Читать книгу: «На сети», страница 3

Глава 7

После окончания школы, обзаведясь в колледже подругой, я собрала вещи и уехала из поселка, от своей приемной семьи – на квартиру в городе, которую мы сняли на двоих. Автобус увозил меня из кромешной тьмы, полуразрушенных домов, странных построек и заброшенных заводов. Впереди сверкали огни городских квартир – словно драгоценности, выложенные на черный бархат, чтобы прохожие могли лучше оценить их сияние. Высотки, торговые центры, уличные фонари не особо манили меня, но вскоре поглотили: я уехала из лучшей жизни – в более сложную и важную. И в этой жизни, я была уверена, больше нет места Тимуру. Может, мы когда-нибудь и столкнемся, но это будет уже совсем другая история: целая эпоха под названием «детство» прервалась – как всегда, внезапно и безвозвратно.

Стадии переживания потери известны почти всем: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Только я думаю, все намного проще – их всего две.

Первая – темная печаль. Когда мы страдаем по тому, что все прошло, закончилось, и не будет больше ни настолько светлых дней, ни настолько ярких чувств. Впереди – лишь пустота и бесконечная, беспросветная боль.

Вторая стадия – светлая печаль. Это радость, что в какой-то момент жизни было все: друзья, солнце, лето, вкусная еда. И любимый рядом. Неважно, как долго это длилось – год, месяц или всего пару секунд, но ты был моим. И я была в твоих объятиях. Мы были одни во всем мире, мы разговаривали и смотрели друг на друга. Это ли не чудо? То, что мы вообще столкнулись в этой жизни, в одно время из тысячелетий возможных. И что в моей жизни был период, когда я влюблялась в тебя, сопротивлялась этой влюбленности, врала самой себе, но снова и снова возвращалась мыслями к тебе, скучала… Даже быстро промелькнувшая мысль о тебе с легкостью вызывала улыбку на моем лице. Да, это было недолго. Но это БЫЛО.

Все эти моменты никто не отнимет у меня. Оказаться бы вновь там, когда я любила, смеялась до боли в щеках, плакала и глотала слезы. Потому что именно тогда я жила.

Забавно, как порой простой мотив может оживить казалось бы давно ушедшее. В наушниках играл трек, и Настя вспоминала встречу, лейтмотивом которой стала эта песня, и чувства, что ей тогда довелось испытать: она думала о Сергее, об ощущении защищенности и нужности рядом с ним. Это теплое чувство, что ты принадлежишь кому-то, но в хорошем смысле: ты не один на всем свете, а под его опекой. Тогда еще сияло ярко осеннее солнце, и оттого она часто щурилась. И была счастлива, пусть и не подозревала об этом. Он был на учебе, но с утра, как всегда, написал ей «Доброе утро!», и это сообщение грело ее лучше всякого свитера.

Теперь же она сидит в постепенно темнеющей комнате. Опускается ночь, а Настя привычно наблюдает, как в многоэтажке напротив постепенно зажигаются окна. Ее новая игра – поймать каждый новый всплеск света взглядом. Где-то зажглось окно – и это очередная победа над одиноким вечером, где-то неожиданно потухло – горькая утрата. Она сидит и наблюдает за этой борьбой, не в силах оторваться, забыв обо всех делах и заботах.

Скоро Тимур вернется с работы, но на душе у нее от этого лишь пустота. Он будет снова ругаться, что она сидит в темноте, что не приготовила для него ужин. Ей наплевать. Лишь бы он не зажигал свет в комнате, чтобы кто-то в доме напротив ненароком не подумал – еще в один уютный мирок вернулся хозяин, и теперь в нем царит мир и любовь. Потому что это жестокая ложь.

Настя все же заставляет себя сползти с кровати на пол, обессиленная, встает с четверенек, запахивает халат, морщась от боли. Все соседи знают, как молодой муж любит свою жену. Крики, громкие хлопки и глухие стоны. Но никто и не подозревал, что на самом деле творится за дверью, которую Тимур, вернувшись домой, закрывал сразу на несколько замков.

