Читать книгу: «Муравьиные вожди», страница 6
Милиция и юмористы: мир невозможен. Страшное потрясение Юры. Он не спит всю ночь, но не по этой причине
Не успели горы догрызть румяное яблоко солнца, а перед столовой уже стояли две «восьмерки» с включенными мигалками.
Гурий Денисович сбивчиво отвечал на вопросы следователей из Краснодара. Старшая вожатая Саша, Семён Чернов с напарницей Анечкой Беловой нервно топтались под дверью его кабинета.
Скрывать от властей исчезновение Кирилла Красницкого и дальше было невозможно.
Однако в этот день на лагерь снизошла новая беда в лице королевы юмористического жанра, народной артистки, ведущей программы «Дуршлаг» Рябины Смеховицкой. И к восьми вечера, когда начался концерт, низенький ангар, приспособленный под концертный зал, напоминал Мекку в канун Рамадана. Чтобы пробиться поближе к сцене, даже мускулистому Юре пришлось пролить не один литр пота.
– Я приехала сюда к вам на выступление, – в предвкушении первой убойной шутки зал перестает дышать, – и в коридоре за спиной слышу голос: «Смотри, смотри, Смеховицкая идёт!» И следом второй голос: «Что, живая?!» Первый: «Раз идёт, значит, живая. Если бы была неживая, её бы несли».
Рябина закрыла рот. И больше его не открыла. Никто не смеялся.
Юра тревожно поглядел по сторонам. Тихо. Так, в полной тишине, прошла секунда. Потом другая. И вдруг воздух в ангаре взорвался!
Гоготал один зритель: человек-сирена Спартак. Он веселился так искренне, что быстро заразил оптимизмом тысячу остальных карапузов. Со сцены им вторила Рябина. С первых рядов было видно, как она трясется в своем кресле.
Причина веселья Спартака крылась в следующем. Рядом с мальчиком сидел Алексей Макаров. За день он нагулял себе серьёзный аппетит, которому не помог даже плотный ужин. Поэтому, когда столовая обезлюдела, случился акт вандализма. Великий аккуратист выкрал оттуда каталку печеночного паштета. Больше ничего не подвернулось.
Но как её вскрыть?
Тайная Страсть испробовал всё. Он ковырял плотный целлофан ногтями, пилил его о спинку стула, грыз. За этой неравной борьбой с интересом наблюдали рядом сидящие дети. Некоторые даже затаили дыхание, когда великий аккуратист положил каталку на подлокотник и попытался разрубить её ребром ладони, как заправский ниндзя.
Здоровехонька!
Тогда сдавленный хрип вырвался из груди Алексея Макарова. Он бросил треклятую сосиску на пол и прыгнул на неё обеими ногами…
Такая сценка убить способна, не то что рассмешить до колик. То есть Спартак выжил просто каким-то чудом.
Но Рябина пересмеяла даже его. В зале стих последний всхлип, а она всё смеялась своим скрипучим голоском. У многих создалось впечатление, будто под потолком кружит стая растревоженных ворон.
– Хар-хар-хар! Как водится, я прошу вас, уважаемые зрители, писать записочки с вопросами и передавать их мне на сцену. Хар-хар-хар!
Большинство детей видели живую Рябину Смеховицкую первый раз. Так что мало кто был знаком с особенностью её представлений. А фишка в том, что весь концерт состоит из прочтения вслух записок зрителей. Обычно этот способ осечек не даёт. Но тут, в «Титанике», произошло что-то из ряда вон.
Записок не передавали! И не только потому, что у детей не было с собой бумаги, на которой можно было бы их написать. Они вообще не знали, о чём спросить Рябину. Кошмар. То есть ей послали всего одну записку. Рябина жадно схватилась за неё и сразу, не задумываясь, пустила в эфир:
– Рябина, как вам девушки нашего лагеря?
Через минуту – не раньше – ангар завибрировал от хохота.
…Третий сон глядит Рябина. Конечно же, он очень смешной. А Юра всё бродит по лагерю, как кентервилльское привидение, и беззвучно страдает от страшного, нечеловеческого разочарования.
– Почему мне не смешно? – то и дело шепотом задаёт Юра этот вопрос планете Луна. Но планета Луна глупо улыбается и молчит.
Чем помочь бедняге, мы даже не знаем. И, кстати, абсолютно не за чем ему сейчас идти к кустам за столовой… Но он пошёл. И испытал второе за вечер чудовищное потрясение.
