памятнику в центре Москвы. Тут же подъехал автомобиль «Волга», из него вышел мужчина лет под сорок в дубленке и голубых джинсах, с виду больше напоминавший фарцовщика, чем фотографа, хотя откуда приезжим девчонкам было знать, как выглядят фотографы из известных издательств… Совсем рядом, в нескольких шагах располагалось издательство «Известия», а также АПН, агентство новостей известное во всем мире. Мужчина предложил девушкам пройти и сесть в автомобиль. Подойдя к машине, девчонки заметили сидящих в ней двоих мужчин, а так как в машине всего пять мест, то для Зины места не оказалось и говорливый Валентин Павлович отправил Зину восвояси, обосновав это тем, что у нее неподходящий для съемок типаж.

Зине ничего не оставалось делать, как направиться по улице Горького к ближайшей станции метро. Если сказать, что Зинка обиделась, значит не сказать ничего, она была глубоко оскорблена до самых фибр души своей:

– Да, была бы я красавицей, то ехала сейчас с ними на съемки и никто бы не сказал мне, что мой типаж не подходит. Но я докажу всем, что моими афишами будет обклеена вся эта центральная улица, весь этот надменный город с его неприветливыми людьми. – И Зина Тутырина зашагала по улице Горького своей тяжелой походкой, будто вколачивала в асфальт гвозди.

А Валентин Павлович предложил девушкам продолжить знакомство в неформальной обстановке в модном ресторане на Новом Арбате. Ресторан был весьма демократичным и не требовал дресс-кода. На улице было ветренно и холодно, а там играла музыка, было тепло и уютно. Ни Зоя, ни Таня до этого никогда не были в подобных местах. Чувствовалось, что Валентин Павлович бывал здесь не раз. У входа в ресторан стояла большая очередь, но перед Валентином и его друзьями швейцар услужливо распахнул входную дверь, пропустив их во внутрь, бросил зашумевшей толпе фразу: – Это по брони! – Затем быстро закрыл дверь, поправил висевшую за стеклом табличку «Мест нет» и скрылся из виду возмущавшихся людей из очереди.

Стоило Валентину с компанией появиться в зале ресторана, как к ним тут же подошел администратор, который провел и усадил их за отдельно стоявший стол, предварительно сняв с него табличку «Забронировано». Поинтересовавшись, что дамы будут пить, Валентин Павлович заказал шампанского и фруктов. Мужчины, представившиеся, как Марат и Эдуард, ненадолго отошли и вскоре вернулись. А еще минут через десять в зал зашли две девушки, как сейчас бы сказали «модельной внешности». Стильные, раскованные, при своем появлении они привлекли к себе внимание всего зала. Валентин представил девушек, блондинку звали Майя, а шатенку Маргарита или, как ее все называли, Марго. Марго, скользнув взглядом по девушкам, заняла место напротив Зои рядом с Эдуардом, а Майя села рядом с Маратом, судя по всему, все они были давно знакомы. Дальше началось обычное застолье, разговоры ни о чем. Таня, со всей простотой и неискушенностью в правилах этикета, налегла на принесенные официантом блюда, а у Зои комок в горле застрял. Она не была дикаркой, но не ожидала, что окажется в компании взрослых мужчин, которым, как и Валентину, было под сорок и которые не торопились с деловыми предложениями в адрес студенток. Не смотря на уговоры, Зоя практически не пила весь вечер, а Таня пила шампанское с огромным удовольствием, как будто это не шампанское, а газировка и в конце вечера набралась так, что Зоя заволновалась, что Таня не сможет самостоятельно добраться до общежития. На что, тоже изрядно захмелевший Валентин, сказал:

– Вы что девушки, какое общежитие? Сейчас всей компанией поедем ко мне, а хотите на дачу и продолжим знакомство. Таня посмотрела на Зою умоляюще:

– В самом деле Зоя, завтра же воскресенье… —

Валентин подхватил: – Зоя поехали ко мне, ничего плохого с вами не произойдет. – На что Майя и Марго громко засмеявшись, закивали головами.

Зоя тихо, чтобы слышала только Таня сказала:

– Таня, поехали, я возьму такси, у меня есть с собой деньги. —

Уже хорошо опьяневшая Таня, с горькой усмешкой ответила:

– Посмотри, как они живут, как они все одеты. Я тоже хочу так. Я поеду с ними, а ты Зоя, как хочешь. —

Зоя встала из-за стола, но Валентин грубо схватил ее за руку:

– Нет, девочка за ужин надо отрабатывать… —

У Зои в сумочке было десять рублей, последние ее деньги, а до стипендии еще десять дней. Зоя достала и положила перед Валентином эти свои последние деньги, вышла из-за стола и направилась к выходу. Сразу протрезвевшая Таня хотела последовать за ней, но Валентин не дал ей этого сделать, ухватив ее за руку сказал:

– Тебе деньги нужны, ты ведь за этим пришла сюда? У тебя будет много денег, модных тряпок и еды, и никто тебя не убьет, артистка, но играть будешь по моим правилам. – Он сказал это так жестко, так властно, что Таня сразу превратилась в кролика перед удавом. Удавом был Валентин.