Она спустилась в прихожую и замерла, услышав, как в замке проворачивается ключ. На пороге появился он.

Тяжелый взгляд окинул ее с ног до головы, Тимур ухмыльнулся.

– Ого, меня сегодня даже встречают.

Его голос не предвещал ничего хорошего. Она посильнее обхватила себя руками, словно затравленный зверь.

Сколько раз она ждала Сергея, представляя, как он объявится однажды на пороге и спасет ее, заберет отсюда. Но Сергей был далеко. А ей не оставалось ничего, кроме как терпеть. Никто и ничто ее не спасет.

Тимур хватает девушку за руку и тащит наверх, в спальню.

Эта жизнь досталась ей неизвестно за что. Такого не заслуживает никто.

Но я бы хотела эту жизнь.

Глава 8

Они встретились на переходе у светофора. Сергей смотрел в другую сторону, хмурился. Она замерла на секунду, боясь подойти. Тогда она впервые почувствовала, что лишь обуза для него. За что она свалилась ему на голову, со своей любовью, со своими проблемами?

Сергей повернулся, увидел ее и улыбнулся. Крепко обнял, чуть дольше, чем у них обычно было заведено.

Потом они в молчании пошли вперед. Она все никак не могла собраться с мыслями. Он снова стал угрюмым.

На улице дул свежий июньский ветер, бесстрашный и полный надежд. Про такой, наверное, и говорят – ветер перемен.

Именно тогда Сергей и сказал:

– Я уезжаю. В Москву. Выбрал ординатуру там. Подготовка в Москве намного лучше, чем здесь, да и вообще по стране.

Настя смотрела на него и не знала, что сказать. Конечно, он заслуживает этого. Здесь его ждет лишь обычная работа в поликлинике, а там – возможности, современные профильные центры, ценная практика, перспективы в карьере. А главное, он поступил. Самый умный, сообразительный, усердный из ее знакомых – кто, если не он?

Она не будет той, кто будет его держать.

Как жаль, что она не поняла – он любит, когда за него держатся.

– Круто.

Это все, что она смогла из себя выдавить.

Позже они что-то еще обсуждали, но она не запомнила, что. Кажется, кредит, «Склиф», жилье в Москве? Настя знала, что это – все, конец.

– Ты приедешь как-нибудь ко мне? – спрашивая, он не мог даже посмотреть на нее.

– Забери меня с собой! – хотела закричать она в ответ.

Но промолчала: Сергей и так в долгах с этим переездом, не сможет он содержать двоих, хоть и планирует совмещать учебу с подработками. Жить у двоюродного брата в гостиной вдвоем тоже не получится. Она бы хотела одолжить или украсть деньги у родителей, но после болезни матери просто не могла так поступить.

Сергей ждал ее согласия и боялся. А Настя вдруг представила его будущих одногруппниц, свободных, полных оптимизма и планов на будущее.

– Да, может быть. Там посмотрим.

Его кольнуло безразличие в ее голосе. На самом деле он всегда опасался, что ничего не значит в ее жизни. И теперь вдруг понял, что Настино «может быть» случится лишь в альтернативном мире.

– Что ж, мне пора собираться. Рейс послезавтра. Я просто хотел рассказать все тебе лично.

– Да, конечно, собирайся. Спасибо. Удачной тебе поездки и учебы.

Они стояли друг напротив друга. Настя так хотела оставить его рядом. Но вместо этого встала на носочки и поцеловала. Впервые сама. Это был соленый от слез прощальный поцелуй. Безнадежный.

Настя знала одно – теперь можно любить его без страха, что будет еще больнее. Сначала она прожила неделю, отрицая и не вспоминая, что произошло. Но с каждым днем без него ей становилось все хуже. Пусто, пресно, постыло. И страшно, что так отныне будет всегда.

Вечера стали до ужаса одинокими. Маму выписали из больницы, но она все равно продолжала лежать в своей комнате, не в силах подняться с постели. Отец пропадал на работе целыми днями, пытаясь сбежать из грустного царства, в которое неожиданно превратился их дом.