Побоище под луной за руку и сердце Василисы
То, что увидел физрук, было почище Рябины Смеховицкой. Перед ним разыгрывалось настоящее свидание.
Участниками действия были вожатая Сашкина и старший воспитатель Вениамин Чавкин. Они сидели на разных концах лавочки, и с каждой минутой Чавкин мало-помалу пододвигался к Василисе. Одновременно он срывающимся на фальцет тенором произносил:
– Улыбнется небу жухлая трава.
Не разлюбят ветер голые осины.
Листья – это желтые слова,
Чьих-то глаз не тронувшие синих…
Поэт умолк. И сразу в романтичную паузу ворвалась беспокойная тишина южной ночи. Всей мощью окрестных цикад исполняя гимн любви и страсти.
– У меня зеленые глаза, – прошептала девушка.
Красота и свежесть только что прочитанного стиха тронули ее чуткую душу. Но вместе с тем не заметить некоторые расхождения с объективной реальностью она не могла. Сашкина пока не знала об одном недостатке, которым страдает большинство поэтов: они никогда не посвящают стихотворение только одной женщине. Что до Чавкина, то за три дня обитания в лагере он успел прочесть свое творение аж десяти девушкам. И только от двух добился поцелуя.
– Что? – удивленно переспросил он.
Сине-зеленые глаза широко раскрылись, заблестели в лунном свете. Первый раз за все время их знакомства он сказал прозой!
– Я говорю, – совсем растроганная девушка взяла в свои горячие ладошки ледяные пальцы поэта, – я говорю, что у меня не голубые глаза. Зеленые.
– И вообще, при чем тут осень?! – закричал благим матом выскочивший из кустов Алексей Макаров.
Поэт испуганно сдал на два шага назад, вдохнул полной грудью бодрящий морской бриз и вдруг выдал дуплет, коим шокировал не только бывшую Тайную Страсть, но и Василису.
– Вонял в крапиве, самурай?
Иди, цветы доудобряй!
– Дурак! Я вовсе там не какал, – поставил интеллектуальный блок Алексей Макаров.
– Конечно. Ты – банально… – продолжал атаковать поэт.
Но Тайная Страсть не сдавался:
– Я над тобой от смеха плакал.
– И слезы горькие газетой вытирал! – добил врага Чавкин.
Василиса была на седьмом небе от счастья: из-за нее столкнулись эти два достойных молодых человека. Правда, боролись они за ее благосклонность весьма своеобразно – но разве в этом суть?
Чавкин ошарашенно посмотрел на Макарова, а Макаров – на Чавкина. Потом их физиономии стали расползаться в неудержимых улыбках. Алексей Макаров даже позволил себе пару раз тихонечко хихикнуть. А поэт и вовсе осмелел до такой степени, что хлопнул оппонента по плечу:
– Черт, а здорово сымпровизировали!
Минуту спустя они уже увлеченно обменивались свежими экспромтами, напрочь забыв за этим увлекательным занятием о Василисе. Василиса из вежливости посидела на лавочке и ушла спать в свою «гладилку».
Гурий Денисович теряет лицо, а Семён Чернов сохраняет физиономию своей напарницы. Страшное письмо, которое никто не хочет читать
– Автобас! Мы поедем на автобасе!
Яичницей-глазуньей жарилось солнце на сковородке лобового стекла. Вокруг автобуса скакал спасшийся от диареи близнец Олег Лаков. Рядом стояла его тихая сестренка. Да что там: все собравшиеся днем раньше умирать демоны из седьмого отряда вышли на свободу. Они и еще человек триста бесновались перед столовой – абсолютно без присмотра.
Всех вожатых экстренно созвали в кабинет Гурия Денисовича.
– Доигрались, дауны?!
Свирепый вопрос был брошен в сторону Анечки и Семёна. После двух бессонных ночей они были похожи на привидения.
– Так и будем молчать?! Нет, вы, остолопы, меня вынудите – я вас посажу!
Сёмен Чернов вытер лицо: слюни нависшего над ним Гурия Денисовича его забрызгали. Тело Анечки сотрясали беззвучные рыдания.
Сашкина и Макаров первый раз серьезно взглянули на беду, которая постигла их друзей. Поиски пропавшего мальчика не дали никаких результатов.
В их сердцах зажглись абсолютно разные чувства. Великий аккуратист вообразил себя на месте Чернова и съёжился от жалости к нему, как к самому себе. Василиса же готова была взорваться от негодования. Но боясь еще больше навредить Семёну, девушка тактично заговорила в мертвой тишине:
– Неужели непонятно, что они не молчали бы… если бы что-то знали?
Вслед за этим случилось то, что и должно было случиться: ярость Гурия Денисовича девятым валом обрушилась на неё.
– Ты что, самая умная? Мне менты прохода не дают, я теперь на всём побережье работу не найду на фиг! И всё из-за вас, клоунов.
– Послушайте, – рассудительно сказала Василиса. – Если мы будем ругаться, то точно не найдем никаких нитей к мальчику. Может, пока мы тут спорим, он умирает на обочине трассы, сбитый машиной. Или тонет в море.
Слишком, слишком конкретно представила себе эти жуткие картины Анечка Белова. И заревела в голос.
– За детьми надо было следить, а не ляжки тянуть, ясно?! – рявкнул Гурий Денисович.
Уже не контролируя себя, начальник лагеря замахнулся на неё своей волосатой ручищей. В этот момент Семен Чернов, бледный, как кефир, встал между ними.
Тишина опять умерла. Её труп повис на люстре.
Раздувающий ноздри Гурий Денисович стоял перед оцепеневшей Анечкой как статуя Зевса-громовержца. Никто не пошевелился. Никто не сказал ни слова. Так продолжалось долго. Вожатые были слишком шокированы грубой выходкой Гурия Денисовича, чтобы смотреть на часы.
Но шок шоком, а детей во дворе ждали автобусы. Намеченную на сегодня экскурсию в Геленджик никто не отменял. Поэтому вскоре в таком же напряженном молчании «дауны» покинули кабинет начальника.
И никто из выходящих не заметил валявшегося под его дверью клочка бумаги, на котором были наклеены вырезанные из детской книжки буквы: «Среда, 12 дня. Туапсе. Пирс. Турецкое судно. Рядом. Турок не знает. 30000 руб. в непром. сумке. Кто-то один. Пароль: здесь продается славянский шкаф? Что ни так – малому крышка».
Эта бумажка прилипла к подошве Юры, который покинул апартаменты босса последним. Но даже этого бы не случилось, не наступи физрук нечаянно перед этим на жвачку. Она вывалилась изо рта Алексея Макарова в тот момент, когда Гурий Денисович замахнулся на Анечку.
Горный серпантин – не тётка. Юра провоцирует массовые беспорядки. За это его наказывает Бог
– Пакеты у всех?
– Да, Саша.
Неуложенные волосы женщины трепал соленый ветер.
– Сколько детей из отряда не допущены к поездке по здоровью?
– Пятеро, – кошкой щурилась на солнце Василиса, – но я уже договорилась…
– Останешься с ними, – перебила Саша. – С Макаровым поедет Алла.
Шторы были приспущены, и в салоне стоял рубиновый полумрак. Сквозь щелку в окне блестел синий глаз моря. Между изумрудными клыками гор серпантином вилась дорога.
Алексей Макаров опустил спинку кресла и раскрыл свою любимую книжку «Волшебник Изумрудного города». Именно в этот момент поднялся с места физрук Юра. Он сладко потянулся и объявил:
– Ребята! Мы въехали в район горного серпантина! Здесь обычно всех тошнит и рвёт. Если кто-нибудь ощутил в своей утробе позывы к рвоте, немедленно пробирайтесь к кабине. Тут не так укачивает. Разверните и держите перед лицом антирвотные пакеты, даже если вас не тошнит. Боритесь с рвотой! Подавляйте её позывы!
Физрук сел.
В наступившей тишине раздался характерный звук: кого-то вырвало в задней части салона. Ребятня мигом повскакала с мест. Все как один уставились в ту сторону. Пяток сорванцов сразу постигла та же участь. Стоило ребенку посмотреть на позеленевшего соседа, как он тут же сам зеленел и наполнял свой пакетик. Дети с задних рядов, размахивая мешками с ужасным содержимым, бросились к кабине. Чтобы там стащить с мест других мальчиков и девочек.
– Макаров, чего телишься?! – не двигаясь с места, завизжала Алла. – Займись детьми, остолоп!
– Алёша, Оле плохо, она вас зовет, – потянула его за рубашку маленькая Юля.
С брезгливой миной великий аккуратист шел по проходу. Мамочки! Плохо было не только Оле: раскисла половина отряда.
– Лёша, Лёша! – неслись со всех сторон жалобные голоса.