Любовь казалась ей полетом бумажного самолетика. Чем выше взлетит – тем дольше будет лететь. Что ж, тем больнее будет и падение.

Она долго ждала от него хоть намека, что все наладится, что он все исправит и не позволит им быть несчастными. Но Сергей все тянул и молчал. Он не был готов прямо сейчас решительно спасать, увозить ее куда-то. Да и разве он достоин ее?

Он был глупцом. Искал отговорки. Страдал для приличия. Обманывал себя, рассказывая всем, что у него не было выхода, что Настя все сама так решила. И жил, не сомневаясь в своем выборе, дальше.

Настя же зависала в сети. Каждый вечер, каждый час она следила – не загорится ли аватар Сергея зеленым кружочком. Каждый раз, когда она видела, что он «в сети», сердце начинало биться чаще. Где-то там, далеко, он жив. Возможно, у него был загруженный день, он с кем-то общался, видел интересные случаи на практике. Теперь он поужинал и зашел в интернет, чтобы посмотреть новости или написать кому-то.

Она следила за ним, хоть и понимала, что это ненормально. Этот зеленый кружок на его фотографии стал для нее светом маяка в темной действительности, как у Гэтсби. Она изучала, какие новинки сериалов он поместил себе на стену. Слушала песни, которые он добавил к себе в аудиозаписи: каждую столько раз, что они начинали нравиться, и тогда она добавляла их себе в плейлист.

Она гадала, думает ли он о ней, когда проигрывает треки: ведь это что-то да значит, если в словах любой песни ты находишь свои собственные мысли о конкретном человеке.

Холод в ее груди невозможно было отогреть никаким чаем, никакими кофтами и одеялами. По сравнению с ним зима за окном казалась пустяком. Чем занять свой день? Свою ночь? Свою жизнь?

Она ложилась спать в надежде, что ей приснится их несбывшийся счастливый конец. Но чаще приходили кошмары, и она просыпалась на мокрой от слез подушке – к ее сожалению, не от ласкового голоса любимого, а все в том же стылом одиночестве.

Так Настя просуществовала почти год. Перестала выходить из дома, прогуливала пары. Я старалась заглядывать к ней почаще, но это был словно совсем другой человек. Потерянный взгляд, погруженный в какие-то свои, неведомые мне мысли, и разговоры о сериальных историях вперемешку с истинными воспоминаниями.

Может, он поступил верно, полностью исчезнув из ее жизни. Через пару месяцев она забыла его голос. Потом – лицо. Она чувствовала, что меняется, что прошлая Настя тонет в ней новой. Знала, что меняется так же и он. Значит, однажды встретившись снова, они не узнают друг друга. А те, кем они были когда-то друг для друга, покажутся им незнакомцами.

Лишь тоска после разрыва не проходила: Настя все еще скучала, но по кому или чему, теперь не могла вспомнить. Она чувствовала, что лишилась чего-то ценного и нужного, и находила отдушину от мучений в фантазиях. Ей хотелось быть рядом с кем-то, позвать его в кино, в кафе или парк, пройтись рядом, обнявшись, и, может быть, снова почувствовать себя нужной и защищенной. Но потом она вспоминала, что они с этим кем-то еще даже незнакомы.

Никто из них так и не осмелился написать другому первым.

В то время к ним в дом и начал наведываться Тимур. Я столкнулась с ним однажды, выходя из Настиной комнаты.

– Какие люди, – ухмыльнулся он мне.

– А ты тут что забыл, – удивилась я.

– Мы с Настей давние друзья, с раннего детства. В отличие от всяких бедных сироток, пытающихся примазаться к богатым.

Я никак не смогла на это ответить. Он мог обидеть меня мимолетом, просто так, от скуки. Мы пересекались и позже, в гостиной или в коридоре, и каждый его взгляд был для меня отрезвляющей пощечиной. Иногда он выходил из комнаты матери Насти, бывало, сидел с бутылкой пива в руках на диване перед телевизором с Настиным отцом.