Великий аккуратист подходил к маленьким страдальцам, советовал «дышать глубже» и вел к кабине поближе. Толку – ноль.
Громко матерясь, водитель утопил педаль тормоза. Дети стайками выпархивали из автобуса, скрывались в кустах ежевики.
«Вот тогда я поняла, чо те надо, чо те надо! – летела им вдогонку любимая песенка шофёра. – Но не дам, но не дам, чо ты хошь…»
Когда автобус под тот же «гимн» тронулся, вожатые всё еще всматривались в придорожные кусты. Никто точно не знал, сколько шпингалетов выскочило наружу. Может, кто-нибудь там, в зарослях, еще борется со своим завтраком? Нет, лучше об этом не думать. Тем более что маленькие демоны почти успокоились. Ты, главное, молчи, Юра. До Геленджика ведь еще совсем чуть-чуть.
Алексей Макаров снова раскрыл «Волшебника» – на самом драматичном месте. Там, где Трусливый лев переносит Элли, Страшилу и Железного дровосека через пропасть, окруженную саблезубыми тиграми.
– Вот свинство! – не сдержался великий аккуратист: одна страница в книге выдрана, еще несколько изрезаны ножницами. Не хватало целых слов, а то и фраз!
За негодующим воплем Тайной Страсти никто не расслышал стона, который в это же самое время издал Юра.
Физрук стоял в проходе, перед носом – только что отлепленная от собственного кроссовка бумажка. «Среда… 30000 руб. в непром. сумке… Что ни так – малому крышка».
– До среды еще день, – бормотал себе под нос Юра. – Да, никому пока ни слова. А то еще заподозрят в причастности. Засадят.
Как некстати затормозил автобус!
Ничем не закреплённое, тело физрука с глухим стуком упало в проход. Десятки маленьких ножек побежали по лицу, груди, растопыренным пальцам…
Геленджик, господа!
Пингвин, Стас и Спартак не дают горцам зарезать Алексея Макарова
– Одиннадцать человек – сюда! – у блондинки был такой свирепый вид, что никто и не думал пререкаться.
Девочки отправились с Аллой на набережную. А мальчишки взяли в осаду ближайший магазинчик. Через полчаса ватага выкатилась на воздух, увешанная пауками на верёвочках, пневматическими автоматами, роботами-трансформерами, очками с приделанными красными носами и другими предметами первой необходимости.
– Теперь на базар-р-р!
Человек-сирена – пластмассовая сабля наголо – понесся в противоположном базару направлении. За ним ещё человек пять.
– Базар в другой стороне, глупота! – филином прохохотал Стас в ухо Алексею Макарову.
Бегущие развернулись и на той же скорости «газанули» в другую сторону. На их пути выросла проезжая часть с довольно интенсивным движением, но для настоящих рейнджеров это была сущая мелочь. Визг тормозов рвёт в клочья и без того тонкие нервы Тайной Страсти. А Спартак и его приспешники мечутся в гуще легковушек, не забывая при этом стрелять из всего имеющегося на руках арсенала друг в друга и по проезжающим машинам.
Какой-то отважный толстяк, рассердившись, высунул лысый череп из окошка «Ауди», не подозревая, что в другое окно медленно вползает ствол игрушечного «винчестера». Лёгкое касание курка – и тело водителя дергается. «Ауди» резво берет с места, но тут же тормозит перед выросшим из-под земли Пингвином.
Дитя, не теряя ни секунды, начинает испытывать на капоте прыгающего паука. Красная «десятка» таранит «Ауди» сзади. Эхма, какой огромный грузин выходит из «Жигуля»! Агрессивно тряся волосатым животом, он направляется прямиком к Алексею Макарову.
– Эй, сэйчас башку отвэрну, козел!
– Наших бьют! – оперативно среагировал Пингвин и бросился на помощь Тайной Страсти.
Следом за ним на врагов ураганом налетел человек-сирена, исполненный желанием срубить голову противника пластмассовой саблей. Однако противник оказался слишком высок. Надо срочно менять тактику – например, вонзить клинок верзиле в ноздрю…
На нечеловеческий крик товарища из «десятки» выпрыгнули еще два молодых грузина.
– Отступаем! – крикнул Пингвин и, отстреливаясь, бросился к великому аккуратисту. Но тот, плюнув на детей, улепетывал прочь.
Он спасся бы. Спасся бы обязательно, но слабеющая от страха нога зацепилась за бордюр, и он упал. Ободранные об асфальт нежные ладони вмиг закровоточили.