Настя же так ослабела от всех переживаний, что перестала огрызаться на Тимура. И в последние месяцы они вполне даже неплохо общались. Я знала, что нечто грядет, что он что-то задумал. Жаль, Настя не замечала этого.

До тех пор, пока он не сделал ей предложение.

Глава 9

Настя растворялась в любимом без остатка, а потом словно создавалась заново, с нуля.

Сергей брал ее жадно, а она наслаждалась, ощущая его страстное дыхание, его теплую кожу, по которой скользят ее пальцы.

Она бы хотела отдать ему все, что он потребует, максимально полно, до слез опустошения в конце этого безумного пути.

Он, заметив холодные капли на ее щеках, осушил их горячими губами, погладил нежно ее волосы, заглянул устало в уже сонные глаза. А потом уснул и сам.

Наутро они попрощались. Жгло веки, так хотелось плакать. Но усилием воли Настя смогла сохранить глаза сухими. Сергей обнимал ее, почти не прерываясь, всю дорогу к вокзалу. Наспех купил билет, грустно вздыхал. Они молчали.

Я верю, он не хотел отпускать ее. Как не хотел, чтобы она принадлежала кому-либо еще, но и не мог забрать ее с собой. Простой медбрат, с двумя кредитами: да, он жил в Москве, но в мире бедности и выживания. Не такого она, по его мнению, заслуживала.

Напоследок он поцеловал ее губы, мягкие и уже такие родные.

По дороге домой Настя все же не выдержала и заплакала. Возвращаться не хотелось. Она вернула помолвочное кольцо на палец, открыла окно в такси. Солнце уже успело подняться, улицы потихоньку наполнялись людьми.

Глядя на их беззаботные лица, она почти набралась сил жить дальше. Но эта решимость растаяла, стоило ей заметить около ворот Тимура. Его лицо не предвещало ничего хорошего. Настя замерла и вжалась в сидение, ей хотелось только одного – уехать как можно дальше отсюда, хоть бы и на другой конец земного шара. Но ее будущий муж быстро подошел, открыл дверь и почти силой вытянул девушку из машины.

При этом Тимур сдержанно поблагодарил таксиста – вежливость превыше всего, разумеется.

Так же, за руку, они вошли в ворота, прошли через двор и подошли к дому.

Настя дрожала. Перед отъездом она объяснила свое отсутствие воскресным девичником с подругами, но утаила, что узнала о приезде Сергея и помчалась к нему, как только он позвонил, назвав адрес и сказав одно лишь слово – «Приезжай».

На телефоне за ночь скопились десятки пропущенных звонков от Тимура и родителей, но она знала, на что шла, когда ставила беззвучный режим. Насте предстояло еще объясняться с отцом, почему не брала трубку от будущего мужа.

Тимур резко втащил ее в прихожую, а потом швырнул на пол, как мусор. «Лишь бы не спустилась на шум мама»,– подумала в страхе Настя.

– Мне уже на работу пора, – бросил он. – Так что поговорим вечером.

Тимур знал, что она будет ждать его возвращения в страхе, беспокоясь весь день. И это наказание для нее еще хуже, чем если бы он стал выяснять отношения прямо сейчас.

До свадьбы – всего неделя, а она уже провела ночь неизвестно где. И, наверное, напилась, судя по абсолютно безвольному состоянию, в котором вернулась. Эти мысли выбешивали Тимура, выводили из себя. О ее возможной измене он не мог позволить себе даже думать – клокочущая ярость сейчас же поднималась из глубины, затуманивала глаза, заставляла сжимать кулаки. И пусть голова у него самого была неясной после пьяного вечера в моей компании – во всем, он уверен, была виновата лишь Настя.