Стас, Петя и Спартак схватили вожатого за эти самые ладони и волоком потащили к ближайшей скамейке.
– Прикройте нас! – взвизгнул Спартак. – Главнокомандующий ранен!
– Пули кончаются! – посетовал Пингвин, уворачиваясь от волосатых рук.
– В рукопашную! – пропищал Алёша и выстрелил из подствольного гранатомёта прямо в нависший над ним нос грузина.
Тем временем Стас уже бежал за подкреплением, во весь голос озвучивая разные оптимистичные соображения. Например, такое:
– Не бойтесь, милый вожатый! Живым мы вас им не отдадим!
Чуть позже Алексей Макаров стоял на набережной и глядел в одну точку.
Великий аккуратист никогда не видел пропавшего ребенка из отряда Семена и Анечки. Но вот этот был похож, дьявольски похож!
Сутулый, затравленный подросток прошел мимо в окружении двух здоровенных, накачанных лбов. Нет, не показалось. Это произошло на самом деле: один из верзил грубо толкнул в бок мальчика, когда тот немного отклонился от траектории их движения.
Воображение Макарова разыгралось. Он живо представил, как подбежит, толкнет одного из громил и громко потребует отпустить ребенка. А что? Народу на набережной прорва, бандюги не посмеют нанести ему физический вред. А может, позвать милиционера? Но с ними в Геленджике напряг: днем с огнем не найдешь. Макаров уже видел восхищенные взгляды Гурия Денисовича, Саши, Василисы…
Странная троица удалялась от великого аккуратиста всё дальше и дальше. А он стоял на том же самом месте и до боли кусал губы, чтобы не заплакать на виду у всех. Эти приступы полного паралича почему-то случались с ним в самый драматичный момент.
– Пойдемте, дети, – тихо сказал Алексей Макаров. И поплелся к автовокзалу, в другую сторону от бедного пропавшего мальчика.
Куклуксклановец и бабочка. Гурия Денисовича осеняет гениальная идея. Он снова делает неоценимый вклад в бурный рост местной флоры
Огненным штопором в смуглое тело ночи вонзалась бабочка. Она смертельно обожглась о фонарь и не могла больше летать. Юра об этом не знал. Пыхтя как паровоз, он пытался тайно налепить письмо похитителей на доску объявлений. То и дело конспиратор озирался по сторонам: по лагерю праздно шаталась физручка Маша. Об этом косвенно свидетельствовал её периодически оглашающий предместья ор:
– Юрий Ильич, ау!
С целью изменения внешности физрук натянул на голову полиэтиленовый пакет, что придало ему легкое сходство с отбившимся от своих куклуксклановцем.
А бабочка пикировала вниз. И последнее, что зафиксировал её агонизирующий мозг, была плоская макушка физрука. Насекомые – вообще гадкие создания. Столько на той же бабочке ног, усов, крыльев… бр-р-р! Кажется, тебе за шиворот свалилась стая ядовитых тарантулов, а не безобидная любительница нектара.
Юра испустил крик, дернулся всем телом – и проклятая бумажка снова оказалась на земле.
Подобрать, сейчас же! Но тут физрука будто парализовало: из мрака голодной пантерой вынырнула физиономия Гурия Денисовича.
– Живо собирай всех парней, – скомандовал шеф, топчась как раз на письме похитителей. – Теперь каждую ночь будем патрулировать пляж.
Юра бросился исполнять. Но через минуту какая-то страшная сила притащила его обратно.
Послание было на том же месте. Дрожащими руками физрук положил в рот карамельку, чтобы сделать новый клей. Подобрал мятый клочок бумаги, обильно смочил слюной, налепил. И вдруг заметил, что висящее рядом объявление того и гляди упадёт. Оно болталось на клочке скотча, играя с пробирающим до костей сырым ветром.
Юра решил закрепить его понадёжнее. Но оно вдруг совсем отвалилось. Лежало в его широкой ладони и… что-то напоминало. Та же жёлтая бумага, такие же вырезанные из детской книжки буквы: «Встреча переносится на три вечера Туапсе пирс турецкое судно рядом Турок не в курсе никаких ментов – малец умрёт».
– Да что же это за наказание такое! – взвыл Юра не своим голосом. – Отстаньте от меня, что ль, демоны! А-а-а!
– Ты еще здесь, даун?! – загрохотало из кустов.
Но физрук уже растворился в беспокойном океане ночи.