Девушка так и осталась сидеть на полу, запустив пальцы в волосы, которые еще помнили аромат Сергея. Она не смогла признаться любимому, что прибежала к нему со своего девичника, просто не могла сказать о предстоящей свадьбе с другим. Мысль, что он рад ее видеть, встреча с ним, прикосновения его рук – самое счастливое, что случилось с ней за последние месяцы. Мгновения рядом с ним – самое ценное, что она могла себе позволить. Да, он все равно узнает, но пусть не сегодня, не сейчас.

Как же ей теперь жить? После ярких мгновений любви, после объятий дорогого человека – снова в капкане будней…Невыносимо, бессмысленно и грустно.

Лишь память – ее отдушина, лучший друг и лекарство.

А этот долгий беспросветный день впереди – худший яд.

Глава 10

Я давно мечтала познакомиться с матерью Насти, и однажды такой случай мне представился.

Я знала точно одно – мать Насти была мудрой женщиной. Николетта Васильевна работала преподавательницей в институте долгие годы, обладала грамотной речью и завидной терпеливостью.

Она рано вышла замуж, уже в восемнадцать поклявшись служить мужу и семье, но при этом не растеряла интерес и к собственному делу.

У нее имелись влиятельные друзья в городе, благодарные ученики и бывшие коллеги – ныне успешные и состоятельные покровители.

Когда мы впервые встретились, меня поразило ее лицо. Ясные пытливые глаза, чистая кожа с тонкими красивыми морщинками вокруг глаз, делающими ее только милее и доверительнее. Каждое слово этой женщины казалось давно продуманным и точно рассчитанным.

– А, так вот наша верная подружка! – она крепко обняла меня, отчего я, не привыкшая к подобному вниманию от малознакомых людей, внутренне сжалась. – Проходите скорее на кухню, я решила, там нам будет уютнее.

Я, как запуганный зверек, юркнула за стол, мимоходом заметив рядом с кухней просторную гостиную с высокими белыми потолками, огромным телевизором на одной стене и загадочной красивой картиной с тиграми – на другой.

На полу расстилался пушистый, под натуральную шерсть, ковер. В центре ковра располагался стол, на столе – ваза с букетом разноцветных роз.

– Или все же стоило накрыть в гостиной?– мой заинтересованный взгляд не ускользнул от Николетты Васильевны.

– Мам, все прекрасно, не переживай, – Настя поцеловала ее в щеку и села рядом со мной.

Мы только что вернулись с вечерней велосипедной прогулки и были жутко голодными, а Настина мама предложила зайти к ним на ужин, в их городскую квартиру.

Я так и не поняла – почему, но эта женщина внушала уважение и трепет. Умудренное жизнью лицо, пронизывающий взгляд на контрасте с доброй улыбкой. Я подумала, что именно так выглядит идеальная мать.

Все, что в других людях было бы минусом, в ней казалось лишь милой особенностью, которая не отталкивает, а лишь сильнее располагает. Забавный цветочный платок на голове покрывал ее светлые волосы, но те все равно проскальзывали вперед, и порой она небрежным движением смахивала их с лица.

В центре стола, среди нарезанных фруктов, тарелок с орехами, бисквитами и разномастными баночками с джемом и медом стоял простенький торт. Николетта Васильевна поставила перед нами тарелки с пастой и сухо закашлялась, безуспешно пытаясь остановиться.

– Я схожу покурить, сигареты помогут, – еле выдавила она. – А вы пока давайте, налетайте.

Меня удивило, что такая красивая женщина курит. Ведь это не вяжется с заботой о себе или мудрыми решениями.

– Мама курит, когда сильно волнуется, – пояснила Настя, поймав мой настороженный взгляд.

– А что-то случилось? – осторожно спросила я.

– У отца неприятности на работе, – наморщила лоб подруга. – Пожар на фабрике. Он так переживал, что заработал себе нервное истощение. Теперь ездит каждый день в больницу на капельницы, и мы пока живем в городе, деревню этим летом пришлось отложить.

А мне, с утра приехавшей из поселка на автобусе, предстояла еще часовая обратная дорога. И мне очень не хотелось возвращаться.

Меня, глупую, помню, тогда удивило, что даже у столь успешных людей может быть что-то не в порядке.

Николетта Васильевна, вернувшись с балкона, сразу же присоединилась к нам: нарезала торт, поверх него прямо при нас разложила грецкие орехи.

– Я специально заказала самый простой, а теперь он стал еще и полезным ореховым тортом, так что можно съесть даже два кусочка, для здоровья.

Она пыталась казаться веселой, но я чувствовала ее напряжение: считывать чужое состояние было суперспособностью, присущей мне с детства. Когда ты ребенок, ты очень чувствителен к настроению взрослых, что особенно важно при непостоянных в эмоциональном отношении родителях – ведь от них зависит твоя жизнь.

– Настя говорила, ты у нас – будущая швея?

Я кивнула, не в силах проглотить кусок торта под ее внимательным взглядом.

– Это очень хорошая профессия. У меня есть один знакомый, его семья занимается производством верхней одежды, если понадобится, сможет помочь с работой. Настя в детстве подбивала его сына засунуть пальцы в розетку, то-то шуму было тогда.

– Мааам, – протянула недовольно Настя. Николетта Васильевна лишь подвинула поближе к дочери тарелку с тортом.

– Когда-то я думала, чем труднее цель, тем лучше и ценнее то, что я получу. Но с годами… – Она вздохнула. – Семья на первом месте, всегда. Как бы молодежь ни обесценивала это сейчас. Если у мужа все получается на работе, а для жены поблизости есть добротный салон красоты – жизнь сразу становится легкой и приятной.

Она улыбнулась, поправила платок. И я поняла, что меня удивило в ней. Ее кожа при отсутствии макияжа была однотонной, напитанной, сияющей, волосы – тщательно осветлены и ухожены. Много времени, усилий и денег было вложено в ее образ, и от этого Николетта Васильевна чувствовала себя еще более ценной. Но как же работа, развитие себя? Неужели она смогла довольствоваться в жизни только уходом за собой и бытом? Такой подход к жизни мне показался пустым и бессмысленным. Я тайно надеялась, что это лишь приятное развлечение для нее, а не единственный источник радости.

Я задумчиво кивала, пока она объясняла нам ценность брака. Настя порой закатывала глаза – видимо, эти разговоры были для нее не в новинку. Для старшего поколения в принципе очень ценен брачный союз, сохранение традиций, пусть даже каждым годом такой взгляд на брак все больше становится пережитком прошлого.

Обратно до поселка я планировала поехать на последнем автобусе, но Николетта Васильевна не позволила.

– Ни в коем случае. И речи быть не может, одна, а на улице уже темнеет. Я вызову такси.

Она сейчас же вызвала машину, а на выходе сунула мне в куртку пару сотен, чтобы я смогла расплатиться.

По дороге домой, сидя в теплом такси и обозревая ночной город за окном, сжимая в руках такие ценные для меня и незначительные для кого-то бумажки, я неожиданно почувствовала, как это – когда тебя любят и искренне заботятся о тебе. Когда кому-то небезразлично, как ты доберешься домой, и все остальное неважно в сравнении с твоей ценностью.

Никогда еще я не испытывала подобного чувства с такой полнотой, как в тот вечер. Меня наполняло тепло, и от него было не скрыться. Но я не знала, что с ним делать, заслуживала ли я всего этого доброго отношения? «Конечно, нет»,– отвечал внутренний голос. Переживать любовь всегда тяжело, но я пыталась. Изо всех сил.

В тот день я словно побывала в другом мире, в высшем обществе. Это было невероятно, и мне понравилось быть среди таких мудрых и важных людей. Знакомство с Настей и попытки дружить с ней обрели для меня еще большую ценность.

Мне казалось, что с завтрашнего дня изменится вся моя жизнь. Я ждала звонка от Насти, может, сообщения, очередного приглашения.

Но чуда не произошло. Подруга не объявилась до самого конца лета. Я больше не была в той квартире ни разу, а вскоре они и вовсе ее продали.